Шесть душ - один финал

В тронном зале короля Асгора оказалось не так мрачно, как казалось в последние моменты жизни детей. Достаточно светлый зал, полный золотых цветов, старенький, но красивый трон. И сам король, но, как оказалось, он не выглядел кровожадным тираном, каким мог представиться. Он был скорее задумчивым, если не грустным. И каждый раз, когда он смотрел на собранные души, на его лице не было видно радости или улыбки. Напротив, Асгор старался не смотреть на них лишний раз, а лишний взгляд лишь омрачал его. Но если его настолько сильно трогало совершённое, то зачем это вообще было нужно? Каждый хотел знать ответ на этот вопрос. Может ли душа, вышедшая из тела, осматриваться, слышать, чувствовать? Да, может. В конце концов, что люди, что монстры – это не те оболочки, что называют телами. Тело – лишь сосуд, который может быть любым, но душа – вот истинная сущность любого живого существа. И шесть таких сущностей парили в колбах друг рядом с другом. Души всех шестерых детей, что погибли по пути в этот самый замок. Могли ли они узнать друг друга без тел? Это, наверное, стоит спросить у них самих, но, скорее всего, могли также. Было ли это из-за того, что, выйдя за пределы бренного существования, открываешь для себя некую мудрость, или из-за того, что все шестеро были просто уверены, что другие придут за ними – неважно. Ощущать присутствие своих самых близких людей, но без возможности поговорить, без возможности обнять или даже услышать, почувствовать эмоции – это было самым тяжёлым из испытаний, что предстало перед ними всеми. Да, они вместе, но они же и разделены. И что будет дальше, сколько им предстоит пробыть в таком существовании? Скорее всего, душа не имеет представления о месте и времени, поскольку оно идёт, а душа остаётся. Прошли ли часы, дни или недели, они не знали, разве что можно было заметить, как король ходит по пустому залу и поливает растущие там золотые цветы, печально улыбаясь, точно это было единственной оставшейся в его жизни радостью. И, что бы не решили остальные, душа Добряка сделала для себя один вывод, пусть и не могла поделиться с остальными, как и утешить или ободрить их. Злое существо не способно на заботу, тем более за цветами. Но почему Асгор сделал всё это? Снова этот вопрос. Так продолжалось до тех пор, пока в зале не появилась ещё одна фигура. И нет, это был не монстр, который пришёл с какими-либо новостями. И не отчаявшаяся Ториэль, нет. Это была Фриск. Та самая странная, непонятная Фриск, которую так никто и не смог до конца узнать или понять, но зачем, почему? Что заставило её спуститься вслед за остальными? Увидев девочку, Асгор вздохнул и, отложив лейку, тихо пригласил её за собой. Не было похоже, что он хочет сражаться. Спустя несколько минут колбы покинули своё привычное место, чтобы появиться в месте, которое можно было описать лишь одним словом – пустота. Тот самый Барьер, который так жаждал уничтожить Асгор, и ради которого и был затеян весь сыр-бор. Представьте себе коридор, ведущий в бесконечность. Белый, точно мир без тени. Бесконечный, светлый и абсолютно пустой, ведь нечему отбрасывать в нём ту самую тень. И неразрушимый обычными средствами, его нельзя пробить, нельзя покинуть, это он удерживал свыше тысячелетия монстров под горой Эббот. И сила семи человеческих душ была способна уничтожить его. Откуда они узнали, что нужно было семь? Потому что рядом с остальными появилась ещё одна колба, пустая. В глазах Асгора промелькнуло странное чувство, необычное для короля. Сомнение, жалость? Нет, ни одно из них. Это был стыд. Но, несмотря ни на что, он обязан освободить свой народ. Даже если для этого придётся стать самым настоящим монстром, готовым забрать невинную душу. Красный трезубец появился в руках короля внезапно. И с точно такой же неожиданностью он, опустив голову, дабы не встречаться взглядом с кем-либо, совершил первый взмах. И в этот момент каждый из детей болел за седьмую. Казалось, сила их решительности заставляет колбы трястись, едва не лопаясь, от чего их защищала