По пеплу бродит лис

Неожиданно - это оказывается больно. А он-то думал, что уже отболело – отжило. Он никогда не признавался себе в этом, но почему-то думал, что хотя бы здесь… в ином мире, где Итачи не пришлось вырезать собственный клан, где не было ненависти, не было Акацуки… где брату не нужно притворяться врагом… Несмотря на ситуацию Наруто, несмотря на отказ клана… Он думал, что может быть иначе. - Эй, - между лопаток ложится горячая, откликающаяся прохладой воздушной чакры, ладонь друга, – на дураков не обижаются, – напоминает Наруто. – Ты ведь помнишь? - Я не обижен, – Саске упрямо поджимает губы, сидя с закрытыми глазами. Под веками жжёт горячим песком Суны, а в груди полыхает обжигающим огнём, не имеющим ничего общего с родным Катоном. Да. Он не обижен. Он даже не злится. Он просто… разочарован. Это горькое чувство с привкусом болотной воды и запахом мёртвого дождя оседает на языке, напоминая о холодном одиночестве в квартале призраков из той, первой Конохи. Возможно, что-то такое когда-то чувствовал Мадара Учиха, будучи преданным Хаширамой. - Ты не один. Рядом садится Карин, подпирая сбоку – за спину можно только Узумаки. Её чакра пахнет морским бризом и чем-то светлым, напоминающим первый снег. - Если родственники - идиоты, это печально, но ещё не конец света, – фыркает позади Наруто, упираясь горячим лбом в спину, и Саске, не удержавшись, дёргает губами в бледной улыбке. Но молчит. Несостоявшемуся Намикадзе виднее. Только дело, конечно, не в этом. Итачи не идиот. Не дурак. Он совсем не глупый, действительно в чём-то гениальный молодой человек. С высоты своего истинного возраста, Саске видит все его сильные стороны и таланты и не может не восхищаться. Там, где другим всё даётся долгим, упорным трудом, стёртыми в кровь ладонями и тонной прочитанных свитков, брату достаточно посмотреть всего один раз – и даже без шарингана, он поймёт и разберётся. Просто у него такой склад ума. Такие хорошие данные, обусловленные природой, кровью и стечением множества обстоятельств… Так было в прошлой жизни, так есть в этой и так, наверное, будет во всех реальностях. И в этом - величайшая беда Итачи Учиха. Он верит, что он лучший, он получает этому доказательства, так говорят ему собственные успехи, и так твердят все вокруг. И от этого он убеждается, возводит в абсолют свои взгляды, не задумываясь, нет… отвергая саму возможность иного мнения. Иных вариантов. Ему и на мгновение не приходит в голову, что он может быть неправ. Для него очевидно, что он знает лучше. И вот от этого… от этого почему-то больно, несмотря на то, что Саске ничего не может с этим сделать. В этом нет его вины, в этом нет его… обязанности. Но ему всё равно горько. До жгучих слёз. По щекам течёт что-то горячее и липкое. - Саске, у тебя кровь! – Карин хватает его за плечо, а Узумаки за спиной не сдерживается от ругательств. - Твою мать, Учиха! Он и сам чувствует, как стремительно утекает чакра, и не сопротивляется, когда по затылку мягко ударяет чужая ладонь. Ну, да… Мангекё обретать всё-таки лучше в более старшем возрасте… *** - С ним точно всё будет в порядке? – Карин осторожно укладывает влажный компресс на глаза друга, пока Наруто раскатывает спальник для Учихи. - Куда он денется? – бурчит сын Девятихвостого. – Выспится и снова будет сверкать своей хмурой рожей, – он вздыхает, доставая продуктовый свиток. - Но всё-таки витаминную таблетку ему скорми. Не каждый день высшая ступень прорезается. - Это из-за брата? – спрашивает девочка, проходясь мягким свечением шосена по бледному лицу. Так-то Учиха всегда бледный, не поймёшь порой, от того ли, что проводит много времени в подземелье Орочимару, или от того, что загар к нему не липнет. Но вот сейчас… - Куда уж без него… Наруто закатывает глаза и помогает перенести друга на импровизированную кровать. Наверное, не лучшие условия проживания в форме – комната-каменный мешок, тоже часть экзамена. Сам он с удовольствием высказался бы в отношении Итачи и покрепче, но всё же старается держать себя в рамках. Во-первых, у местных стен есть глаза, уши и все органы восприятия, а потому не стоит их щекотать, дразнить и дёргать. А во-вторых, приличным генинам не стоит угрожать взрослым джонинам из чужой деревни, даже если джонины – редкостные засранцы. - Может, проклянём его для верности? – совершенно серьёзно предлагает аловолосая Узумаки. – Несмертельно. Но чтоб обо всём остальном думать было некогда, хотя бы до конца этапа. - Интересная мысль. И не откладывая в запечатывающий свиток, они сели голова к голове, принявшись прямо на коленке просчитывать возможные варианты. Раздражённые Узумаки, переживающие за близкого человека, всегда и во всех реальностях приравнивались к стихийным бедствиям класса “биджу нервно курит в сторонке”. Учиха Итачи мог не знать об этом в силу возраста, но скидок от этого ему давать никто не собирался. Карин решительно срезала кунаем длинную прядь у виска, сплетя её с тонкой золотистой нитью, скрученной из шерсти хвостов Наруто, и зашептала тихий наговор для мелких духов. Можно было бы и покровителя рода призвать, да много чести для дурака, звать самого Шинигами. Они ведь не собираются его убивать. Только слегка проучить. Раскатав тонкий, чуть тоньше пальца, свиток, Наруто сосредоточенно выводит кандзи, складывающиеся в “справедливое воздаяние” и “воспитание”. Напитать такие абстрактные понятия чакрой несложно, а вот сосредоточиться на точном смысле и последствиях – уже труднее. В каком-то смысле, они собирались сделать “гению” подарок. Шиноби, доросшие до звания джонина и не избавившиеся от завышенного самомнения, обычно долго не живут, так что если братишка у Саске не совсем безнадёжен, наказание пойдёт ему на пользу. Возможно. Помня упёртость прошлого Итачи, Наруто искренне сомневался, что Учиха выучит этот урок. - Но, хоть от Саске отвадим, – философски пробормотал он, сворачивая свиток и перевязывая его получившимся у Карин шнурочком. - Как подбрасывать будем? – с любопытством спросила девочка. - С каким-нибудь сговорчивым духом, – улыбнулся сын кицуне и удовлетворённо сложил печать призыва. Итачи ждали интересные времена.