***
Сам Кастиэль всё лето не находил себе места и метался, как лев в клетке. Он совершенно не понимал, что с ним происходит. Во-первых, у него из головы никак не выходила та картинка, случайным свидетелем которой он стал в больнице, когда пришёл к Дину в первый раз. Несмотря на свой уже далеко не детский возраст и тот факт, что он, альфа, должен быть сильным и твёрдым, Кастиэль всё ещё желал хотя бы разок оказаться в объятиях матери, почувствовать себя желанным и любимым. И теперь, после увиденного, это желание возросло в несколько раз. Ужасная, липкая зависть охватывала его каждый день всё сильней, отчего Кастиэль всё больше злился на своих родителей, что те не смогли дать ему элементарной ласки и тепла. Не показали на своём примере, каково это, не научили его этим вещам. Во-вторых, он волновался, что Дин проигнорирует его предложение и всё-таки заявит на него в полицию. Каждый день он был, словно на иголках, ожидая в любой момент гневной просьбы отца зайти к нему на серьёзный разговор или вовсе машин полиции около дома. А в-третьих, он как-то против своей воли испытывал иррациональный страх перед тем, чего чуть не совершил. Его мучали кошмары о том дне, когда Дин чуть не умер у него на руках от его же жестоких действий. Его грызла из ниоткуда взявшаяся вдруг совесть, и Кастиэль был очень удивлён, что она вообще у него оказывается есть. Всё лето он провёл в размышлениях и постоянном напряжении, в итоге придя к выводу, что, если даже Дин и согласится на его сделку, то он действительно честно выполнит её условия со своей стороны. Он больше не станет трогать этого омегу, и дружкам своим не позволит. Пора уже было браться за ум, и не допускать больше таких опасных ситуаций, угрожающих репутации его самого или его семьи. Да и стало уже как-то скучно и неинтересно столько лет докапываться до этого паренька. Они ведь уже не дети, так что нужно и вести себя соответственно, а не задирать других, как мелкий хулиган, уметь принимать недостатки других, а не желать выставлять их на всеобщее неодобрение.***
Лето подходило к концу. Дин почти до последних дней каникул просидел в своей комнате, в четырёх стенах, лишь изредка выбираясь на побережье. Он любил тихие прогулки на свежем воздухе, в котором чувствовался запах моря, цветущих на берегу полевых цветов и нотки туи, растущих здесь же неподалёку. Дин и не заметил, как пролетело лето, и начался новый учебный год. Теперь он был второкурсником, и хоть это звучало гордо, он всё же побаивался того, что ждёт его впереди. Идя в первый день на учёбу, он очень нервничал, гадая, сдержит ли Кастиэль своё обещание, и не будет ли снова донимать его своей жестокой фантазией. До чего же было приятным удивление Дина, когда студенты действительно проходили мимо него, словно не замечая. Лишь некоторые из них смотрели с сочувствием, но омега не обращал внимание на эти взгляды. Не отвращение, и то хорошо. Самого Кастиэля Дин видел всего несколько раз мельком в толпе и был бы очень рад и дальше не видеть. Тот, кажется, тоже замечал его, но даже близко не подходил, только однажды еле заметно кивнув то ли в качестве приветствия, то ли как напоминание о том, что их сделка теперь в силе. Дин не хотел думать об этом, наслаждаясь таким долгожданным спокойствием. На одной из лекций на соседнее место за его партой кто-то плюхнулся, и Дин очень удивился, когда повернулся и увидел рядом с собой симпатичную рыжеволосую бету. - Привет! – поздоровалась с ним она. – Тут же не занято? - П-привет. Н-нет, не занято, - еле выдавил Дин из себя. Он застыл в шоке, выпучив глаза. Он совершенно не ожидал, что к нему вот так, в первый же день его «новой спокойной жизни» кто-то подсядет. - Меня Чарли зовут. А ты – Дин, да? – девушка улыбнулась, и Дин просто кивнул, потому что потерял дар речи от такой непривычной волны дружелюбия в свою сторону. – Ты что-нибудь понимаешь в истории? Я никак не могу запомнить все эти даты, события… - продолжила она, явно желая подружиться с ним. - Ну, я могу показать пару приёмчиков, как быстрее их запомнить, - робко улыбнулся он в ответ. - Было бы замечательно. Встретимся в библиотеке после занятий? - Хорошо, - несмело улыбнулся Дин, переводя взгляд на учителя, который вошёл в аудиторию и начал лекцию.***
