Когда космос говорил со мной

Луны Марса уже поднялись над горизонтом, когда геликоптер Мартина и Сильвии остановился среди скал. Они миновали море Апатии; видели тающие льды и то, как от стеклянных алых волн поднимался густой пар. Постепенно вода светлела – это оседали примеси. Одуряюще пахло солью и становилось все теплее и теплее. Куртка Мартина давно была брошена в пассажирскую корзину, и теперь не могла скрыть все, что случилось с ним за то время, которое разделяло его желание спасти сирианскую кошку и настоящий момент. Гладкой загорелой кожи больше не было – ее покрывала короткая плотная шерсть синеватого оттенка. Настолько темная, что казалась почти черной, когда заходило Солнце и Юпитер скрывался за горизонтом. Мартин всегда был блондином, но теперь его отросшие волосы тоже отливали стойкой металлической синевой. Посинели даже ресницы – густые и длинные, чуть загнутые на концах. Возраст окончательно стерся. Ему могло быть и тридцать, и пятьдесят – особенно если знать, что после открытия Лео Гардена наука шагнула так далеко, что это не было проблемой, даже если ты не служил в военных корпусах, и не принимал различные препараты. Которые не только разглаживали лишние морщины и делали твою задницу подтянутой, видит космос. Они еще и понемногу перекраивали ни о чем не подозревающих людей в подобие предтеч. Мартин усмехнулся, когда подумал об этом. На пальцах руки, поднятой к лицу, лениво выдвинулись длинные острые когти. Такие же были у Сильвии. Они сформировались как-то очень естественно и незаметно для Мартина. Попутно у него менялась психика, иначе как объяснить то, что его ничуть не смущало, что он превратился в кота? Или все-таки смущало? Мартин запустил когти в шевелюру, и с наслаждением почесался за ухом. Нет. Это вряд ли. Ему нравилось так. Когда он был маленьким, он часто говорил маме, что хочет стать котом. Или голубем, если уж котом не выйдет. Мама только смеялась. - Сильвия? – Позвал Мартин. Сирианское создание грациозно выскользнуло из корзины и двинулось к нему – темная тень на фоне темных скал. Когда Сильвия подошла, она поднялась на задние лапы, и уперлась передними Мартину в грудь. Кривые алмазные лезвия когтей дотронулись до груди не-совсем-человека, покалывая кожу сквозь ткань футболки и слой шерсти. Раздалось тихое урчание, и о его подбородок ударилась тяжелая кошачья голова. А потом еще раз, и еще. Сильвия упорно не желала переставать ластиться. - Ну все, все. Нам надо спать. У нас кончилась еда. Тут совсем темно, - перечислял Мартин аргументы, но в ответ слышал только мурчание, которым сопровождались настойчивые попытки повалить его на скалы, и приняться не только топтать лапами и когтить, но и облизывать. - Сильвия, да хватит тебе, щекотно же… ай, - Мартин захихикал, не выдержал – шершавый кошачий язык прошелся по его шее, и вдруг его осенило: Сильвия не просто ласкается к нему. С ним пытаются заигрывать. Несколько мгновений он просто хлопал глазами – к такому измененная пластичная психика кошкопредтеч его не готовила. Сильвия была определенно на другой эволюционной ступени – и, скорее всего, все еще другим видом. А даже если бы и нет, он, Мартин, не готов к такому развитию отношений с котиками. - Так, мы сейчас слезаем отсюда и идем вниз, я видел там какое-то здание. Не знаю, что это, я никогда не был в этой части планеты. Нам сильно повезет, если там можно будет не только заночевать, но и поесть. Сильвия, да перестань, убери от меня свои когти! Кошка, наконец, опустилась всеми четырьмя лапами на землю, но теперь она вилась у Мартина в ногах, то и дело выгибая спину, и пытаясь об него потереться. Но, кажется, с тем, что продолжением рода вожак желает заняться позже, она была согласна. Вот и чудно. Мартин решил, что с этой проблемой он потом разберется. Бледный свет лился от горизонта – там поднимался Юпитер. В неярком мерцании было видно, что горы тоже изменились. Их покрывала белая, шелестящая на ветру трава. Пахло чем-то горьковатым, дымным и незнакомым, словно поблизости выгорели большие площади земли. Мартин вспомнил недавнюю бурю. Здание, которое он приметил с воздуха, возвышалось аккуратной округлой башенкой посреди ровного плато на высоте примерно пять километров над уровнем моря. Поверхность планеты терялась в слоистом тумане. Им заволокло все побережье согревающегося океана, и пришлось поднимать геликоптер так, чтобы можно было разобрать, куда они летят. Там, в угрюмых острых горах, Мартин и нашел вот это строение. Фобос висел прямо над его головой – неправильный, обглоданный космосом кусок луны. Деймос запаздывал; он появится позже, сейчас его скрывал хребет. Мартин посадил геликоптер чуть выше этого плато, но вниз вилась различимая тропинка. Спуститься по ней было совсем несложно, а ему хотелось немного прогуляться. «Частная территория» значилось на шлагбауме, перегораживающем тропу ближе к зданию. «Собственность