Между иллюзиями и реальностью

Тринадцатого февраля в двенадцать десять дня к Герману наведался охранник и любезно проводил его в общую комнату. Гера не переставал улыбаться, осознавая, что первая часть его плана удалась. Вчера вечером парень около получаса выпрашивал Петра Борисовича о встрече с сестрой, и тот в итоге согласился. Сейчас Герман был очень рад увидеть молоденькую девушку, даже девочку, с похожим на своё лицом и стрижкой каре на тёмных волосах. Парень сел рядом с четырнадцатилетней сестрой на широкий диванчик и стиснул её в объятиях: — Как я рад тебя видеть, Олечка! — искренне улыбнулся он во все тридцать два зуба. — Надеюсь, ты полностью выздоровела за все эти дни. — Я... Я тоже рада тебя видеть, — промямлила она, высвобождаясь из рук брата и отодвигаясь чуть дальше: — ты меня прости, конечно, но... Я боюсь. — Чего? — Тебя, — ответила Оля Миронова. Она сжала в кулаке рукав своего голубого свитера и принялась мять его. Герман пару секунд печальным взглядом смотрел на девушку, а потом произнёс: — Не могу поверить. Я не могу поверить, что ты говоришь мне это, — покачал головой парень, вспоминая слова Марины о том, что Оля не может выбрать, кому верить. — Боялась ли ты меня, когда мы с тобой буквально две недели назад играли в монополию? Боялась, когда я навещал тебя у бабушки перед тем, как меня заперли здесь? По тебе не было видно, сестрёнка. И что, ты думаешь, что я в самом деле пытался избить Вику? Ты так думаешь? Ну, что ты молчишь? — Я не знаю, что думать, — сказала Оля. — Ты у нас известен как вспыльчивый мальчик, уж прости. Я допускаю, что ты мог ударить Вику, но на большее... Расскажи мне правду, Герман. Я хочу правды. — Хорошо. Я не трогал Вику. Я даже не уверен, что видел её в тот день. Постоянно мелькала только мамаша. Она накачала меня чем-то, а на следующее утро я оказался здесь. В любом случае, могу тебе обещать: я не прикасался к Вике. Клянусь. Брат и сестра переглянулись. — Я помню тот случай с твоим одноклассником. Он подталкивает меня к мысли, что твой диагноз – это не ложь, — произнесла Оля. — Тот случай вообще никак не относится к делу, — быстро сказал Герман. — Я считаю, что Маринка в сговоре с доктором, и только поэтому я по-прежнему в психушке. Понимаешь... Может, у меня и есть какие-то периодические приступы, чего я не отрицаю, меня могли бы перевести на домашнее лечение. Я здесь потому, что так решила Марина, и это неоднократно повторял доктор... — Знаю, — прервала его сестра. — Есть план действий? Герман кивнул, и тут ему в голову пришёл более простой способ вернуться домой. — Нужно, чтобы ты уговорила папу забрать меня отсюда. — Хорошо, — кивнула Оля. — Я попытаюсь. Минуту они молчали; Гера поглядывал на сестру и думал, что она ещё слишком мала, чтобы осознать степень страданий брата. — Как обстоят дела дома? — решил спросить парень. — Папа не хочет верить в то, что ты болен, но приходится. Маринка вынуждает его делать это. Знаешь, я даже не удивлюсь, если через недельку-другую он начнёт ненавидеть тебя, — тяжело вздохнула Оля. — Я пробовала поговорить и с ним, и с Мариной, и с Викой. Ничего. Малую так вообще закрыли в комнате и не пустили меня к ней, когда я решила поговорить о тебе. Папа сказал мне пожить у бабушки, представляешь? Он, мой родной отец, фактически выгнал меня из дома! Герман чуть слышно выругался, а потом сказал: — Не злись на него: отец не отвечает за свои поступки. Лучше попытайся поговорить с Викой. Например, когда Маринка будет на работе в своём долбаном кафе. Предложи ей немного денег, конфет... Хоть чего-нибудь. Двенадцатилетней девочке для счастья не нужно много. И расспроси её обо всем. Я уверен, что Вика будет лгать, как ей приказывала мамаша. Попробуй аккуратно вытянуть из неё признание... — И предоставить его папе? — перебила брата девушка. Герман чуть улыбнулся: — Да. К двоим подошёл