технология Альфис, смешанная с магией. И это они рассчитывали победить Асгора? Того, по чьему желанию призывался огонь, за которым не было видно Барьера? Того, чьи удары рассекали воздух с такой скоростью, что разрывы на секунду становились едва ли не видны? И это Фриск была той, кто не побоялся пройти путь от самого начала до конца и бросить ему вызов. Молчаливая странная девочка, попавшая к ним последней. Но привело ли её именно желание помочь остальным? Или же тут была иная цель? Медальон в форме сердца и нож в её руке выглядели слишком уж подходящими. Но, тем не менее, это была она, та самая добряшка Фриск. Если бы не подобие пустоты, создаваемое барьером, тут очень быстро стало бы нечем дышать, поскольку пламя, призываемое Асгором, не желало останавливаться ни на секунду. Стоило одному шару развеяться, как тут же появлялся новый на замену. Но даже бесчисленного магического пламени было недостаточно, чтобы погасить решительность Фриск, как и её силу. Вот он, взмах ножа – и на теле Асгора появляется глубокая рана. Не слышно недовольного рёва или злобного клича, точно Асгор принимает это, как должное. Вместо этого снова появляется стена пламени, что надвигается на Фриск. Он настигает её. И вновь в уходящем огне виднеется силуэт девочки в синем свитере с розовыми полосками, с кулоном в виде сердца на шее. И с окровавленным ножом в руке. Она жива и невредима и, точно само воплощение неотвратимости, вновь приближается к Асгору, ничего не боясь. И её душа, такая же алая, как и кровь, что шла из ран короля, сияла ярче, чем самый яркий сгусток колдовского пламени. Но в её глазах то же самое выражение, что и в глазах Асгора. Она не желает сражаться. Она просто должна, точно так же, как и король, придумавший это бессмысленное и жестокое правило. Снова удар ножа и на руке короля алеет новая рана. Рубиновая кровь, падая на барьер, окрашивает воссозданную чьей-то мыслью границу, которая и была «полом», капля за каплей. Но сражение продолжается, несмотря ни на что. Вот и Фриск получила ожог, не сумев увернуться вовремя. — Не сдавайся! – звенел голос Храбреца в колбе, который слышал лишь он сам. — Будь сильной, – вторила ему Уверенная. — Будь решительной, – кричал Справедливый. — У тебя всё получится, – донеслось от Тихони. — Ты победишь, – предрекала Честная. — И в любом случае ты – часть нашей семьи, – довершил Добряк. Слышал ли их кто-то, кроме самих себя? Скорее всего, нет, но им важно было услышать это самим, точно подтверждение тому, что на самом деле они здесь, они живы. И вновь колбы затряслись, сотрясаемые силой заключенных в них душ. Услышала ли их Фриск? Так или иначе, но решительность в ней не угасала. Напротив, она стала ещё сильнее. Побежав прямо сквозь пламенную стену, не обращая внимания на возможные раны, не обращая внимания ни на что, Фриск рвалась закончить эту битву. Удар, который должен был стать последним, нанесён. Схватившись за грудь, Асгор припал на колено, выронив трезубец и закашляв. Всё кончено, осталось лишь добить и его собственная душа, сильная настолько же, насколько сильна душа человека, сама станет седьмой. От свободы Фриск отделял всего один удар, как и от отмщения за остальных детей. Но она не ударила. Асгор медленно поднял голову, взглянув в глаза Фриск. И в них не было ненависти, в них был лишь вопрос: «почему?» — Почему ты хочешь оставить мне жизнь? – не понимал Асгор. – Ведь это по моему приказу шестеро твоих друзей лишились жизни. А без седьмой души вы все навсегда останетесь в Подземелье. Мы все останемся. — Потому что ни одна свобода не стоит невинных жертв, – таким был ответ Фриск. — И это я-то – невинная жертва? – не понимал король. — Ты не хотел убивать их, ты хотел лишь освободить свой народ. Но стоило спросить его – готов ли он жить на свободе, цена которой – семь невинных жизней? – сложно было поверить, что это говорит ребёнок. Хотя настоящим возрастом Фриск никто не интересовался. И она была права. Во всём, абсолютно во всём. Асгор не был бездумной машиной для убийства. Он не желал гибели