***
На следующий день Дин снова не пошёл в университет, а отправился к Габриэлю. У него было слишком много вопросов к их семейному врачу, и он надеялся, что весь их разговор, как и всегда, останется между ними. Для начала Дин обязан был рассказать доктору Спейту о том, что у него, наконец, случилась первая течка. Это было важно для дальнейшего его наблюдения и помощи, если таковая понадобится. Во-вторых, он хотел узнать, нормально ли то, что она закончилась так быстро. Связано ли это было с восстановлением гормонов или сказался стресс? Все знали, что в норме течка должна идти пять-шесть дней, а не заканчиваться спустя несколько часов. И в-третьих, что волновало Дина – это инфекции. Иммунитет омег был очень сильным, и всё же с серьёзными заболеваниями, передающимися половым путём он мог и не справиться, а где носило Милтона и чем и от кого тот мог заразиться, Дин даже думать не хотел. Но провериться всё-таки не помешало бы. Попасть на приём сразу Дину не удалось, потому что у доктора Спейта был пациент, так что ему пришлось немного подождать в удобном кресле около кабинета врача. За стеной слышался звонкий смех Габриэля и более глухой какого-то парня. Дин вовсе не хотел подслушивать, просто дверь закрывалась не плотно, а стены в клинике были не такими уж толстыми. Доктор Спейт и его пациент о чём-то болтали. Уловить весь диалог Дин не мог, да и не хотел, но то, что общение это далеко не формальное, он уловил почти сразу. Ещё больше его удивило, что Габриэль нисколько не стеснялся в выражениях и явно применял не дюжий флирт по отношению к своему пациенту. Не говоря о том, что это было совсем не профессионально, оно было странно ещё хотя бы тем, что Дин точно видел на пальце своего врача обручальное кольцо. Выходит, у доктора Спейта служебный роман? Тогда они чересчур палятся на взгляд Дина. Но не успел он додумать эту мысль, как на пороге кабинета появился очень высокий омега с волосами почти по плечи. Точнее… Сначала появился довольно большой и округлый живот, а потом уже и сам парень. Он был на голову, если не больше, выше Габриэля, я ореховыми улыбающимися глазами милыми и ямочками на щеках. - До вечера, мой сладкий лосик, не скучайте там без папочки, - доктор Спейт, вышел вслед за омегой и смачно хлопнул его по заднице, совершенно не задумываясь о том, что их может кто-то увидеть. - Пока, Гейб, - наклонился тот и сладко чмокнул врача в губы. Дин, ставший случайным свидетелем этой сцены, ошарашенно проводил взглядом почти утячью походку омеги и повернулся к доктору Спейту. - Дино! Что бы ты там не подумал – выкинь это из своей головы! – наконец, заметил его тот и, как обычно, расплылся в улыбке чеширского кота, после чего решил пояснить: - Это Сэм, мой муж и отец двоих моих детей. Скоро у нас родится третий, и я просто наблюдаю его ещё и как врач. - О, - только и смог произнести Дин, но потом собрался и всё-таки добавил: - Поздравляю, доктор Спейт! - Спасибо. А ты чего тут? Опять сломанные кости и открытые раны? Выглядишь, вроде, целым. - Только внешне, - усмехнулся Дин, после чего глубоко вздохнул. – И на этот раз всё куда серьёзней и хуже. - Вот как. Ну, проходи, рассказывай. Габриэль внимательно выслушал весь рассказ Дина, сочувственно покачал головой, после чего посоветовал всё-таки обратиться в полицию, а не оставлять это дело просто так. Как бы там ни было, он осмотрел его, не найдя никаких серьёзных повреждений, зафиксировал в карте наступление первой течки, после чего отправил сдавать анализы, дав целую кипу бланков не только на инфекции, но и на что-то ещё, в чём Дин мало что понимал. Доктор Спейт сказал, что у него есть лишь подозрения, почему течка закончилась так быстро, но пока не будут готовы анализы, это останется только предположением, так что посоветовал приехать снова на следующий день, пока не придут результаты, и ещё раз подумать о заявлении в полицию. Само собой, ни о чём таком думать Дин и не собирался, потому что уже давно всё для себя и так решил, но на следующий день снова прогулял университет, отправляясь в клинику к Габриэлю. Результаты анализов уже пришли и именно их разбирал доктор Спейт, когда к нему зашёл Дин. Тому сразу не понравилось непривычно хмурое лицо врача, поэтому он с порога задал главный вопрос: - Что со мной? Врач кивнул ему в знак приветствия и жестом предложил сесть в кресло напротив своего стола. - Жить будешь. Это главное, - натянуто улыбнулся Габриэль. – И нет, никакими инфекциями этот козёл тебя не наградил. Но! – тут же одёрнул он вздохнувшего с облегчением Дина. – Есть кое-что другое, что он всё-таки оставил в тебе на память. - Что? – непонимающе уставился на него тот. - Пока срок ещё очень маленький и судить о том, как всё сложится ещё рано, однако с уверенностью могу уже сейчас сказать: в первую же свою течку… ты забеременел, Дин. У тебя будет ребёнок. Это и есть причина, почему она закончилась так быстро: в ней просто отпала необходимость и организм перестал продуцировать феромоны, привлекающие альфу. - Нет. Нет! Я не могу быть беременным! Да ещё и от этого ублюдка! Только не это! – у Дина, кажется, начиналась паника. - Но ведь ты сам рассказывал, что половой акт был незащищённым и альфа распустил в тебе свой узел. И всё это было во время течки. Это, конечно, большое чудо, но… - Вытащите это из меня! Сейчас же! Я не хочу этого ребёнка! Сделайте мне аборт! - Ты с ума сошёл? Дин! – шокировано уставился на него доктор Спейт. - Мне он не нужен! Не сейчас! Не от него! Я не могу… - слёзы градом текли по щекам омеги, а взгляд на врача был таким просящим, просто умоляющим о помощи. - Дело в том, что это действительно огромное чудо, Дин. Нельзя отказываться от такого подарка. Второго раза может не быть. - О чём вы? – трясясь от накатывающей истерики прошептал тот. - О том, что по идее ты не должен был понести и в этот раз. Да, у тебя началась течка, а с ней и вернулся запах, но по всем показателям, она должна была пройти… впустую. Мы слишком сильно и долго вмешивались в твой организм, но того, чего мы добились было мало, чтобы ты смог забеременеть. Но это случилось! И никак иначе, кроме как «чудом» я назвать это не могу. И если сейчас разрушить этот процесс, то можно сломать всё, чего мы добивались столько лет! - Что это значит? – Дин понимал, к чему ведёт врач, но ему хотелось услышать это собственными ушами. - Это значит, что такого шанса тебе скорей всего уже не выпадет, Дин. В лучшем случае ты останешься на всю жизнь без детей. В худшем, ещё и потеряешь только что приобретённый запах. Не убивай малыша. Он – твой билет в счастливое будущее. Ты обязательно его полюбишь, от кого бы он ни был и каким бы путём ни получился. У меня скоро будет третий, поверь, я знаю, о чём говорю! – в надежде на то, что парень примет правильное решение, улыбнулся доктор Спейт. - Ваши дети любимы, потому что от любимого мужа. А я всю жизнь буду отцом-одиночкой. Кому нужен омега с чужим ребёнком? - Поверь мне – многим! И к тому же, не будем упускать такого варианта развития, как «истинная пара». Если твоя настоящая половинка найдёт тебя, ей будет наплевать, чей это ребёнок. Он примет его почти сразу. Так же, как и ты. Дин задумался над словами Габриэля, а затем всё же немного неуверенно сказал: - Мне нужно время подумать. Я не хочу этого ребёнка, он всю жизнь будет напоминать мне о том, что случилось, но… Я всегда мечтал о детях, и если у меня их больше не будет, то чего ради вообще живу я? – глубоко вздохнул он. - Вот и хорошо. Не руби с плеча, прими своё будущее отцовство в тихой и спокойной обстановке, взвесив все нюансы и придя, я надеюсь, к правильному решению. Ты будешь хорошим отцом, Дин, я просто уверен в этом, - подбодрил его напоследок врач.***
