"По дороге из треснувшего кирпича..."

      Уже второй день конвой шел ускоренным маршем.       С тех пор как караванный список пополнился новым, пусть и не вполне добровольным пассажиром, Захария - отвечая теперь не за один особый груз (тот самый, охраняемый Лазутчиками сундук), и даже не за два (и сундук, и Дороти), а за целых три (пленник стоил, как минимум, посольской переписки) – делал все, чтобы его отряд достиг Подгорода как можно быстрее.       Краткие стоянки – «телеги-груз-колеса осмотреть, которым надо… размяться!» - были отменены. Лишь раз, у сравнительно приличного и признанного Жрецами безопасным источника, Капитан велел сделать последнюю дневную остановку, приказав живым «затарить водой все, что можно, включая себя» и напрямую выразился в том смысле, мол, случись что - немного потерпеть однозначно куда лучше, чем «без поднятия сдохнуть».       Остановки ночные – против невеселых, но логичных ожиданий Вирр – Захария сохранил, но немилосердно урезал: теперь упорно шли до полной темноты, невзирая на удобство оставленных позади возможных стоянок, а выступали рано – при первых намеках на рассвет.       Конвой двигался быстро, но не растягиваясь – плотной, с минимальным расстоянием меж повозок колонной; Темные Следопыты и Лазутчики уже не отлучались – состояние «в ожидании нападения» Капитан Ее Величества, по-видимому, не собирался отменять вплоть до подземной столицы. В понимании Захарии подобное положение (по учебнику за авторством почтенного Берохина - «третий уровень оборонной готовности») включало в себя и запрет на все разговоры не по делу. И ввиду этой невообразимой для вольного орочьего духа тирании Харману пребывала в окончательной тоске: наутро она только-только успела начать очередное повествование - на сей раз о Великом Тралле и некой орочьей барышне («….А она ему тут, понимаешь, смиренно и с заботой: туда нельзя, мой вождь - там передовая!») – как слушавший было с интересом Капитан присоветовал сказительнице зажать байку до ближайшей таверны.       Вирр была бы рада утешить сокрушенную со всех сторон и по всем ожиданиям орчицу хотя бы одолженным «на поездить» Риллем, но именно сейчас, когда все – и двуногие, и четвероногие, и восьмилапые – шли ускоренным маршем, а живые, ко всему прочему, еще и лишились дневных передышек (не поспать днем даже малость – для любого кота совершенно немыслимое упущение!), лишний раз радовать талассийского тигра каким-либо дополнительным грузом было бы не самой лучшей идеей. Да и сама Вирр, сберегая силы Рилля, то бежала(192) рядом с повозкой, а то присаживалась на край – строго по науке телесных возможностей и наставлениям Учителя, в ожидании возможной схватки советовавшего чередовать подвижность и усидчивость, ни тем, ни другим без нужды не злоупотребляя.       Шаманка, не то с обид, не то в силу характерной орочьей гордыни и совершенно варварского, на взгляд эльфийки, орочьего же обычая искать и ни в коем случае не упускать всякий повод чего-нибудь такое попревозмогать (иначе, вероятно, касыду не сложат), от места на телеге напрочь отказалась. И уже второй день наравне с союзной нежитью меряла пыльный тракт широким шагом; как писал в подобных случаях Илгон-Сочинитель, от края до края зари – то есть с раннего утра до позднего вечера. Топорники-конвойные, глядя на Харману, первые полдня только скалились (ибо неуставные подначки волей Капитана тоже были упразднены), но к первому вечеру и ухмыляться перестали, взирая и хмыкая уже с уважением. Жрецы-целители лишь покачивали головами; Хесса переживала, сочувствовала и своим характерным хессовским шепотом (случавшийся рядом Захария делал вид, что не слышит) уже второй день уговаривала орчицу пожалеть и свои ноги, и ее, Хессы, отросшее, но еще не окрепшее сердце. Вирр, успевшая достаточно узнать характер зеленокожей боевой подруги (и отнюдь не ловившая маназмеев на уроках Истории Младших и их обычаев), к Харману с увещеваниями и советами не приставала – знала, что бессмысленно; как говаривал Полтораух, в воду стрелять, только стрелы терять. Увы, для варваров, что степных, что прочих, гордыня и откровенное позерство (на их языках и в их понимании – «достойное Воина поведение») дороже и логики, и здравого смысла. Эльфийка – перехватив пару раз красноречивый взгляд Шаманки (как это бы, вероятно, называли подруги Кориаль, «исполненный вызова и предложения») – с немалой долей уверенности предположила: «превозмогательница» всерьез рассчитывает, что ее длинноухая сестра по битве в стороне не останется, повозку отринет и орочий вызов примет. Но радовать Харману очередным глупым, не к месту и не ко времени соперничеством Вирр не собиралась: если по даларанскому счету судить, для нее в вопросе «Кто промеж син’дорай и ора’норе быстрее и выносливей?» все акценты и ударения были расставлены еще во время бега наперегонки с нерубами в Призрачном лесу. А что об этом теперь, спустя две недели без малого, думает предметно этот орк, ее не волновало.       