Прочь из моей головы

Уходить очень тяжело — до тех пор, пока не уйдешь. А потом познаёшь, что легче нет ничего на всем белом свете. (Д.Грин "Бумажные города") Драко Если что-то в замке и осталось нетронутым битвой, то это определенно были подземелья. Ветвистая артериальная система коридоров, уходящая под землю подчас настолько глубоко, что даже звук взрыва оттуда не достиг бы первого этажа, располагала немыслимым количеством помещений. Кабинеты, лаборатории, заброшенные архивные подсобки, даже темные залы с треснутыми мраморными полами и щербатыми каркасами бархатных кресел — следы давно отгремевшей викторианской эпохи. И, конечно же, гостиная Слизерина, ни на грамм не потерявшая после войны своего лоска и мрачноватого холодного очарования. Несмотря на нелепые предрассудки, редко когда общая комната факультета погружалась в полную тишину. То первокурсники устраивались в углу за тяжелыми портьерами, под блеклый огонек люмоса рассказывая друг другу предания о вампирах и восторженно вздыхая в попытке сдержать испуганные всхлипы. То праздные третьекурсники по вечерам разваливались на диване и мягком ковре перед массивным камином, устраивая партии в покер со взрывающимися картами, которые то и дело норовили подпалить незадачливым игрокам брови. Представители пятого курса, перед которыми маячила перспектива С.О.В., тоже не гнушались спустить свое драгоценное время на плюй-камни и даже шутливые обстрелы несильными заклятиями из-за диванных подушек. Правда, именно в такие моменты к подопечным обыкновенно заглядывал профессор Слизнорт, получал с размаху забористый сглаз и тут же устраивал выволочку с вытекающими последствиями в виде отработок. В такие дни, прогуливаясь по подземному коридору до класса зельеварения, можно было наблюдать целые группы студентов с зелеными галстуками набекрень, пыльными брюками и юбками, без магии елозящих драными дурно воняющими тряпками по каменным полам. Особенно неистовствовала Астория Гринграсс, которая обламывала ногти, вычищая грязь из-за держателей для факелов, и цедила сквозь зубы, что "никоим образом не причастна к гребаной детской войнушке". Шестикурсники на поверку оказывались спокойнее и безропотно пытались приспособиться к гвалту в общей гостиной, делая конспекты по сложнейшей трансфигурации человека, лишь изредка срываясь и поддаваясь на уговоры отложить учебу в сторону. Но признанными королями увеселений и шабаша являлись, конечно же, старшие студенты. Очень скоро сообразив, что чары подземелий, обеспечивающие в помещениях приток кислорода, обдурить даже легче, чем наглотавшегося хереса старину Филча, они принялись активно практиковать курение в гостиной. Обычно все начиналось с того, что Блейз Забини притаскивал из спальни две-три замызганные трубки и целый пакет раздобытой в подпольных лавчонках Хогсмида травы, потом флегматичный Теодор Нотт как бы невзначай извлекал на свет бутылку, или две, горячительного напитка, и добро принималось ходить по рукам. Уже к полуночи в гостиной оставались только семикурсники и Астория Гринграсс, пьяные, дико хохочущие и совершенно невменяемые. Регулярно кто-то принимался знакомиться с полом и даже каминным ковриком, не в силах донести рвущиеся наружу продукты жизнедеятельности до туалета. Чуть ли не каждый раз Панси Паркинсон незаметно встраивала в ход событий феерию с раздеванием, резко дергаясь под позывные звуки гитары Грегори Гойла и запрокидывая голову, так что из-под длинных темных волос, слетающих за спину, становился виден кружевной темно-синий бюстгальтер и острые ключицы, поблескивающие от пота. Драко и Блейз пили больше всех, но порывы невесомого головокружения и беспечно охватывающая их легкость бытия были единственными попутчиками бешеных попоек. Малфой любил эти моменты, когда тупая скребущая боль глубоко внутри плавно окутывалась алкогольным мороком и не давала знать о себе весь вечер, пока