Black Fire

«Просыпайся». «Просыпайся». «Просыпайся, мать твою!». Чонгук словно в жутком сне двигается на месте и не может уйти от какой-то странной птицы, со всей силы бьющейся крыльями в лицо. Как она может так близко удерживаться в полёте? Перед глазами — темнота, и такое чувство, что Чон не может их открыть никакими усилиями. Тело будто закостенело — он не имеет возможности двинуться ни одной конечностью. Под грудью резко и до ужасной боли вдруг скрутило, и он в мгновение ока очнулся, чуть не подавившись рвотным позывом от недостатка воздуха и мокрого, склизкого от слюны кляпа во рту. Комната Намджуна. И перед его глазами, собственно, сам Намджун. Руки намертво скручены вдоль спинки стула, ноги примотаны к передним ножкам. Чон с ужасом успевает понять, что если его сейчас будут бить — то защититься нет ни единого шанса. Намджун обходит сзади и хватает за волосы, запрокидывая голову. Чонгук опять давится где-то в горле, но уже собственной слюной. Мышцы в животе сводит болезненной судорогой. В голову проникает милая сердцу мысль — Намджун соизволил натянуть на него штаны. Чонгук устало закрывает глаза и тут же внезапно получает по лицу. — Смотри вперед. Чон стонет от боли, путая ресницы в мокрой челке. Глаза выжигает свет лампы на потолке, и он готов ещё раз схлопотать тяжелой рукой, лишь бы на секунду прервать этот кошмар двухсот двадцати вольт. — Соизволь ответить кое на что. Ким развязывает кляп, освобождает рот Чонгука, обходит спереди и без церемоний с силой прописывает ему по челюсти. Чон тут же чувствует наполнение ротовой полости железной кровью и не успевает решить — глотать или сплюнуть. Намджун хватает за подбородок, и багрово-липкая жидкость вытекает наружу, тяжелыми нитками пачкая грудь. — Где Хосок? — Ему уже нет дела до того, получишь ли ты эту… — Я тебе сейчас ребро сломаю. Чонгук несколько раз тяжело глотает воздух. — Некоторые его части… Сквозь невыносимые крики носок ботинка несколько раз грубо встречается с правой голенью, намертво примотанной к ножке стула. — Говори прямо. Что вы с ним сделали? — Не я. Я только… Ким без предупреждения бьёт по второй голени. — Что с ним случилось, сукин ты сын? — Сгорел… — Чонгук сдавленно кашлянул, не успевая перевести дыхание после крика. — Заживо сгорел… Намджун мутно уставился ему в глаза. Чонгук слегка улыбается багровыми губами, удовлетворяясь произведённым эффектом. Ким не медлит с ответом на эту дерзость, ломая негодному мальчишке нос с одного удара и вытирая кулак о его же штаны. Намджун упирается ладонями в дрогнувшие колени и приближает своё лицо к его лицу. Чонгук смотрит осоловело, туманно соображая от боли, но не показывая её. — Я сейчас схожу за пассатижами Хосока. И, как бы, у тебя будет небольшой выбор, — тихо начал Намджун почти на ухо. Чонгук замер и едва не задержал дыхание. — Либо лишиться своих чёртовых ногтей, либо выложить мне всё, что знаешь, — коротко изложил условия Ким и уже хотел оторвать ладони от чужих колен… — Стой. Чонгук забегал глазами по его лицу. — Ты убьёшь меня в любом случае, да? Убей сразу. — А не гуманно ли это? Чон лизнул языком развороченую