Бишамон редко когда заходила в его комнату, поскольку чаще Казума сам приходил к ней. С отчетами, расписанием, планами и заданиями для многочисленных шинки богини войны. Иногда она задавалась вопросом — и как он только все это успевал? Казума, казалось, был абсолютно везде и знал обо всем, что происходило в ее доме. В то время как Бишамон могла одной из последних узнать о новом увлечении Аихи, новом изобретении Кугахи или последнем прочитанном романе Курахи. И то, практически всегда — от Казумы.
Она не могла бы пожелать себе лучшего управляющего. Но иногда у Бишамон возникало чувство, словно она не все знала о своем шинки. Она не могла не замечать, что время от времени он покидал Такамагахару и отправлялся на Ближний берег. Зачем — никогда не рассказывал. Собственно, Биса никогда не опускалась до прямых вопросов, прекрасно понимая, что если Казума захочет, то обязательно расскажет. Он никогда не утаивал от нее ничего важного, и богиня закрывала глаза на его периодические отлучки. Возможно, он скучал по Земле.
Сегодня был один из тех редких случаев, когда Бишамон решила сама наведаться к своему управляющему. Богиня войны нашла Казуму сидящим за столом — тот сосредоточенно что-то писал, время от времени поправляя очки. Дверь была приоткрыта и Биса легонько постучавшись, вошла внутрь.
— Виина, — он удивленно взглянул на свою госпожу, оторвавшись от работы. Прежде чем Бишамон успела вставить хоть слово, выражение лица священного сосуда сменилось на вопросительное, а затем встревоженное: — Что-то случилось?
— Нет-нет, — она мягко улыбнулась и сделала несколько шагов по комнате Казумы, осматриваясь. Она бывала здесь настолько нечасто, что с интересом разглядывала те немногие вещи, которые имел ее управляющий.
Шинки следил за ней с недоуменным взглядом.
— Вы что-то ищете? — растерянно поинтересовался Казума, больше не видя никакой логичной причины присутствия в его комнате Бишамон.
— О, нет, — богиня войны продолжала свой только ей понятный путь, рассматривая редкие книги на полках, стопку журналов с предыдущими отчетами, которые Казума скрупулезно складывал и хранил у себя, а затем относил в одну из комнат библиотеки, когда приходило время. На комоде Бишамон обнаружила одну фотографию в серебристой рамке, на которой была изображена она сама и все шинки, жившие в доме на тот момент. Богиня тепло улыбнулась, взяв ее в руки. Сейчас у нее стало еще больше орудий и, наверное, стоило сделать новый групповой снимок. Биса отложила эту мысль в угол сознания, пообещав себе вернуться к ней позже.
Она поставила фотографию на место, все еще ощущая на себе растерянный взгляд шинки, который молча наблюдал за ее манипуляциями. Биса с некоторым разочарованием отметила, что в этой комнате было не так много вещей, как она ожидала. А ей очень хотелось узнать о Казуме что-то новое.
— Виина, — вновь неуверенно начал юноша, и хозяйка повернулась к нему лицом. — Меня немного тревожит ваше… поведение.
— Я вдруг подумала о том, что давно не заглядывала сюда, — ответила она, пожимая плечами. — Не обращай на меня внимания, я не хочу мешать.
Казума все еще смотрел на нее с неким подозрительно-обеспокоенным выражением лица, но все же вернулся к работе, поправив очки.
Несколько секунд в помещении царило молчание. В какой-то мере удовлетворив свое неожиданное любопытство, богиня войны собиралась тихо выскользнуть в коридор, когда неожиданно ее взгляд зацепился за еще один предмет, который она не заметила ранее. Поскольку она стояла к двери спиной, то не смогла увидеть ее сразу — картину, относительно небольшую, в темной позолоченной рамке, которая висела на стене рядом с выходом. Бишамон была уверена, что никогда ранее не видела ее в комнате Казумы, поскольку пейзаж, который был на ней изображен, заставил сердце богини войны болезненно сжаться.
Это было небольшое поселение, точнее, деревня, нарисованная с какой-то высокой точки, скорее всего с какой-то скалы. Дома, деревья, рыночная площадь, лес и часть утеса — все это было таким знакомым, что у Бишамон невольно перехватило дыхание. Присмотревшись поближе, она даже могла различить крошечные фигурки людей. Кто бы ни был автором, он запечатлел все очень и очень точно.
