По пеплу бродит лис

- Не надо на меня так смотреть. Саске лениво тасует карты рубашками вниз, но Итачи не сомневается, что каждая ложится по масти и порядку. Тёмные глаза лениво осматривают его, отмечая идеально выглаженную форму, расположение подсумков, выражение лица, мелкие веточки мимических морщин, собранные в хвост волосы… словом всё, что шиноби делают автоматически. Но только Учиха делают это… так. Естественно. Смотрят и видят. Запоминая без шарингана не меньше, чем с ним. - Как? - Как на привидение. У Саске спокойный голос и спокойные глаза. Не равнодушные, но… непоколебимые. Так смотрят на давно знакомые, привычные вещи, которые не удивляют, не привлекают внимание. Которые являются абсолютно обыденными. Как дерево во дворе, как кунай в подсумке. Саске смотрит на него, как смотрел бы на любого другого человека. Обычного и неинтересного. И от этого больно и страшно, потому что Саске… его брат. Давно похороненный в глубине сердца. Итачи сглатывает, даже не стараясь спрятать или сдержать нервный жест. - Ты… знаешь, кто я? - Разумеется. Я не страдаю потерей памяти, – фыркает младший брат. Его сокомандники тактично вышли, потерявшись в коридоре. С одной стороны, Итачи им был безумно благодарен за понимание, с другой - не совсем понимал, как можно было так просто оставить друга с чужим шиноби. Не могут же ему настолько доверять? Даже для дружественных, союзных деревень это несколько слишком. Или здесь есть какой-то план? - Ты… так спокойно говоришь об этом… - А как ещё об этом стоит говорить? – Саске приподнимает бровь, не скрывая скепсиса в тёмных глазах. – Я ведь не гражданский, который сиганёт в пропасть, стоит тебе сказать: «Я – твой брат!» - он не сдерживает смешок. – Даже будь мы врагами, я бы вряд ли отреагировал как-то иначе. Так что не жди от меня лишних воплей, ладно? - Я не это имел в виду, – нахмурившись, поджимает губы Итачи. - Тогда скажи мне то, что имеешь. У меня есть шаринган, но я не читаю мыслей. - Ты - Учиха. - Я знаю. Или это претензия? В его глазах, не скрываясь, танцевало весёлое насмешливое пламя, даря полное ощущение, что над Итачи смеются. Горячая огненная чакра укрывала младшего брата птичьими крыльями, грела владельца и немного воздух рядом с ним, как у взрослого Учиха с полностью сформированным очагом и мощным запасом. Саске знал себе цену и знал свою силу. И это не было самоуверенностью. Осознание этой мысли пришло как-то неожиданно и сразу. Опыт джонина и завершённый шаринган раскрывали чужую историю развития и немного обучения, даря возможность оценить… нет не врага, знакомого незнакомца. - Я… Итачи не знает, как разговаривать с этим человеком, смотрящим на него спокойными глазами родного существа. Да имеет ли он право с ним разговаривать? Может ли сказать, что это всё ещё его маленький, глупый брат? Саске вырос. Брат терпеливо ждёт, ожидая его действий, и от этого, они словно меняются местами, старший Учиха чувствует себя не экзаменатором перед неопытным мальчишкой, а маленьким мальчиком перед кем-то взрослым и сильным. Нет, Саске по уровню силы не сильнее его, но что-то в его взгляде, в том, как он сидит и наблюдает… Что-то в этом есть. Думать о брате, как о враге не хочется. - Ты не подошёл ко мне… - наконец, определяет суть своих претензий Итачи. - А ты меня не увидел, – Саске улыбается совсем без обиды, склоняя голову на бок. – И не говори мне, что всё дело в отводе глаз. Ты джонин, АНБУ и Учиха с полным додзюцу. Не заставляй меня сомневаться хотя бы в твоей разумности. Или здоровье. - Здоровье? - Ты вдруг ослеп? Итачи поперхнулся, но быстро взял себя в руки. Саске вряд ли знал, на какую больную мозоль наступил. И остаётся надеяться, что не узнает. Только Учиха с Мангекё познают отчаяние постепенно затухающего зрения. Брату это совершенно не нужно. - Могу попросить Орочимару посмотреть твои глаза, – как бы между прочим говорит он, замечая, как дёргается джонин. - Нельзя показывать додзюцу чужаку! – цедит сквозь зубы Итачи, на мгновение забывая, кому это говорит и что Саске может этого банально не знать. Но брат только усмехается. - Ты мне говоришь? После того, как меня фактически продали гениальному учёному? - У тебя не могло быть шарингана… - с горечью отвечает Итачи, опуская взгляд и сжимая кулаки. - Чушь, – отмахивается Саске. – Шаринган у Учиха отсутствует только в том случае, если глаза ему вырезают, – Итачи вздрагивает. – А у меня был просто авитаминоз. У тебя, кстати, тоже, только немного другого характера. - Что?.. - Я вижу, как ты щуришься, – пожимает плечами генин. – Не надо считать меня совсем глупым и ненаблюдательным. - Ты не можешь серьёзно об этом говорить, – Итачи качает головой. – Ты просто не понимаешь… - Мне тринадцать, но я не младенец, – взгляд Саске становится острым, как кунай с чакрой ветра. – Не нужно меня считать глупее, чем я есть. Я знаю достаточно. Разочарование расцветает на дне тёмных зрачков отравленным бутоном, и молодому мужчине становится не по себе. - Саске… ты не жил в клане с малых лет, ты не можешь знать всего. Итачи привычно успокаивает взвивающиеся эмоции, маленький брат, разумеется, не понимает, не знает всего, просто не может знать – некоторые вещи никогда не выходят за пределы клана. Он успокаивает себя и поднимает взгляд, уверенный в своём умении донести любую информацию до собеседника. Глаза брата неожиданно холодные. Острые, как кунай, утратившие теплоту, заинтересованность и приязнь. - Тогда уходи, – слова режут по сердцу. - Что?.. Он недоумённо смотрит на Саске, не понимая, где допустил ошибку и что сказал не так. Поза Саске не меняется, по-прежнему оставаясь деланно расслабленной, но теперь это совсем иная расслабленность. Опытный глаз замечает изменившийся ток чакры – ещё не подготовка к атаке, но готовность эту атаку принять. - Если ты здесь, чтобы найти маленького глупого ребёнка, о котором надумал снисходительно заботиться – уходи, – тёмные глаза смотрят открыто, но теперь в них нельзя прочесть ни одной эмоции. – Меня вычеркнули из клана и поставили джуин, препятствующий появлению потомства, что означает, что даже с шаринганом, я не обязан возвращаться. И если даже ты считаешь, что я обязан делать что-то под чужим давлением или потворствуя чей-то гордости, я просто не стану пробовать. - Саске… - Ты был единственной причиной, по которой я думал посетить это место, Итачи, – горькая складка возле рта на мгновение отражает глубокую обиду, но тут же исчезает, скрытая привычно-знакомой бесстрастностью Учиха. - Высокомерие - это болезнь. Похоже, все Учиха Конохи подвержены ей. И я не собираюсь быть лекарством.