Дина не трогал никто уже какой день подряд, отчего парень пребывал в весьма приподнятом настроении. Чарли оказалась приятной девушкой, отличной собеседницей, весёлой, жизнерадостной, разговорчивой, можно сказать болтушкой. В общем, Дину не приходилось с ней скучать. Как выяснилось, она действительно не сильна в гуманитарных науках, больше делая акцент на математике и информатике, так что после уроков они иногда выбирались в библиотеку, где Дин помогал ей с историей и литературой, а она просвящала его в тонкостях компьютерной грамотности. В универе Дина по-прежнему никто не трогал, а наличие новой подруги чуть ли не окрыляло его, приподнимая настроение до небывалых небес. Они с Чарли сидели вместе на всех совместных лекциях, а на переменах болтали обо всём на свете до самого звонка.***
В один из таких, ставших уже привычных своей обыденностью дней, у Дина было четыре пары, и последняя, как на зло, у них с Чарли была разная. Парень попрощался с подругой и направился в нужную ему аудиторию, которая находилась в другом крыле здания. Не успев дойти до неё, Дин почувствовал странное жжение внизу живота. Сначала он не придал ему значения, но со временем понял, что оно становится сильней, опоясывая и отдаваясь пульсацией в поясницу и пах. Паника начала накрывать его от осознания, что это, вероятно, та самая обещанная доктором Спейтом течка. Он был предупреждён, что она начнётся внезапно, быстро и сильно, но никто при этом не говорил, что это будет ещё и так болезненно. Спазмы довольно быстро начали усиливать свою силу, отчего Дина стало буквально сгибать пополам, колени подгибались и дрожали, и единственной здравой мыслью в голове была: «Бежать!» Резко развернувшись на пятках от нужной ему аудитории, до которой он почти дошёл, Дин рванул обратно, молясь, чтобы ему никто не встретился на пути, и он мог удачно покинуть здание университета. Но, как это было всегда и, видимо, останется неизменным на всю его жизнь, удача снова была не на его стороне, поворачиваясь к омеге самой своей паршивой стороной. Почти доковыляв до угла, за которым находился коридор, ведущий к парадным дверям, Дин услышал знакомые за столько время приближающиеся голоса. Вот только Кастиэля и его шайки ему сейчас не хватало! Сделка сделкой, но в свете новых обстоятельств, весь их договор может полететь ко всем чертям в Ад, потому что это были альфы! Дин не чувствовал никаких изменений в своём запахе, как обещал доктор Спейт, но, если тот всё же появился, а эти отморозки учуют его, новой беды Дину не миновать. И избиение до полусмерти в спортзале несколько месяцев назад покажется цветочками с групповым изнасилованием, если те всё же решат снова порезвиться.***
Кастиэль со своей неизменной компанией шли по коридору на лекцию по социологии, когда в воздухе разлился просто одуряющий аромат. Такой чистый, нежный и сильный, что вся компания дружно замерла на месте, начиная водить носами, вдыхая глубже трепещущими ноздрями. - Парни, да у нас тут течная сучка, - пропел один из них, ехидно скалясь. - Расслабьте члены, мальчики! Эта сучка моя! – безапелляционно заявил Кастиэль и, словно одержимый, направился по следу одурманивающего запаха. Дин бежал со всех ног, наплевав на боль и жжение, ведомый единственным желанием: спрятаться, раз выйти из здания не получилось. Возможно, ему удастся переждать в одном из пустующих кабинетов, а когда прозвенит звонок, начнётся пара, а коридоры опустеют, он сможет, наконец, спокойно уйти домой если не через парадный, то хотя бы через чёрный ход. Забежав в полузаброшенное крыло, где сейчас проводился ремонт, Дин нырнул в одну из первых приоткрытых