***
Казума сидел на крыльце дома Кофуку и вглядывался в темное ночное небо, машинально потирая левой рукой тыльную сторону правой ладони, на которой все еще было выведено его имя. Он вздохнул; сделала ли Бишамон хуже только ему или им обоим? В любом случае, он сам был во всем виноват. Столько веков прошло, а ему все не доставало смелости сказать правду. Удивительно, как ему удавалось жить с этим столько лет и не осквернять ее… — На, — сказал Ято, устало плюхнувшись рядом с шинки и протянув ему банку пива. — Тебе это сейчас также нужно, как и мне. Казума вяло улыбнулся. — Не думаю, что мне это поможет. — Бери и не выделывайся, — Ято впихнул банку в руки священного орудия, не принимая никаких возражений. — Святошу будешь из себя строить перед Бишамон, когда она возьмет тебя назад. А сейчас, — бог бед поднял свою банку и стукнул ею о банку Казумы, — давай выпьем за то, чтобы эта чертова ночь, наконец, закончилась. Шинки наблюдал, как Ято активно принялся хлебать свое пиво, а сам едва ли притронулся к своему напитку. Он хотел оставить голову ясной, на случай если Бишамон вдруг решит явиться к Кофуку и попытается атаковать Ято. Что-то явно происходило у них в доме, что-то ускользало от его взгляда и беспричинное раздражение, проскакивающее в поведении Виины, было тому доказательством. Возможно, он был прав, предполагая, что кто-то снова оскверняет ее, но… Казума покачал головой. Сейчас, когда он изгнан, он не в силах никому помешать. — Мм, — рядом простонал Ято, чем вывел шинки из круга замкнутых мыслей. Казума взглянул на своего благодетеля: тот выглядел измученным и разбитым, низко повесив голову. Темные волосы закрыли все лицо. — Юкине? — спросил Казума и Ято невыразительно кивнул, не меняя позы. — Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но это еще хуже, чем когда он проходил обряд очищения, — пробормотал бог в трениках. — У меня скоро вся душа наизнанку вывернется. Казума сочувствующе смотрел на Ято, но тот этого не видел, продолжая громко вздыхать. Заснуть бог бед даже при всем своем великом желании сейчас не мог — хоть Хиери и сказала, что Юкине немного успокоился, это не отменяло того факта, что он по-прежнему сильно переживал. — Ненавижу переходный возраст, — процедил Ято сквозь стиснутые зубы. — Потеря друга всегда тяжелое испытание независимо от количества лет, — откликнулся Казума и вздохнул. — Особенно, если это такой же шинки как и ты. — Я с самого начала знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, — Ято с силой вцепился в волосы. — Как только Юкине сказал, что Сузуха — орудие Бишамон. Ох… — Но ты позволил им видеться… Это о многом говорит. — Только о том, что я болван. Казума несмело улыбнулся. Ято поднял глаза и покачал головой. — Прости, — шинки только попытался что-то вставить, но бог вскинул руку, давая понять, что не закончил: - Да, я в курсе, что уже извинялся, но… Я чувствую себя ужасно. И не только потому, что Юкине сейчас хреновей некуда. Просто… ты столько лет исправно отдавал свой долг, помогая мне, что, думаю, уже давно его выплатил. И если бы не обряд очищения, то сидел бы ты сейчас в Такамагахаре вместе с Бишамон и не слушал моих задушевных изливаний. Казума вздохнул и поправил очки. — А я уже говорил, что сам во всем виноват. Я давным-давно должен был объяснить все Бисе, но не мог. Боялся увидеть презрение и отвращение в ее глазах, — он взглянул в темное небо, усыпанное звездами. — Я не смог защитить ее, не смог защитить Сузуху… И если бы не защитил Юкине, это был бы по праву худший день в моей жизни. — И от меня тебе за это большая благодарность, — Ято снова стукнул банкой пива о банку Казумы и одним глотком осушил ее до дна. На какое-то мгновение воцарилось уютное молчание, во время которого каждый из них думал о чем-то своем. Наконец Ято взял себя в руки и поднялся на ноги. — Ладно. Пойду, посмотрю, как там мой страдалец поживает, — он бросил взгляд на шинки и добавил: — Все-таки, ты отличный парень, Казума. Бишамон еще поймет, как сильно сглупила, изгнав тебя. Юноша невесело усмехнулся. — Надеюсь. Доброй ночи. — И тебе того же, — сказал Ято и вошел внутрь дома. Еще несколько минут шинки вглядывался в ночное небо, пытаясь представить, что сейчас делали все остальные. В порядке ли Виина? Сумеет ли она простить его когда-нибудь? У него не было ответа на этот вопрос. Но Казума надеялся, что когда-нибудь будет.Потеря
23 марта 2016 г. в 19:53
Комната была укутана во мрак. Глубокие тени залегали в углах и под окном, пожирая, уничтожая, засасывая в пустоту окружающее пространство. Юкине лежал, укутавшись в одеяло и дрожал. Островок света, который давала ему ночная лампа, расплывался перед глазами из-за слез, которые градом лились по щекам.
