Когда космос говорил со мной

Дверь в нужную комнату Каин распахнул ударом ноги. К этому моменту он уже понял, что привычных средств будет недостаточно, и, чтобы выжить, возможно, ему придется принести кое-какие жертвы. Но оно того стоило, разумеется. Наверное, стоило. Дверь отлетела к стене, сорванная с одной петли. Не рассчитал. Физическая сила Каина уже некоторое время не была величиной постоянной. Впрочем, если это действительно предтечи совершенно нового уровня развития и порядка, она ему понадобится. Как и много чего еще, что дремало в его крови, но теперь, послушное тренированной воле, начинало пробуждаться. Закипала внутри горячая волна, что никогда не вскипит в человеческих жилах. Времени было слишком мало, и Каин срывал поставленные ограничения грубо, но боль трансформации тут же слизывал этот жар. Исчез туман в голове; пропали огненные цветы на обоях, кожа перестала чувствовать сырой ветер из раскрытого окна. Теперь все было по-другому. Теперь Каин знал, сколько здесь экземпляров, и как глубоко их гнездо, видел и чувствовал пульсирующие нити могущественной энергии, что пронизывали почву и дом. Плохо. Все было очень, очень плохо. Но Каин видал и хуже. Снизу, из зала, донесся многоголосый вой и топот десятков ног. Поздно – все двери на пути предтеч оплела вязкая чернота, и прикосновение к ней было серьезной ошибкой. Она растворяла и высасывала энергию из любого, кто имел такую неосторожность. Каин не знал пока, что ему делать с той прорвой тепла и силы, которую он получит сегодня. Чаще всего он использовал ее под конец, просто высвобождая и уничтожая все следы взрывом. Идеальное преступление. Но сейчас гнездо было размером с целый город. Взрывать его – значит, он разнесет вдребезги огромные площади вокруг. Превратит болота в черное дымящееся стекло, а океан на десятки миль в лаву и облака пара. Каин знал, что предтечи умели использовать этот дар не только для разрушения. Но понятия не имел, как они это делали. На кровати перед ним лежал полковник Максвелл. Похож и не похож на свою дочь – светлые волосы, высеребренные на висках, суровое лицо с тяжелыми отекшими чертами. Полуприкрытые веки дрогнули и поднялись, когда дверь ударилась о стену. Грудь вздымало быстрое, лихорадочное дыханье. Он напомнил Каину тех рыб, которых он совсем еще мальчишкой забрасывал обратно в океан. - Убей… меня, - слетело с искаженных губ. Пергаментно-серая кожа, слепой взгляд когда-то синих, как у самого Каина, глаз. Мелкая нездоровая дрожь волнами проходила по телу. Каин внутренне вздрогнул от отвращения. Он не хотел смотреть, его взгляд уже слишком изменился, чтобы можно было этому противостоять и не видеть истины. Тело мужчины на постели пульсировало чуждой, нечеловеческой жизнью. Она копошилась в нем - и она собиралась вырваться наружу. Последняя фаза дремы. Не так уж он ошибся. Сколько еще таких он найдет в домах поблизости? Десяток? Два десятка? - У тебя… за спиной, - прошелестел голос Максвелла и оборвался болезненным стоном. Каин знал, что он там увидит. Мисс Лаура Даррок, разумеется. У нее были золотые волосы, как у почти забытой Катрин, и нежная линия шеи в сильно декольтированном темно-синем платье. Выше – бледно-синие губы, открытые, как для поцелуя, но оттуда к Каину тянулись полупрозрачные нити щупалец. Она не собиралась говорить с ним, она собиралась убить его, как и все они – теперь предтечи передумали, когда все поняли, но слишком поздно. Кожа с Каина стекла, словно смытая дождем. Сползли на пол кости и плоть, растворяясь в черноте, которая уже начала излучать холодный свет. Она просачивалась сквозь роскошный ковер и пол под ним, и со всех сторон к ней сползались такие же протуберанцы пустоты, оставляя за собой вакуум, заполняющийся