он, счастливый и абсолютно свободный, откидывался на колени Дафны Гринграсс, звучно подпевая играющему Гойлу что-то про ведьм, которые ходили по салемским болотам вдоль закатной полосы. Но самое страшное начиналось после пробуждения, и то утро, конечно же, не стало исключением. — Что, блять, это было? — просипел Блейз, сонно потирая слипшиеся от подстывших пьяных слез глаза и приподнимаясь на локтях. Драко открыл один глаз, поморщился от тупой боли в затылке и только тогда зевнул, окончательно просыпаясь. Они с Забини лежали на диване в гостиной вальтом, каким-то чудом уместившись на узком пространстве, и были заботливо прикрыты притащенным из спальни одеялом. На щеке, которую Драко лениво ощупал, остался глубокий след от диванного подлокотника. — Чувствую себя так, будто по мне проехался Хогвартс-экспресс. А пахну так, — Блейз склонил голову к плечу, нюхая свою майку, — будто после этого меня хорошенько облили фестраловым дерьмом. Драко что-то неопределенно хмыкнул, садясь, вытаскивая пачку сигарет из-под дивана и прикуривая от волшебной палочки. Он запустил руку во встрепанную светлую шевелюру и вздохнул, смакуя терпкий табачный вкус на языке. Голова была странно пустой для утра, наступившего после целой ночи роскоши забвения. — Но я хотя бы не староста школы, — не упустил возможности съязвить Блейз, сощуривая карие глаза — из-за отбрасываемых ресницами теней радужка казалась почти что черной. — Отстань, — лениво ощерился Малфой, и сигарета на его губах подпрыгнула, так что тлеющий уголек на ее конце прочертил в воздухе зигзаг. Он пихнул друга в бок и откинул одеяло на спинку дивана. Искусственно воссозданное небо за зачарованными окнами подземелий подернулось белесым утренним туманом, окрасив стекла за портьерами в прозрачно-бежевые матовые цвета. — Я не напрашивался. Это МакГонагалл решила, что отметка об общественной активности в моем личном деле реабилитирует меня перед комиссией колледжа, — Драко неприязненно поморщился, и Блейз не стал развивать тему, неприятную обоим: практически всех слизеринцев старших курсов, заподозренных или уличенных в принадлежности к кругу Темного Лорда, заклеймили дурными рекомендациями в досье. Многие, как та же Астория Гринграсс, подпавшая под раздачу совершенно случайно, из кожи вон лезли, чтобы хоть как-то восстановить репутацию перед вступлением во взрослую самостоятельную жизнь, где на собеседовании при приеме на работу не стали бы закрывать глаза на пометки с печатью Визенгамота. Блейз уселся рядом с Драко, какое-то время лишь молча покусывая пересохшие губы, а потом как бы невзначай поинтересовался, резко переводя тему: — Вы вчера поговорили с Грейнджер? Малфой удивленно приподнял брови, делая вид, что не понимает, о чем он. — Ну, вы с ней вчера были отправлены покупать учебники на курс Алхимии, — пояснил Забини раздраженно, ногтем подцепляя сигарету из пачки Драко и зажимая фильтр зубами. — Мы говорили с ней о ценах на учебники, — бесцветным голосом сообщил Малфой, вдавливая окурок в крышку оставленного на журнальном столике набора плюй-камней. — А потом вы как-то быстро вернулись, и ты опять куда-то смылся, — напомнил Блейз, выпуская дым через нос. — Ходил навещать отца в Азкабане? — С тех пор, как они заменили дементоров на рядовых авроров, посещать его стало даже в радость, — Драко скорчил гримасу, хотя во взгляде его промелькнуло мутное очертание звериной тоски. — Поэтому нет, я не говорил с Грейнджер. И не собираюсь. — Потому что отец вправил тебе мозги по поводу ваших с ней отношений? — фыркнул Блейз. — Бывших отношений. Драко рявкнул: — Не было никаких отношений, — а потом добавил уже мягче, словно извиняясь перед другом за грубость: — И отец здесь ни при чем. Забини непонимающе развел руками, спросив очень тихо и серьезно — Драко впервые, пожалуй, на своей памяти слышал от него нечто в подобном тоне: — Так что же случилось