Он не мог остановить их — соленые дорожки заливали все: лицо, ладони, натянувшие одеяло до подбородка, само одеяло… Он проплакал уже несколько часов и был далек от успокоения. В промежутках между всхлипываниями Юкине слышал раздававшиеся внизу обеспокоенные голоса Кофуку, Хиери и чье-то невнятное бормотание (наверняка Ято). Несколько раз он пытался взять себя в руки, чтобы спуститься к ним, но…
Не мог. Не хватало сил. Ведь Сузуха… Сузухи больше нет.
Воспоминание вызвало новый поток слез. Чертова несправедливость! Почему… Ну почему именно тогда, когда он обрел хорошего друга, его таким жестоким образом отняли у него? За что?! Почему он должен проходить через все это? ..
Слезы градом продолжали литься по щекам. Каждый раз, когда Юкине казалось, что запас слез закончился, они начинали течь из глаз с новой силой.
Это был бесконечный замкнутый круг боли, который никак не прекращался. Он знал, что был виноват перед Ято. Он поклялся, что больше не будет причинять боли своему богу, но доводы разума помогали мало. Хоть Юкине и знал, что на Ято отражается все его страдания, но не мог перестать думать о Сузухе, о сакуре, об истории, которую рассказал ему Сузуха, о его отношении к Бишамон и другим шинки… К горечи от утраты примешивалась еще и злость на богиню войны — как она могла это допустить? Сузуха так тепло отзывался о «сестренке», но на самом же деле она просто забыла о нем! ..
Новый поток слез не заставил себя долго ждать.
Он утер глаза тыльной стороной ладони и несколько раз шмыгнул носом. Дышать было почти нечем.
Внезапно он услышал на лестнице чьи-то негромкие, легкие шаги, а затем дверь открылась, впуская в темную комнату узкую полоску света. У Юкине не было сил даже поднять голову. Да даже если бы он и сделал это, перед глазами все равно стояло лицо его друга, преисполненное мечты увидеть цветение сакуры. Как же горько было осознавать, что этого никогда не случится…
— Юкине? — тихий голос Хиери прорезал ночную тишину. Мальчишка не отвечал, продолжая негромко шмыгать носом.
Девочка присела рядом с ним; Юкине видел ее силуэт, утопающий во тьме и лицо, которое освещалось светом лампы. Она выглядела встревоженной и, закусив губу, просто продолжала сидеть рядом.
Юкине снова всхлипнул. Ее молчаливое присутствие было еще одним напоминанием о том, чего он лишился. Он был признателен Хиери за ее поддержку, но сейчас он не хотел никого видеть. Просто хотел забыться и утонуть в своей боли.
— О, Юкине, мне так жаль, — тихо произнесла девочка. — Но ты не должен закрываться от нас… Мы хотим помочь тебе, — она немного помолчала, а затем добавила: — Там внизу все очень переживают. Просто помни о том, что ты не один, ладно?
Мальчишка громко всхлипнул и попытался кивнуть, чтобы дать понять, что услышал ее, но вместо этого у него вышло какое-то вялое шушуканье в одеяле. Хиери посидела с ним еще какое-то время, а затем тихо поднялась и ушла, перед этим ласково потрепав Юкине по голове.