Когда космос говорил со мной

(флешбек) Мальчик прятался в собачьей будке. Там было тесно, и его спина упиралась в потолок. Колени пришлось подтянуть к подбородку, а голову наклонить, подкладывая под нее ладони. Конурой давно не пользовались – их пес предпочитал спать дома, в тепле, очень часто – в хозяйской постели. Все попытки посадить его на цепь оканчивались провалом – Ричард начинал жалобно скулить, потом лаять, потом снова скулить и, наконец, переставал есть, ложился на пузо и устремлял на хозяев жалобные карие глаза. В будке пахло пылью и мхом, и совсем слабо – псиной. Этого запаха мальчик не любил. Год назад погиб Чарли, его любимый кот, белый с черными пятнами. Соседский пес перекусил ему хребет и долго таскал в пасти по двору, изредка лениво помахивая им, как отжатой тряпкой, пока Мартин Зиро, так звали мальчика, стоял в отдалении и давился слезами, в которые перешли крики о помощи. Где-то в отдалении, в темноте, хрустел гравий. Им посыпали садовые дорожки. Хруп-хруп-хруп. Ближе. Хруп-хруп. Сердце колотилось, как бешеное, спина затекла, и Мартин почти не чувствовал ног из-за онемения. Сколько он уже здесь сидит? Сорок минут? Час? Вечность? В будке было тихо и прохладно. Перед носом Мартина повис и закачался на тонкой паутинке паук. Клейкая нитка серебристо поблескивала в далеком свете фонаря. Хруп-хруп-хруп. Только не сюда. Пожалуйста, иди мимо. Хруп. Паук перестал покачиваться и, перебирая лапками, полез вверх. Он был маленький и черный, со вздутым брюшком. Мартин не боялся пауков. Пауки не хрустят гравием в половину первого ночи, когда газоны кажутся облитыми нефтью, а весь мир дремлет в невесомых лунных сетях. Чарли похоронили в коробке из-под маминых туфель, купленных на распродаже. Шурх, шурх, шурх – и вот земля проглотила и замкнутое в картон тельце, и измятые садовые цветы, которые Мартин набросал поверх крышки. На похоронах обязательно должны быть цветы. Чарли лежал на боку, его глаз был приоткрыт, а усы слиплись от засохшей крови, испятнавшей белую мордочку. Через неделю Мартин нашел в кладовке стрихнин. Отец иногда травил лис и землероек на их дачном участке. Капсулы лежали в жестяной коробке из-под малиновых леденцов. Желтые, шероховатые снаряды, идеальные маленькие прислужники смерти. Мартин пересчитал их – двенадцать. Это число понравилось ему. Шесть и еще раз шесть. Три раза по четыре. Едва уловимый леденцовый аромат, вишни в пору цветения, сахарная крошка у дальней стенки. Мартин взял одну из капсул и положил ее в кусок ветчины, завернутый в промасленную жесткую бумагу. Он вырезал углубление ножом, а потом, когда все было готово и бок желтоватой субмарины смотрел на него из алых глубин, плотно закрыл отверстие оставшимся куском мяса. Стрихнин убивает не сразу, но противоядия от него не существует. Вначале жертву охватывает панический страх… он нарастает по экспоненте, и любой громкий звук или яркий свет вызывает новую волну неконтролируемого ужаса. Болят и немеют кожные покровы. Страх усиливается. Боль тоже. Наконец, мышцы отвердевают в предельном напряжении, скручиваясь и едва не ломая кости. Глазные яблоки застывают ярмарочными шарами на раскаленной проволоке. Сведенные судорогой челюсти раскрываются только для того, чтобы извергнуть клочья пены. Пса, убившего Чарли, так и не нашли. Убежал в лес – Мартин знал. Там пес и издох, взрыв лапами землю вокруг себя, смяв траву и обделавшись. Сосед был в бешенстве. Он любил охоту, а пса частенько науськивал на кошек, чтобы «не терял чутье». Хруп-хруп-щелк. Паук уже исчез, оставив мальчика наедине с этим тихим звуком, что приносила темнота на своем мягком широком крыле. На этот раз – совсем близко. Сколько прошло времени? Вечность наслаивалась одна на другую, в немеющей спине гремело эхо Большого взрыва. С тех пор, как отец вернулся с войны, он начал пить. Мать неоднократно уговаривала его пройти курс лечения, но все напрасно. Если вы подверглись домашнему насилию, звоните по телефону 222-000 и ждите… ту-ту-ту… космическая тишина в липкой от пота трубке, шелест далеких шагов по подъездной дорожке. Отец всегда обрывал телефонный провод, когда напивался. Это он делал в самую первую очередь. Чтобы никто никуда не звонил.