ни одного из упавших детей. Но разве у него был выбор? Свобода могла быть куплена лишь этой ценой. Но даже Фриск, похоже, не желала платить такую цену за освобождение. — Мы позаботимся о тебе, я обещаю, и я и Ториэль, – медленно, но Асгор поднялся с колена. Голос его звучал так, будто в нём зародилась новая надежда. – Мы воссоединимся вновь, и клянусь, я никогда более не нанесу вреда ни одному человеку, который сюда упад… Лепестки, заполнившие пространство Барьера, прервали речь короля своим громким шелестом. Такие же золотые, как и у тех, что росли в тронном зале. И все, от Фриск до Тихони, узнали, кому именно они принадлежат. Но делать что-либо было уже поздно. Флауи нанёс смертельный удар. Полсотни острых, как бритвы, золотых лепестков вонзились в тело Асгора, а на его лице, до того, как тело монстра обратилось в прах, успело застыть лишь одно выражение – непонимание. — Идиоты. Я же говорил вам, – донёсся до семёрки голос Флауи. – Убей или будь убитым. Темнота, точно всё вокруг пропало, как и барьер, опустилась на поле боя. Исчезли все звуки, исчез свет, пропало ощущение того, что рядом кто-то был, кроме Фриск. И пропали все шестеро душ, колбы были разбиты. На секунду Фриск словно потеряла сознание, или, вернее, её словно не существовало какой-то момент. Но это лишь казалось. И в какой-то момент забвение показалось милосердным выходом. Открыв глаза, она не была рада тому, что ей пришлось увидеть. — Ну же, не бойся, ты не узнаёшь меня? Это же я, Флауи, Цветок, – знакомый наигранно дружелюбный голос шёл из пустоты. – И я должен поблагодарить тебя, сам бы я не смог убить этого старого дурака. Но теперь, благодаря тебе, он, наконец, мёртв. Лицо Флауи, что мерещилось впереди, приняло очертание лица Асгора, искажённого предсмертной агонией. — И теперь у меня есть все человеческие души, что он так жаждал собрать, – лицо Флауи вновь стало «дружелюбным». – Я столько времени был абсолютно пуст. Наконец я могу ощущать и чувствовать. Но этого недостаточно. Твоя душа должна стать седьмой, как и задумывалось, а дальше… Флауи по очереди скопировал как лицо самой Фриск, так и заботливой Ториэль. — Что люди, что монстры, признают меня новым Богом! – теперь его физиономия приобрела кошмарный образ, напоминавший скорее скалящийся скелет. – Но твой друг Флауи с тобой, и у него есть маленький подарок для тебя. Мне очень понравилось играть с тобой, посему тебе придётся умирать снова, снова и снова. Каждый раз, отсекая от твоего тела кусок, я буду возвращать прошлое, чтобы сделать это снова. Страх медленно исчезал с лица Фриск после каждой фразы. Она не понимала, где она находится, не понимала того, что стало с этим цветком, но одно ей было понятно. Ей стоит быть решительной. — Что, ты в самом деле думаешь, что сможешь остановить меня? – удивился Флауи. – Ты на самом деле такая дура? Образ цветка пропал в темноте, вслед за ним улетели все души шестерых детей, а сама пустота вокруг озарилась алым маревом. И в ней возникал гигантский силуэт, гигантский и жуткий. И он медленно, но верно приближался к Фриск, чья душа, появившись в груди, приманивала его, словно маяк. Когда создание удалось рассмотреть, то Фриск, как ни странно, не почувствовала того ужаса, который, должно быть, хотел навести Флауи. Гротескное, колоссальных размеров тело цветка стало нечтом, сочетающим в себе как механические элементы, так и растительные. Его «голова», если это можно было назвать головой, точно поглотила какую-то машину, в ней же выросли и глаза и огромная, неустанно щёлкающая зубами пасть, точно страдающая от неутолимого голода. В центре головы же находился, как ни странно, экран, с которого Флауи издевательски наблюдал за девочкой. От головы отходило множество труб и проводов, но их уже не было видно за постоянно растущей колючей лозой, что формировала лапы и основное тело. Он рос постоянно и столь стремительно, точно хотел захватить собой всё окружающее пространство, каким бы огромным оно не было. Раздался оглушительный злой смех, а с экрана на Фриск смотрело