шипящим воздухом. Какая у него фаза? Какая стадия? Каин понятия не имел. Он знал только одно – он чудовище, пока еще юное, но очень могущественное чудовище. Крики внизу смолкли. - Ты… - вылетело испуганное изо рта Лауры прежде, чем туда вползла ледяная вязкая субстанция, холодная плазма, или что это такое было? Что составляло его истинную сущность, теперь лишенную привычной акварельной ретуши человечности? Особняк рушился. Ломались стены и расползались оконные проемы, перебитым хребтом прогибалась крыша. Как бахрома океанских анемонов и водорослей на громаде рифа, поднимались над его искалеченными контурами колыхающиеся в воздухе черные щупальца. В их глубине мерцал фиолетовый и белый огонь. *** Джессика вела дневник. Это было странно для слепой от рождения, и она никому не показывала его. Никто, даже отец, не догадывался, что она видит. Не так, как люди, и, тем не менее, ничуть не хуже. Когда ей было три, она впервые рассмотрела дневной свет – это были просто пятна, яркие пятна в сплошной темноте. Ей показалось, что это очень красиво. Тогда они с мамой и папой только-только прилетели на Идельвайс. Нельзя сказать, что тогда они были счастливы, но в те годы колонии еще не угрожало заражение в активных фазах, и в Шаттенгрю еще не открылся корпус Чистильщиков. На Идельвайс еще не было Каина. И почти не было ничего, что напоминало бы о предтечах, хотя планета и находилась у черты карантинной зоны. К сожалению, к великому сожалению подполковника Максвелла они не могли лететь дальше – закон «О миграции и изоляции» запрещал им. Сьюзан Максвелл была пилотом и продолжала работать до того самого момента, когда узнала, что беременна. Их корабль, «Звездный ветер», находился в глубоком космосе, в межпланетном дрейфе, и когда они вернулись в обитаемый сектор, Джессике Роберт Максвелл уже исполнилось два года. Никто не знал границы зараженной зоны в то время, не знают и сейчас – она меняется хаотично, пульсирует, то не сдвигаясь с места много лет, то вдруг в считанные месяцы покрывая целые парсеки пространства. «Звездный ветер» просто оказался не в то время, не в том месте – зона расширилась в очередной раз, незаметно, быстро и неумолимо, и задела корабль своим черным крылом. Никто из экипажа не подхватил болезни. Им повезло. И, тем не менее, для всех их, включая ребенка, была закрыта дорога в «чистые» сектора. Теперь их уделом до самой смерти стали планеты-резервации, лучшей из которых, элитной, считалась в те годы Идельвайс, третья планета в системе Бетельгейзе, альфа Ориона. А в три года Джессика, слепая от рождения, увидела свет после того, как две операции оказались неудачными. «Сегодня снова отвратительный липкий дождь. Солнца давно уже не было. Бетельгейзе прекрасна, и ее синий свет пронизывает этот мир насквозь, когда нет туч, но он такой холодный! Наша звезда остывает» - писала она в своем дневнике, который тщательно прятала, чтобы никто не увидел. «Прилив набегает на берег. Он – непригодная пустыня с редкими клочками земли, где еще есть жизнь. Пустыня, огромная, немая и одинокая, и чуждая любому, кто рискнет туда забрести по своей воле или по воле случая. Я знаю еще одну такую пустыню, страшнее этой – но там до сих пор есть ужасная, голодная жизнь, черные металлические города под черным небом. Планеты предтеч, которые я вижу в своих снах почти каждую ночь. Есть сказка о том, как Солнце проглотил огромный Кит, и трое, выбранных племенем, отправились добывать светило из его пасти… Их путь лежал на край мира, и они были бесстрашны, но даже их сердца дрогнули, когда они увидели черный океан, в котором обитало чудовище…» Джессика сквозь повязку смотрела на дом напротив, когда он вдруг начал складываться изнутри. Провалились