НИИ Космических исследований, обсерватория имени…» Нижний кусок таблички откололся, и Мартин так и не узнал, чьего же. Ему это все равно наверняка мало бы, о чем сказало, разве что фамилия была бы очень известной не только в узких кругах. Возле шлагбаума росли травяные стебли. Они медленно колебались туда-сюда под гребнем легкого ветерка. Ноги Мартина утопали в этой призрачной белизне, пока он шел к дверям обсерватории. Сильвия бежала следом. Она перестала к нему льнуть, и теперь держалась чуть сбоку – Мартин знал, что у сирианских кошек это называется «эскорт». Сильвия охраняла его. Но забегать вперед, как делала раньше, теперь не торопилась. Когда-то обсерваторию закрывал купол – Мартин видел его границы, но после катастрофы и появления Иггдрасиля питание перестало подаваться на периметр. Или, быть может, сюда добрались предтечи, и высосали генераторы, оставив от них только заржавленную труху. Это Мартин узнает, когда спустится в технические помещения – если, конечно, он хочет получить свет и тепло, и самое главное: запустить телескопы. Больше всего на свете Мартин хотел бы именно этого. Перед его глазами вставали поблескивающие циклопические трубы, поворачивающиеся на реле с мерным, негромким гудением. Мартин воображал себе свет, преломляющийся в линзах Френеля – он будет литься к нему из бесконечного далека, из неохватной сверкающей пустоты, где одинокими точками затеряны теплые планеты и раскаленные косматые звезды. Где-то там – синее и белизна, и яркий свет. Где-то там остался ухоженный сад и красивый дом, который Мартин так и не решился продать. Он перевелся с Земли на Марс, когда выздоровел – его все равно уволили с хорошей должности, а когда он вышел из клиники вновь, уже после курса реабилитации длиной в целый год, то все предложенные ему места оказались словно из другого мира – охранники на базы и комплексы, уборщики, операторы полуавтоматических метеостанций, мойщики машин, разносчики корреспонденции. Список можно было продолжать – суть бы не изменилась. Квалификация Мартина больше ничего не значила – ему выдали жетон психологически непригодного для любой сложной и ответственной работы. «Мистер Зиро, вы должны понимать, что это временно. Вы отдохнете, вновь пройдете тесты, и возможно, вашему здоровью перестанут угрожать ситуации, где возможно повышенное нервное напряжение…» Проще говоря, где он вновь сорвется - и попытается засунуть голову в петлю. Может быть даже из собственного скромного, но очень стильного и качественного ремня. Обсерватория возвышалась перед Мартином немая и темная. Он миновал поле странной белой травы, сияющей в свете Юпитера и неясном мерцании ассиметричного диска Фобоса. Из-за безымянного хребта выглянул Деймос – маленькая точка на эклиптике. Спутник постепенно относило от Марса в открытый космос. Планета пыталась удержать его, но получалось у нее неважно - гравитация была слишком слаба. Теперь Деймос показался Мартину как-то больше своего привычного размера. Иггдрасиль, пронизывающий Марс своими корнями, умудрился изловить спутник, и потянуть назад – неумолимо и осторожно. Ядро и мантия потяжелели – и Мартин уже не был уверен, что их состав остался прежним. Где-то там, на огромной глубине, понемногу становилось не так холодно. Океан таял и истекал паром, как горячие источники Земли – недра Марса раскалялись. На другой стороне гор просыпались вулканы. Мартин слышал их раскатистые, низкие голоса. Скоро поверхность гор сломается и взорвется – белую траву зальет лавой, а потом она вырастет вновь, но уже не на тонкой, изглоданной эрозией почве, а на глубинном вареве, сотворенном Иггдрасилем в ядре планеты. Белая трава станет белыми и синими деревьями. Мартин знал: это будет невероятно, космически красиво. Диски Фобоса и Деймоса придвинутся еще ближе – и океаны задышат приливами и отливами. Звезда Юпитера все лила и лила на Марс потоки термоядерного света – огромная бледная сфера на полгоризонта, похожая на сердцевину фантастического цветка. На ее спутниках таяли метановые льды. Латунная табличка на дверях обсерватории сообщила Мартину имя профессора, и оно ему ничего не сказало. Сильвия сидела возле забора – череды темно-красных камней, выставленных на некотором расстоянии один от другого, как круг менгир. Мартин не успел коснуться дверей – обе створки бесшумно и плавно пропали в стенах, и за ними загорелся свет. Генераторы были целы – Мартин мог не только увидеть их работу, но и ощутить тепло глубоко под ногами, на техническом уровне. Полностью автономный комплекс, десять лет назад считающийся изумительным чудом инженерной мысли. «Обсерватория, из которой предтечи миллионы лет смотрели на Вселенную…» Сильвия вдруг сорвалась с места и стрелой проскочила мимо Мартина, легко оттеснив его гладким металлическим боком. Но Мартин был уверен, что опасности не было. Он перешагнул порог, и двери так же бесшумно затворились.