Былая житница Лордерона, а ныне огромная лаборатория Плети, все не кончалась – по-прежнему, и слева, и справа от дороги стелились заросшие хитрыми образцами поля. Иногда, когда близко, а когда и почти у самого горизонта – словно тени на беспокойном кладбище – маячили останки домов, хозяйственных построек и прочей недвижимости местных землевладельцев, не переживших вторжение Плети. Вирр, уже который день прислушиваясь к случайным беседам конвойных (не считая рассказанных бывалыми мертвецами «в ответку» на байки Харману нарочитых, персонально для их малого отряда местных страшилок, бывальщин и прочих гешихтен /193/), невольно вглядывалась, почти всерьез ожидая увидеть рассекающий разнотравье бродячий костяк госпожи Далтон или тени хозяев поместья Фелтон, что подают из окон знаки проезжающими.       Вирр о призраках и прочих нетелесных некро-сущностях («не школьно-учебных, а чтоб по-настоящему») лишь читала; пробираясь по Мертвым кварталам и разоренной «Солнечной Короне» с горечью ожидала их увидеть; но именно сейчас, к некоторому своему удивлению, испытывала, скорее, не вполне сдержанное любопытство.       Война войной, а упустить возможность увидеть настоящее привидение ей очень не хотелось.       Стоило признать - в своем понимании орочьей или еще какой чести Харману шла, как сказала бы троица мальчишек-Лазутчиков, «на упор» и до конца. Когда караван уже почти затемно начинал сворачивать с дороги и скручиваться на ночлег - на манер оснащенных природным доспехом южных зверьков Калимдора, про коих Вир читывала в детстве занятные истории - орчица не только не торопилась на посиделки (то есть, полежанки) к своим духам, но даже не сразу давала отдых ногам - расхаживала, явно из последних сил держась прямо и бодро, глядела все тем же мулгорским орлом (не всегда, правда, различая ящики, углы телег, Риллев хвост и лапы Дороти). И только после обустройства отрядного места и взыскания с интенданта живоеды, неторопливо – как бы нехотя и только древних, прадедовских обычаев ради – садилась у костра. И, как правило, до утра с лежанки больше не вставала.       А быть может, как допускала Вирр, орчица просто-напросто тоже знала, что после долгой ходьбы (тем более такой, отличной от бега не столько затратами сил, сколько манерой перебирать конечностями) переходить к полной неподвижности крайне неполезно. В конце концов, несмотря на все свое изначальное и за минувшие дни обретенное «достоинство», Шаманка - дозволив наконец себе послабленье – ноги всегда старалась держать повыше(194) .       -...Э-ххх, - выдохнула она, - хорошо троллям, с их лапищами! Или, к примеру возьми, тем же тауренам – идут, как копытом дорогу гребут! И обувка не нужна, - орчица печально обозрела свои явно не раз чиненные гуталы(195). - Не, ну вот че орчкам боги с предками на широки копыта помедяшничали?!       Вирр незаметно улыбнулась: Харману, не первый раз предъявляла претензии к Мирозданию, когда добродушно, а когда и с немалым чувством ревнуя к свойствам и особенностям известных народов Азерота, но именно сейчас эльфийке на мгновение представилось, как бы Шаманка выглядела, имей ее завидки силу и возможность к воплощению. Представший перед мысленным взором образ был, выражаясь деликатно, избыточен и противоречив, а с точки зрения науки о живом и вовсе неработоспособен (даже демоны, хоть физическая форма для них лишь условность, создавая себе тела, придерживались некой логики – все-таки трех- и пятиногих вариаций никто еще не встречал), но тем не менее – крайне забавен.       - И кто же самим вам мешает этого достичь? - Уже который день вновь тоскующая без чтения девочка решила, что тему следует развить. – Изучайте науку и постигайте магию; не сразу, конечно, но со временем научитесь, как менять себя в той или иной степени. Если захотите, конечно.       - Эт` как? – с сомнением вскинула голову орчица.       - Если излагать коротко… - осторожно начала Вирр, избегая погружаться в подробности школьного курса, не говоря уже о капитальном труде магистра Энделя «Телесная суть живого и Преображение живых форм».       - Да уж, будь добра, безо всякой этой вашей длинноухой зауми… - поторопилась вставить Харману.       - …То, как ты выглядишь, - продолжала Охотница, - какие у тебя руки, ноги, волосы, кожа, клыки…       - И уши! – мелькнули смешинки в глазах Хессы.       - И они тоже, - покорно кивнула, не ведясь на подначку Вирр. - Все это у тебя – как и любого существа, что муравья, что мамонта – внутри подробно записано… Ну, как у нашего интенданта в его грузовой описи.       - От прям все?       - В целом, да. Разве что у него такая опись одна, а у тебя - как и у всех нас – она повторяется в каждой… в каждом мельчайшем кусочке твоего тела.       - Хм… - потеребила чуб Харману. – Эт`, типа, штоб где-нито не посеять?       - Вроде того, - не стала спорить по существу самопровозглашенная и самоотверженная наставница Разнообразия Жизни и Ее Причин. – И, если придерживаться озвученного примера, отыскав эти записи и выучив их язык и алфавит, можно…       - О, погодь, вникла! Можно, типа, чего-нить с обоза стырить, а заместо какое глоде подложить, и выжига наш, жратвы податель, ниче и не чухнет!       - Не все так же просто, - осторожно качнула головой Вирр, - но ты мыслишь в верном направлении.       - А че сложно-то? Одно берешь, другое всовываешь – и хомяк прочешет. Я вот че не разберу… - задумчиво прищурилась Шаманка, - Ежли вы, длинноухие, из себя все такие и Старшие, и умные, и на тышши лет пораньше нас глаза на все продрали, че ж вы, тайны эти зная, с собой ниче, ну, понимаешь, - она пошевелила пальцами, - такого не сделали?       - Ну отчего же – ничего, - Вирр не столько обиделась на орочьи обвинения в небрежении Вторым заветом Основателей(196), сколько удивилась; все-таки, постоянно пребывая рядом с кем-то из Младших, оказалось довольно непросто вовремя вспоминать, что они в ее мире менее полувека. – Вот скажи, моему длинноухому зрению – поострее твоего – ты не забыла позавидовать? А ведь вы, ор’анорэ - если я не ошибаюсь, исконные жители снежных равнин, а ныне обитатели степей – должны нас превосходить в зоркости…       - Ну-у, - протянула орчица, - ваще-т верно говоришь… Мне в Перекрестке бывалые – ну, те что в северных кущах(197) с Ночными и грудь-на-грудь, и по всякому сходились – вот они подгоняли, шо родаков ваших по лесу ловить – еще та сложнячка. Они ж, гадюки подлые, тебя чутка не за полтора чакрыма(198) сквозь все заросли чуют, куда там волку! А в Степь не суются без крайности – ты за камушком пригнись, и че? Вот, казалось бы – как на кошме ж гольем раскинулся! Тебя ж любому орчку отовсюду видать, а Ночные – так нет: задарма упустить могут… Ну, эт, конешн, ежли честь на честь - без волшбы какой.       - Верно, - охотно кивнула Вирр, в течении рассказа, быстро соображавшая - предвидя развитие беседы - как продолжать миссию просвещения, избегая привычных ей, но определенно незнакомых Харману понятий «солярный» и «лунарный» - так, чтобы совсем просто; как говорят Ученики младших групп – на иллюзорных шариках.        - Наши с ними общие предки, - продолжала она, – существа не только лесные, но и ночные. Посему – в отличии от вас – для них запахи и осязание были всегда важнее прочего. Ночные, держась за старину и страшась перемен, такими и остались.       - Ну а вы че?       - А мы, сменив существование – отвергнув Луну и избрав Белоре – стали существами дневными…       - Типа, вроде нас заделались? – уточнила орчица.       - С некоторым снисхождением такое определение допустимо, - сдержанно ответила Вирр. – в любом случае, и Разумные, и прочие существа сами по себе меняются долго - очень долго, даже по нашему счету. И мы бы до сих пор чутьем все еще были бы подобны предкам, а острое дневное зрение - даже не превосходящее, а хотя бы отчасти близкое к вашему - у нас появилось бы не скоро.       - И ваши, значит, у себя в ентих своих записях пошустрили – штоб все и путем, и спехом?       - Харману, да ты самая способная из всех моих Учениц, - улыбнулась девочка.       - А то, - гордо откинула голову, красуясь, орчица. – А ваще много нас таких у тебя было?       - Ты - единственная, - покорно ответила Вирр. Прекрасно зная, что прямая, как перпендикуляр, орчица таких намеков не поймет, она все же не устояла перед искушением и должным образом смешала в интонациях и печаль откровенного признания, и счастливое от озвученного факта облегчение.       Хесса отчетливо хихикнула – уж она, когда хотела, эльфийские намеки улавливала отменно.       - Но ты мне вот че растолкуй, - начала Харману демонстрировать первые признаки усвоения новых знаний, - на первый хвост - то есть вы, таперича, на две юрты гостите? Зрите, как мы, и чуете как они? А на второй: ежли че не припиши, все будет - че ж тогда так мало-то? Иде ж крылья, ну там - рога, те же хвосты? Льдом-огнем, понимаешь, дыханье?       - Отвечаю сразу на оба вопроса, - сказала Охотница, поправляя котелок на огне, - так как они меж собой связаны: как я уже говорила - не все так же просто, как в твоем примере с обозом и интендантом. Все обстоит примерно так: не всякий сверток или мешок можно изъять, не повлияв при том на соседние. И не всегда можно что-то добавить, не изменив, хотя бы в малом, содержимое соседнего груза. А то и всей повозки.       - Это, типа, рулька стухла, – сообразила орчица, - так соседки ее на верняк провоняют, а то и сами тож на тож на гниль изойдут?       - Примерно, - кивнула Вирр, - но все, скорее, похоже, на приготовление какого-нибудь яства: каждое его свойство, которое мы видим, ощущаем или даже осязаем уже на столе, зависит от более чем одного… одной составной части. Очень сложно поменять в той самой записи что-то одно и именно так, как хочется, но при этом совсем-совсем не затронув другое.       - И, значит…       - Значит, что нашим ученым удалось сделать нас зоркими при свете дня, но часть прежних даров мы потеряли. Мы видим острее большинства народов Азерота и, - слегка улыбнулась девочка, - даже некоторых народов мира сопредельного, но в обонянии нашим предкам или тем же Ночным с тех пор мы уступаем.       - Ага, - кивнула Шаманка, - и, видать, измельчали при том малость – своячники-то ваши, ночные да лесные, те еще дылды – что твои тролли…       Вирр невольно прищурилась.       - … в их размалеванные морды, ежли в упор глядеть – шея треснет! А ваши-то – не тока нас, но и бледнозадых и мельче, и хлипче. Да не, слышь, подруга, ты не серчай – я ж не говорю, что слабее… У нас ведь как говорят, - нарочито оживилась она, - мал, мол, волчок, а копытня завалит! Во как…       - Я и не обиделась, - покачала головой Вирр, - за «волчка» мне, конечно, лестно, но тут ты ошиблась: мы, как ты выразилась, измельчали, совсем по иной причине. И древний Колодец Вечности… слышала о таком? – Харману торопливо, не вынимая ложки изо рта, кивнула, - …и наш Солнечный Колодец суть явления одного порядка и природы, но все же друг другу не полностью подобны. А как сказал один наш мудрец еще при первом Короле, все мы есть то, что мы поглощаем…       Харману, чуть не подавившись, подозрительно и с некоторым сомнением скосила глаза на свою миску.       - …И это касается не только еды и питья, но и магии. А потому, сменив ее источник, тоже неизбежно меняешься.       - Мда-а… - мрачно протянула орчица, - нерогато выходит. Рисковая штука, эта ваша длинноухая магия. Я зрю, старики да старшие наши все ж таки не дураки, коль магов у нас до сих пор не шибко. У нас, у Шаманов-то, оно как? Ошибся в чем, че-нито надурил – так сам-на-сам перед Предком и отвечаешь, один - без всяких лишних. А с колдунством этим вашим… - она покачала головой, - Эт’ вроде как у ямы с гномским песком огнивом чиркать – и сам к предкам улетишь, и полстойбища, ежли не все, за собой прихватишь! Вот не правильно это…       - За все надо платить, - ровно, но, как ей показалось, твердо и убежденно, сказала Вирр. – Нет такой цены, которой бы не стоило знание и совершенство. И мы – платим.       - Не, ну – буздыганы, че, как есть, - бормотнула Харману. – Ниче не скажешь – уважаю… Эх, а все ж рогато выходит, эти ваши… ну, с унутренними записями! Слуш, Вирк,- вскинулась она, как бы не с искренней тревогой, - а это че ж - не тайна кака? Не секреты ваши? А ты нам тута, как под пыльцой с мухомора, все про все, да без утайки, не?       - Благо тебе, дочь волков рода Бхорр, что поступаешь по чести и тайн рода моего не алчешь, - церемонно ответила Вирр на орочьем, и вновь перешла на язык общения пресвященных народов Азерота. – Но это нисколько не тайна. И когда наши маги еще три тысячелетия назад обучали хум’аноре, - она перевела взгляд на Хессу, - от них не скрывали, что Высокое Искусство позволит изменять заданную природой натуру живого.       - Извини, Вирр, - виновато ответила мертвячка, - что возражу… нет, то есть не возражу, а не смогу подтвердить: в мое время в нашей школе ни на уроках природознания, ни на каких других нечего такого не рассказывали. Все больше о важности сельского труда для процветания королевства… И животноводства.       Эльфийка осторожно предположила, что, наверное, и это тоже важно знать.       - Вот разве что, - Отрекшаяся немного замялась, - на уроках патриотического воспитания не раз говорили о… светомерзких практиках Высших, покушающихся на естественный, установленный благими силами ход вещей… прости, Вирр, это ведь не мои слова.       - Я понимаю, - как можно мягче и убедительней успокоила ее девочка.       - Так что подробности, даже столь общие, я сама слышала впервые, - с явным облегчением продолжала Жрица, - мне было очень интересно!       - И самое главное, - продолжала Вирр отвечать Харману, - и последнее - простое знание о записях и всех возможностях ничего не даст. И даже владение магическими приемами само по себе менять себя не позволит. Каждому народу, даже если обучить его магов от начала до конца, придется самому учиться читать и постигать основы уже своей телесной сути. Это ведь только алфавит у всех наших записей един… По крайней мере, - оговорилась она, - у нас, у Ночных, у хум’аноре, таурахэ и зель'анорэ. Дворфы от прочих отличаются, а о вас судить не берусь – не читала.       - Ну так! Таких как мы – поискать еще…       - Так вот: алфавит-то един, но слова разные, хотя грамматика - если продолжить аналогию – устроена, конечно, на общих принципах…       - Ох, - яростно потерла лоб Харману, - вот не мне твои секреты надо слушать, а кому еще, да с полным шаманским посвящением… Слуш, я вот че в толк не возьму, - нацелилась Харману в Вирр ложкой, явно не желая выпускать из рук, несмотря на уже опустевшую миску, - ну ваши… - она повела ложкой на Хессу, - ну, то есть твои бывшие! С ними ладно, у них там какие-то свои, особые терки – им Свет рога не позволяет. Ну ладно мы, магуйства вашего, ельфийского, от веку не знали и с похмела не видели. Бывает… Тауренища те же. А че ж лесных длинноухих к примеру взять – они вот тоже этих ваших Высоких штучек не ведают, а наши подгоняли - порой какого и с рогами, и с крылами встретишь?       - Про Колодец Вечности ты еще не забыла? – спросила Вирр и, дождавшись ответного кивка, продолжила. – Вашим воинам случалось видеть очень древних кал’дорай; тех, кто застал и помнит еще Изначальный Источник - самый сильный из всех и… скажем так, непростой. Тех, первых эльфов, которые первыми коснулись его вод, он изменил помимо или против их воли. Не они пожелали тогда, что станут и останутся такими. Это не их решение, а, скорее, длящаяся до сих пор задача обуздания древней магии. Ни тогда, задолго до Войны Древних, ни теперь, друиды Ночных не меняли и не меняют себя сознательно; и никогда не пытались создать нечто, ранее в природе не существовавшее. А отчего - ты уже сама почти ответила себе, - сказала Вирр и подумала, что трижды правы наставники, утверждая, что верно заданный вопрос есть половина разгадки. - Одним народам не позволяет запреты, озвученные, как они полагают, их божеством; другим – их отношение к природе, как к чему-то священному и должному оставаться вечно неизменным. Даже пожелай мы хранить эти знания сокрытыми от прочих, разглашение тайны не нанесло бы нам ущерба и само по себе никому бы не помогло – ни Друидам западных лесов, ни скотоводам мулгорских долин. Быть может - уж прости, Харману – и вашим Шаманам. Хотя, кто знает. Вам лучше знать ваших Предков.       - А предки наши тут с какого? Не, ну, - тут же поправилась Шаманка, - предки, они, конешн, завсегда при месте, но…       - Сказать? – Вирр и сама сомневалась, стоит ли продолжать.       - Ну, подгони…       - Обещаешь не злиться?       - Э-э-э… Ну, попробую, - неуверенно закусила губу орчица.       Вирр вздохнула.       - Знаешь, что написано на фронтоне Дворца Трех магических Школ?       - Ну?       - «Друид – просит. Шаман – договаривается. Маг – делает.»       К сожалению, умение предвидеть даже близкое будущее присуще очень немногим и от видовой сути не зависит. Обладай хоть кто-нибудь из малого отряда талантами провидца - и прозрев намерение Захарии наутро двинуться в путь гораздо раньше, чем обычно – то познавательная беседа о препонах познанию и прогрессу тоже бы не слишком затянулась. По меньшей мере, для живых.       