о зубы нижнюю губу, кривясь от стального привкуса. — Будет хреново умереть, сдав его… В противном случае, это хоть будет оправданно. И я выберу второе. — Ногтей ты всё равно лишишься, — пожал плечами Намджун. — Для удовлетворения моего либидо. Кстати, что было в той записке? — Так вот в чём дело, — усмехнулся Чонгук. — Тогда у тебя ещё пара неразрешенных мыслей, да? Ничего особенного, несколько вопросов. На которые мне, скорее всего, уже не ответят. — Потому что Юнги мёртв? Чонгук моментально замолчал и потерял на лице абсолютно все эмоции. — Юнги? — В самом деле. Заклеивая камеру в «два дробь четыре», не подумал же ты, что я буду подозревать этих двух… оболтусов? — Эти оболтусы не так уж просты, — криво улыбнулся Чон. — Неподдатливые твари. — Промежду прочим… Для этого ты пытался затащить Чимина в койку? — Он стелется только под Тэхёна, — с ухмылкой выдохнул Чонгук. — Он не доверяет мне. В отличие от Тэхёна. Но. Тэхён слишком доверяет Чимину и они преданы друг другу больше, чем связаны со мной. А теперь вопрос на засыпку… Хотя нет, — ещё шире улыбнулся он. — Пока хватит. Намджун постоял перед ним несколько секунд. Потом взял второй стул и поставил напротив, усевшись так, чтобы глаза Чонгука были прямо напротив его. Чонгук поёрзал по сиденью, насколько мог, и попытался разогнуть спину, но руки оказались примотаны ровно так, чтобы позвоночник был немного согнут и одна из перекладин упиралась прямо в хребет. В спокойной ситуации это оказалось очень заметным, и у Чона уже немного подвывали нервы от того, что он не может хотя бы чуть-чуть переменить положение. — Намджун… Помня старые заслуги — ослабь чуть-чуть узел справа, а… — заискивающе заулыбался парень. — Юнги рассказывал, что до тебя в детстве отец домогался? Чонгук судорожно побледнел за каких-то пару секунд. Вся острота лица моментально сошла на «нет», глаза заволоклись нездоровой пленкой. — Откуда он это взял? — тихо прохрипел он. — Изнасиловал? Чон медленно наклонил вперед лицо и стиснул зубы. — Заткнись, ёбаная тварь… — Что он делал? Вот так? — Ким без стеснения потянулся к паху Чонгука, и тот так резко подорвался, что чуть не опрокинулся вместе со стулом. — Убери свои блядские руки! Намджун решительно встал и схватил парня за горло, второй рукой потянув штаны. — Поэтому ты так яростно компенсируешь блядями? — Пошел нахуй, чёртов выродок! — орал Чонгук, вырываясь, что было сил и возможности. — Кажется, вся твоя самоуверенность колеблется на одном засаженом хуе? — Блять! Быстро убрал руки! Ты сдохнешь еще хуже, чем Хосок, я обещаю! — А кто-то мне теперь может помешать? — тут же замер Намджун, нависая над самым его лицом. Чонгук ядовито и загнанно дышал разбитыми губами. Всё тело жгло неприятным, нервным потом. — А как тебе такой расклад? Тогда Юнги зря лежит сейчас мертвяком, да? — вызывающе оскалился Чонгук, дёрнувшись мышцами живота. Намджуна задело до перебитого дыхания. Он тут же со всей силы опрокинул стул ногой, с неприятным чувством услышав глухой хруст и протяжный, болезненный стон сквозь зубы. Но он получил то, что требовалось. — Лежи здесь, чёртов сучёныш. Я сейчас вернусь.

