Между иллюзиями и реальностью

Герман обернулся и испуганно посмотрел на человека, стоявшего за его спиной. Осознав, что это всего лишь Эрик, парень облегчённо выдохнул: — Че ты так пугаешь? — Где ты был?! — вместо ответа прикрикнул Штольц, взволнованно глядя на растрёпанного парня. — В туалете. — Полчаса?! — Был запор, — солгал Гера, глядя в зелёно-голубые глаза Эрика. — Хочешь сказать, что получил эти травмы, сидя на толчке?! — Штольц указал на повреждённую щеку Миронова, и та мигом дала о себе знать острой болью. — Или на пути в уборную тебе встретилось препятствие, о которое ты споткнулся?! Герман приложил свою руку с красным от крови бинтом к больному месту, но Эрик убрал её, заменив своей. Ладонь парня была тёплой и приятной для Геры, и, хоть парень старался отогнать от себя неприличные и аморальные мысли, они всё равно продолжали всплывать в его голове. — Почему нет? — только и сказал Миронов. Эрик покачал головой: — Надо обработать раны. Позову Лену. — Позже, — остановил Гера уже собирающегося отойти Штольца. — Как фильм-то? Расскажи. — Нечего рассказывать. Скучный, — кратко произнёс Эрик. Он взял Германа за руки и посмотрел на его сбитые ладони: — а вот тебе, похоже, скучно не было. — Да забудь ты про мои руки, — раздражённо сказал Гера, выдернул свои запястья из ладоней Штольца и спрятал их за спину, — просто не обращай внимания. — Я думал, что ты сбежал, — вдруг выдал Эрик. — Уже не надеялся увидеть тебя снова. Ты хоть знаешь, что я чуть не грохнулся с приступом? Из-за тебя, между прочим! — Конечно, я виноват, что ты эпилептик... — Заткнись, Герман! Молчи, когда я с тобой разговариваю! — отрывисто и громко произнёс Штольц. Миронов резко развернулся и ушёл в палату, демонстративно хлопнув дверью перед носом Эрика. Штольц немного постоял на месте, думая, стоит ли зайти, а потом плюнул и направился в общую комнату. После окончания фильма трое до самого позднего вечера сидели там, не возвращаясь к Гере. А парень лежал на кровати и размышлял, как можно сбежать из больницы без чьей-либо помощи. Герман не мог больше терпеть все это дерьмо, которым кишит психушка. У него не было сил бороться с доктором Кролевым, ругаться с Эриком и строить бесконечные несбыточные планы. Гере надоела эта скучная и бессмысленная жизнь, он хотел развлечений, но не таких, где его бьют, а где бьёт он. Парню вдруг вспомнился случай, о котором упоминала Оля. Одним абсолютно не прекрасным будним днём Миронов идёт в школу, не ожидая, что его самочувствие улучшится. И без того дерьмовое настроение портит изменение в расписании: третьим уроком ставят черчение с девятым "Б". Ничего не остаётся, как идти на грёбаный урок, где никогда не происходит ничего интересного (если только бухой преподаватель не станет танцевать на столе). Но Гера прекрасно знает, что учитель черчения не пьёт. И знает особенность проведения таких уроков: Николай Николаевич даёт ученикам задание, а сам сорок пять минут сидит в каморке, пристроенной к кабинету черчения, где находятся все его вещи. Ученики в это время свободно переговариваются и могут даже беспрепятственно расхаживать по кабинету. Герман садится за парту и ждёт звонка на урок. Он решает, что уйдёт домой сразу же, как только преподаватель спрячется в своей каморке. Но не тут-то было: со звонком Николай Николаевич остаётся на месте, и план неподготовленного к уроку Миронова молниеносно рушится. Герман получает за черчение ноль баллов, и сидящие за его спиной два парня весело и противно хихикают. Гера решает не обращать на этих идиотов внимания: пусть немного повеселятся, ведь все равно по двойке схлопочут за свою тупость. — Слыхал, Тоха, что его батя женился на придорожной Маринке? — шёпотом обращается к соседу по парте один из парней. — Да? — искренне удивляется другой. — Во дурак! Он что, не знает о её похождениях? По-моему, она перетрахалась со всем нашим городом! — ржёт Тоха. — Решил после смерти жёнушки взять себе кого-то помоложе и поопытнее? — Так у неё ещё и дочь есть, — говорит первый парень, — так что ему обеспечено удовольствие вдвойне. Двое гогочут на весь кабинет, и учитель черчения периодически поглядывает на них сквозь очки, не говоря ни слова. Герман стискивает зубы от злости. — Походу, и нашему Герочке периодически перепадает и от одной, и от другой, — выдает Тоха чуть громче. Гера чувствует, что не сможет сдержать себя. Он хочет ударить Антона, и