качели во дворе, словно их и не было, покосился забор, исчезая где-то внизу. Ушла в глубину часть парковочной площадки. Медленно, лениво накренился вездеход, который был давно не на ходу и теперь бесполезно ржавел под дождями. Вот оборвались провода; их концы мотались туда-сюда по садовым дорожкам, рассыпая высоковольтные синие искры и шипя рассерженными змеями. Трепетало белым флагом на ветру белье, пока не исчезло в пасти когда-то изящного каменного перекрытия двора. Согнулась крыша; словно ее погладила чья-то тяжелая рука, и она пыталась избежать прикосновения, а потом сдалась, и сломалась под ним с беззвучным вздохом. Обвалились стены, поехало вбок крыльцо, а потом завалилось влево, отрываясь от стены, и там затихло бесформенной мертвой грудой. - Джессика! Джессика! Врезалось в уши высокое, противное, визгливое. Это кричала Пэм. Кричала истошно, панически, безрассудно. - Город разрушается! Землетрясение! Она не видела в темноте того, что могла видеть дочь полковника Максвелла – тянулись из-под города к домам ослепительно-белые щупальца, и сминали их один за другим, как ребенок ломает надоевшие игрушки, сбрасывая то, что от них осталось, в одну коробку, чтобы убрать с глаз долой. Чем бы это ни было, а оно не имело ничего общего с безобидным природным катаклизмом. И, если честно, Джессика этим любовалась, вместо того, чтобы спешить спасаться. Тем более, все рушилось вокруг, а их дом – до сих пор продолжал стоять целым и невредимым. - МНЕ ДОЛГО ЕЩЕ ЖДАТЬ? ЕСЛИ ТЕБЕ НАДОЕЛО ЖИТЬ, ДЕВОЧКА, ПРОДОЛЖАЙ ПЯЛИТЬСЯ В ОКНО, И НЕ МЕШАЙ МНЕ ВЫПОЛНЯТЬ МОЮ ГРЕБАНУЮ РАБОТУ. К УТРУ ЗДЕСЬ НЕ ДОЛЖНО ОСТАТЬСЯ НИЧЕГО. Голос Каина. Из всех динамиков сразу. Падение еще одного дома и части улицы рядом с ним. - У меня нет крыльев, - насупилась Джессика. - ПОЖАЛУЙ, Я МОГ БЫ ПОДНЯТЬ ЭТОТ ДОМ В ВОЗДУХ, НО Я НЕ СОВСЕМ УВЕРЕН, ЧТО УДЕРЖУ ЕГО ДОСТАТОЧНО ДОЛГО. В МОЕМ РЮКЗАКЕ ЕСТЬ УНИВЕРСАЛЬНАЯ БАТАРЕЯ. ЕЕ ЗАРЯДА ХВАТИТ ЕЩЕ НА ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ БЕСПЕРЕБОЙНОЙ РАБОТЫ. ВОЗЬМИ ЕЕ, ИДИ В ГАРАЖ ТВОЕГО ОТЦА И БЕРИ ЕГО ЛЕТАТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ, Я СЕЙЧАС ПОД НИМ, И ЗНАЮ, ЧТО ОН НА ХОДУ. И НЕ ГОВОРИ МНЕ, ЧТО НЕ СУМЕЕШЬ ПИЛОТИРОВАТЬ, ИНАЧЕ Я ТЕБЯ СОЖРУ. И ЭТУ ГЛУПУЮ ЖЕНЩИНУ, КОТОРАЯ ТАК ВИЗЖИТ, Я СОЖРУ ТОЖЕ. ЕЕ ПЕРВОЙ. У ТЕБЯ ЕСТЬ ДЕСЯТЬ МИНУТ, ПОТОМ Я СТАНУ НЕСТАБИЛЕН ИЗ-ЗА БОЛЬШОГО ОБЪЕМА ПОГЛОЩЕННОЙ ЭНЕРГИИ. Я МОГУ СЧИТАТЬ ВСЛУХ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ. ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я СЧИТАЛ? - Катился бы ты, Ким Миракл. - ЗОВИ МЕНЯ КАИН. И ПОШЕВЕЛИВАЙСЯ, СДЕЛАЙ МНЕ ОДОЛЖЕНИЕ. - Но моя нога еще не зажила! Я не могу ходить. - ПУСТЬ ТЕБЯ ДОНЕСЕТ МИСС ПАМЕЛА, ОНА ЗАРАЖЕНА, НО Я ПОТОМ С НЕЙ РАЗБЕРУСЬ. - Ты ее убьешь? Пэм слушала этот разговор с округленным ртом на белом лице, и ее крик постепенно смолкал. - НЕТ, ОНА ПРОСТО УЙДЕТ ЖИТЬ НА НЕБЕСА. КОНЕЧНО, Я УБЬЮ ЕЕ. - Нет, не будь таким злым, Ким Миракл! Ты и так здесь уже всех убил, тебе мало? Ты настоящий Предтеча, такой же, как они! Я не хочу, чтобы ты меня спасал, ешь нас и убирайся к чертям. Секундная заминка, космический шорох в динамиках, и голос, в который прокрались смешливые нотки: - ХОРОШО, ДЖЕССИКА РОБЕРТ МАКСВЕЛЛ, Я НЕ СТАНУ УБИВАТЬ МИСС ПАМЕЛУ, ТЕПЕРЬ ТЫ ДОВОЛЬНА? - Я довольна. - У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ВОСЕМЬ МИНУТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ СЕКУНД. *** «Скарабей» был быстрым. Он был маневренным. Был своенравным и очень, очень мощным четырехместным шаттлом. Он мог ходить в атмосфере и за ее пределами, и именно на нем когда-то опустился на Идельвайс подполковник Максвелл. Когда умерла батарея, два года назад, он заказал новую, но