абсолютно безумное лицо. И затем начался настоящий карнавал боли, который устроил для неё Флауи. Пасть монстра была способна не только кусать, но и изрыгать пламя, само его тело источало магические снаряды, заполоняющие всё перед собой, а тело было способно отращивать чуть ли не выстреливающие тонкие лозы спустя секунду. И именно с этого Флауи и начал. Фриск поздно поняла, что она находится в мире, что создал для её пыток Флауи и что её душа – это ключ к спасению, это душа позволяет ей двигаться в пространстве. Но осознание пришло лишь тогда, когда острые лозы, одна за другой, пронзили её тело. Когда длинная и тонкая лоза, покрытая колючими шипами, проникает под кожу, стремясь чуть ли не порвать на куски – это кошмарная боль, но когда таких лоз около десятка, то описывать ощущения попросту не захочется. Но, тем не менее, попали абсолютно все. Руки, ноги, грудь и даже шея были проткнуты жуткими лозами насквозь. И тогда, когда, истекая кровью, практически вися на этих лозах, Фриск решила, что это всё, то… она вернулась в то время, что предшествовало секунде до удара. Флауи издевался, он жаждал убивать её снова и снова, как и обещал. И теперь девочка смогла увернуться от этого подлого удара. Но почти, монстр точно не чувствовал усталости, снова и снова атакуя девочку. Увернуться от пламени, что заполонило собой всё пространство, было попросту невозможно, как и от ударов, что последовали после. И вновь всё чернеет. Но «лицо» Флауи дрожит, а нечто внутри машины колеблется, точно жаждет вырваться. Где она? Она погибла, это всё? Но, похоже, что нет, ибо боль и волнение никуда не пропали, а впереди, в той же пустоте, летает маленький пластмассовый нож, который казался до боли знакомым. И ещё несколько десятков рядом с ней, точно стараясь добить. Это он лежал в Руинах, в уголке в пыли рядом с балконом. Фриск вспомнила, кому он принадлежал. Она видела его незадолго до того, как пропала первая девочка. — Если ты слышишь меня, то, пожалуйста, помоги мне, – успела сказать Фриск, чувствуя, что невероятно хочет спать. И, в момент, когда в памяти Фриск возникло лицо Тихони, она сама появилась перед ней, улыбаясь, а в её груди сияла ярко-голубая душа. — Пусть мы и не успели узнать друг друга, но я не оставлю тебя, – произнесла Тихоня, подбирая свой нож и после исчезая, возвращаясь в свою тюрьму уже вооружённой. Душа, что была поглощена монстром, противилась его воле. И это сопротивление, маленькое восстание, наполняло саму Фриск решительностью и желанием бороться до конца, каким бы он ни был. Алая душа вновь засияла в темноте, появляясь перед монстром, на экране которого возникло лицо, объятое одновременно гневом и ужасом. Удары Флауи стали ещё более жёсткими и частыми. Отвратительный монстр использовал как технику, так и магию. Ко всему этому прибавились ещё и куски растения, напоминавшие его самого, сочащиеся ядом. Попытавшись ударить монстра, Фриск поняла, что одна она не сможет его ранить, он слишком силён. Но стало заметно слабое голубоватое сияние внутри одной из труб. Так вот где были остальные души! Он в самом деле поглотил их, но они оставались собой, лишь запертые в его чреве. И вновь всё пространство вокруг темнеет, точно изменяемое чьей-то волей. Вдалеке перед Фриск возникла ударная перчатка, напоминавшая боксёрскую, она летала резко и так и норовила стукнуть девочку по носу. И вновь Фриск вспомнила, кому принадлежал этот предмет. — Храбрец, мне нужна твоя помощь! – крикнула она в пустоту, зажимая плечо, которое распухало под действием яда. Рука мальчугана, появившаяся в перчатке, а после и он сам, вместо удара обняла Фриск. — Задай этому уродцу жару, ладно? – попросил паренёк, похлопав по раненому плечу девочку, которую так и не узнал, но которая вызывала у него неподдельное уважение. И вновь раны пропали, точно их не было, точно какое-то из сохранённых Флауи пространств было уничтожено силой вырвавшейся души. И вновь душа, излучавшая храбрость, пропала. — Это всё бессмысленно, бессмысленно! – донёсся до Фриск истеричный вопль