дверей. Эта часть здания была практически пустой и необитаемой, а наполовину разломанный кабинет раньше, видимо, принадлежал художественному факультету и являлся ничем иным, как студией или мастерской. Тяжело дыша от пусть и не долгой, но пробежки, а также всё ещё донимающей его боли, Дин ухватился за стенку и, дав себе немного слабины, опираясь на неё, поплёлся в самый конец помещения, где стояли ещё относительно целые шкафы. Оказавшись за самым дальним из них, Дин со стоном осел на пол, подтянул к себе ноги, согнутые в коленях, обнял их и уткнулся лицом. Но как же он ошибался, когда думал, что, спрятавшись, ему удастся пересидеть какое-то время и просто уйти, при этом оставшись незамеченным. Кастиэль, словно опытная ищейка, шёл по следу сладостного аромата, который всё больше и больше дурманил его голову, закрадываясь в каждую клеточку тела. Запах ассоциировался у него с благоуханием ранней весны, когда первые тёплые лучики солнца пробираются сквозь облака и начинают согревать землю после лютой зимы. Так же в этом букете Кастиэль улавливал собственный запах омеги, её тела и феромонов, которые были сейчас, во время течки, просто мощнейшим афродизиаком для альфы. Ещё даже не видя обладателя сей чудной какофонии, Кастиэль вдруг чётко понял, что это очень особенная омега, не такая, как другие, потому что никто и никогда раньше не вызывал у него такого дикого желания присвоить носителя этого чарующего букета. Ему рвало крышу от желания забрать его себе и никогда никуда не отпускать и никому не отдавать. Кастиэль, зашёл бывшую мастерскую, понимая, что запах исходит именно отсюда, а его источник совсем близко. Он прошёл мимо столов, стульев и прочего хлама, сваленного в кучу, коим была завалена большая часть кабинета, и направился к шкафам в задней части, откуда, предположительно, исходил аромат. Торжествующей походкой победителя, Кастиэль подошёл к предмету мебели, отделяющему его от желанной цели, и заглянул за угол, уже предвкушая на языке сладость омеги и блаженно щурясь от этого. Каково же было его изумление, когда он увидел забившегося в угол и закрывшего в защитном жесте голову Дина Винчестера. Кастиэль не мог поверить своим глазам, что этот бракованный омега, ещё вчера не имеющий абсолютно никакого запаха, сейчас благоухал так, что в штанах альфы яйца сводило от возбуждения, а мозг застилал туман похоти. Ему с трудом удавалось держать себя в руках, дабы не накинуться на бедного парнишку и не взять то, что – он был в этом уверен – по праву должно принадлежать ему. Кастиэль осторожно подошёл к Дину и присел рядом на корточки, глубоко вдыхая божественный запах, всё ещё пытаясь поверить в то, что он принадлежит его бывшей сломанной игрушке. - Так вот кто перебаламутил своим запахом половину университета, - усмехнулся он. – Вот уж не думал, что однажды ты всё же откроешься и вдруг превратишься из гадкого утёнка в такого прекрасного и желанного лебедя. Дин медленно поднял голову, испуганно, и вместе с тем удивлённо смотря на альфу. Кастиэль что, только что назвал его прекрасным? Он посмотрел в его глаза, желая найти в них ответ, но тут же отшатнулся в ужасе, потому что в них не плескалось ничего, кроме адского пламени похоти. Что ж, если Дин хоть немного наивно считал, что Кастиэль пришёл сюда, чтобы просто поболтать, то он, как и всегда, крупно ошибался. Альфу привёл зов запаха течной омеги. Его, Дина запаха. И разводить разговоры сейчас он, скорей всего, намерен меньше всего. - Не надо… - только и успел почти шёпотом вымолвить он, как раздался почти звериный рык, после чего сильные руки схватили его и повалили на грязный пол. Дин с ужасом осознал, что сейчас должно будет произойти, но все его попытки вырваться или хоть как-то вразумить Кастиэля его отпустить были обречены на провал. Альфа, кажется, вообще находился не в себе, ведомый чистыми инстинктами из-за бурлящих в крови гормонов. Словно дикое животное, он срывал с него