их производство в метрополии остановилось, и, страшно подумать – система Бетельгейзе теперь была центром человеческой цивилизации, о чем тщательно умалчивалось. Говорилось, что за пределами карантинной зоны есть жизнь. Что ведутся исследования в секторе звезды Солей, где по-прежнему дремлет в космической темноте родина и колыбель человечества, планета Земля. Но то была ложь. Цветущие планеты в системах Проксима Центавра и Веги, на Альтаире, в созвездии Гончих псов – все ложь, одна большая ложь. И карантинная зона. Возрожденные при помощи какой-то извращенной технологии, предтечи были лишены разума. Они совершенно не походили на тех эфирных созданий, полных света и силы, что когда-то парили на крыльях звездных ветров, и само время приходило, чтобы лечь к их ногам и ласкаться об их ладони. Эти предтечи были порождениями кошмара – деградировавшие до самого примитивного уровня и движимые только двумя инстинктами – жрать и размножаться. Их экспансия началась, и человечеству пришлось бежать, бросая все, что было ему дорого, чтобы сохранить хотя бы свои жизни. Впрочем, кое-что люди все-таки могли противопоставить монстрам. Было разработано несколько видов химического и лучевого оружия, губительного для псевдоорганики, которой были чудовища предтеч. После его успешного применения на Альтаире и в еще нескольких секторах экспансия остановилась, карантинная зона перестала расширяться, а на планетах на некоторое время перестали появляться то тут, то там, гнезда отвратительных созданий. Был сформирован корпус Чистильщиков, куда вербовали только самых отчаянных головорезов. Нужно было уничтожать все под корень там, где появлялась зараза, очень часто вместе с человеческим населением, которое сначала платило Чистильщикам за их работу, а потом плавилось под дулами пушек, изрыгающих потоки пламени и химикатов. Не удивительно, что в этот корпус принимали только после прохождения десятков тестов, каждый из которых должен был показать, что счастливый обладатель данного набора ДНК – потомственная сволочь, ублюдок в десятом поколении, машина для уничтожения всего живого по одному единственному слову приказа. «Никакой пощады» – под этим девизом проходила война двух цивилизаций. Люди и предтечи вцепились друг другу в глотки и катались клубком через все системы, сметая на своем пути колонии и города и выжигая все дотла. Но вот, наконец, первая галактическая война миновала. Предтечи были отброшены и затаились. Но каким же горьким показался победителям достигнутый ценой нечеловеческого усилия мир! И сколько понадобилось лжи, чтобы создать иллюзию того, что все в порядке, у тех, кого война не коснулась, у обитателей окраинных планет, у всех, кто верил, что там, где вращаются вокруг погасших солнц мертвые миры – еще есть жизнь. Из метрополии регулярно летели сводки о том, какие ведутся восстановительные работы и каких успехов они уже достигли. Эти сводки зачитывал брошенный на орбите Плутона робот с атомным сердцем, а под станцией расстилались холодные, серые равнины, на одной из которых поднимался в черные небеса зловещий росток металлического дерева… Подполковник Роберт Максвелл знал все это – он и его экспедиция, тщательно засекреченная, летели на одну из отдаленных планет в созвездии Рыб, где, по некоторым расшифрованным данным, была прародина космических вампиров. И как настоящие вампиры слабели, когда теряли связь с землей, в которой были погребены их тела, Предтечи могли не пережить уничтожения того сверхразума, что вызвал из небытия уродливую цепь перерождений и этот грубый, кровожадный эрзац некогда великого народа. Ученые полагали, что все происходящее сейчас – вовсе не оружие, которое должно ударить уже после гибели своих создателей и