Следующие дни Дин действительно посвятил мыслям и переживаниям по поводу своего возможного нового статуса. В университет он всё-таки пошёл, хоть и чувствовал там себя загнанным в клетку зверем. Ученики, как и обещал Кастиэль, всё ещё не трогали его, лишь изредка удивлённо косясь в его сторону и почти незаметно водя носом. Сам Милтон попадался ему несколько раз в коридорах, но Дин старательно избегал встреч с ним, особенно когда был уверен, что тот явно собирается о чём-то с ним поговорить. Меньше всего это нужно было омеге, будь то извинения – в чём Дин очень сомневался – или очередные шуточки и издевательства, теперь уже нового уровня. Чарли же не отходила от него ни на шаг, как всегда без умолку болтая и отвлекая его от мрачных мыслей. В числе прочих, Дин узнал, что в его отсутствие, в тот самый злополучный день, на территории университетского городка произошло трагическое событие. По предположениям полиции, пьяный водитель не справился с управлением и машину занесло, в процессе чего пострадали пассажиры – две омеги, не являющиеся учениками данного заведения. Первый, судя по ранениям, вылетел сквозь разбитое стекло машины и в итоге умер от полученных ранений. Второй получил множественные ушибы и травмы внутренних органов и в данный момент находится в реанимации в состоянии комы. Видимо, его так же сочли мёртвым и просто выкинули из машины. Сам водитель с места происшествия скрылся и пока у полиции нет даже предположений, кто это мог быть. Есть только версия о том, что это ученик данного университета, раз он находился на его территории. Выслушав всё это из уст Чарли, Дин даже ехидно пошутил, что не удивится, если это будет Кастиэль или кто-то из его шайки, например Аластер, который по уровню жестокости почти ничем не уступает самому Милтону, если даже не превосходит его. В любом случае, если полиции так и не удастся найти виноватых, последняя надежда будет на выжившего омегу, который – если всё-таки придёт в сознание – возможно, сможет рассказать, что произошло. По программе «защиты свидетелей» его должны будут перевести куда-то в другую больницу подальше от Портленда. О том, почему он сам прогулял несколько дней и что произошло, Дин Чарли решил не рассказывать до тех пор, пока не примет окончательное решение по поводу своего положения. Девушка не настаивала, хоть и было видно, как ей интересно всё-таки это узнать.***
Спустя ещё несколько дней Дин понял, что смирился с тем, что внутри него развивается новая жизнь. И пусть он всё ещё ненавидел этого ребёнка почти так же, как его отца, он всё же понимал, что не сможет его убить. Было ли это из-за того, что сказал врач об одиноком будущем Дина, или потому, что, посмотрев на ситуацию здраво, он понял, что у него рука не поднимется убить маленького ублюдка, но единственное на что надеялся омега – это то, что он со временем сможет хотя бы перестать ненавидеть собственное дитя. Первым, кому Дин решил рассказать о принятом решении оказался Габриэль. Дин хотел убедиться в том, что это вся эта ситуация действительно серьёзная и навсегда, и ребёнок не откинет копыта сам и не рассосётся, как какая-нибудь гематома. Доктор Спейт внимательно осмотрел его, сделал УЗИ и собрал очередную порцию анализов, после чего подтвердил, что хоть малыш ещё слишком мал, но уже можно сказать, что развивается он хорошо, организм Дина готов к беременности и родам, так что решение оставить его было самым правильным в жизни омеги. После подтверждений того, что это всё правда и действительно навсегда, никуда не денется и вряд ли само рассосётся, Дин решил рассказать всё родителям. А точнее - опасаясь реакции отца - для начала матери, которая всегда была ему ближе, словно хорошая подруга. - Что с тобой происходит, милый? – спросила она его перед ужином, пока они вдвоём ждали отца с работы. – Ты последнее время сам не свой. И не думай, что я не заметила, как нежно ты, наконец, начал пахнуть. Я так рада, что всё нормализуется. Доктор Спейт ведь был прав? Правда, он говорил, что запах появится вместе с течкой, но это ведь ничего? Думаю, и она скоро наступит. - Она уже была, мам, - зардевшись, сказал Дин, глядя на свои сложенные на столе руки. - Как была? Когда? – не поняла Мэри. – Милый, ты, наверное, что-то путаешь. Течка идёт несколько дней. Знаешь, я бы заметила, если бы твой запах стал слишком сильным. - Она может закончиться раньше, если… - остановился Дин, собираясь с духом, чтобы продолжить. – Если наступает беременность. - Что? Но ведь ты же… Господи, Дин, ты хочешь сказать, что провёл течку с альфой? И… И забеременел? – шокировано уставилась на сына Мэри. Тот только смущённо кивнул в ответ, всё ещё не поднимая взгляда со своих ладоней. - Когда? Как? А главное – с кем? - Ну, «как», думаю, ты и сама знаешь, не мне тебе рассказывать о пестиках и тычинках, - хмыкнул Дин, но на этом его сарказм и закончился. – Это произошло в университете чуть больше недели назад. Я был у доктора Спейта, он подтвердил беременность и сказал, что, если я сделаю аборт, то у меня больше не будет детей, к тому же может и запах пропасть, на этот раз безвозвратно. - Аборт? Но почему? Ты ведь мечтал о детях. Что произошло, Дин? Это… Это случилось без твоего согласия? – догадалась мать. Парень только кивнул в ответ. – Кто он? – тут же жёстко припечатала вопрос Мэри, и от её взволнованной нежности ни осталось и следа. - Кастиэль Милтон, - чуть ли не шёпотом произнёс Дин. - Милтон? – глаза женщины широко распахнулись в неверии. – Сын сенатора? О Боже! Я всегда думала, что они немного заносчивые, но всё же в бόльшей степени порядочные люди. Дин горько усмехнулся. Если бы она только знала, каким «порядочным» был Кастиэль ещё в школе и каким ещё более «порядочным» стал в университете, что он вытворял с ним, как унижал и издевался всё это время, как чуть не убил, а в итоге просто изнасиловал. Но лучше ей всё-таки этого всего не знать. - Я это просто так не оставлю! – в конце концов заявила Мэри и у Дина мурашки побежали по спине от холода в её голосе. Она сейчас была похожа на настоящую волчицу, готовую защищать своего детёныша до последней капли крови. - Мам, только не надо делать из меня жертву и мстить. Я не хочу выглядеть слабой омежкой, прячущийся за вашими спинами. - Он изнасиловал тебя, Дин! – поднялась Мэри. – И Милтоны ответят за это. Я расскажу отцу, и мы защитим твою честь, - а затем уже ласково добавила, наклоняясь и нежно оглаживая сына по щеке: - Ты и есть омега, милый. А теперь ты ещё и в положении. Не нужно волноваться, подумай о своём малыше. О нашем внуке. После этого она решительно вышла из-за стола, услышав, как ключами открывается входная дверь. Отец пришёл с работы очень вовремя. Дин не хотел становиться свидетелем разговора с ним матери и последующего за этим скандала, поэтому он сам подорвался из-за стола, за которым сидел и побежал наверх, в свою комнату, плотно закрывая за собой дверь.***