летом? Я прекрасно помню, как застал вас обжимающимися на крыше заброшенной высотки, куда нас потащила Вейн. И потом. Вы смотрели друг на друга так. За этим последовала многозначительная нагнетающая пауза. — Как — так? — переспросил Малфой, вжимая ногти в ладонь и чувствуя, что еще чуть-чуть, и он мог бы прорвать кожу до крови. — Ну блять, — Блейз с размаху зарядил окурком в кружку с оставленным кем-то тыквенным соком, а потом обмотался одеялом, будто не сидел перед тлеющими в камине углями, заботливо поворошенными незаметными домовиками, а выбрался на улицу в двадцатиградусный мороз. — После таких взглядов расставание не может быть легким. Поэтому я просто хочу знать, если уж не то, что творится в твоей чертовой голове, то по крайней мере, в порядке ли ты. Драко какое-то время поражено смотрел на Блейза, а потом уточнил хрипло: — Ты не видишь, что я становлюсь таким, каким был прежде? Разве это говорит о том, что у меня все в порядке? Забини хотел что-то ответить, или же просто задумчиво приоткрыл рот, но в любом случае, ему помешал громкий отчетливый перестук каблуков, послышавшийся с лестницы, ведущей в спальни девушек. Из-за поворота показалась Астория, уже одетая в строгую юбку-карандаш и чуть более развязную блузку, небрежно перехваченную поверх отутюженного воротника зеленым галстуком. Темные густые волосы Гринграсс заплела в две косы, которые теперь болтались за ее спиной, придавая ей, с ее-то густо подведенными глазами и ярко выделенными кровавой помадой пухлыми губами, вид капризной девчонки, откопавшей мамину косметику и щеголяющей по своей комнате при полном параде. — Доброе утро, — пробормотала она и указала на одеяло, которое Блейз неторопливо с себя стянул, трансфигурируя в небольшой игральный кубик (Драко невольно поразился непринужденности его навыков в невербальной магии). — Не забудьте вернуть в нашу спальню. Я его стащила у Элладоры Селвин — она все равно шаталась по замку ночью, ища приключений. — Полагаю, кто-то другой искал приключений между ее ног, — хмыкнул Блейз, подкинув кубик в руке и тут же сунув в карман брюк. Он подмигнул закатившей глаза Астории. — Что? Гринграсс, я удивляюсь, как ты умудряешься, практикуя поведение шлюхи, оставаться при этом девственницей. — Заткнись, — беззлобно осадила его Астория и мельком взглянула на хмурого Драко, складывая руки на груди. Через ее блузку явно просвечивал черный бюстгальтер. — А тебя, кажется, ждет Слизнорт? — Это еще зачем? — Драко пятерней пригладил растрепавшиеся вихры. — Я уж думал, хотя бы в выходные дни он оставит меня в покое. Астория неторопливо прошлась вдоль каминной полки, машинально схватив припрятанную за каменной статуэткой вскрытую коробку с леденцами "Берти Боттс". Она закинула в рот яркую карамель, зажав ее за щекой, и насмешливо фыркнула: — То, что я знаю твои обязанности лучше, чем ты, делает меня заместителем старосты школы? — И не надейся, малявка, — Блейз широко улыбнулся и вальяжно откинулся на спинку дивана. Прежде, чем Гринграсс успела что-то раздраженно ответить, Драко поднялся и направился в сторону юношеских спален. — Эй, ты куда? — Захвачу чистую одежду и пойду к декану, — огрызнулся Малфой. Настроение его было безбожно испорчено, потому что он прекрасно знал — что бы Слизнорт ему ни поручил, дело ни за что не обойдется без другой старосты школы, Гермионы Грейнджер. Лаванда В спальне девушек седьмого курса Гриффиндора их было теперь лишь трое. Кровать уехавшей учиться за границу Фэй Данбар отодвинули к окну, используя как общую свалку для личных вещей, а кровать погибшей в битве за Хогвартс Парвати убрали вовсе: все, что осталось от нее, так это светлые следы на полу в том месте, где она стояла. В начале года Гермиона заявила, что не может смотреть на пустой деревянный каркас со столбиками для полога, а Лаванда и Риона О'Нил единодушно и молча ее поддержали, потому что говорить