это желание все накапливается и накапливается. Но Миронов не может сделать этого при свидетелях. Он вскакивает с места и уходит из кабинета, сказав учителю, что завтра принесёт объяснительную. В шесть вечера, когда ярость Германа притупляется, он направляется в аптеку за обезболивающими, чтобы в случае чего иметь их под рукой. Одна аптека оказывается закрытой, и парень идёт в другую, находящуюся в более пустынной зоне. По пути туда Герман замечает Антона, возвращающегося с тренировки по футболу обходными путями. "Нет, не стоит тратить энергию на него", — думает Гера, стараясь не глядеть на мудака-одноклассника. Но, поравнявшись с Антоном, Миронов замечает на лице того тупую ухмылочку ни к месту. "Он ещё смеет улыбаться!", — вновь думает Гера, и теперь не пытается избавиться от злости. Герман бьёт Антона в нос; парень почти теряет равновесие, но успевает ухватиться за тоненький ствол молодого деревца, который тут же с хрустом ломается. — Какого... Чёрта?! — восклицает парень, ошалело глядя на Геру и пытаясь остановить кровь. Говорят, что вид крови отрезвляет, но на Германа это действует с точностью да наоборот. Кровь, красная жидкость, являющаяся важной составляющей человеческого организма, для него работает словно самый крепкий алкоголь. — Ты смеешь смеяться надо мной?! — кричит Гера, чувствуя прилив сил, и хватает одноклассника за волосы. — Отпусти меня, псих! Отпусти! — чуть ли не визжит Антон, пытаясь отстраниться. Герман улыбается: — Не смей называть меня психом! — Миронов бьёт парня под дых, и Антон сгибается пополам. Гера вдруг вспоминает фразу: "Все в стиле старого доброго ультранасилия", и смеётся в голос. — Интересно получается... Тебе можно говорить гадости, а мне нельзя за это мстить. Несправедливо, тебе не кажется? Антоша? — Герман, держа парня за волосы, выпрямляет его. Лицо Антона красное от нехватки кислорода и боли, но Миронов не обращает на это внимания. — Говори! — Герман встряхивает одноклассника, словно тряпичную куклу. — Нет, не с-справедливо, — с трудом произносит Антон. Видимо, он понимает, что пока лучше не реагировать на психи Геры: может, пронесёт. — Ну вот, — Миронов ласково гладит парня по лицу, — молодец. Но за долги нужно расплачиваться, верно? Так, Антоша? Парень кивает. Кровь всё ещё продолжает вытекать из его разбитого носа. Герман улыбается и с силой кидает одноклассника на землю. Тот ударяется левой стороной лица, но быстро поднимается на четвереньки и пытается уползти подальше от Геры. Миронов ударяет Антона ногой по печени, и тот снова падает на траву. — Куда же ты убегаешь, маленький мудак? — злобно говорит Герман. — Ты тогда даже не задумывался, над чем шутишь. Теперь приходится расплачиваться. Думаешь, я бы спустил это тебе с рук? Глупый. Парень хватает Миронова за ногу и опрокидывает его на спину. Сознание Германа проясняется от боли, и он стонет. Антон поднимается, держась за правый бок. Миронов думает, что сейчас его отлупит глупый одноклассник, и уже готовится принять заслуженный удар, как Антон укоризненно качает головой и разворачивается, чтобы уйти. — Испугался, да? — улыбается Гера, поднимаясь с земли. — Трус. Жалкий трус, как я и думал. — Я не хочу драться с тобой, — устало произносит Антон. — Давай просто ра... Миронов толкает парня на землю и прижимает его ногой к траве: — Не хочу я расходиться, мудозвон! — удар по рёбрам. — Ты, грёбаный урод! — ещё удар по рёбрам. —Ты хоть знаешь, что со мной было? Не знаешь! — Герман с силой наступает Антону на ладонь, и под ногой хрустят кости. Слышится дикий болезненный крик парня. — Моя мать умерла, а дибил-отец женился на шлюхе! — Гера тоже заходится в истошном и беспомощном крике. — Ты, б**ть, даже представить себе не можешь, как мне плохо! А ты ещё пытаешься задеть меня! Да пошёл ты, мудила! — Парень ещё раз наступает на левую ладонь Антона, и тот кричит ещё громче. Мгновения затмения проходят, и в голове Германа снова светло. Миронов садится на корточки и заботливым движением убирает жёлтые травинки из волос парня: — Я позвоню в скорую. Только запомни на всю жизнь, что не нужно меня трогать. Пожалуйста. Герман усмехнулся. В палату вошла Лена, без лишних вопросов обработала парню рану на щеке и руках, а затем заклеила и перевязала то, что выглядело слишком неприятно. Миронов отблагодарил медсестру, а она только коротко кивнула. Гера улёгся на кровать и прикрыл глаза, ожидая вечера.