* Однажды мать убежала и позвонила от соседей, и его забрали. Но Джон Зиро был ветераном подавления бунта ученых на Плутоне. И он вернулся, чтобы вновь и вновь брать табельное ружье в одну руку, бутылку виски в другую и начинать искать повстанцев в собственном саду. Десятилетний Мартин не знал, что там было, на Плутоне. Много позднее, получив доступ к архивам второго уровня, секретность класса Б, он прочел о нейтронном луче, безмолвно трогающем космолеты в черном холодном небе. О том, как они падали один за другим, словно комары в радиусе действия включенного фумигатора. Неповрежденные, но лишенные жизни, корабли разбивались вдребезги о реголитовую поверхность. Высадка десанта захлебнулась – все, кто должен был штурмовать станции бунтовщиков, лежали в своих капсулах мертвые, как камни, а нейтронный луч продолжал обшаривать колючее небо. Когда до повстанцев, наконец, добрались, взорвав нейтронные турели, то учинили настоящую резню. Никогда еще человечность не слетала так легко - точно одежда, отброшенная в душный летний день перед сверкающей гладью реки. Приказа расстрелять станции с орбиты не последовало лишь потому, что хранящиеся там разработки и архивы имели невероятную ценность. На Плутоне создавалось новейшее оружие… уровень за уровнем планета перестраивалась в военную базу, которая в случае нападения на метрополию послужит центром ее обороны. Почему ученые начали бунтовать? Однозначного ответа на этот вопрос Мартин так и не получил. Официальные данные сообщали, что «ввиду многочисленных нарушений техники безопасности произошла утечка опасного изучения, которое постепенно повредило рассудок всего населения станций, вызывая неконтролируемую агрессию…» Поражению этим же излучением, в той или иной степени, подверглись все, кто принимал участие в зачистке. В том числе и Джон Зиро, младший сержант десантного корпуса. Тем не менее, после многочисленных тестов он был признан вполне дееспособным и вменяемым членом общества и, получив солидную пенсию, ушел на покой в возрасте тридцати двух лет. Еще через пару лет у них с Изабель родился Мартин. Грозный призрак кровавой бойни на Плутоне ненадолго отступил, но продолжал неотступно следовать за ними. Шурх-шурх-шурх, сминают гравий тяжелые шаги отца. Там, в ночной темноте, он все ходит, и Мартин ждет, что же случится раньше – закончится виски в его бутылке, и он упадет, пьяный до бесчувствия, или его, Мартина, терпение, он неловко повернется, и тогда, возможно, заурчит лазерное ружье, генерируя заряд, который разнесет собачью будку вдребезги, вместе с застывшим в ней мальчишкой, теплым, перепуганным, свернутым в плотный клубок. Шурх-шурх. Вой сирены вдалеке. Неужели мать все-таки сумела позвонить? Когда Мартин видел ее в последний раз, она пряталась в дровяном сарае. Он хотел забраться к ней, но им двоим не хватило места. «Беги» - шепнула ему Изабель одними губами. Ее лицо было белым, как простыни, вывешенные для просушки. «Спрячься в будку, Марти. И замри – папа не должен нас отыскать. Скорее!» Это просто такая игра, говорила ему мать. Прятки с лучеметами. Но на этот раз отца все же упрятали, и больше Мартин его не видел. Мать действительно сумела пробраться к соседям, и позвонила, а через пятнадцать минут улицу заливали тревожным красно-синим светом полицейские мигалки. Из будки мальчика пришлось вытаскивать, разломав крышу – шокированный, он не смог двигаться, и потом провел две недели в больнице, заново учась ходить. А вот слова «базовое доверие к миру» так и остались для Мартина пустым звуком. Когда ему исполнилось шестнадцать, он улетел на астероиды, а через пару лет узнал Кэтрин, и начал мечтать о собственном доме и детях. Дом они вскоре купили, чтобы было где проводить отпуск, и он поклялся никогда не заводить тех собак, которые живут в будках. Семья Мартина была обеспеченной настолько, чтобы подарить ему блестящее будущее, но по ночам, когда космос простирал за тонкими стенами станции свои огромные мерцающие крылья, Мартин всегда слышал это – шурх, шурх, шурх. Что-то крадется среди звезд. И оно все ближе. ______ *сотовая связь во вселенной Каина не получила широкого распространения среди гражданского населения, телефоны остались проводными