K side: Towel

Пожалуй, ни один другой король не заставлял шумных маленьких деток так быстро притихнуть, как это получилось у Кокуджоджи Дайкаку. Он не был злым, не казался раздражённым или готовым причинить кому-либо вред, но в его уставших глазах отражалась спокойная вечная мудрость, а сам он внушал ощущение силы и могущества. Величие золотого короля не сломила старость, он был по-прежнему могущественен и властен над всем существующим в мире порядком. Дети сидели на полу на подушках, собравшись в кружок. Сев на свободное место, Дайкаку закурил сигару и печально выдохнул горький дым, только сейчас осознав, в какой нелепой ситуации он оказался. Полотенце — да? Ему было проще лгать на допросе во времена Второй Мировой, и придумывать оправдания для общественности, если секрет странных сил раскроется, но рассказывать детям сказку — слишком трудно даже для него. Он скосил холодный взгляд на других оставшихся в комнате королей. Суо Микото уже докуривал пачку сигарет, нервничая перед предстоящим рассказом полотенчатой истории, Мунаката Рейси нервно протирал очки, начищенные до яркого синего блеска, Хисуи Нагарэ и Тэнкей Ивахунэ что-то шёпотом обсуждали, и только Мива Ичиген сидел спокойно, не шелохнувшись. Отстрелявшийся Адольф Вайсман сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и мучился от разболевшегося живота. Кокуджоджи затянулся, глядя на них. Стоит ему заговорить, так слушателей у него прибавится, а рассказывать детям он не знает о чём. Не начинать же сказку со слов: «После возвращения серебряного полотенчика, золотое нажралось так, что забыло, какого оно цвета»? — В моей истории полотенце было золотым, — вдумчиво начал Кокуджоджи Дайкаку, подняв взгляд к потолку, не решаясь взглянуть во внимательные глаза детей. — Оно было жёстким, суровым и твёрдым в убеждениях. Это было воинственное полотенце, пропитанное порохом, кровью и дымом. — Разве никто не додумался его постирать? — спросил один из детей. — Это полотенце не позволяло себя стирать. Оно было из шипов и стали, и всякий, кто им вытирался, уходил калекой. Реакция детей была неоднозначной, но по большему счёту они расплакались, жалея золотого бедолагу. Явно, хозяева полотенчика его не любили, никто им не вытирался, никто с ним не дружил и никто не хотел приближаться к такому колючему монстру. На секунду королю даже самому себя стало жаль. — Не страдал он, — буркнул Дайкаку, вынув изо рта сигару, давая себе время для размышлений. — Ему было о ком переживать. За ним шли такие же колючие золотые полотенца, как и он сам. Полотенца, каких ещё свет не видывал! Честные, доблестные, воинственные! Полотенца рыцарей. Только истинный воин, не боящийся боли, имел право вытираться ими. Вновь затянув горький дым, золотой король скосил взгляд на других лидеров кланов, слушавших его с тем же неподдельным интересом, словно дети. Правда, в глазах детей не было таких отчаяния и страха, которые угадывались в глазах взрослых мужчин. Всех, кроме серебряного короля, ибо единственное, что ему сейчас грозило — разболевшийся от переедания живот. — Золотое полотенце не принимало ничью сторону в перепалках, — Дайкаку угрюмо вздохнул, вновь переведя суровый взгляд на молодых лидеров кланов. — Хотя бы потому, что никто не предлагал и не заходил спросить, не разошлось ли оно по швам от старости! Это заставило молодых людей устыдиться. Всех, кроме Адольфа Вайсмана, который больше был занят тем, что по телефону заказывал Ятогами Куро еду на ужин. — Не важно, — сжав сигару зубами, старый король глубоко вдохнул крепкий дым, желая одновременно ворчать и рассказывать. — Но были у полотенца и жестокие враги. Враги, называвшие его «последний босс» и коварством превзошедшие весь третий рейх. Хисуи Нагарэ многозначительно откашлялся, словно бы привлекая внимание к своей персоне и гордясь тем, что золотой король решил рассказать именно о нём. — Так вот, — продолжал Дайкаку, с толикой презрения глядя на то, как гордо серый король похлопывает зелёного по плечу. — Мой тихий покой… тихий покой воинственного полотенца был разрушен одной недружелюбной персоной. То было чудовище на инвалидной коляске, руки которого специально были связаны, чтоб оно не творило бед. Дети испуганно ахнули, а Хисуи Нагарэ тем временем едва слышно усмехнулся. Мунаката Рейси с упрёком посмотрел на него, а Тэнкей Ивахунэ по такому поводу решил позволить себе открыть баночку пива. — Разве у полотенца могут быть руки? — удивлённо и осторожно спрашивал один из детей. — У этого всё было! — неожиданно для себя, вспылил Кокуджоджи, со злобы чуть не откусив сигару. — И даже ходить мог, верно, Нагарэ? Польщённый столь пристальным вниманием Хисуи Нагарэ лишь самодовольно кивнул, распираемый от гордости за себя. — Продолжим, — твёрдо произнёс Дайкаку, подняв взгляд к потолку, вспоминая. — Тогда золотое