охранник и попросил Олю уйти, так как время их встречи подошло к концу. — Я передала тебе одежду, — сообщила девушка, поднимаясь с места, — они сказали, что после проверки отдадут её. Там кеды, футболка и твоя спортивная форма. — Спасибо, — сказал Гера, и они с сестрой напоследок обнялись. Через пять минут Миронов вернулся в палату. Не успел парень взяться за дверную ручку, чтобы войти, завалиться на кровать и подумать о смысле этой никчёмной жизни, как его сбил с ног кто-то, выбегающий из комнаты. Гера едва не упал, но рыжеволосый парень, вынужденный остановиться из-за этого небольшого происшествия, успел схватить Германа за руку прежде, чем тот позорно и больно шлёпнулся на пол. — Притормози, Форрест! — крикнул кто-то из палаты и засмеялся. — Ну вот, толкнул несчастного Геру, — произнёс Эрик, сидя на кровати и качая ногой взад-вперёд. Герман осторожно посмотрел на человека, который сначала сбил его, а потом помог остаться в вертикальном положении, и удивлённо раскрыл глаза: — Ты кто? — спросил Миронов, отходя от высокого рыжеволосого парня подальше, подумав, что в нём весь метр восемьдесят. Тот удивлённо хмыкнул: — У тебя амнезия? Даже я помню, кто ты. Герман украдкой взглянул на пустую кровать Олега, и его глаза округлились ещё больше: — Это... Это ты... — произнёс парень. — Да, это я, но у меня нет времени на близкое знакомство, потому что я хочу покурить, — сказал рыжеволосый, похлопал Геру по плечу и убежал в сторону общей комнаты. Гера обескуражено взглянул на Эрика, и тот рассмеялся: — Маниакальная фаза. Не самая приятная, но всё лучше, чем депрессия. — А-а, — ответил Герман и сел на свою кровать. Он больше не хотел лежать лицом вниз и совершенно забыл о своей сестре, психиатре и глупом отце. Гера хотел только говорить с Эриком, качающим ногой, переглядываться с Родионом, смиренно наблюдающим за происходящим, и поближе узнавать Олега, который наконец-то оживился. Спустя несколько минут рыжеволосый парень вернулся в палату в сопровождении охраны. Герман взглянул на Штольца и Раскольникова. Их лица будто говорили: «мы знали, что это произойдёт». — Ребят, может, всё-таки дадите сигаретку? — с надеждой спросил Олег у двух охранников. Те синхронно хмыкнули и удалились. Рыжеволосый парень встряхнул головой, осмотрел палату и находящихся в ней людей, после чего приземлился рядом с Герой. — Они сказали, что я не курю, — с разочарованием и долей удивления произнёс Олег. — И назвали меня глупым. Но я же не глупый? — парень вопросительно посмотрел на Германа. Тот поспешно замотал головой: кто знал, что может вытворить рыжеволосый в маниакальном состоянии. — Нет, нет, ты не глупый, — сказал Миронов. Он посмотрел на Олега и отметил необычность его глаз: левый имел шоколадный карий цвет, а правый был ярко-голубым, словно небо в ясный день. Явление гетерохромии так символично подходило к парню с биполярным расстройством, что Герман широко и искренне улыбнулся. — Спасибо! — воскликнул Олег и обнял Геру. — Теперь ты мой лучший друг. — Друзьями так не становятся, — сказал польщённый Герман. — Для этого мы должны, как минимум, спасти друг другу жизнь. — От чего мне тебя спасать? Миронов наклонился поближе к Олегу и тихо сказал: — Помоги мне выбраться из больницы. Рыжеволосый парень взглянул на Германа и расплылся в довольной и хитрой улыбке: — Без проблем, — произнёс он, а потом кивнул в сторону Эрика и Родиона: — Берём кого-нибудь с собой? — Если хотят, то пусть идут. Я буду только рад, — пожал плечами Гера. Штольц настороженно уставился на Миронова, который ожидал ответа. — Я остаюсь, — после недолгого молчания произнёс Эрик и посмотрел на рыжеволосого. — Тебе, Олег, тоже не мешало бы лечь в кровать и принять позу эмбриона. Хочу напомнить, что ты добровольно подписался на госпитализацию, так что побег не имеет никакого смысла. Ты пожалеешь о нём сразу