О всяком по разному

      – Не шевелись, – сердито говорит Мэтью.       – Я не шевелюсь! – Франциск оскорблён до глубины души. – Если вы не заметили, мальчики, я уже битый час сижу в одной позе и боюсь дышать.       – Шевелишься, – улыбается Иван, – я видел.       – Да, но...       – Перестань, пожалуйста! – Мэтью подпрыгивает, машет кистью, и солнечные брызги акварели разлетаются в разные стороны, добавляя позолоты на осеннюю листву. Кумадзиро чихает сквозь сон – ярко-жёлтые веснушки, вдруг появившиеся на его мордочке, не способны разбудить белого мишку.       – Я всего лишь хотел поправить волосы, – оправдывается Бонфуа, – кажется, что вот эта прядка...       – Перестань!!!       Мсье поджимает губы и обиженно замирает. «Меня рисовали миллионы раз, – бормочет мсье, – и ещё никогда это не было настолько хлопотно».       Он старается сохранять лицо, блюсти позу и держать спину, ему кажется, что делает он это безупречно, но воспитанник время от времени продолжает его журить.       Франциску невдомёк, что Иван, удобно вытянувшийся на земле и умастивший растрёпанную голову на коленях корпящего над альбомом Мэтью, время от времени незаметно скребёт кончиком пальца чужой бок. Очень ловко и невероятно щекотно.       – ... Это невозможно! – Уильямс подпрыгивает очередной раз.       – Я не двигался! – вопиет Бонфуа.       – Ты ёрзаешь, – невозмутимо замечает Брагинский. – Я видел, я очень внимательно за тобой наблюдаю.       Мэтью закатывает глаза и, наконец, без околичностей мажет его нос яркой краской.