одежду, отбрасывая в сторону ненужные тряпки, а порой и лоскуты, оставшиеся вместо них. Дин кричал, почти до хрипа, звал на помощь и проклинал сам себя, что забрался в это заброшенное крыло, где вряд ли кто его услышит. Кастиэль же сходил с ума от того спектра ощущений, которые испытывал. Под всей этой стрёмной, вечно мешковатой неприметной одеждой оказывается скрывалось стройное и подтянутое тело с нежной, бархатистой кожей, которая сейчас источала сногсшибательный аромат. Он просто терял голову от открывающейся перед ним красоты, в порыве чувств сжимая её до синяков, впиваясь в кожу поцелуями, оставляя красно-фиолетовые засосы. Сейчас Кастиэль жалел только о том, что раньше не смог разглядеть истинную красоту этого мальчишки. Дин сопротивлялся как мог, проклинал Милтона на все лады, пытался ударить руками или пнуть ногами, остановить, не дать сорвать с себя последние элементы одежды. Но всё оказывалось просто детской вознёй по сравнению с дико возбуждённым альфой, у которого напрочь сорвало тормоза. Лишив омегу последнего мешающего препятствия, Кастиэль перевернул его на живот и с силой прижал к полу, фиксируя обе руки одной своей, а второй оглаживая мягкие упругие половинки, ныряя пальцами между ними, дотрагиваясь до влажного и слегка приоткрытого, благодаря течке, девственного входа. Дин взвыл под ним и стал захлёбываться слезами, бесконечно умоляя остановиться, прекратить это безумие, оставить его в покое. Но все мольбы, естественно, были проигнорированы, только рука, оглаживающая его в самом сокровенном месте, куда-то исчезла. И только Дин понадеялся, что Кастиэль образумился и всё, наконец, сейчас закончится, как послышался звук открываемой молнии и паника вернулась к нему с удвоенной силой. Брюки вместе с бельём Кастиэль снимать до конца не стал, не имея уже никакого терпения и желая как можно быстрее оказаться внутри потрясающе благоухающего тела. Омега бился под ним в истерике, что-то крича и рыдая навзрыд, но Кастиэлю словно уши заложило, а мозг полностью отключился, отдавая тело во власть неконтролируемых инстинктов. Ещё сильней, до синяков, вцепившись в руки Дина, а его ноги прижав своими, он приставил свой сочащийся желанием член к влажному отверстию и надавил, сразу же погружаясь целиком в тесное девственное нутро. Дин срывал горло не столько от боли, сколько от обиды и отвращения. Свой первый раз, свой бесценный дар, свою чистоту и невинность он мечтал преподнести альфе из своих грёз: тому, кого он будет любить сам, и кто будет любить его всей душой и сердцем. Он грезил о том, что это будет очень красиво, романтично, медленно и очень приятно, а не отвратительно и слегка болезненно на грязном полу в каком-то полуразрушенном кабинете с человеком, которого кроме как мерзкое животное и назвать-то больше никак нельзя. Кастиэлю было в данный момент абсолютно эгоистично плевать на мысли омеги, отчего-то переставшим сопротивляться и обмякшим под ним тряпичной куклой, но при этом не переставая плакать и шептать проклятия в его адрес. Размашистыми движениями он двигался внутри крепко обволакивающей его влажной тесноты и постанывал от удовольствия, приближаясь к разрядке. Узел раздулся практически сразу, как только Кастиэль с протяжным стоном излился внутрь омеги, сжав при этом его растрёпанные волосы в болезненной хватке от той силы удовольствия, что прошила его. Такого мощного оргазма он не получал никогда в жизни, ни с одной омегой. Сцепка связала их на ещё какое-то время, за которое альфу стал отпускать туман похоти, приводя к осознанию того, что он сотворил. Лежащего под ним Дина трясло, словно в лихорадке, вместо криков из его горла вырывались уже только хрипы, а лицо, плечи и даже пол под ним был мокрый от слёз. Кастиэля будто ударило обухом по голове, а противное щемящее чувство вины разлилось в груди, словно пламя, пожирающее всё на своём пути. Впервые в жизни он почувствовал себя настоящей скотиной, готовой подписаться