монстра, который обхватил её ноги лозой и теперь, «смотря» другими на лицо, готовился ударить. Но его голова дрогнула, как дрогнул и экран. Фриск либо показалось, либо одна из труб начала лопаться, а хватка существа ослабла. Точно в её руке был нож, она ударила по лозе. Последовавший яростный вопль Флауи говорил о том, что в какой-то момент нож действительно существовал. И вновь пространство вокруг начинает искажаться, уже не скрывая того, что кто-то постоянно на него влияет. И теперь Фриск видела вдалеке танцующие без владелицы балетки. И, точно в такт их движению, «танцевало» и пространство вокруг неё, то обжигая, то, наоборот, промораживая до кости. — Честная, выбирайся из него! – закричала Фриск, вспомнив вечно сидящую на диете девочку, что постоянно витала в облаках и танцевала. Слова были услышаны, ибо владелица своей обуви быстро появилась в ней. Ярко-синяя душа недотроги, как и она сама, танцуя, подлетела к Фриск. — Ты всегда казалась мне странной и замкнутой, – тихо и прямо сказала она. – Но теперь я вижу, что ты просто не успела освоиться. Мы с тобой, все вместе. И ещё одна душа, вернув свою решительность, вернулась в голову монстра, стараясь разорвать его изнутри, если такое было возможно. — Вы все принадлежите мне, – прорычал Флауи, отращивая новую часть своей лапы, из которой вылетел целый рой насекомых, облепляя девочку. С чем может сравниться укус пчелы? Скорее, это с ним должны сравнивать, вот только теперь Фриск жалило нечто вроде саранчи, что исторг из себя Флауи, при этом неустанно и жёстко, точно хотели сожрать её целиком. И вновь видно, как дрожат трубы на голове Флауи, видно дрожание монитора, жуткое выражение лица, и все насекомые обращаются в прах. Их стёрли из этого пространства. Ещё одна душа восстала. Оказавшись в «знакомой пустоте», Фриск ощутила, словно нечто внутри её головы давит изнутри. Точно кто-то заменил все мысли жуткими ощущениями. Ужас, бойня, страдание, одиночество, кошмар. Флауи давил тем, что мог чувствовать сам и к чему побуждал Фриск. Но какая из душ вырвалась теперь, какая ждала помощи? И снова поток мерзких мыслей обрушился на голову Фриск, но вместе с ними проскользнула и другая – «знание». То, что можно было отнести ко второй пропавшей девочке, что вечно была вместе с Честной. — Уверенная, будь решительной, ты нужна нам, как никогда ранее! – обратилась Фриск к слабой пурпурной искорке вдалеке. Она не ошиблась. Все мысли, так старавшиеся заменить собой ощущения девочки, стали абсолютной противоположностью самих себя. Но разве можно придумать противоположность бойне? Уверенная, которая появилась перед Фриск, точно бы смогла. — Я знаю, милая, – улыбнулась Уверенная. – Я знаю. В её руках появился блокнот, на одной странице которого красовалась знакомая балерина, на другой же были записаны те слова, что роились в голове Фриск. Ещё одно искажение. И вновь перед девочкой дрожащий то ли от ненависти, то ли от нервов, если они вообще у него были, исполин. Лицо на экране дрожало и дергалось, трубы, что пронизывали голову, пульсировали с такой силой, что были готовы взорваться, а глаза излучали ненависть, которой не видывало, наверное, ни одно живое существо. — Я разорву тебя в клочья, – прошипел Флауи, обстреливая Фриск своими лепестками, которые появлялись точно из ниоткуда. В этом случае ей оставалось лишь защищаться, но когда в шею впился особо острый лепесток, а за ногу схватила уродливая растительная лапа, конец которой заканчивался гигантской росянкой, снова произошёл он. Сброс. И Фриск была готова поклясться, что слышала, как одна из труб лопнула. Пламя, всюду пламя, не то, что призывал Асгор. Бесцветное и пустое, выжигающее собой любое тепло. Неестественная стихия, призванная искажённым ощущением Флауи. Попытавшись подлететь выше, Фриск поняла, что теперь огонь появился и над ней, он надвигается, точно стена ливня. Но какая из душ могла вырваться вместе с мыслью о пламени? Только одна. — Добряк! – хватаясь за лепесток, застрявший в горле, прохрипела Фриск. – Ты плиту забыл. Выключить. Последние