полотенце было в хорошем расположении духа и не предчувствовало беды. Оно плотно поужинало вместе со своим военным отрядом, а после ушло в… — он запнулся. — В ванную. Охранять Дрезденское Мыло от всяких злодеев. Мунаката Рейси недоумевающее провёл рукой по своему лицу, сняв очки. Видимо, на место золотого полотенца метит — подумал Кокуджоджи, — будет стоять на его месте рядом со Сланцем и вспоминать эту расчудеснейшую историю и пугать своим поведением Авашиму Сэри. Ну, это традиция всех полотенец: если ты не пугаешь второго по силе подданного, то либо ссоришься с ним, либо уходишь из жизни, либо он вечно готовит тебе еду. — Но злодей всё же нагрянул, — продолжал Кокуджоджи спокойным и ровным тоном, заставляя детей в страхе прижаться друг к другу. — Злое полотенце, зелёное и упёртое, как и надоедливый попугай, который был на нём вышит. Оно было, как я уже говорил, в инвалидном кресле, и крепко связанным, будто в смирительной рубашке. Вы же знаете, что такое смирительная рубашка? Дети энергично закивали. — Хорошо, — золотой король затянулся. — Приехало оно к золотому полотенцу и говорит: «Сдавайся, последний босс. Я всё равно уже победил тебя». У полотенчика из-за такого обращения все волокна всколыхнулись, естественно, ему стало интересно, почему зелёный так смело заявил, что уже победил его. Дети переглянулись, перебирая варианты ответа в своих юных умах, в то время как Дайкаку гасил сигару, втирая окурок в жестяную пепельницу, уже полную от бычков — синий и красный короли слишком нервничали перед своими историями. — И что же ответил этот зелёный негодяй мне!.. То есть, полотенчику, — вздохнул золотой король. — «Ты же не будешь бить калек?» От такого рьяного ответа дети попятились назад, а один из них тут же упал в обморок. В чувства несчастного приводил заботливый Мива Ичиген, у которого от такого сюжетного поворота даже затряслись руки. — И одним этим вопросом злодей уделал полотенчика, — тяжело вздохнул рассказчик. — Сперва полотенчик думал: «Чёрта с два, не буду! Отделаю так, что твоей инвалидной коляске понадобится инвалидная коляска», но потом увидел испытующие взоры своих последователей. Среди них он был добрым, пускай и строгим полотенцем, а тут приходит какой-то связанный в узел любитель и явно покушается на Мыло. — Категорически не согласен с ним! — вскинул руку вверх Адольф Вайсман. — Мыло не нужно полотенцу. Мыло приносит радость только людям. И запах орхидей, если подобрать правильно его. — Тебя не спрашивали, оболтус, — грозно проговорил Дайкаку. Вместе с детьми в состояние глубокого шока впал ещё и синий король, обычно завоёвывавший победу боем. Видимо, ему никто не подсказал сказать красному королю: «Ты же не будешь бить очкариков?». — Обескураженный полотенчик не знал, что ему ответить. Он просто стоял в недоумении от такой наглости, опешив, а зелёное полотенце угрожающе подкатывало к нему свою инвалидную коляску, точно планируя задавить. Испуганные детишки жались друг к другу, а кто-то из них даже зажал руками уши и истерически зарыдал. Более ужасной и чудовищной истории они ещё не слышали. Ничего. Пусть привыкают ко всем трудностям жизни. — Не будет же здоровое, сильное и крепкое полотенце причинять вред связанному узлом доходяге? — Дайкаку думал, что Нагарэ отреагирует на оскорбление, но он даже не изменился в лице. — Ну и сдался золотой, иначе зелёный причинил бы сам себе ещё больше вреда, нежели сделало бы это наше полотенце. — Нужно было ответить боем! — завозмущался серебряный король. — А иначе он мог бы отобрать у него всю еду! — Помолчи, — отрезал Кокуджоджи, тяжко вздохнув. — Дай мне пожаловаться. Стоило гордому воину признать своё поражение, на что его подтолкнули достоинство и честь, так случилось кое-что совсем ужасное. Он ждал, когда у него потребуют Мыло, но несчастный злодей расплылся в безумной улыбке и сказал: «Я просто хотел победить последнего босса». Он ничего не просил и не приказывал, ему нужно было только моё… полотенчиково поражение! Хисуи Нагарэ гордо вскинул голову, закрыв глаза, давя улыбку. — А что он сделал потом, спросите вы, — золотой король посмотрел на детей, на лицах которых увидел сострадание и жалость. — Это сопливое зелёное полотенце поднялось со своего кресла и преспокойно ушло. Понимаете? Большим лопухом я… то есть, полотенчик, себя никода раньше не чувствовал! На лице Кокуджоджи Дайкаку отразилась мрачная, зловещая печаль. Дети, поддавшись состраданию и жалости, позабыли о страхе перед этим сильным человеком и заключили его в крепкие объятия, поддержав лучше, чем всякие успокоительные речи. Дайкаку глубоко вздохнул, поднявшись, и казался выше любого ребёнка втрое. — Не доверяйте ничему зелёному, дети, — вздохнул Дайкаку. — Особенно, если это плесень на продуктах! — многозначительно изрёк король, который сегодня не разделил с друзьями еду.