Когда космос говорил со мной

Нетвилль встретил Каина тишиной. Это была именно та, тревожная, сгущенная в воздухе тишина, которую он так не любил. На улицах почти никого не было видно. Около заколоченного здания полиции слонялись какие-то хмурые, подозрительного вида типы. Двое из них сидели прямо на крыльце, уложив на колени тяжелые пушки, и что-то прихлебывали из плоских армейских фляжек. Каину эти полицейские понравились ничуть не больше, чем тишина, заполняющая улицы. - Стой, - окрикнул Каина один из них, и пушка на коленях шевельнулась, приподнимая свое тупое рыло и разворачивая его в сторону чистильщика. И не то чтобы Каину недостаточно приходилось смотреть в зияющую черноту оружейных дул, но привыкнуть до конца к этому невыразительному, тяжелому взгляду смерти он так и не сумел. - В город нельзя! Закрытая зона! Ты что, не видел колючей проволоки вокруг? Каин, на самом деле, видел ее. И даже проделал в ней огромную дыру выстрелом из химической пушки. Видел он и перегораживающие дорогу остовы машин, наваленные посреди нее горой. Как будто это может остановить предтеч. Смешно – это даже его не остановило. - Идентификационный жетон! Показывай! И держи руки на виду. У тебя на редкость ублюдочная рожа. Это не ты, случайно, повредил заградительный периметр? Если это так, то зря ты это сделал. Потом взгляд бдительного стража упал на девочку, которую Каин держал на сгибе одной руки. В другой у него была пушка, длинная, хищная, тускло поблескивающая вороненой сталью. Каин держал ее дулом вниз, но это не помешало троим оставшимся патрульным вскинуть свое оружие и нацелить в его сторону. - Кто это у тебя? Патрульный подошел ближе. Ровно настолько, чтобы вытянуть руку и ткнуть винтовкой девочку в подбородок, отворачивая лицо от шеи Каина, в которую она утыкалась. Мелькнула повязка на глазах, рассыпались короткие, грязные пряди волос. Ее идентификационный жетон висел на шее в расстегнутом воротнике куртки, и полицейский поднес к нему коробочку считывателя. - Джессика Роберт Максвелл, идентификационный номер N/005417/I, непригодная, - раздался бесстрастный электронный голос. - Дочка полковника Максвелла! Парни уже часа два прочесывают окрестности и город. Сообщите ему немедленно! - А этот? Он же периметр закосячил. Считыватель коснулся жетона на груди Каина. - Ким Миракл, идентификационный номер E/12188/IT, Чистильщик. Вкрадчивая, вернулась и повисла тишина. Ее нарушало только легкое потрескивание в динамике старого, не раз битого и ремонтированного прибора. - Вы можете называть меня Каин. *** Дыхание океана Каин почувствовал издалека. Оно вплеталось в зловонные испарения болот едва уловимой, пьянящей нотой. Щекотало грязную, покрытую слоем щетины кожу. Каин любил океан, но очень давно не видел его. Сны о мятежных предтечах сменялись грезами о древних морях, чьи волны веками обтачивали прозрачную гальку на берегах чужих планет. Нетвилль находился всего в миле от побережья. Здесь болота отступали, почва высыхала и постепенно поднималась под ногами Каина, чтобы привести его к безбрежности и белизне песчаных отмелей, лениво раскинутых под низким, аквамариновым небом. Дымная гладь океана мерно дышала и легкий бриз тревожил ее. Соль оседала на губах, языке и в горле, с каждым вдохом и выдохом все дальше и все надежнее изгоняя затхлый болотный запах. Сапоги Каина больше не хлюпали по вязкой почве. Теперь под них ложились и выгибали хребты извилистые, мощеные темными базальтовыми плитами улочки. Каждая из них вела к океану. Он простирался перед Каином, похожий на огромное подрагивающее зеркало. Если бы ревнивое небо пожелало себе иного отражения, иного близнеца и иного возлюбленного, оно не смогло бы найти кого-то лучше, чем океан. Строгость горных отрогов с их снежными вершинами прекрасна, но холодна. Буйное цветение лугов и густая зелень лесных чащ слишком недолговечны, и любовь к ним была бы очень печальной. Но океан – совсем иное. Таинственный и глубокий, как откровение. Он был единственным здесь, что смогло приковать к себе внимание Каина и не вызвать неизменного