В каком-то смысле в том, что и Вирр, и Харману перед скороспешным подъемом едва-едва успели перехватить часок-другой, виновата была орчица: сокрушенная едва ли не по-орочьи емкой, почти по-гоблински циничной и, на взгляд Шаманки, совершенно не «по-длинноухому» краткой сентенцией магов Кель’Таласа, дочь клана Бхорр после напряженных раздумий возжелала стороннего и, в силу полной инаковости и культуры, и бытия, непредвзятого мнения. (В исполнении Харману – «А вот у многолапых че? Слышь, Хесса, ты, это подкартинь ей!»)       Однако, если придерживаться справедливости, вина за недосып пока еще живых частично лежала и на мертвячке – Жрица-переводчица все лекции Вирр и комментарии Харману добросовестно (ну, как могла) «пересказывала» Дороти. А последняя тоже не пожелала быть к диспуту непричастной и уже давно нетерпеливо перебирала конечностями, мечтая, как оказалось, поделиться своими взглядами (и некоторым непониманием сути спора о совершенно обыденных и естественных вещах).       В общем, если судить строго, в том, что беседа затянулась, виноваты были все; то есть – как это в таких случаях принято считать, по крайней мере, у эльфоподобных народов – по сути, никто. Но Вирр, прилагавшей немало сил для того, чтобы не заснуть уже на трясущейся повозке, это не утешало. Тем более, что главной виновницей неготовности ровно половины своего малого воинства к предрассветному походу она полагала исключительно себя – в конце концов, проявить сдержанность и просто промолчать в ответ на орочьи мечтания о копытах ей никто не запрещал. И уж тем более, она не винила Захарию – недалекий Андорал, который было нужно быстро миновать, был местом не простым.       Были вещи и явления, которые Вирр до конца никогда не понимала – что сейчас, что в детстве. Читая какую-нибудь приключенческую книгу - в которой некий градоначальник не имел ни малейшего представления о наличии пещер под вверенным его ответственности поселением, а исключительно бдительный начальник стражи допускал проживание в знакомых ему катакомбах неких сомнительных лиц, при этом ему поименно неизвестных – юная Вирр еще могла пожалеть автора, не сумевшего найти иного, более правдоподобного повода для сюжетной интриги. Но позже, слушая на уроках Недавней Истории о внезапно обнаруженной, издавна существовавшей и при этом тайной Школы Некромагии под Андоралом, девочка ловила себя на ощущении некоторой нереальности отдельных событий или участков мироздания. Привычные рассуждения о научной и культурной отсталости краткоживущих не помогали – как утверждали учебники, в той или иной степени животное наследие присуще всем Разумным, а в случае инстинкта сбережения жизни (как минимум, своей) разница между Высшими и Младшими и вовсе отсутствует(199). Отчасти логику и целостность ткани всего сущего перед девочкой отстояла Кориаль (Ансвэ, не найдя подходящих, но допустимых академических выражений, в тот раз просто развел руками), заметив, что даже вполне достойным правителям порой необходимы агенты влияния и методы воздействия, от которых всегда можно отстраниться, сославшись на неведение. Другой вопрос, добавляла магистр Магии Аркана, что в некоторых случаях - как при благих намерениях, так и без - стоит быть очень осторожной: что у мастера, что у его инструмента, как правило, свой взгляд на то, кто кем является. Не говоря уже о том, изгибала мать многозначительно бровь, что именно инструменты, порой, очень легко меняют владельцев(200); и полноправные соратники - которым доверяешь и которых нет нужны стыдиться - чаще всего куда надежнее.       (К сожалению, материнская мудрость - поддержанная отцовским молчаливым согласием - скорее, ставила перед Вирр новые вопросы, но не отвечала на главный: куда же у облеченных властью и ответственностью краткоживущих девается если не разум с практичностью, то хотя бы чувство самосохранения?)       