***

Намджун устало чувствует спиной отчаяние, прикасающееся к плечу шершавой рукой волнения. Он медленно перерывает соседнюю комнату мальчика, внезапно буквально на его глазах превратившегося в жестокого и безжалостного мужчину. Пусть Намджун и сам растил его с того момента, как к нему пришло шестнадцатилетнее «нечто» — Ким не взращивал атрофированное от своего основания бессовестное создание. Этого нельзя было предвидеть — просто случайный толчок пробудил в нём былую идентичность. Жестокий и меркантильный ребёнок. Намджун без зазрения перерывает комнату этого недоразумения, выискивая такие же коричневые бумажки, как подсунутая под дверь. Которые тот, вероятно, получал от инициатора. Одну Ким, наконец, находит. На балконе, под стеклянной бутылкой кока-колы. Намджун уже не знает, чему удивляться и стоит ли. Он разворачивает записку, в которой аккуратно напечатано следующее: «Как прошла утренняя операция? Ответь на вопрос „Мне кажется, тостер работает со сбоями“». Намджун облокачивается о перила балкона и крутит записку в руках. «Почти все актеры должны были дожить до сегодняшнего завтрака, да?». Он опускает взгляд на закрылки и чуть не давится свежим воздухом. Все закрылки и крыша нижнего балкона густо усеяны пеплом. «Так вот как они незаметно общались…», — выстраивается в голове. Огонь приводил за руку мысль лишь об одном человеке. О том, который детально помнил планы всех собственноручно взорванных зданий. О человеке, который любил огонь в буквальном смысле болезненно трепетно. О Хосоке, который знал всё о взрывчатых веществах, но на деле был самым не взрывоопасным в этом доме. Намджун вспомнил, как утром обжёг спину кипятком, и его затошнило от невозможности осознания. «Насколько же сильную боль испытывал Хосок?». Ким сложил записку и сунул в карман. Теперь этот огонь погас навсегда. «Хосок точно знал. Поэтому его и убили. Но почему не сказал всю правду? Не успел или не хотел? Или не смог? Если бы я узнал об инициаторе… Отсчёт убийства — кто кого — пошел бы буквально на секунды. А если бы инициатор убил меня раньше? Не знаю, самому ли мне так хочется думать, или это и правда… Хосок верил в меня? Что я справлюсь. Или…». Намджун вдруг на автомате развернулся и пошёл назад в дом. «Его смерть стала зацепкой… А что, если… Ему тоже предлагали занять противоположную сторону, но он отказался? Тогда его убили бы даже без должного основания. Отказ — убийство. Но сейчас — они поспешили. Почему поспешили? Хосок был тем, кого нельзя было НЕ убрать, но он же стал тем, кого нельзя убрать, не оставив зацепки. А что теперь? Остальные? По порядку? Отказ — убийство. Тогда…». Намджун ещё больше ускорил шаг и направился во вторую квартиру. «Почему все тихо сидят по местам? Никто не хочет узнать подробнее? Словно все…». Ким замер. «Все… шестеро? Нет, Хосок и Юнги… Видимо… Четверо? Во главе…». Он мгновенно почувствовал себя мышью в змеиной норе. Всё медленно ползает и копошится вокруг него в ожидании. Стоит двинуться — и куча зубов разом вопьётся в него. «Сокджин — инициатор. Чонгук — помощник. И кто-то… Кто-то из чёрной комнаты — информатор. Вот, для чего залепляли камеру. Вот, почему Чонгук. Чтобы не выдать… Не двое. Трое или четверо. В чёрной комнате — наблюдатель. Три позиции. Кто? Чимин или Тэхён? Или оба сразу. Стой, Намджун. Переведи дыхание. Сейчас ты можешь совершить самую большую ошибку в своей жизни. Или не совершить её. Если Чонгук повязан, значит, инициатор и остальные знают, что я начну искать инициатора в первую очередь. Если Юнги убит — Сокджин понимает, что первый под подозрением. Он попытается убить меня? Или последняя — четвёртая — позиция не существует, и перед моей смертью надо убрать ещё одного?.. Чтобы не помешал. Тогда мне надо защитить его? Последняя моя надежда на спасение… Чимин или Тэхён? Или… Чёрт, а если только трое младших затеяли это всё? Тогда Сокджин? Как?! Как это можно понять сейчас?! Чёртова идеальная схема — как это много раз называл Юнги и Хосок. Из трёх или четырёх человек при всех уликах и зацепках я знаю лишь одного. Тогда, раз инициатор создал такую схему… По ней при удобном моменте трое/двое остальных будут пытаться выручить Чонгука. А если так подумать… Если бы не осталось хотя бы одного на моей стороне — у них четверых не было бы смысла оставлять меня сейчас в живых. Уже после смерти Юнги меня могли тут же прихлопнуть… „Как комара“. Значит, в любом случае, нужно выяснить того, кто следующий под прицелом. Он точно есть». Намджун заходит во вторую квартиру. Дверь в «два дробь четыре» настежь распахнута. И первое, что он видит…