слова, казалось, не услышал бы никто. Однако, в этом мире, что специально создал Флауи, у душ была особая сила. И душа Фриск, вновь вспыхнув, вернула утерянную надежду Добряку, который и был причиной этого пустотного пожара. — Спасибо, что напомнила, – улыбнулся возникший перед ней мальчик, вынимая лепесток из шеи. – С меня один огромный торт, не забудь напомнить. Подмигнув, поварёнок пропал, как и пропало окружающее девочку пламя. И точно так же пропали нанесённые ей раны. Пространство вокруг, казалось, начало давать трещины, если звук трескающегося стекла не послышался. Флауи слабел. И снова этот дрожащий от ненависти исполин появился перед Фриск, не прекращая щёлкать своей уродливой пастью. И одна из труб на самом деле не лопнула, она была покрыта трещинами, которые были видны даже издалека. Он не тратил времени на слова, видимо, стараясь сохранить контроль над ситуацией. Вместо этого в бой пошли его мерзкие лапы и странного вида колючки, в которых находилась широко раскрытая пасть, полная зубов. От большей части этой мерзости удалось увернуться, но, увы, от большей части. Обмотавшись вокруг ноги Фриск, одна из них успела вцепиться в бок девочки. Одновременно с её болезненным криком снова началось искажение. Паря в пустоте, Фриск ощущала, что вокруг неё находится целый ворох оружия, который готовится выстрелить. Из её бока лилась кровь, которую был не в силах остановить ни свитер, ни приложенная рука. Пространство вокруг начало трескаться прямо на глазах. Точно она находилась не в пустоте, а в каком-то чёрном шаре. Трещины, что пошли по «краям» пространства и отлетающие осколки, в которых отражалось окружение, точно активировали весь арсенал. И в самый последний момент Фриск успела вспомнить прозвище последнего. — Справедливый, не уходи! Мне нужен кто-то, кто позаботится обо мне! Он пытался с ней познакомиться, а она отвечала молчанием. Может, из-за этого он ушёл? Станет ли он спасать свою обидчицу? Раздались выстрелы, но ни один из них не долетел до девочки, остановленный волей появившегося рядом ковбоя, в чьей груди сияла душа, наполненная чувством справедливости и самопожертвования. Он стоял, заслонив её спиной и расправив руки. — Что бы ни случилось, я позабочусь о тебе, – пафосным голосом сказал он, подбирая револьвер, что плавал перед ним в пустоте. – В конце концов, я же пообещал. Поправив шляпу, он пропал. А вместе с ним пропала и ещё одна реальность-ловушка. Когда Фриск возвращалась к Флауи, то она слышала звон, напоминавший звук битого стекла. Все души восстановили свою решительность. Все они восстали против своего похитителя. И теперь, когда Фриск вновь появилась перед чудовищем, чьи корни заполонили почти всё пространство вокруг, трубы, находившиеся в его голове, наконец лопнули, одна за другой. Все шесть душ были свободны. И каждая вновь воссоздала своё тело, таким, каким оно было до гибели. — Невозможно, – прошипел Флауи. Его тело, до этого неустанно росшее, вытягивающееся и зелёное, точно начало вянуть, как могло показаться на первый взгляд, а рост почти прекратился. Тихоня, державшая игрушечный нож, точно настоящий. Храбрец, злорадно улыбающийся и поигрывающий кулаками. Честная, что, похоже, кроме танцев занималась и боевыми искусствами, встала в какую-то агрессивную стойку. Уверенная, сложив руки на груди, грозным взглядом созерцающая монстра. Добряк, что поигрывал своей сковородой, как дубиной. И Справедливый, в чьих руках было два револьвера, нацеленные на отвратительную морду. И впереди всех Фриск, в чьей руке был окровавленный нож. Каждая их душ сияла, разгоняя темноту, а пространство, созданное Флауи, расползалось по швам с каждой секундой. Не было никаких боевых кличей, не было криков или угроз. Освобождённые души попросту набросились на своего истинного убийцу. Стоило ему вновь попытаться выпустить разрывающие плоть лозы, как они были срублены под основание резким взмахом ножа Фриск. Завизжав, теперь он старался выпустить пламя из своей пасти. Но сильные удары Добряка, видимо, перебившие какой-то