Кастиэль не находил себе места уже вторую неделю, и теперь его метания и паника были хоть и другого рода, нежели летом, но в разы сильнее. О том, что Дин на этот раз всё-таки заявит на него в полицию волновало Кастиэля меньше всего. Конечно, это будет неизгладимый позор и на нём, и на его фамилии, но ярость отца пугала его сейчас куда меньше, чем то неописуемое чувство, которое день за днём поглощало его, словно волна, душило и сжимало внутренности до почти физической боли. В тот злополучный день, когда он потерял голову, дав волю своим диким инстинктам, его мир словно перевернулся в тот самый момент, когда он почувствовал сладостный нежный аромат в коридоре университета и пошёл за ним, как чёртов Рокки из мультфильма про бурундуков-спасателей. Каково же было его удивление, когда он увидел источник этого чудного запаха в неприметном сером мышонке Дине Винчестере. Но именно взглянув в его широко распахнутые глаза цвета сочной зелени, его словно накрыло лавиной различных чувств и желаний. И на этот раз они были далеки от тех, какие вызывал этот дефектный мальчишка ранее. Да и дефектным теперь его никак нельзя было назвать. Напротив: полное отсутствие природного запаха сменилось очаровательным букетом ароматов, от которого разум начинал плавиться, как мороженое на солнце. А под невзрачными обвисшими тряпками обнаружилось прекрасное стройное тело с нереально бархатистой на ощупь кожей, прикосновения к которой пальцы Кастиэля помнили даже спустя столько времени. Всё нутро Кастиэля в тот момент просто кричало: МОЁ! И он не смог сопротивляться этому зову, желая как можно быстрее пометить этого омегу собой. Вот только когда туман похоти развеялся, он готов был взвыть от того, что сам же и натворил. Дин не давал ему никакого согласия на такое самоуправство. Несмотря на явно все признаки начавшейся течки, он не хотел отдаваться альфе, как делали это почти все омеги. Он был с самого начала против любого, даже невинного прикосновения к себе, он кричал, взывая к разуму Кастиэля, просил остановиться, прекратить это насилие… Но Кастиэль оказался глух к его мольбам, слыша только бешеную пульсацию необузданного желания, толчками плескающегося у себя в крови. Тогда он судорожно помог Дину одеться и отвёз его, полубессознательного, домой, молясь, чтобы не врезаться ни во что по пути. Он оставил его на диване в гостиной дома Винчестеров, после чего почти пулей выскочил из дома, чтобы поехать к себе, запереться и долгое время заниматься самобичеванием, потому что простить себе то, что он с Дином сделал, Кастиэль не мог. Уже в собственной комнате его трясло так, словно в лихорадке, внутри всё пылало от призрачной боли, сердце готово было выпрыгнуть из груди, а содержимое желудка просилось на волю. Кое-как доковыляв до туалета, Кастиэль склонился над унитазом и долго содрогался в спазмах, пока выворачивать стало просто нечем. Он понимал, что его поступок пробудил в нём дремавшую доселе огромную силу. Кажется, люди называют её совестью. Дин просто сломал его, заставляя горько жалеть о содеянном, помыкая немедля бежать обратно в дом Винчестеров, бросится в ноги к осквернённому омеге и вымаливать прощение за свой поступок. Слёзы комом подступили к горлу, почти перекрывая кислород, выплёскиваясь через край и растекаясь тонкими ручейками по щекам альфы. Кастиэль повалился на кафельный пол, свернулся в комочек, притягивая к себе колени и разрыдался, как маленький, навзрыд, с одной стороны, из-за чувства вины перед Дином, а с другой от нахлынувших на него разом прежде неизвестных ему чувств и эмоций, которым нужно было дать хоть какой-то выход. Сильный, самоуверенный, грозный альфа рыдал, валяясь на полу из-за омеги, которому портил жизнь со школы, и который совершенно неосознанно заставил его испытать целую бурю эмоций. Если бы Кастиэля видели сейчас его друзья, он умер бы от стыда, но самому перед собой ему не в чем было оправдываться. Кастиэль прекрасно понимал причину такого своего состояния и всего, что случилось несколько часов назад. И с одной стороны это выглядело просто издёвкой судьбы, а с другой приводило альфу в какой-то неописуемый дикий восторг от новых ощущений и чувств. Дин оказался особенным омегой. Особенным лично для него. А он так безбожно и гадко с ним поступил сейчас и делал это раньше, абсолютно не понимая, что происходит, принимая свои эмоции за другие, ненавидя и причиняя боль там, где всё должно быть наоборот, и вместо созидания он всё больше и больше разрушал ту и без того тонкую нить, что связывала их с Дином всю жизнь. Он провалялся на холодном кафеле почти до самого вечера, пока не услышал, как вернулись родители и окончательно не успокоив текущие слёзы. Крадучись, чтоб его таким никто не увидел, Кастиэль пробрался в свою комнату, запер её и рухнул на кровать даже не раздеваясь, почти сразу проваливаясь в сон.***
Мэри и Джон тем же вечером направились в дом Милтонов. Как защитить честь единственного отпрыска они обсудили ещё за ужином, придя к почти единогласному решению, что Кастиэль обязан ответить перед законом за свой поступок так или иначе, поэтому самое большое, что они могли ему предоставить – это выбор, как он будет это делать. Ссориться с семьёй сенатора было совершенно не выгодно и даже опасно, но они должны были спасти своего сына от всей вылившейся на него грязи. Ребекка Милтон, статная, утончённая, строгого вида женщина средних лет, сухо поприветствовала нежданных гостей, но всё же пригласила в дом и проводила в гостиную, где, с газетой в руках, сидел глава семейства. - Джон? Мэри? Чем обязан чести увидеть вас в своём доме? – удивился Джеймс, слегка улыбаясь и протягивая для рукопожатия руку. Но улыбка почти сразу исчезла с его лица, как только он увидел, с какой серьёзностью смотрит на него мистер Винчестер. – Вы ведь не просто так пришли, верно? – догадался он. – Выпьете что-нибудь? - Нет, спасибо, - ответила за них с мужем Мэри. – И да, у нас к вам очень серьёзный разговор. И он касается вашего сына. Не могли бы вы его позвать? - Кастиэля? Да, хорошо. Когда тот спустился к ним, родители Дина очень внимательно оглядели его с ног до головы, отчего