что-то о лучшей подруге были не в силах. Браун вообще говорила теперь крайне мало, и на большинство вопросов попросту отмалчивалась, пожимая плечами: такое равнодушие к происходящему немало выводило из себя окружающих, а то и вовсе пугало. Некогда общительная Лаванда, чей наигранный и преувеличенно громкий смех звучал всюду, где бы она ни появлялась, стала замкнутой и флегматичной, почти полностью погруженной в себя. Страшный шрам на шее, оставленный клыками Фенрира Сивого, она зататуировала рисунком виноградной лозы, которая поднималась к самой линии роста светлых вьющихся волос, огибая ушную раковину. Смотрелось это вычурно, но зато скрывало пожизненную волчью метку, которая неустанно напоминала окружающим, что и Браун отныне наполовину ликантроп. По утрам Гермиона, невольно проникнувшаяся к Лаванде симпатией, усаживала ее перед зеркалом и принималась сооружать на ее голове сложные прически. — Их не трогай, — сказала в тот день Лаванда, когда Грейнджер потянулась к резной шкатулке, в которой лежали посеребренные шпильки. Браун поморщилась, кинув затравленный взгляд на свое отражение в зеркале — опущенные плечи, болтающаяся на худом теле красная футболка, ясные голубые глаза, чуть вздернутый нос и светлые веснушки на высоких скулах. И, конечно же, уже привычная мертвенная бледность лица. — От них страшно гудит голова. — Серебро... — Гермиона поджала губы, явно проклиная себя за халатную задумчивость, из-за которой она чуть на воткнула в приспущенный пучок волос Лаванды покрытые смертоносным металлом заколки. — Ну я и идиотка. — Забудь, — коротко отозвалась та, схватив шкатулку и швырнув на общую кровать у окна, где та мгновенно утонула в ворохе школьных мантий. — Давно нужно было их выкинуть. Гермиона осторожно приподняла сплетенные в изящный узелок мягкие пшеничного цвета волосы и ловко подвязала их лентой с нашитыми мелкими цветочками из фетра. Теперь Лаванда, которая степенно выпрямилась на колченогом стуле, выглядела, как лесная нимфа, чей народец пляшет на покрытых мхом полянах под флейту фавнов. — Спасибо, — сказала она, кратко улыбнувшись отражению напряженной Гермионы, только тогда заприметив, что та туго затянула собственные волосы в колосок и оделась так, будто ожидала визита министра, а не собиралась увлекательно провести выходные. — Ты не идешь в Хогсмид? — спросила Браун озадаченно. Грейнджер невесело хмыкнула, закатив карие глаза, и присела на краешек своей застеленной кровати. — Слизнорту приспичило разобрать старые пособия по Алхимии, — пояснила она и приударила раскрытой ладонью по бархатной ткани отодвинутого в сторону полога. — Видно, тех учебников, которые мы купили вчера с Малфоем, недостаточно. — Опять запирает вас с Малфоем, — констатировала Лаванда, оборачиваясь и устало вздыхая. Она сочувственно взглянула на Грейнджер. — Он все так же? — Так же пытается сделать вид, что все лето был под империусом извращенного действия? — несчастным тоном произнесла Гермиона. — Ага... — она помолчала какое-то время, покачиваясь из стороны в сторону, а потом резко добавила: — А знаешь что? Я устала. От него, от его игр, от того, что он считает, будто мной можно поиграть, как безделушкой, а потом вышвырнуть, когда надоест. Я не буду бегать за ним, требуя объяснений. Пошел он. Грейнджер, даже не ожидая ответа, вскочила на ноги и подхватила со стула стопку аккуратно рассортированных по размеру брошюр. Неловко махнув Лаванде рукой и пробормотав что-то про то, чтобы та не грузилась, она вышла из комнаты ровно в тот момент, когда туда заглянула из шумного коридора Риона. О'Нил проводила разъяренную Гермиону удивленным взглядом и усмехнулась, сказав Лаванде: — С катушек уже слетает к концу первого учебного месяца? Браун молча на нее посмотрела, даже не попытавшись изобразить на губах подобие вежливой улыбки. — Какая ты все-таки, — поморщилась Рио, собирая темно-красные пряди руками