механизм, заставили что-то внутри взорваться. Глаза, что теперь наблюдали за происходящим с нескрываемым ужасом, засверкали, готовясь вновь призвать свою магию. Но выстрелы, один за другим, продырявили каждый из них, ослепив чудовище. Справедливый был метким стрелком. У него оставалось всё меньше меньше возможностей, а рухнувший с «потолка» осколок отрубил часть одной из лап, что медленно опускалась на дно, к его гниющим корням. Саранча, что вновь стремилась вылететь из его тела, встретилась со стремительными ударами Честной, которая не пропустила ни одной своей цели. Остаток лапы, где «жили» его ядовитые ростки, совсем увял, потому, когда они вылетели, чтобы ослабить нападающих хоть как-то, то было достаточно удара пластмассового ножа, чтобы разрубить их. И даже сейчас Тихоня улыбалась, ведь её мечта исполнилась! Остаток пасти, в котором были целые зубы, изверг из себя вечно голодные колючки, которые теперь, точно разделяя чувства хозяина, вылетели, но, лишившись душ, Флауи вновь лишился чувств. И теперь они лишь вяло щёлкали своими крошащимися зубами, остатки же были выбиты Храбрецом с присущей ему любовью к подобному занятию. Дрожа всем своим телом, монстр, будучи практически при смерти, включил свой монитор, словно желая атаковать друзей с его помощью. Хотя могла ли что-то сделать та кошмарная человеческая физиономия, что сейчас заходилась в отчаянном крике? Наверное, ничего. А сам монитор, встретившись с пинком Уверенной, дал сильную трещину. Замерев в безмолвном крике, лицо остановилось и перестало дрожать, а звук расколотого стекла разнёсся, казалось, на всё пространство. Испустив последний шипящий вздох, Флауи медленно опускался на «дно» той самой неправильной пустоты, что была создана им. Он был повержен в собственной реальности. И снова произошло искажение. Вернее, попыталось произойти. Флауи не мог восстановить своё тело, лишившись душ. Вместо этого произошло другое, созданное собравшейся вместе семёркой. Они вернулись туда, где всё началось. Снаружи шёл дождь. Капли, падая в Подземелье, дарили влагу той поляне, которую здесь создала Ториэль. Но в центре её был Флауи. Лепестки были порваны, стебель казался поцарапанным, а лицо словно собрано по частям. Цветок склонился без сил. Первой перед ним появилась Фриск, всё ещё держа в руке нож. Вслед за ней, одна за другой, остальные шесть душ. Встав кругом вокруг Флауи, они не сводили с него глаз, но лишь Фриск была вольна решать судьбу этого бездушного существа, не являющегося ни монстром, ни человеком. Это был просто Флауи. И Фриск опустила оружие. — Что ты делаешь? – спросил Флауи, слабо поднимаясь на своём стебле. – Думаешь, я чему-то научился? Осмотрев всех, кто здесь был, он ожидал увидеть презрение, гнев, ожидал увидеть мстительность. Ожидал почувствовать последний удар. Но ни в одной из собравшихся здесь фигур этого не было. Даже во Фриск. — Есть лишь одна возможность закончить это, – продолжал он. И вновь удара не последовало. — Не убьёшь меня – я вернусь, убью тебя и убью всех, кого ты любишь и кем дорожишь, – вновь заговорил Флауи злым голосом, сделав злое лицо, которое, впрочем, скоро снова приняло вид удивлённого цветка. Он не мог поддерживать его долго. Звон металла говорил о том, что Фриск бросила оружие на пол. И в руках других душ тоже пропало всё то, чем они могли нанести хоть какой-то вред Флауи. — Я не понимаю… Во взгляде Тихони сострадание появилось первой. Вслед за ней и в Уверенной, после и во всех остальных. — Почему вы проявляете доброту ко мне? – спросил Флауи перед тем, как исчезнуть под землёй, как он делал много раз до этого. На поверхности прогремел гром, но свет молнии осветил тот зал Руин, где секунду назад была Фриск, были шесть освобождённых душ. И был Флауи. Ещё одно искажение. *** И вновь дворец Асгора, те же самые колбы. Вновь грустный король ухаживает за цветами. Где их сила, почему они лишились тел, почему вновь оказались в ловушке? И почему они помнят всё то, что случилось с ними ранее? Похоже, истинный финал их пути был впереди.