Так или иначе, но где-то за тысячу лет катакомбных экспериментов некромаги Андорала ухитрились значительно расширить природные пустоты – с размахом, оставляющим далеко позади пещеры, за тот же срок отрытые Учениками поблизости от «Солнечной Короны» (вероятно потому, что для некромагов, издавна преследуемых своими краткоживущими властями, это не было игрой). И если судить по неисчислимым запасным ходам, тайным убежищам и отноркам, растянувшимся далеко за пределы крепостных стен, то непосредственно у этих хум’аноре, искушенных в запрещенных человеческими королями знаниях, с основополагающими инстинктами и чувствами было все в порядке. Чего, конечно, нельзя сказать о их чувстве отчизнолюбия и преданности своим сюзеренам – по крайней мере, на момент вторжения армии Лича; впрочем, немного наивно ожидать подобного от тех, кого за жажду даже теоретического познания лишали и без того короткой жизни (во всяком случае, Вирр казалось именно так).       Для градоправителей, начальников стражи, королевской армии и вообще всех горожан Андорала и жителей его окрестностей подобная предусмотрительность сограждан-некромагов (и, не в последнюю очередь, их счеты к гонителям) вышла боком еще во время Третьей Войны. Но даже потеряв свое былое, изначальное значение после воцарения Плети, густая сеть источивших окрестности подземных коммуникаций и для каравана Гумберта, Вирр и ее малого отряда тоже не сулила ничего хорошего. Никакой передовой, тыловой или фланговый усиленный дозор не гарантировал, что множество небольших вражеских отрядов не объявятся одновременно внутри охранного кольца на расстоянии короткого броска от конвоя. А то прямо посреди него: на изощрение в сокрытии скрытых лазов и тайных проходов у противников были и время, и основание – провалившие экзамен пересдать его уже не могли.       При таких обстоятельствах никакие, даже самые крайние меры безопасности уже не казались чрезмерными. Вирр, скорее, сожалела, что скорость и сверхкраткие остановки – это, пожалуй, единственные резервы из тех, что у Капитана остались.       Мысль о том, что именно этот караван с одним и тем же командиром уже не первый раз проходит это место, ободряла недостаточно. Именно в этот раз слишком много нежданных случайностей с сошлись в одной, со всех колес и ног пересекающей Чумные земли точке, чтобы причинность именно сейчас не вылилась в некое, не обязательно приятное следствие…       Абсолютное, свидетельствующее о полной собранности молчание Харману – в этот день даже шепотом не пытавшейся нарушить распоряжение Захарии – воспринималось как неумолимое и ясное пророчество.

***

      - Проснись… командир!       Ансвэ, воспитывая в дочке тягу к знаниям и приключениям, свои экспедиции не приукрашивал, но и подлинных опасностей в рассказах не избегал. Посему Вирр, хоть и не бывала в джунглях Тернистой долины лично, о последствиях объятий южных ядовитых лиан вполне догадывалась. И именно подобное, не раз воображаемое в детстве ощущение, она испытала сейчас, осознав, что проявила в походе слабость и все-таки задремала. Уже лет двенадцать недопустимый для Охотницы проступок был непростительно велик - ведь как Белоре ясно: кто спит на марше, тот уснет и в дозоре. Вероятно потому несвойственная для орчицы умеренность так и прошла мимо сознания, хотя тычок под ребра был на удивление сдержанным, едва не сказать, деликатным – как и тактичный шепот вместо обожаемого Харману talas e’dala в стиле королевских глашатаев(201) .       Вирр судорожно оглянулась, обреченно понимая, что ее позор и так уже видели все – и Жрецы, и Каратели, и (вот ужас…) бывшие соплеменники-Темные. И как бы не сам командир. И уже потом, удивленно наблюдая вместо осуждения в глазах союзной нежити совершенное равнодушие, сообразила – узри тот же Капитан Ее Величества Гумберт такое поношение дисциплины и устава, ее, Вирр, пробуждение было бы куда более неизысканным.       - Нашла время с предками кумыс нюхать! – по-прежнему негромко продолжала Шаманка нарушать приказ-молчанку, нервно оглядываясь по сторонам и шумно принюхиваясь. – Чей-то не так, вот чую… Ажно шерсть на загривке торчком, во!       Настолько самобытным уловителем неприятностей синдорайка похвалиться не могла: по меньше мере, не являясь ни Шаманкой, ни Провидицей; да и вообще у Высших с волосками на теле ниже ресниц все куда печальней, нежели у Младших. Но едва Вирр успела мысленно хихикнуть по поводу возможного преимущества тех народов, что не до конца расстались с телесными пережитками звериной дикости, как ощутила что-то, и правда, странное. Открытые участки кожи чуть заметно покалывало, в воздухе – и это при ясном-то небе! – едва уловимо запахло грозой, а в ушах на самой грани слышимости почудился медленно нарастающий странный тонкий звук. По совокупности всех признаков это больше всего походило на…       - Портал!.. – изо всех сил закричала Вирр, даже не подумав, предупреждает ли она поразительно беспечных соратников об очевидном. – Сейчас, рядом… - прохрипела она, сорвав голос. Но караван встал; вероятно, Захария все-таки услышал Вирркин крик и отдал приказ.       