раздражения. Вот бы еще то же самое можно было сказать обо всем остальном окружении чистильщика. Джессика Максвелл давно спала в своей комнате. Ее ногу вложили в прохладные металлические «ладони» чудом уцелевшего механического доктора, и запущенная программа вовсю трудилась над поломанной костью и поврежденными тканями. Каин почти слышал мерное гудение кибера, гоняющего регенерационный луч туда и обратно. Этот звук проникал в тихий шепот океанических волн назойливым зуммером тревоги. Напоминал о том, что кто-то здесь неприлично расслаблен и позволил себе лишнего. Но Каин едва ли не впервые за последние много лет отмахнулся от дурных предчувствий. Их стер тихий плеск соленых волн у подошв его сапог, тех самых, которые он так проклинал недавно. Закат пламенел над волнами огромный и торжественный, как в последний день мира. Сквозь зыбь облаков проглянули первые робкие звезды. В такие моменты Каин всегда вскидывал глаза вверх. Где-то там, в неизмеримо далеких мирах, он искал только одну звезду. Всегда. Ее звали Солей – его родное, теплое, земное солнце. Никогда, больше никогда он не увидит его так, как оно светило в его прошлом. Теперь оно слишком далеко, и светит только глубоко в груди каждого, кто тоскует о нем, хранит память о нем и любит его. Предтечи утратили свою родину. Люди утратили свою. Так ли они отличаются друг от друга в конечном итоге? Да, отличаются. Предтечи уничтожили все, что было им дорого. Ким Миракл, Каин, чистильщик, ненавидел предтеч всем своим существом. Эта ненависть была как совершенное реактивное топливо десятикратной перегонки. Как пламя в турбинах звездолета. Каждый вдох и каждый выход Каина источал ее, как глубины солнц излучают радиацию. Ненависть текла в алых венах глубоко под выдубленной дождем и ветром кожей. Именно она щерилась в улыбке, когда Каин хотел улыбаться. Это она смотрела его глазами в прицел химической пушки и она спускала курок. Это она пережевывала острыми крепкими зубами безвкусный концентрат на завтрак, обед и ужин. Она подносила бритву к щеке, и она была заточенной кромкой лезвия, и хрустом щетины под ним, и несколькими яркими каплями из кровоточащих царапин. За пределами ненависти лежал космос. И океан. Эхо Большого взрыва. Рушащиеся города на Марсе и Земле. Издыхающий вопль раненого в самое сердце человечества. Межзвездная пылинка, дерзающая пытаться остановить комету. Тонущий в болотах вездеход. Шелест прибоя на закате. Каин опустил пушку. Она легла на обкатанные волнами базальтовые глыбы, а он сел рядом. Соленые брызги намочили его одежду и волосы, но он остался, не ушел дальше. Место лучше он вряд ли найдет. Нужно было понять, откуда именно начинать, дать приборам время для вычислений гнезда предтеч, которое где-то совсем рядом – Каин, почти неподвижный, сидел на камнях, сложив руки на коленях, и смотрел, как чужие звезды отражаются в воде, и как в волнах фосфоресцирует и мерцает всеми оттенками радуги своя собственная жизнь. Спустя час ветер сменился. Ясное небо вновь затянуло сырыми, лохматыми тучами, и вернулся дождь. Исчезло сияние, разлитое между двумя безднами – небесной и океанической. Пропала озаренная и безбрежная глубь, словно ее и не было. Волны налились свинцом. Их секли тяжелые, жирные и маслянистые дождевые капли. Они плюхались и разбивались о встревоженное море с чавкающим органическим звуком. Анализ был завершен - пора приниматься за работу. Каин передернул плечами и включил отталкивающее поле. Его фигуру окутало размытое, еле заметное желтоватое свечение. Сапоги давили склизкую воду, и она пыталась вывернуться из-под подошв, как амебоподобная прозрачная мокрица. Мерзость. Такой дождь слизывал с человека кожу за полчаса. Что происходило дальше, лучше не знать. Даже обыкновенный дождь нес в себе частицы этой дряни. Каин угодил под самый настоящий, концентрированный. Мощности батареи хватит на час, и за это время он должен найти укрытие. Нетвилль растаял за плотной, пахнущей тиной и гнилыми водорослями завесой. Его огни тускло мерцали сквозь нее. Редкие, белые, они напомнили Каину звезды.