***
У доктора Одэйра синяя папка с витиеватой надписью позолотой в руках. Внутри неё два заключения: одно будет спасением для Мелларка, другое — смертным приговором. У него осталось несколько вопросов, хотя неделю назад, сидя за столом напротив него в специально отведённой для этого комнате, он ни одно мгновение ловил себя на мысли о том, что хочет задушить заключённого собственными руками. У Финника остался один вопрос: помнит ли, сидящий напротив него мужчина, его сестру? Один казалось бы для других не значащий ничего вопрос, но сейчас в корне всё меняющий. И дело не в том, что Одэйр не простил Пита. Нет, вовсе нет. Насколько это было возможно действующему психиатру и психотерапевту, настолько он и смог принять тот факт, что его младшую сестру сбил представитель «золотой» — как же смешно звучит! — молодёжи. Возможно, это было не прощение, а смирение с тем, что всё в этой жизни несправедливо с самого дня рождения любого из нас. Вероятно, это то, что мы все называем «судьба». Но, чёрт возьми, держа сейчас в буквальном смысле слова жизнь убийцы его сестры в руках, Финник не мог не задать ему самый важный вопрос, наверное, за всю его жизнь. Одэйр был рад узнать о том, что Китнисс Мелларк жива. Они были знакомы ещё с раннего детства, и говорить, что он к ней не испытывал никаких чувств было нельзя, но, к сожалению, Китнисс вышла за другого, а Финник доучивался в медицинском. Только после диплома он случайно узнал, что пять лет назад его младшую сестру, которой ещё не исполнилось и пятнадцати, не просто сбила гоночная машина и скрылась с места преступления, но ему сообщили о том, кто был водителем. Он пытался достучаться до верхов, но его никто не слушал и не помог. Говорили, что доказательств нет. Конечно, нет! Ведь прошло больше пяти лет. Где бы они сохранились?! Мелларк же не идиот, в конце-то концов! Сейчас он взял в руки дневник Китнисс и отправился следом за начальником тюрьмы в комнату для допросов. Открыв дверь, его впустили внутрь. Там его уже ждал обвиняемый в убийстве своей жены Пит Мелларк. Финник приплюсовал бы ему много чего к этому, но и так то, во что он вляпался, грозило Питу публичной смертной казнью через повешение. Одэйру этого хватит. — Добрый вечер, — произнёс Финник и сел за стол. — Я хотел бы ещё раз задать Вам несколько вопросов, потому что вчера поздно вечером была найдена ещё одна улика — дневник Вашей жены. Так как я провожу экспертизу о Вашей вменяемости, я прошу Вас помочь мне и суду. Давайте начнём. Вы можете подтвердить, что это почерк Китнисс Мелларк? Финник подвинул дневник Китнисс к прикованному наручниками Питу. — Да, это почерк моей жены. — Думаю, мы с Вами согласимся, то, что здесь написано — это её слова. Цитирую: «Сегодня я познакомилась с очень хорошим парнем. Я бегала вечером по парку, а он учился ездить на роликах. Потеряв равновесие, Пит врезался в меня и сбил с ног. Наверняка, это что-то значит». Именно так вы познакомились? — Да, всё верно. Я потом её угостил кофе и довёз до дома, — обвиняемый смотрел прямо в глаза Одэйру. — «Прошёл уже год с того дня, как мы познакомились с Питом. Как ни странно, он стал мне больше, чем просто друг. Он хороший, добрый, отзывчивый. Всегда мечтала о таком парне, но почему-то мне никогда не везёт. Жаль», — Финник оторвался от страниц дневника и сделал пометку в блокноте. — Вы и впрямь не встречались с миссис Мелларк больше года после знакомства? Почему? — Все мы были молоды. У каждого из нас есть ошибки родом из юности. Я не исключение. Да, мы не встречались. Были просто друзьями. Она мне, конечно, нравилась, но не более. Знаете, меня интересовали тогда уличные гонки, девушки на одну ночь и закрытые клубы. — Серьёзно? И что же Вас побудило начать встречаться с ней, а потом завязать с холостяцкой жизнью? — Моя семья. Сами понимаете, чтобы стать сенатором, нужно иметь жену и долгий счастливый брак. Мой отец настоял. Ну и, конечно, тот вечер на яхте, когда она чуть не утонула. Я по-настоящему испугался за её жизнь. Мне хотелось тогда её уберечь от всего, в том числе и различных подонков. — Как Вы? — Финник захлопнул папку. — Что это значит? — Не прикидывайтесь идиотом. Вы испытывали к ней чувства, которые трудно назвать любовью. Скорее, это была страсть, граничащая с жаждой насилия. Как ещё можно объяснить картины в Вашей мастерской, побои Вашей жены, которые нередко видели Ваши знакомые, записи в её дневнике. Например, эта: «Сегодня я купила пистолет в оружейном. Я боюсь своего мужа. Мне страшно, что он может придти сегодня или завтра с работы уже разозлённым, а я вновь и вновь, пока не умру, буду его личным „мальчиком для битья“. Он когда-нибудь меня убьёт». Финник перелистнул несколько страниц и прочитал ещё одну запись: — «Он запер меня в своём доме подальше ото всех, чтобы я не смогла сбежать. Почему? Я всего лишь не хочу от него ребёнка, а ему он нужен. Так выше шанс стать трёклятым мэром Капитолия через два года». Следующая запись только через два месяца: «У Пита всё получилось. Я хочу умереть». — Но её тела нет, а раз его нет, то неизвестно, кто Китнисс убил и убил ли вообще, — пожал плечами Мелларк. — То есть Вы согласны с её записями? — Да. Финник поднялся со стола и начал собирать бумаги, складывая их в дипломат. — Вы помните девочку, которую сбили несколько лет назад, ещё до свадьбы с Китнисс? — О чём Вы, доктор? — Пит поднял голову и встретился взглядом психиатра. — Она была моей сестрой. — Почему была? — Она тогда умерла, — Финник сделал несколько шагов к двери, но остановился. — Ваш адвокат видимо Вам не сказал. Пепел, что был в печи, и есть «тело» Китнисс. Он захлопнул за собой дверь, так и не обернувшись на голос Мелларка.***
Прокурор предъявил судье документы, в которых было и заключение психиатрической экспертизы, в котором значилось, что Пит Мелларк был признан вменяемым. Через несколько недель судебного процесса был вынес приговор: смертная казнь через повешение спустя месяц на площади Сант-Серж близ дворца Президента. В голове Пита звенело только одно слово «виновен», когда он покидал зал суда. Никто не должен получать третьего шанса, никто не обязан его давать, а значит, всё правильно.