Кастиэль покрылся ледяной испариной, понимая, о чём будет предстоящий разговор. На этот раз тот, кажется, всё-таки не стал скрывать, что он с ним сделал. Радовал только тот факт, что, кажется, рассказал он только родителям, раз они пришли не в сопровождении полиции. - Мистер и миссис Милтон, - начал Джон, - у меня есть принеприятнейшие новости, касающиеся наших сыновей… Однако, возможно, Кастиэль сам наберётся мужества и расскажет, что он сделал с нашим сыном, - дал он шанс признаться во всём мальчишке самому. - Кастиэль? – с возмущением нахмурилась Ребекка и все взгляды устремились на него. - Я… - замялся тот. – Мам, пап, я сам не знаю, почему так вышло. Дин никогда вообще ничем не пах, а тут расцвёл, словно клумба с цветами, и меня просто как наркотиками накачали в момент… - Что ты сделал, Кастиэль? – рявкнул на сына Джеймс, уже догадываясь, что произошло. - Я… Я покрыл Дина против воли. - Что ты сделал? – почти завизжала Ребекка. - Ты изнасиловал его! – Джеймс был в бешенстве. Он тут же подорвался, подлетел к сыну и впечатал кулак в его лицо. Ребекка лишь молча наблюдала за происходящим. – Как ты мог? Ты опозорил нашу семью! Ты опозорил семью Винчестеров - уважаемых людей! Ты обесчестил их сына, мразь! Если бы отец с матерью только знали, что это было не единственным, как доставалось Дину от Кастиэля и раньше. Но об этом не знал никто. И зря Дин считал, что вся семья Милтон прогнила насквозь. На деле только Кастиэль был бессердечным мальчишкой, полным гонора. Его родители хоть и являлись сильными личностями, тем не менее жестокость и насилие не поощряли. Подобная вспышка гнева с их стороны была первой и единственной за всю жизнь Кастиэля. - Прости, - пробормотал он, размазывая ладонью кровь из окровавленной губы. - Не у меня ты должен просить прощения, щенок! Джеймс замахнулся снова, но Джон остановил его, кладя свою руку на плечо. - Прекратите, этим вы ничего не добьётесь. Давайте поговорим спокойно. - Мне стыдно за моего сына, мистер Винчестер. Скажите, как мы можем искупить его вину перед Дином? Если это вообще возможно… - Для начала вы должны знать ещё кое-что, - нахмурился Джон. - Господи, что ещё натворил этот несносный мальчишка? – на этот раз злость клокотала в голосе Ребекки. - Связь Дина и Кастиэля… имеет последствия. - Что? Последствия? – почти хором переспросили мистер и миссис Милтон. - У Дина будет ребёнок от вашего сына, - припечатала Мэри, и в помещении сразу же воцарилась мёртвая тишина. Какое-то время все так и стояли, как истуканы, шокировано пялясь друг на друга, после чего, словно по команде, взгляды всех устремились на младшего альфу. - Кастиэль! Объясни немедленно! – прорычал Джеймс, едва сдерживаясь, чтобы вновь не ударить сына. - Пап, я же сказал, что меня от запаха Дина повело, как от наркотиков. У него течка началась и… У меня все мысли из головы вылетели… да вообще обо всём! Дин… Он ведь не убьёт ребёнка? – с надеждой посмотрел он на мистера и миссис Винчестеров. Откровенно говоря, он совершенно не был готов к такому повороту, но раз уж судьба преподнесла ему сначала Дина, а теперь ещё и малыша… Он совершенно не хотел отказываться ни от одного из них. - Он пытался, - начал Джон, успевший переговорить об их ситуации с доктором Спейтом, и узнав правду, а сердце Кастиэля чуть не остановилось в этот момент, - но, в силу своей природной особенности, ему пришлось оставить этого ребёнка. Это единственный шанс Дина стать родителем, хоть он и абсолютно не в восторге от того, из-за чего ему придётся им стать. Но ты ведь понимаешь, что он не сможет воспитывать его один? Естественно, мы будем помогать, но это не то. - Я готов помогать ему всем, что необходимо! – тут же выпалил Кастиэль, ни капли не сомневаясь в собственном обещании. - Деньги не проблема, мы обеспечим и вашего сына, и… нашего внука, - запинаясь на новом статусе будущего дедушки произнёс Джеймс. - Деньги? – усмехнулся Джон. – Мы и сами не бедствуем и не нуждаемся в благотворительности. Вы же знаете, что омега не может выносить ребёнка без альфы. Пусть Кастиэль отвечает за то, что натворил и женится на Дине, сохранив этим и ребёнка, и его честь. - Что? – ахнула Ребекка, хватаясь за сердце. - Я согласен! – ни капли не раздумывая выпалил Кастиэль. Так или иначе, он всё равно не представлял больше своей дальнейшей жизни без Дина, а теперь ещё и без их ребёнка. Легко не будет – он это прекрасно понимал, он чудовище и натворил слишком много ужасного, но он будет из кожи вон лезть, лишь бы искупить всю свою вину и постараться построить с Дином хотя бы шаткий, но всё-таки мир. - Хорошо. Это поистине верное решение, и хотя бы здесь мой сын показал себя настоящим альфой, - произнёс Джеймс, скрепляя сделку рукопожатием с Джоном. – Свадьба должна состояться как можно скорее, чтобы честь вашего сына была хотя бы частично спасена. - Мы согласны, - кивнули мистер и миссис Винчестер. - А будет ли согласен Дин? – поинтересовалась Ребекка, излучая долю скепсиса в голосе. Ей явно не сильно нравилась вообще вся эта ситуация от начала и до конца. - Его мы берём на себя, - заверила её Мэри.***
Дин был вне себя от ярости, когда родители просто поставили его перед фактом, что он выходит замуж. За Кастиэля! И эта новость прозвучала сразу после фразы: «мы всё уладили, милый, твоя честь спасена». Спасена? Это было похоже на какую-то глупую, совершенно не смешную шутку. Он оставил этого ребёнка только ради того, чтобы в будущем найти хорошего альфу и стать, наконец, счастливым, а родители одной фразой загубили все мечты Дина просто на корню! Ему теперь придётся не только рожать и воспитывать этого ублюдка, а ещё и всю свою жизнь продолжать находиться под гнётом Милтона! Альфы, который глумился над ним всю школу, жестоко издевался целый год в университете, избил почти до смерти, а в итоге и вовсе изнасиловал! И с этим человеком он должен будет прожить всю свою жизнь? Дин не мог понять, как любящие родители вообще могли вот так с ним поступить. Пусть даже они не знали всей правды, но изнасилование – это уже не та причина, по которой заключается брак. И что вообще за самоуправство в наше время: выдавать замуж омегу, даже не спросив его мнения! Средневековье какое-то! Где хвалёная свобода слова и право выбора? Да, у них был весомый аргумент в виде ребёнка, и Дин прекрасно знал, что для его вынашивания нужна энергия ещё и альфы. И родственники никак не могли с этим помочь. Без второго отца ребёнок мог умереть, родиться больным, уродом или и вовсе пострадать сам омега. И альфа должен присутствовать в жизни беременного как можно раньше. Примером тому был он сам. Джон с Мэри сильно поссорились однажды, и отец ушёл, а мама узнала о том, что в положении. В итоге Джон вернулся и попросил прощения - в конце концов они с Мэри были истиной парой - но этих нескольких месяцев было уже достаточно, чтобы Дин родился с дефектом. Но это был вовсе не повод теперь женить Дина с