господ. Что, может быть, в отчаянии и безумии предтечи оставили свои машины, запрограммировав их на миллионы лет вперед, чтобы, когда придет благоприятный день и час, вернуться в мир с их помощью. Но, или же их гений изначально не был способен на это, или произошел сбой, нелепая, фатальная ошибка, и они вернулись – но какими они стали! Альфа Рыб, Фомальгаут – Мэгид, четвертая планета системы, которую никто и никогда не пытался колонизировать. Именно с Фомальгаута и Мэгида началась история рокового знакомства людей и предтеч. Формально там не было карантинной зоны – все планеты этого сектора были мертвы и не проявляли никакой активности, поэтому полет туда считался условно-безопасным. Они не долетели. Когда все приборы ожили и зашкалили, фиксируя активность небывалой силы, капитан Максвелл принял решение повернуть назад. Но было уже слишком поздно. Джессика родилась в глубоком космосе. После этого ее мать почти год провела, не пробуждаясь от странного сна, причин которого так и не установили – организм работал, как часы, но все процессы были в нем замедлены в сотни раз. Долго, очень долго длилась космическая ночь, прежде чем отец Джессики и его команда сумели привести корабль на орбиту Идельвайс. Из-за помех они заблудились. Часть приборов отказала, и починить их не представлялось возможным. Подполковник Максвелл решился на отчаянный шаг – они прыгнули сквозь время и пространство на едва работающих двигателях, а когда вышли обратно в знакомый мир, то почти вся команда необратимо сошла с ума. Об этом тоже не говорилось ни в одном отчете. Экспедицию считали успешной, а Максвелла, уже полковника – героем. Им выплатили огромные компенсации и подарили возможность безбедного существования на одной из самых благоустроенных планет. Когда они ступили на твердую землю, мать Джессики исцелилась от своего странного недуга. Она открыла глаза, и вновь смеялась, вновь могла обнимать свою малышку-дочь и любимого мужа. Она часто брала «Скарабей», и вместе с дочерью летала на нем над поверхностью Идельвайс. Сьюзан Максвелл была единственной, кто знал, что ее дитя – вовсе не непригодная, как было написано во всех медицинских и социальных картах. В семь лет Джессика впервые подняла «Скарабей» в воздух самостоятельно. Сьюзан сидела в кресле второго пилота, и смеялась, смеялась, смеялась, пока горы и равнины уходили вниз, становились игрушечными, а сопла корабля выдыхали ревущее пламя и клубы дыма. Космос открывался перед ними, и он был прекрасен. Но Джессика не смеялась, она только смотрела вверх своими нечеловеческими сапфировыми глазами, туда, где в вечном сиянии всходила из-за темного диска планеты серебряная Бетельгейзе. Спустя еще два года ее мать бесследно пропала. Официальной версией стала трагическая гибель под плотоядным дождем. Нашли ее одежду, разряженный защитный плащ и химическое ружье, без которого из дома мало кто выходил в последнее время. Полковник Максвелл начал пить. У него появились женщины. «Скарабей» больше не мог взлететь в небо. Джессика замкнулась в себе и стала регулярно убегать из дома. Ее мнимая слепота, разумеется, не могла ей в этом помешать. А где-то далеко от Нетвилля, в Шаттенгрю, окутанный реактивным пламенем, опустился корабль, на котором сюда прилетел Ким Миракл, элитный резидент корпуса Чистильщиков. Он только что вернулся из рейда на Фомальгаут, где проводилась масштабная операция по уничтожению целых планет, превращенных предтечами в спекшиеся, мертвые куски камня, и теперь мечтал о том же, чем занимался Роберт Максвелл. Выпивка, женщины и курортная планета где-нибудь в созвездии Гончих псов, подальше от всего этого уродливого, издыхающего в агонии мира – и никаких растреклятых предтеч в радиусе нескольких парсеков.