и завязывая их в растрепанный узел. — Ну скажи уже что-нибудь, Лав-Лав. — Ты подозрительно веселая для той, у кого подруга умерла недавно, — отрезала Браун, и ухмылка Рио резко поблекла, сменившись гримасой плохо сдерживаемой ненависти. — Ты думаешь, жизнь на этом заканчивается? Прошло гребаных четыре месяца, — гаркнула О'Нил так громко, что проходящие по коридору гриффиндорцы с метлами наперевес, которых Гарри Поттер вел на отборочные по квиддичу, странно на нее покосились. Для Рионы все измерялось временем. — Как будто ты не побежала через неделю после битвы дебоширить с Роном, — ровно заметила Лаванда, плавно соскальзывая со стула и снимая с крючка тряпичную сумочку и куртку. — Он-то пытался забыться. А вот тебе, сука, точно было никого не жаль. Рио так сильно выпятила нижнюю губу, как будто сдерживалась этим бесполезным жестом от того, чтобы не кинуться на Браун и не выцарапать ей глаза. Впрочем, через пару секунд немого замешательства, она процедила: — Тебя Нотт у портрета Полной Дамы ждет. Катись. — Спасибо, — Лаванда, проходя мимо, толкнула ее плечом, а потом быстро пристроилась в хвосте шумной компании квиддичных игроков, незаметной тенью проскользнув по общей гостиной. Лишь только на выходе она столкнулась нос к носу с Роном — тот возвращался вместе с Симусом из Большого Зала и неловко замер, увидев мрачную Браун. Та отстраненно подумала, что все еще не может не замечать его небрежной красоты: встрепанной шевелюры медного оттенка, теплой улыбки на тонких губах, от которой на щеках появлялась неглубокие ямочки, проникновенного взгляда насыщенно-голубых глаз. Правда, улыбаться он тут же перестал, и теперь смотрел на нее обеспокоено и с каким-то грустным сожалением. — Лав, все в порядке? — он поймал ее за локоть, когда Браун уже решила протиснуться мимо, не размениваясь на приветствие. Та дернулась, как от удара, тихо поправив: — Лаванда. — А? — Рон не обратил внимания на оклик Финнигана, нетерпеливо мнущегося возле третьекурсниц, устроивших возле камина собрание театрального кружка и теперь кромсающих заклятьями ткань для костюмов. "Мое имя — не дурацкое сокращение для девчонки, которая хочет казаться глупее, чем она есть на самом деле, чтобы нравиться, — подумала Браун, раздраженная разворошенными воспоминаниями о шестом курсе, за поведение на котором было стыдно теперь. Столько воды с тех пор утекло. — Ты встречаешься с О'Нил, Рон, так с какого хрена ты не даешь мне просто забыть о твоем существовании хоть на время? Зачем ты заботливо спрашиваешь меня о моем состоянии? Зачем ты вообще со мной общаешься?" — Ничего, — Лаванда быстро выдернула руку из хватки его теплых пальцев. Не оборачиваясь, пронеслась последние пять метров до портрета, толкнула тяжеловесную дверь и выбралась из гостиной, замерев на скудно освещенной площадке. Сердце стучало в груди так сильно, будто Браун действительно боялась, что Рон выскочит следом и вытрясет из нее всю правду. — Лаванда? — из размышлений ее выдернул спокойный юношеский голос. Теодор отпрянул от стены, возле которой стоял, и окинул Браун внимательным взглядом с высоты собственного немалого роста. В темно-вишневых глазах промелькнула тень недовольства. — Так и знал, что ты пересечешься с этим отморозком. — Хорошо же ты сдерживаешься, — попыталась отшутиться Лаванда, позволяя ему взять себя за руку и привлечь к широкой груди. — В прошлый раз ты разбил ему нос. В позапрошлый — сломал руку. — Но он хотя бы понял, что не надо тебя трогать, — Тео поцеловал ее в нос, мягко улыбаясь, а Лаванда уточнила, чувствуя, как холодеет все внутри: — Ты ему так и сказал? Не трогать меня? — Так и сказал, — дернул плечами Нотт. — Что если еще раз заговорит с тобой против твоей воли, огребет у меня. И он ведь не делает этого, верно? "Зачем ты нарываешься, чертов идиот?" — Нет, — Лаванда коротко улыбнулась и сказала: — Идем. Твои друзья не любят ждать.