Кастиэлем! Тот мог просто приходить время от времени и находиться рядом. Под присмотром старших Винчестеров, чтобы не причинить новый вред Дину. Было понятно, что искать другого альфу уже нет ни времени, ни смысла, хоть Дин и был согласен уже на кого угодно, только не на Кастиэля. Он не опасался за самого малыша. Сейчас он казался Дину абстрактным зародышем, ненавистным сгустком клеток его самого и человека, которого он не переваривал всем сердцем. И даже если с ним что-то случится – ему было плевать. Сейчас Дин даже хотел, чтобы ребёнок не выжил. Тогда не было бы никакой свадьбы и ему не пришлось бы жить всю свою жизнь рядом с ублюдком. Дин даже не знал, что было бы предпочтительней: получить одним махом ребёнка и мужа, которых не может терпеть или остаться навсегда одному, но свободным. Истерики, споры и ругань были теперь основными составляющими атмосферы в доме Винчестеров. Дин кричал на родителей, обижался и пытался отговорить от дурной затеи со свадьбой. И если Мэри хоть немного сочувствовала ему, то Джон был непреклонен. Он строго настрого запретил Дину одному выходить из дома, оформил академический отпуск в его университете и усиленно руководил подготовкой к намечающемуся торжеству. Джон всё ещё чувствовал себя виноватым перед Мэри, что бросил её когда-то беременную, пусть и не знал об этом. Он винил себя в болезни Дина, поэтому теперь всеми силами старался сделать так, чтобы его внук или внучка родились здоровыми. Дин боялся этой свадьбы, как огня. Он догадывался, что с родителями они жить скорей всего не будут, но когда Мэри рассказала, что они, совместно с Милтонами, покупают им дом в качестве свадебного подарка, Дин понял, что теперь уже точно его будет ждать после свадьбы персональный филиал Ада в их собственном доме, в лице Кастиэля. Он боялся даже представить, что тот будет с ним творить, находясь рядом двадцать четыре часа, под одной крышей и без свидетелей. Издеваться ведь можно и не оставляя следов, так что у Дина даже не будет доказательств домашнего насилия. Возможно, Кастиэль пожалеет его на время беременности, но потом отыграется за всё вдвойне. В голову Дина не раз забредала мысль о суициде. Нормальной жизни с Кастиэлем ему не видать, ребёнка он ненавидит, как и его отца, свадьбу с этим уродом хочет меньше всего на свете. С каждым днём он всё больше мечтал о том, чтобы избавиться от беременности, пусть даже это нанесёт непоправимый вред его здоровью. Уж лучше и дальше быть ущербным, чем безвольной игрушкой в руках жестокого психа. Вот только он был заперт, а потому не мог поехать к доктору Спейту, чтобы пусть даже на коленях умолять сделать ему аборт. Ему даже не с кем было поделиться своим горем. Родителям было плевать на его страхи, они считали, что у них с Кастиэлем всё стерпится-слюбится, просто нужно время. Анна была далеко, училась, как должен был сейчас учиться и Дин, так что отвлекать её своими проблемами совершенно не хотелось. Он не врал ей, когда радовался, что она вырвалась из этого кошмара и уехала. Не стоило беспокоить подругу. А Чарли… Наверное, они были всё же ещё не настолько близки, чтобы делиться такими личными вещами и сваливать на светлую рыжую головушку совершенно чужой ей груз. Дин был совсем один, и это угнетало его с каждым днём всё сильнее. Мысли о суициде вновь и вновь посещали его голову тем чаще, чем ближе приближался день свадьбы. После неё Дина не ждало ничего хорошего: ненавистный муж, нелюбимый ребёнок, загубленная судьба и разрушенные до основания мечты. Ни одного положительного момента, что мог бы задержать его в этой никчёмной, сломанной с момента рождения жизни. Нередко Дин задумывался о том, каково это – быть, наконец, свободным. Не счастливым, не любимым, не нормальным, а просто… никаким. Спокойным, равнодушным, флегматичным… Мёртвым. И с каждым днём эти мысли всё больше обволакивали его сознания туманом обречённости. Когда родители заставили его примерить перед свадьбой костюм, Дина просто накрыла паника от осознания того, что это происходит на самом деле и уже не сегодня-завтра он перестанет быть Винчестером и начнёт носить самую ненавистную фамилию на свете. Милтон. Он больше никогда не сможет быть собой, принадлежать себе, жить так, как хотел бы сам. Наверное, это стало последней каплей в и без того огромном океане страданий Дина, которая переполнила его через края. Скинув с себя белоснежный свадебный костюм, словно отвратительный наряд, сделанный из человеческой кожи и плоти, он взбежал по лестнице и устремился в свою комнату, запирая её на ключ изнутри. Когда опухшие от бесконечных рыданий глаза перестали извергать солёную влагу, которой за всё это время уже просто не должно было оставаться в организме, Дин апатично поднялся с кровати и, словно зомби, побрёл в ванную. Запертый отцом, он не был лишён доступа в интернет, а потому не раз гуглил о том, как можно было избавиться от ребёнка, не выходя из дома. Способы были разные, и каждый из них опасней предыдущего. Вариант с горячей ванной, наверное, был одним из самых рискованных из них, ведь при расширении сосудов кровотечение может не только спровоцировать аборт, но и принести гибель омеге от потери крови. Но Дин готов был уже и на такой расклад, лишь бы избавить себя от всех этих мучений раз и навсегда, пусть даже ценой собственной жизни. Его состояние апатии достигло своего пика, подтолкнув к таким кардинальным методам. Вода была просто обжигающей, и Дин шипел от боли, погружая тело почти в кипяток. Погрузившись на самое дно, он раскинул в стороны руки, насколько позволяли борта ванной, откинул голову и прикрыл глаза. Сейчас ему было уже всё равно, откроет он их снова или нет. Боль со временем перестала ощущаться, принеся сначала расслабленность всего тела, а потом и забвение, погружая Дина в состояние лёгкости и безмятежности. Он уже не слышал, как сначала кто-то стучал в его дверь, а потом стал явно пытаться её выбить. Ему было легко и спокойно, и прежде чем провалиться в долгожданную пустоту, он на доли секунды даже успел ощутить себя счастливым.***
