Сквозь холод

            Аудитория мне досталась хорошая: просторная светлая, с дверцей у дальней стены к которой вела лестница с массивными мраморными балясинами. Дверца та была входом в небольшой кабинет и в спаленку. Спальня совершенно обычная, скромно обставленная мебелью первой необходимости. У стены — кровать полуторная, тумбочка и комод из зебрано, а еще прислоненное к стене у двери узкое зеркало в бронзовой раме высотой с человеческий рост.             Приметив, что вещи Люпина уже доставлены и сложены возле кровати, я подошла к зеркалу, нагнулась, чтоб получше рассмотреть чужое лицо в холодной отражающей глади. Где же мои задорные голубые глаза и румяные щеки с ямочками возле губ от бесконечного смеха? А лицо передо мной болезненное — доведенное до такого состояния душевными стенаниями или тяжелым прошлым? — я не знала. Я ничего не знала. А глаза на меня смотрели измученные, впалые в опухшие от явного недосыпания глазницы. И эти жидкие беспорядочные волосы! — Люпин безусловно предоставлял собой, на первый взгляд, жалкое зрелище, и я вздохнула, отходя от зеркала к вещам.       Разобрав эти скудные пожитки, я обнаружила много полезной литературы и материалов, годных для уроков защиты от темных искусств, хоть мне они были без надобности — уж кому-кому, а мне приходилось иметь дела с темными существами и искусствами и причем не раз. Кстати о ЗОТИ, урок должен начаться с минуты на минуту. Вот, из-за дверей кабинета уже слышен галдеж студентов, рассаживающихся по аудитории.       А мне было боязно. Причем я ещё не определилась, что страшнее: остаться на пару со своим отражением (а это угрожает нервным срывом) или выйти на съедение, к детям. Кажется, я настолько сильно не боялась с тех пор, как, собирая материалы для диссертации, ездила в поселение оборотней в Шотландию. Вот и сейчас от волнения подрагивают Люпиновские коленки, а сердце гулко трясется в груди, но чувствуется это трепыхание немного выше.       Я вдохнула, выдохнула и, толкнув дверь кабинета, спустилась по лестнице в аудиторию, горделиво и властно задрав подбородок. Ученики, заметив меня, сразу затихли и приготовились записывать мои слова, а я встала у доски и, продолжая молчать, оглядела собравшуюся публику.       Личики у всех детские, еще кругленькие и румяные, а глазки такие живенькие и любопытные, еще не потемневшие и не оскверненные полным познанием мира. Ребятки второго курса Пуффендуя и Гриффиндора терпеливо ждали, когда им расскажут что-нибудь чудесное. Невольно я улыбнулась тонкой люпиновской улыбкой, заглотнула побольше воздуху, чтоб начать объяснять…

***

      Сидя за столом в пустой аудитории, я перебирала самостоятельные работы второкурсников, сосредоточенно делая в них пометки магловской красной ручкой, и именно в этот момент в класс без стука вторгся Северус Снейп, заставляя меня оторваться от работы.       Гулкий звук его тяжелых шагов разносился эхом по пустому помещению, шуршащая мантия развивалась от быстрой ходьбы. Поравнявшись со столом, он грациозно поставил стеклянный пузырек с алой жидкостью и неодобрительно посмотрел на красную ручку в моих руках, но ничего не сказал. Я смерила взглядом мужчину, потом сосуд и поинтересовалась что это. — Даже бестолковый первокурсник поймет, что это зелье, — ледяным тоном заверил меня Снейп.       Я повела головой, усмехаясь. Этот человек испытывает мое терпение, раз так вызывающе показывает всем своим видом неприятие ко мне. Ну что ж… — Я вижу, что это не котлеты. Могли бы вы, Северус, снизойти до обычного преподавателя (заметьте, не первокурсника) и объяснить: что это за зелье и с чем его едят?       Мужчина дернул верхний губой, кривясь в лице, видимо не ожидая от меня резкого ответа. Его черные глаза, полные ядовитой ненависти пронизывали меня, и в мыслях я присвистнула: какой взгляд… Сколько воли, горящих искр и ослепляющего фосфорического блеска в этом взгляде. И в тот момент что-то перевернулось у меня внутри, горячая волна прошлась по телу, и меня пробрало дрожью. — Это зелье не даст потерять рассудок и отсечет желание съесть всех подряд во время превращения. Принимать утром, в день полнолуния перед едой, — терпеливо объяснил Снейп и собрался было уходить, но я игриво окликнула его. — А не отравишь?       Он, оборачиваясь, выгнул бровь, и его губы скривились в саркастической усмешке. — Если бы я хотел убить тебя, Люпин…то, поверь, сделал бы это еще в школьные годы.       Резко развернувшись, Северус ушел. — Какие мы грозные, — прицокнула я язычком и, взяв в руки пузырек, поднесла его ближе к свету.       Мутная алая жидкость, больше похожая на свежий томатный сок с ошметками мякоти, всколыхнулась, когда я взболтнула сосуд. Я прокрутила в голове диалог с зельеваром, который, если честно, слегка удивил. Потерять рассудок — это ладно — Люпин внешне не особо похож на адекватного, психически стабильного человека, но…, но почему именно…съесть?       Решив, что если доктор прописал Люпину эту гадость, то это не запросто так, я продолжила проверку работ, подмечая про себя, что мне понравилось преподавать.