же, как только наступит светлая фаза. — Не будь занудой. — Улыбнулся Олег, а потом подумал, что лучше оставить попытки переубедить Штольца. Он обратился к Родиону: — как насчёт тебя, Родик? — Там... Там много грязи, — медленно произнёс пациент Евдокимов, потирая одна о другую руки, облачённые в перчатки. — Здесь чище. Эрик встретился взглядом с Родионом и кивнул ему, говоря этим, что всё в порядке. — А ты, Герман, — начал Штольц, — если попадёшься, то придётся тебе несладко. Доктор припишет тебе ещё парочку расстройств, после которых ты далеко не скоро увидишь свой дом родной. Не советую рисковать. К тому же, мы уже разработали план. К чему его разрушать? — Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — парировал Гера и опёрся спиной о холодную бетонную стену. — Ты слишком самоуверен, — фыркнул Эрик, скрестив руки на груди. — Без этого никак, Штольц! — ни к месту громко рассмеялся Герман. Он почувствовал нарастающую злость, которая неприятно колола в голову. — Я не хочу провести пол жизни здесь, в этой дыре, рядом с такими, как ты! Я не хочу есть гадость, которую мне дают! Я не хочу, чтобы меня унижали, говоря, что я сумасшедший! Потому что это не так! Я! Абсолютно! Здоров! Ясно?! Гера резко развернулся и ударил кулаком в стену; штукатурка в этом месте треснула и осыпалась. Пальцы парня начали покрываться ярко-красной кровью. Олег испуганно ойкнул и быстро спрыгнул с кровати, отойдя к окну. Лицо Эрика исказилось из-за обиды напополам с раздражением: — Я тебя не устраиваю? Ну, прости, дорогой. Я здесь не для того, чтобы развлекать или бесить тебя, а потому, что я болен. Да, Герман, я болен. И признаю это, в отличие от тебя. — Да мне вообще наплевать, что да как у тебя там, — сказал Герман. Он подумал, что надо как-то стереть кровь с руки, после чего начал слизывать её, глядя в глаза Эрику Штольцу. — Это не моя забота, я не психиатр. Эрик смотрел на странные действия Германа и думал, что этот несчастный парнишка на самом деле не осознаёт, как всё плохо. — Я думал, ты изменил своё мнение о нас, — покачал головой Штольц, чувствуя, что ему становится плохо. — Знаешь, мне даже показалось, что... Что... Эрик замолчал, сильно сжав челюсти, и судорожно начал втягивать воздух носом. Его затрясло, словно в комнате температура упала градусов на тридцать. Через секунду парень попытался подняться с кровати, но не вышло: Штольц упал на пол лицом вниз, будто парализованный. Герман прекратил слизывать кровь со своей руки и изумлённо уставился на парня. Неожиданно Олег ринулся с места и выбежал за пределы палаты, словно здесь было скопление опасных бактерий, убивающих за пару секунд. Родион отполз от Эрика подальше и закрыл лицо руками, твердя себе под нос «грязь, грязь, грязь». Гера подбежал к Штольцу, к этому глупому Штольцу, который решил упасть в самый неподходящий момент, и осторожно перевернул его на спину. Лоб Эрика был немного поцарапан, светлые волосы вымазаны в крови, а из носа тоненькой струйкой текла кровь. — Лена! Помогите! — крикнул Герман. Он положил голову Штольца к себе на колени и зарылся пальцами в его густые волосы. Сам Эрик находился без сознания. Через минуту прибежала медсестра, которая заменяла Лену. Гера рассказал ей, что случилось, и девушка успокоила пациента: — Не переживай так, сейчас его состояние стабилизируется. Это был лишь эпилептический приступ. Штольц открыл глаза и уставился на Германа. Миронов облегчённо выдохнул: — Как ты меня напугал, придурок. Эрик прочистил горло и, продолжая лежать на Германе, сказал: — Сам придурок. — Вот и обменялись любезностями, — сказала медсестра. Она поинтересовалась, как пациент Штольц себя чувствует, и, получив удовлетворивший её ответ, направилась к Родиону. Там девушка кратко и доходчиво рассказала парню, что произошло, и, когда он успокоился, ушла. Герман с Эриком не разговаривали весь вечер.