Очнулся он от неприятного звука, звучащего недалеко от головы. Уже привычно-знакомый писк кардиографа разрывал голову своим противным звучанием. Едва разлепив веки, Дин уставился в не менее знакомый потолок, тут же узнав в нём больничный свод палаты интенсивной терапии. Едва успев припомнить, как мог здесь очутиться, он услышал скрип распахивающейся двери и повернул на него голову. Мэри бросилась обнимать сына, плача и смеясь одновременно, приговаривая что-то о том, как он их с отцом напугал. Сам же Джон встал поодаль, осуждающе глядя на Дина, но в глазах его заметно плескалось беспокойство. Последним в палату вошёл доктор Спейт, как обычно широко улыбнувшись своему пациенту, и присел на край его койки. - С пробуждением, румяный пирожочек. Как самочувствие? – в своей весёлой манере поинтересовался он. - Что я здесь делаю? – удобнее уселся на кровати Дин, почти не чувствуя в себе каких-либо повреждений, которые могли бы привести его в больницу. - Прохлаждаешься. В прямом смысле этого слова. После того, как чуть не сварился в собственной ванной. Поведай-ка нам всем о причине такой экстремальной процедуры. Три пары глаз с интересом уставились на него, ожидая объяснений, но Дин с трудом понимал, как расскажет родителям о своём сумасшедшем поступке. Он сразу же вспомнил о его причине, а потому, вместо ответа задал Габриэлю ещё один вопрос: - Ребёнок. Он жив? - Так и знал, что ты пытался провернуть домашний аборт, - прицокнул языком врач. – Спешу разочаровать: не вышло. К счастью, вас быстро спасли, так что ни себе, ни малышу вреда ты причинить не успел. Чуть не обварился – да, но розовый цвет кожи тебе даже к лицу. Пару дней походишь румяным, но на этом и всё. - Дин, зачем ты пытался убить ребёнка? – со слезами на глазах спросила Мэри, когда увидела ещё больше потухший, почти мёртвый взгляд своего сына. - Потому что я ненавижу его, - прошипел тот. – Я ненавижу его отца, я не хочу этой свадьбы, я жить не хочу, зная о том, что придётся носить эту отвратительную фамилию и проводить время бок о бок с человеком, который меня сломал! Давать жизнь его ублюдку, ставя этим полностью крест на своей! Вы отдаёте меня замуж за человека, который взял меня силой! Против моей воли! Лишил девственности, надругался, да ещё и обрюхатил! Я ненавижу вас за это! Оставьте уже меня все в покое! – выкрикнул последнее Дин, задыхаясь от истерики, трясясь, словно в лихорадке и захлёбываясь в слезах. Мэри в ужасе смотрела на сына, не ожидая однажды услышать от него таких слов. Она понимала, что они с Джоном поступают немного грубо, отдавая Дина за сына Милтонов, но она по-прежнему была уверена, что поступают они так из благих намерений. Кастиэль искренне раскаивался о содеянном, это было видно, поэтому они тешили себя надеждой на то, что мальчики со временем сумеют найти общий язык, простить друг друга и создать настоящую крепкую семью. - Ты ведь не станешь делать этого снова? – вместо сочувствия спросил Джон. - Если доктор Спейт не сделает мне аборт, то мне не останется другого выбора, - почти прорычал в ответ Дин. - Никакого аборта! – воскликнул тот, обращаясь сразу и к сыну, и к их лечащему врачу. Габриэль еле заметно кивнул, а Дин насупился ещё больше. – Я придумаю, что с этим делать. Возможно, придётся пригласить к тебе психолога. Может, он сможет вернуть твои мозги на место. - Делай, что хочешь, - зло припечатал Дин, прикрыл глаза и откинулся на подушку. Сейчас он не хотел видеть и слышать вообще никого, тем более своих родителей – людей, которые его предали, собственноручно отдавая в лапы насильнику. Вечером того же дня он был уже дома, но ни в этот день, ни на следующий никакой психолог так и не пришёл. Дин радовался этому факту, потому что меньше всего хотел, чтобы кто-то рылся в его голове и давал советы, как жить. Идея избавиться от ребёнка, а, возможно, заодно и от всех своих проблем и жизни разом, по-прежнему не покидала Дина, и он даже задумывался о ещё одной попытке прекратить свои страдания. Вот только уже вскоре понял, что хоть отец и не позвал психолога, всё-таки без внимания первую попытку суицида ему не оставили. Сначала Дин заметил отсутствие некоторых предметов на их привычных местах. Острых предметов. От него спрятали даже вилки, чтобы он не умудрился что-нибудь сделать с собой. Таблеток в аптечке ожидаемо тоже не обнаружилось практически никаких, кроме самых безопасных вроде активированного угля и глазных капель. А ещё отец или мать почти никогда не уходили из дома одновременно, и каждый из них старался как можно чаще заходить к Дину в комнату под любым, даже абсолютно глупым предлогом. Этот контроль жутко бесил и напрягал, но желание навредить ребёнку Дина не покидало, поэтому он в итоге забросил попытки найти действенный способ в этом доме, решив, что в их с Кастиэлем новом у него будет намного больше возможностей.***
Время подготовки к свадьбе пролетело незаметно. Дин совершенно не принимал в ней участие. Даже о костюме позаботилась мама. Он был шикарен и сидел на омеге, как влитой. Белоснежный изящный фрак подчёркивал широкие плечи и узкую талию; брюки лоснились белым водопадом, скрывая лёгкую кривизну ног и смотрелись идеально на нём. Красоту дополнял тёмно-зелёный галстук, идеально оттеняющий глаза Дина, и такого же цвета нагрудный платок, торчащий уголком из кармашка пиджака. Дин выглядел просто ослепительно, словно сказочный принц. Картину портил лишь безжизненно потухший взгляд, выражающий бездонную пустоту и невыразимую печаль. Он немного портил вид омеги в его положенный самый торжественный день, но Дину было глубоко плевать на такие мелочи. Он спустился в гостиную и остановился возле высокого зеркала, глядя с отвращением на собственное отражение. Через какой-то час ему суждено стать Милтоном, взять фамилию, которую он ненавидит много лет и носить её всю оставшуюся жизнь. В том, что она будет не долгой Дин совершенно не сомневался. Если он не сведёт с нею счёты сам, то Кастиэль однажды поможет ему, не рассчитав силы, как год назад. - Возьми себя в руки, милый, - сочувствующе сказала мама, подойдя к нему и ободряюще взяв за плечи. Она не сердилась за экспрессивные слова в свой адрес, понимая, что у сына были причины так говорить. - понимаю твои чувства, но у нас нет другого выхода. - Мамочка… - Дин тоже на самом деле не держал на мать зла. Она – в отличие от отца – проявляла всяческое сочувствие и поддерживала его всё это время. Он прижался к ней, ища защиты, как прежде. Глаза защипало, к горлу подступил ком, и первая слезинка покатилась по щеке. - Всё хорошо, Дин. Всё будет хорошо, - шептала Мэри, обнимая сына, уткнувшегося ей в плечо, пока его всхлипы не утихли, а тело не расслабилось. За окном послышался клаксон подъехавшего лимузина, и она твёрдым голосом сообщила: - Пора… Свадьбу было решено сыграть в тесном семейном кругу. Никаких лишних гостей и помпезности, всё тихо и скромно. Церковь, где должна была пройти церемония, была украшена белыми цветами, от вида которых Дину становилось ещё тоскливей. Внутри уже находился Кастиэль, одетый в чёрный строгий костюм с синим галстуком. Он не сводил взгляда с Дина, как только тот переступил порог церкви и провожал его до самого алтаря. Сам же омега со скорбью рассматривал пол и мысы собственных ботинок, которые мелькали перед ним, пока отец вёл его к жениху. Дин выглядел настолько сногсшибательно, что Кастиэль забыл, как дышать. Он никогда не видел его таким: одетым с иголочки, наряженным, красивым. Обычная мешковатая потрёпанная одежда только портила прекрасную фигуру омеги, которую Кастиэль успел рассмотреть в тот злополучный вечер. Сейчас Дин был похож на юное прекрасное божество. И пах нисколько не хуже. Сейчас тот самый аромат, который когда-то снёс Кастиэлю крышу был не таким сильным, но по-прежнему