Биса довольно долго не могла оторвать взгляд. Где только Казума взял ее? Этой деревни не существовало уже несколько веков — женщина думала, что этот пейзаж остался только в ее воспоминаниях. Но вот он, здесь — ее кошмар, который на полотне выглядел так тихо и мирно, что почти не верилось в то, что такое время существовало.
Бишамон не удержалась и легко провела пальцами по холсту. Только сейчас она заметила, что краски довольно сильно выцвели — должно быть, этой картине было много лет.
— Казума, — богиня сглотнула, все еще вглядываясь в крошечных нарисованных человечков. Ее голос был ровным и звучным. — Откуда… Где ты ее взял?
Она обернулась. Какое-то мгновение шинки просто смотрел на хозяйку, а затем вздохнул и поправил очки. Он выглядел абсолютно спокойным, может совсем чуточку виноватым, но не прятал глаз.
— Я… Эта картина была у меня давно. Пару недель назад я решил перебрать некоторые свои вещи и нашел ее… — он на секунду замялся. — Я понятия не имел, что вы вдруг решите прийти. Если бы я знал, то не стал бы ее вешать.
— Давно… — повторила Биса и ее глаза вспыхнули. — Насколько давно?
Казума чуть наклонил голову, по-прежнему выдерживая тяжелый взгляд богини войны. Наконец, он неуверенно пожал плечами.
— Не знаю, несколько столетий, возможно.
Он не лгал, но явно чего-то недоговаривал. Бишамон хорошо знала это выражение лица: было что-то еще, связанное с картиной, о чем Казума не хотел говорить. Она собиралась это выяснить, но шинки неожиданно тихо заговорил:
— Я… Я хотел иметь хоть что-то, связанное с кланом «ма». Что-то, напоминающее о мирном и спокойном времени, а не о… — он запнулся и на секунду прикрыл глаза. Затем выдохнул и вновь поднял взгляд на хозяйку. — Я хотел бы оставить ее, если вы позволите.
Бишамон во все глаза смотрела на шинки, в первый раз не зная, что сказать. Казума не отводил своего взгляда от лица Бисы, и вдруг богиня подметила, что он выглядит каким-то напряженным. Словно уже ожидал отказа.
Бишамон прервала зрительный контакт и покачала головой. Она была раздражена и раздосадована. Спорить абсолютно не хотелось.
Богиня войны махнула рукой и прикрыла глаза.
— Это твоя комната… Можешь развешивать в ней все, что захочешь, — ледяным тоном сказала она, словно ей было все равно.
И что на самом деле было неправдой.
Не совсем таких впечатлений она ожидала, когда шла сюда. Бишамон отвернулась от полотна в старой позолоченной рамке и уже подошла к двери, когда в голове снова возник ранее не заданный вопрос:
— Кто ее автор?
Казума медлил одно мгновение.
— Это…
***
Рыночная площадь была забита покупателями под завязку — Казуме приходилось силой проталкиваться к свозь людей, которые зачастую его даже не видели. Из-за этого ему часто доставалось локтями, корзинками или мешками, а еще ему постоянно норовили отдавить ноги. Поэтому он как можно скорее хотел избавиться от людского потока и выйти на свежий воздух.
И его желание исполнилось уже через несколько минут.
Он подошел к самому концу рыночной площади, где было всего лишь несколько человек покупателей. Казума заранее прикрыл голову капюшоном и теперь осторожно оглядывался по сторонам. Он кое-кого искал, а по слухам, этот «кое-кто» должен был быть где-то поблизости…
Магацуками.
Нет, Казума покачал головой.
Ято.
Был небольшой риск, что кто-нибудь мог узнать в нем орудие Бишамон… Поэтому он должен был хоть немного скрыть лицо и помочь Ято, поскольку тот опять был близок к тому, чтобы пуститься во все тяжкие. Казума уже несколько лет исправно отдавал свои долги и собирался делать это столько, сколько потребуется.
Хоть скрываться и тайком удирать от хозяйки было не самым достойным поступком для шинки, другого выбора у него не было.
