Когда космос говорил со мной

(флешбек) Холодные далекие звезды никогда не манили Мартина. Через месяц после того, как Катрин ушла от него, он повесился на собственном ремне. Мартин помнил, как поднимался на высокий чердак их двухэтажного дома, но не до конца понимал, зачем он это делает. Перила лестницы падали под ладони – гладкие, отполированные, безупречно покрытые темным лаком. У них был красивый дом. Мартин мечтал о ребенке. Нет, даже о двух – маленьких девочках-близняшках с золотыми волосами. Катрин бы одевала их, как драгоценных кукол, а потом они бы возились во дворе, играя в песочницу, или качались на качелях, подвешенных к старому клену. Мартин бы шутил о том, что все соседские мальчишки, должно быть, от них без ума (и то ружье, что висит над камином, оно никогда не выстрелит) (и нет никаких шагов в темноте к собачьей будке, видит небо, никаких чертовых шагов) Мартин мог бы прихлебывать сваренный Катрин горячий пряный пунш, и смотреть, как играют его две очаровательные девочки. Его принцессы. Он построил высокий забор вокруг их дома, и подумывал обнести его поверху колючей проволокой, и даже пустить ток, чтобы ни одна злая соседская собака не перепрыгнула через него. Его девочки могли бы захотеть котенка, а котята любят играть в травке в саду, любят бегать везде, любят ловить бабочек и даже маленьких птичек, когда подрастают. (А потом их могут принести в коробке из-под обуви. Девятый размер, мать носила девятый размер. Она так радовалась, когда могла найти его на распродаже, потому что он очень редкий, а ведь у нее высокий подъем и узкая нога) Но Катрин сказала Мартину, что им еще рано задумываться о детях. Мартин с радостью согласился подождать, сколько она захочет – прошло два года, и вот однажды, как в плохих романах, он вернулся раньше положенного времени домой. Его жена встретила его перепуганная, бледная, с горящими глазами. Она что-то шептала ему о том, что он не должен входить в комнату. Мартин отстранил ее и все равно вошел – он помнил, как скрипнули несколько половиц паркета под ногами – их давно нужно было сменить. Он ожидал, что сейчас распахнет дверь их спальни – нежные лавандовые цвета и фуксия – и увидит незнакомого мужчину, который будет поспешно одеваться. На полу темнели какие-то странные пятна – паркет давно нужно было не только перестелить хотя бы частично, но и отполировать как следует. Катрин цеплялась за его плечо умоляющим жестом, и просила не зажигать свет. Мартин взялся за дверную ручку, и она повернулась под его рукой, а дверь медленно подалась в абсолютную темноту. Из этой темноты тянуло холодом и пахло чем-то резким, металлическим – или Мартину так казалось из-за внезапно подступившего липкого ужаса. (шурх-шурх-шурх) Там что-то было, что-то приближалось к нему, как в его детских ночных кошмарах. - Катрин? – Послышался неуверенный тихий голос. Незнакомый. Он вливался Мартину в уши ледяной водой, пока его рука шарила по стене, по рифленым дорогим обоям, отыскивая выключатель. Голос был женским. И этот голос позвал его жену по имени еще раз. - Господи, Мартин, уходи вон, - закричала она откуда-то из-за спины, и, кажется, ударила его. Мартин так и не зажег свет – темнота в комнате выбросила длинные липкие щупальца, которые сумели проникнуть глубоко внутрь его груди, раскроить беззащитный череп, взрывая его нечеловеческой болью. Катрин вызвала скорую, когда увидела, как он бледнеет, закрывает глаза, и, ударившись виском о стену, сползает на пол. Инсульт. Предположительно инсульт. Девушка из спальни, уже одетая, сидела на кухне, и всхлипывала, роняя слезы в стакан ананасового сока. У нее были выразительные зеленые глаза, легкая волна темных волос подчеркивала белизну кожи, высоту острых скул, и нежную линию шеи в вырезе футболки. Это была любимая домашняя футболка Катрин с надписью «улетная детка» и ракетой на спине. «Что с вашим мужем, госпожа Зиро? Он как будто увидел привидение или монстра» Когда Мартин вернулся из клиники, Катрин уже забрала вещи. «Ли совсем другая», было написано быстрым почерком жены на листке бумаги, подписанном его именем. «Ты должен был давно это понять. Марти, я люблю тебя, но не так. Прости, Марти. Мы улетаем на Альтаир, вернемся через семь лет. Когда ты будешь это читать, наш корабль будет в миллионах световых от Земли». Мартин никогда не любил далеких звезд. Над камином висело старое ружье его отца. Джону Зиро подарили его в скаутском лагере за то, что он стрелял по мишеням с особым чутьем и его руки никогда не дрожали. Чуть позднее, на Плутоне, это чутье помогло ему расстреливать мечущихся туда-сюда людей, как в тире. Мартин уже зажал приклад между коленок, когда вспомнил, что никогда не заряжал проклятую штуковину, и все-таки он еще долго держал ружье так, ощущая холодок дула подбородком. Потом отшвырнул его в сторону. «Мы улетаем на Альтаир…» Письму было уже десять дней, судя по дате внизу. Мартин бросился к телефону, накрутил диск, и потребовал у диспетчера соединить его с человеком, курирующим научные перелеты и рейсы в глубокий космос. Да, некая Катрин из их института действительно покинула землю на «Берилле 3», одном из вспомогательных кораблей исследовательской миссии. Только ее фамилия Фаннберг, а не Зиро. «Как-как, вы говорите? Фаннберг?» «Да, именно мисс Катрин Фаннберг, теперь вы расслышали? Если связь дает сбой, положите трубку и перезвоните еще раз.» Мартин слушал несущиеся к нему из пустоты частые гудки. Это было похоже на быстрый пульс электрического сердца. Его собственное колотилось о ребра и ишемически трепыхалось. Лакированная темная лестница, два пролета по семь ступеней. Семь лет, написала она. Семь гребаных лет. На чердаке был прогретый за день солнцем пол, и яркие оранжевые квадраты заката из больших окон. Там, снаружи, бросал яблоки в траву чуть тронутый осенним запустением сад. Мартин вытащил ремень из шлевок, и провел большим пальцем по его поверхности. Он вспомнил, как пахли вишней капсулы стрихнина, вспомнил, как пламенела звезда Солей, когда ее диск поднимался над алой поверхностью Марса в открытом космосе. Вспомнил астероиды и проект Дис. Вспомнил даже угрюмого, прыщавого мальчишку по имени Кайл, кажется. Или Ким. Точно, его звали Ким Миракл, и он был влюблен в его Катрин. Ким улетел куда-то сразу после окончания своего дипломного проекта, и больше о нем никто ничего не слышал. Как-то Мартин нашел в их почтовом ящике открытку. Обложка - россыпь голубых, белых, желтых и алых звезд на темно-синем фоне. Ни подписи, ни обратного адреса, только штемпель межпланетной доставки. Он выбросил открытку в мусорное ведро и забыл о ней. Джон Зиро часто говорил сыну – болван, ты ничего не умеешь делать хорошо, и руки у тебя растут из задницы. Когда ремень соскользнул под весом Мартина, и он свалился на пол, так и не удавившись как следует, если ад существует – отец наверняка смеялся и смеялся. На вторую попытку Мартина не хватило.