манил, окутывал и заставлял сердце биться быстрее. Неповторимый запах первых весенних лучей идеально сочетался с таким солнечным и милым Дином, с его веснушками и золотистыми прядями волос. И как раньше Кастиэль не замечал всех эти мелочей, каждая из которых теперь была так важна для него. А ещё теперь в солнечный букет ароматов Дина вплетался еле заметный запах подснежников – первых хрупких весенних цветов. Ни с чем несравнимая нотка, по которой Кастиэль сразу догадался, что парень носит девочку. Его доченьку-бету. Осознание этого опалило ему глаза, а в уголках собралась влага. Но плакать альфа был не намерен. Не сегодня. Сегодня он женится. На самом прекрасном на свете омеге. Стоя у алтаря, Кастиэль глаз не мог оторвать от Дина, вдыхая его запах и приходя к двум вполне логичным выводам. Во-первых, он, наконец, признал, что был полным идиотом по жизни, мерзавцем и законченной сволочью, позволяющей себе причинять вред этому прекрасному омеге. Дин, скорей всего, никогда не простит его за всю боль и страдания, которые он ему причинил. А во-вторых… Как бы это ни звучало вопреки всему, что он когда-либо говорил, делал и особенно чувствовал, кажется, он бесповоротно, безоглядно и беспросветно влюбился в этого мальчишку. СВОЕГО мальчишку. СВОЕГО омегу. Он чувствовал это так, как не могут чувствовать ни беты, ни омеги. Только альфам дано распознать среди множества запахов тот самый, родной. Свой. Когда Дин ответил священнику несмело еле слышимое «да», Кастиэль мысленно поклялся себе, что сделает всё для того, чтобы его муж и дочь были счастливыми. Он будет ежедневно словами и делами вымаливать у Дина прощение, надеясь, что однажды всё-таки сможет заслужить от него помилование. Кастиэль готов был перевернуть целый мир, чтобы холодящий душу лёд в глазах его омеги смог оттаять, явив теплоту и нежность, которую он никогда не видел в его глазах. В снятом по поводу хоть и скромного, но торжества ресторане, Дину пришлось сидеть максимально близко к Кастиэлю за одним столом на правах законного супруга. Стол был заставлен различными блюдами, но омеге даже кусок в горло не лез из-за творящейся в душе бури. Праздник для остальных, для него лично казался поминками по его спокойной и относительно свободной жизни. Как и в церкви, здесь он по-прежнему не смел поднять взгляда и посмотреть на своего новоиспечённого мужа, хоть и чувствовал с его стороны долгие изучающие взгляды. Щёки Дина пылали от этого внимания, по его мнению не сулившего ничего хорошего. Он боролся с собой, чтобы не подскочить на месте и не убежать как можно дальше, не забиться в какой-нибудь тёмный угол, надеясь, что его не найдут. Отщипнув небольшой кусочек от запечённого ягнёнка, Дин положил его в рот и стал с отвращением жевать, словно это было не вкуснейшее мясо, а кусок жжёной резины. Кастиэль заметил, что его омеге как-то не по себе и захотел успокоить, накрывая ладонь Дина своей с вопросом: «Всё в порядке?» Тот тут же отдёрнул руку, словно обжёгшись, и сжал её в кулак, впервые за вечер бросая взгляд на Кастиэля. Злой, но при этом испуганный. Альфу не удивило его такое поведение, только кольнуло, словно иглой в самое сердце от злости на самого себя, что довёл парня до такого состояния. Кастиэлю было больно видеть, как Дин шарахается от него, как чёрт от ладана, но он понимал, что сам виноват во всём и расплачиваться, возможно, за это будет всю жизнь. Когда зазвучал свадебный вальс, Кастиэль понимал, что Дин ни за что не согласится танцевать его с ним, но обязан был пригласить. Так велел свадебный обычай. Вложив всю свою галантность в этот жест, он протянул Дину руку и кивнул в сторону зала. - Я не умею танцевать, - ожидаемо отказался тот, выплюнув отказ со злостью, как ядовитая змея. Дин сам удивился своей дерзости, запоздало понимая, что и за это придётся расплачиваться позже. Он был уверен, что, как только они окажутся наедине, Кастиэль от души надаёт ему тумаков без особых причин, поэтому не стал заморачиваться тем, что даст ему хоть одну. Исхода это всё равно не изменит. Демонстративно встав из-за стола, Дин зашагал по направлению к туалетной комнате, где он мог немного прийти в себя и умыться. Вечер был слишком напряжённым, а ночь обещала быть бурной, поэтому чем позднее становилось на часах, тем больше его начинало потряхивать от ожидания неизбежного. Кастиэль за ним решил не идти, давая парню время и каплю личного пространство. Он понимал, что омега сильно переживает из-за этой свадьбы, которую тот совсем не хотел. Он даже не обратил внимание на сочувствующие взгляды собравшихся из-за отказа Дина, лишь только почувствовал ободряющее пожатие отца на своём плече. Когда празднество начало подходить к концу и пришла пора ехать по домам, Дина охватила настоящая паника. Он с тревогой смотрел на мать, взглядом умоляя не отдавать его этому чудовищу. Но встретил в ответ лишь сочувствующий взгляд, говорящий о том, что ничего не поделаешь, теперь это его судьба. Знала бы мама, что именно его ждёт этой ночью, наверняка ни за что не отпустила бы никуда. Дин знал, на что идёт, молчал и безумно боялся. Всю дорогу до дома они молчали. Кастиэль крепко сжимал руль, он тоже нервничал, но старался этого не показывать. Когда они заехали в гараж, Дин вышел из машины и поспешил в дом, чтобы, когда этот изверг начнёт его бить, это было хотя бы не на глазах соседей. Он поднялся на второй этаж и зашёл в их с Кастиэлем спальню. Она была довольно просторная. Посередине стояла большая двуспальная кровать, и при виде её у Дина засосало под ложечкой. Ему придётся спать рядом с этим чудовищем, терпеть его присутствие и, учитывая тот факт, что Дин теперь принадлежит Кастиэлю по праву закона, тот сможет вытворять с ним, что захочет. Естественно, насильно, потому что Дин никогда добровольно ему не отдастся. Отвернувшись, Дин проглотил комок горечи и страха и направился в ванную. С остервенением срывая с себя ненавистную одежду, он проклинал свою судьбу и испытывал желание провалиться сквозь землю или умереть прямо здесь и сейчас. Когда он ступил под теплые струи душа, то немного расслабился, осознавая, как устал и вымотался за день, но долго там стоять не решился, ибо боялся, что к нему захочет присоединиться муж. Муж. Это звучало очень странно, непривычно и… дико по отношению к Кастиэлю. Неприятно даже в мыслях называть таким святым званием человека, которого ненавидишь всей душой. И больше всего обидно то, что это навсегда и никак уже не изменить. Дин всегда мечтал о свадьбе с альфой, которого будет любить всем сердцем и с которым будет счастлив сам. Он пёк бы ему пироги по субботам, целовал при встрече с работы и на дорогу туда, готовил вкусные ужины, а ночью отдавался ему с особым упоением и страстью. Дин с удовольствием родил бы ему ребёнка: их малыша, зачатого в любви и гармонии, и они вдвоём его бы очень любили. А ещё завели бы кота с дымчатой шёрсткой. Малыш игрался бы с ним, а они с