под каждым словом Дина, звучащим за все эти годы издевательств над ним, а особенно под теми, что прозвучали здесь за последние полчаса. Совесть никогда не была добродетелью Кастиэля, но почему-то сейчас, смотря на такого беззащитного, хрупкого, сломанного его же руками мальчишку, в груди что-то всколыхнулось и захлестнуло удушающей волной. Теперь, когда он в полной мере вкусил красоту и сладость этого омеги, словно сорвал нетронутый бутон цветка из райского сада, нежность начала переполнять его сердце, а вместе с ней росла и жуткая ненависть к самому себе. - Дин… - виновато произнёс на выдохе Кастиэль хватая воздух из-за последнего прошившего тела спазма, который уже не казался таким приятным. Узел, наконец, начал опадать, и он смог выйти из мальчишки, отпустить сжатые до синяков руки и отползти чуть в сторону, растерянно поглядывая на него. Дин тут же свернулся калачиком на грязном полу, закрыл лицо руками и протяжно не то застонал, не то завыл. Это был первый раз, когда Кастиэль назвал его просто по имени, жаль, что случилось это при таких ужасных обстоятельствах. Простого «прости» здесь явно было недостаточно, поэтому Кастиэль молча поднялся и начал собирать разбросанные везде вещи. Некоторые из них теперь были не совсем пригодны для использования, поэтому альфа решил отдать Дину свой любимый бежевый тренч, который он принёс сюда в руках. Одевшись сам, он стал помогать Дину, и тот был в таком ступоре, что позволил ему вновь прикасаться к себе, пусть теперь и не со злым умыслом. Закутав полусознательного несопротивляющегося омегу в свой плащ, он поднял его на руки и понёс на выход, подальше отсюда. К счастью, пары уже давно начались, и коридоры были полностью пусты. Лишние свидетели Кастиэлю сейчас были совершенно ни к чему. Он отвёз Дина к нему домой, верно угадав, что сейчас там никого нет. Родители омеги разъехались кто куда по делам, так Кастиэль планировал просто оставить Дина одного и надеяться, что он будет в порядке. Уже на крыльце ему пришлось обшарить карманы омеги в поисках ключей и, найдя искомые, он так же, как в школе, пронёс Дина внутрь дома, бережно укладывая его на первую же горизонтальную поверхность, коей оказался диван в гостиной. Глубоко вздохнув и посмотрев на мало что сейчас соображающего Дина, он развернулся и постарался уйти как можно быстрей. Ему и самому сейчас нужно было время подумать обо всём, что он натворил и постараться понять, как теперь жить с этим дальше. После ухода Кастиэля, Дин пролежал на диване ещё какое-то время, плача и скорбя о своей так омерзительно загубленной девственности. С трудом поднявшись и чувствуя себя полностью опустошённым, он медленно направился наверх, в свою комнату. Всё тело ломило от ярых попыток сопротивления, на шее красовались яркие кляксы засосов, а запястья превратились в серо-синие «браслеты» от почти мёртвой хватки на них Кастиэля. Но больше всего о случившемся напоминала растраханная, ноющая лёгкой болью дырочка, из которой по ногам противно текла смазка вперемешку со спермой альфы. От осознания последнего в голове вспышками замелькали воспоминания, а к горлу стал подкатывать ком отвращения. Дин еле успел добежать до туалета, как его вырвало. Слёзы новым градом полились из глаз, и в душе, словно цветок, всё больше распускалась ненависть к Кастиэлю. Он поверил ему, позволил себе надеяться, что тот действительно больше его не тронет. А в итоге получил такой урок, который оказался хуже всех издевательств, совершённый Кастиэлем за все годы. Горечь, обида и пустота накрывала сознание Дина. Он едва нашёл в себе силы доползти до кровати, где укутался в одеяло, словно в мягкий защитный кокон, и отключился. Одно только во всей этой ситуации хоть немного радовало – жжения и боли внизу живота больше не было и чёртова смазка, кажется, переставала течь. Утром Дин обязательно примет душ, а сейчас просто необходимо было отдать свой мозг и тело во власть спасительной темноты.