Слева, над обочиной дороги, прямо напротив жреческих повозок, словно по учебнику засияла режущим глаза светом точка-звезда, которая быстро (Вирр только моргнуть успела) расширилась до шара - теряя в яркости, но покрываясь множеством мелких ветвистых молний; перемещавшийся явно не хотел рисковать. Оберегающая Сфера еще не рассеялась, но девочка за сплетеньем разрядов уже разглядела смутный силуэт и, обозвав себя «дурой», не отрывая глаз, ухватила лук и пару стрел. А ухватив их, едва не выронила.       Посредине выжженного, чуть просевшего круга почвы стояла Высшая-син’дорай, в одеяниях, видеть которые Вирр доводилось лишь раз и то до войны. Никогда не выходящий из моды редкой и сложной магии шелк - алый с черным шитьем - был употреблен, что называется, в малых количествах. Его дополняли (а точнее, удерживали на теле) тонкие, заклятые на прочность элементы и накладки злато-мифрильного сплава – тоже красного, но иного, гармонично дополняющего ткань оттенка. Верх платья изыском модельеров обращенный в выдающийся, но сильно урезанный сверху и снизу лиф, идеально гармонировал c низом из скромного(202) треугольничка спереди и узкого, заостренного шлейфа позади. Прочими деталями были литой золотой пояс и плечевые накладки, в тесном союзе с воротником образующие небольшую пелерину. И еще, конечно, исполненные в том же злато-шелковом стиле (но с мимолетной претензией на боевой фасон) перчатки – но до них взгляд восхищенных ценителей доходил уже редко. Как, впрочем и до обуви, состоявшей из едва заметной подошвы, тончайшего каблучка и узких атласных лент, обвивающих ноги до бедер (деликатно, чтобы лишнего не закрыть) и переходящих в пояс (по сути, самую основательную часть костюма).       Подобные одежды были любимы знатоками на балах, были бы вполне уместны и одобряемы Учениками на наставнице Искусства Жизни, но здесь и сейчас - посреди полных Плети и прочих опасностей Чумных земель - были вероятны не больше, чем взахлеб читающая книжки Харману.       - А вот мы с волчатами однажды повозились, - отстраненно пробормотала орчица, - так тож от одежки одни лохмотья остались…       Если грозное появление Высшей-магички и впечатлило орчицу, то явно меньше, чем наряд - в принципе недоступный понимаю тех, чьи народы не владеют изощренным магическим искусством.       - Minn'da, - обреченно выдохнула Вирр.       Глядя исключительно на Вирр, ровным тоном, на гуттерспике, местоблюститель главы Третьей Лаборатории Магии Аркана и младший член Совета Элунарана Кориаль Солнечный Блик(203) произнесла: - Ты пропустила экзамены. При­меча­ния (в "Ком­мента­рий к час­ти", увы, не по­мес­ти­лось): (192) На случай, если читатель удивится, отчего все, включая Харману, на марше идут, а Вирр именно бежит, напомню: син’дорай ниже и субтильнее, как людей (в данном случае, Отрёкшихся), так и орков. И несмотря на озвученные еще в первой части Шаманкой «ноги от ушей», Вирр, чтобы держаться наравне, проще небыстро бежать, чем идти широким и спешным шагом. (193) Geschihten – рассказ, байка (гуттерспик) (194) Иные непросвещенные варвары могут вообще ничего не знать о своей системе кровообращения (кроме того, что у них внутри есть кровь), не различать вены и артерии (разве что знать, по которой «жиле» надо противника полосовать ножом), но то, что именно в таком положении конечности лучше восстанавливают силы, все народы догадываются очень быстро. Ну, если, конечно, не живут на архипелаге из очень мелких островов; в последнем случае их познания в прикладной физиологии тоже неизбежно прирастают, но иначе. (195) Монгольская или бурятская обувь из шкуры (зимняя – из овчины) с выкройной подошвой по форме ступни, прямым голенищем и выступающим мыском, чаще острым или прямосрезанным, иногда закругленным. (196) «Все мироздание – наш дом; не разрушай его, но перестраивай по нуждам». Первый завет – «Познание бесконечно и священно». (197) Имеются в виду Ясеневые леса (Ashenvale Forest), расположенные к северу от Степей. (198) См. примечание 109 в первой части. (199) Как утверждает тот же учебник – разве что в мотивациях этот инстинкт контролировать и преодолевать. Но это уже отдельный случай.