Казума нашел Ято, обогнув ряд с тканями — бог несчастий сидел на каком-то дырявом покрывале и обложился рядом вещами, которых шинки никак не ожидал увидеть. За последние несколько лет чем только не приходилось торговать голубоглазому богу — какими-то непонятными горшками, статуэтками, странными цветами, огромными ракушками, «редкими» камнями и еще какой-то малозначимой дребеденью. Казума прекрасно понимал его нужду и никогда не осуждал, в глубине души восхищаясь упорством Ятогами.
Но сейчас бог бед выставил вокруг себя что-то действительно стоящее.
Картины.
Они были разными — некоторые были исполнены красками, другие представляли собой карандашные наброски, но в любом случае, работы впечатляли. По крайней мере, Казуму, который не ожидал, что у Ято есть подобная творческая жилка.
Бог явно скучал; он сидел к шинки вполоборота и что-то задумчиво чертил пальцем на земле, которая проступала через одну из дырок в покрывале. Пользуясь тем, что его пока не заметили, Казума принялся изучать полотна с искренним интересом. Раз уж выдалась такая возможность, то можно было бы порадовать Бису… Только не уточнять кто автор, конечно, иначе она ему этой самой картиной проломит голову.
Взгляд священного орудия блуждал от одного полотна к другому, пока не остановился на картине, которая на секунду выбила из него дух.
Это был пейзаж, на котором была изображена до боли знакомая деревня — когда Бишамон впервые взяла его с собой, он видел этот вид с высоты птичьего полета. Он неосознанно сделал шаг назад, не в силах оторвать взгляда от небольших домиков и маленьких точек, которые судя по всему, были людьми.
— Что-то заинтересовало?
Голос Ято прозвучал очень близко и очень громко. Настолько, что от неожиданности Казума даже подпрыгнул. Они никогда не подавали вида, что знакомы — шинки всегда предпочитал скрывать лицо, а Ято, хоть и догадывался, кто не дает ему окончательно умереть с голоду, делал вид, что не имеет об этом ни малейшего понятия. Такая схема общения вполне устраивала обоих. И сейчас, Казума прокашлялся, чтобы сделать свой голос немного грубее, чем тот был на самом деле.
— Вон та, — он вытянул вперед руку без знака с именем и указал на интересующую его работу.
Ято понимающе хмыкнул и подошел к картине. Взял ее в руки и снова вернулся к покупателю, назвав цену.
Казума отсыпал в ладонь бога несколько монет, а затем взял полотно в руки. По телу пробежала дрожь. Он и сам не знал, почему выбрал именно эту работу, связанную с самыми жуткими воспоминаниями в его жизни. Может, потому что здесь эта деревня выглядела так умиротворенно…
— Спасибо, — едва слышно сказал он, не поднимая глаз. Голос предательски дрожал, а глаза щипало.
— Не за что, — голос Ято был тихим и на редкость серьезным.
Это были единственные слова, которыми они обменялись за последние несколько лет.
Возвращаясь назад, Казума размышлял о том, что нужно было бы спрятать холст, прежде чем появляться в доме перед Бишамон.
Она никогда не должна увидеть эту картину. Иначе ярость затопит ее с головой, и она снова начнет выслеживать Ято. А у того и так проблем хватало и без могущественной богини войны…
***
Бишамон продолжала выжидательно смотреть на него. Вынырнув из воспоминаний, Казума закончил фразу.
— Это… старый друг.
Богиня войны внимательно изучала лицо своего священного сосуда. Снова эти недомолвки, но опять же — она не уловила лжи. Казума говорил правду или часть правды и Бишамон приняла это. Более того, ей хотелось поскорее покинуть эту комнату.
— Я думаю, нет нужды напоминать о том, что ты должен заниматься поисками Ято?
Она стояла к нему спиной и не видела потухшего взгляда своего орудия.
— Я работаю над этим.
Бишамон сдержано кивнула и вышла из комнаты.
Казума какое-то мгновение смотрел ей вслед, а затем устало вздохнул и перевел взгляд на картину, задаваясь важным извечным вопросом.
Прекратится ли эта вражда хоть когда-нибудь?