альфой умилялись. Таковым было его представление об идеальной семье, таким Дин видел и своё будущее. А что получил на самом деле? Вместо прекрасного мужа – жестокого отморозка, вместо любимого малыша – ненавистного выродка, плод мерзкого изнасилования, вместо поцелуев и страсти – побои и издевательства. Вот и вся романтика, варварски изломанная и растоптанная садистом муженьком. Дин выключил воду, насухо вытерся и надел спальные штаны и чистую футболку. Он несмело вышел из душа и еле слышно проскользнул в кровать, тут же забираясь на неё с ногами. Он со смертельным страхом ждал своей участи, понимая, что Кастиэль ни за что не оставит такой случай поиздеваться над ним без внимания. Теперь в спектр нанесения душевных и телесных повреждений альфы на всех основаниях входил ещё и секс, чего Дин боялся даже больше всего остального. Но Кастиэль, зайдя в комнату, прошёл мимо него, отправляясь в душ, словно не заметив Дина или сделав вид, что его вообще нет. Ну да, тот ведь не раз говорил ему, что он – пустое место. Если это и сработало сейчас, то – Дин был уверен – ненадолго. Стоит только Кастиэлю вернутся, и он сразу вспомнит о своей игрушке для битья. Он знал наверняка, что поплатится за сегодняшнюю выходку на свадьбе. Да вообще за то, что Кастиэлю пришлось против воли жениться на Дине, пусть даже омега тоже был против брака. Но кого это теперь волнует? Когда дверь ванной открылась, Дин едва мог дышать от страха, забившись в угол кровати и обняв собственные колени. Он уткнулся в них носом и трясся, словно осиновый лист на ветру, особенно когда почувствовал, как перед ним прогнулась кровать. Он зажмурился, ожидая удара, но вместо кулака его щеки коснулась тёплая ладонь Кастиэля, нежно поглаживая, а не причиняя боль. Дин вздрогнул и несмело поднял на него взгляд разлепляя зажмуренные глаза. Кастиэль был одет и, кажется, не собирался ни бить его, ни насиловать. Дин заглянул в его глаза, ожидая увидеть в них злость, отвращение или, может даже похоть, но вместо этого там плескался целый океан тревоги, заботы и тепла, что окончательно его запутало. - Дин... Я знаю, что уже поздно и бессмысленно просить прощения, но я не могу подобрать слов, чтобы описать, как сожалею обо всём, через что заставил тебя пройти. Глаза Дина распахнулись в немом шоке от сказанных слов. Он не мог поверить, что Кастиэль просит у него прощения. Всё это было похоже на галлюцинации или сон. Возможно, он каким-то чудом задремал, пока ждал своей участи, и сейчас придёт его новоиспечённый муженёк и жёстко вырвет его из этих грёз, начав привычно избивать и осыпать бранью. Он даже едва заметно ущипнул себя так, чтобы Кастиэль не увидел, но только поморщился, чуть не зашипев от боли, убеждаясь, что, кажется, всё это происходит на самом деле. Тем временем альфа продолжил свой монолог: - Особенно мне жаль о том, что случилось недавно в университете. Твой запах просто свёл меня с ума. Я сам не осознавал, что творю, находясь будто под гипнозом. - Ты изнасиловал меня, - набравшись смелости, чуть ли не шепча пробубнил Дин, всё ещё трясясь от переизбытка эмоций. - Прямо на грязном полу, в заброшенном кабинете университета. Меньше всего на свете я хотел, чтобы мой первый секс случился именно так, и тем более с тобой! - Твой первый секс? – выцепил главное Кастиэль. – То есть, ты до этого никогда, ни с кем не… О, Боже! – застонал он, прикрывая глаза. Всё оказалось куда хуже, чем он предполагал. Он был первым у Дина. И всё испортил. - Это была моя первая течка, которая и восстановила гормональный фон вместе с запахом. Кому я был нужен без него? - Мне так жаль, Дин, - покаянно еле слышно произнёс Кастиэль. – Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты снова меня боялся. Я клянусь, что никогда больше ни словом, ни делом не причиню тебе вред. Я знаю, что должен вымаливать у тебя прощение на коленях, но, боюсь, этого будет мало, чтобы исправить все то, что я натворил. Ты можешь меня ненавидеть - имеешь на это полное право – но, пожалуйста, больше не бойся. Хочешь ты этого или нет, мы теперь одна семья, и со своей стороны я обещаю, что сделаю всё, чтобы быть примерным мужем для тебя, достойным отцом для нашего малыша и надёжным альфой для вас обоих. Дин не мог вымолвить ни слова, только глупо открывал и закрывал рот. Он всё ещё не мог понять происходящего, не в силах был поверить, что Кастиэль серьёзен относительно своих слов, а не пытается его одурачить. Больше всего на свете Дин боялся, что тот сейчас просто рассмеётся ему в лицо и скажет, что всё то была шутка, а потом всё-таки изобьёт, как ожидалось изначально. Возможно даже, он выждет несколько дней, чтобы окончательно убедить его в своей искренности, чтобы нанесённый после удар оказался ещё больнее, окончательно доламывая Дина изнутри. Так и не дождавшись никакого ответа от всё ещё забитого в угол омеги, Кастиэль решил просто дать ему время, чтобы всё осмыслить. Поэтому просто поднялся с кровати и обошёл её, присаживаясь с другой стороны. - Ты прости, что нам приходится делить одну постель на двоих, но ты ведь понимаешь, что это необходимо малышу, чтобы он родился здоровым и крепким. Когда он… она родится, обещаю, что сразу же займу соседнюю комнату… Если тебе всё ещё будет противно моё общество, - с надеждой и сожалением окинул он взглядом Дина и улёгся на своей стороне. - Она? – единственное, что, наконец, смог выдавить из себя омега. - У нас будет девочка. Малышка-бета, я чувствую это по твоему запаху, - с улыбкой на губах произнёс Кастиэль. – Спокойной ночи, Дин. Омега ничего не ответил, лишь кивнул и откинулся на подушку. Он отодвинулся от ненавистного альфы как можно дальше и отвернулся, поворачиваясь на бок к тому спиной. Всё ещё находясь в шоковом состоянии, он не мог сейчас думать о сне. Глаза отказывались даже закрываться, а в голову лезли тысячи мыслей и вопросов. В итоге он окончательно провалился в свои размышления. Пол ненавистного ублюдка интересовал его меньше всего, но отчего-то он всё же зацепился за эту оговорку. Что ж, девочка так девочка, Дину было плевать. Его сейчас больше поражал тот факт, что, кажется, его не будут бить и насиловать. По крайней мере сегодня. Поверить в слова альфы окончательно он никак не мог, хоть, если тот и врал, то делал это чересчур хорошо. Дин никогда не видел у Кастиэля таких глаз, полных, казалось бы, искренней печали, сочувствия и сожаления. Это был незнакомый ему прежде Кастиэль, оттого и верилось во всё происходящее с огромным трудом. Так или иначе, ожидаемой боли по-прежнему не наступало, а альфа, кажется, и вовсе заснул, что заставило и самого Дина в конце концов расслабиться, отпуская то напряжение, что держало его весь день. Вопросов и размышлений меньше не становилось, но усталость накатывала мягкими волнами, убаюкивая и зазывая оставить все мысли на следующий день. Дин даже не заметил, как всё-таки уснул, с небольшой опаской ожидая начало нового дня.