Когда космос говорил со мной

«Сириус, Алголь, Ригель, Бетельгейзе» Джессика бредила. В бреду она повторяла названия звезд одно за другим – и некоторые из них Каин никогда не слышал, но они казались смутно-знакомыми – произнесенные на гортанном, урчащем языке предтеч. И снова – «Антарес, Солей, Фомальгаут». Блок Аконит не разочаровал Каина – он нашел там все, что только можно было пожелать для неограниченно-дальних перелетов среди звезд. Скарабей мог бы прыгать, как металлическая блоха, целую вечность от планеты к планете – до тех пор, пока ржавчина не истончила бы его борта, сделанные из сплавов, придуманных нечеловеческим разумом. Это случилось бы очень нескоро. Каин полагал, что отведенного ему времени будет достаточно. Для бегства. Механик усадил девочку на прямо на землю у какой-то стены неподалеку от стартовой площадки космодрома. Оплавленная, черная, как вулканическое стекло, она долгие дни оставалась пустой и холодной – Каин никак не решался запустить двигатели. А что, если не получится? Что, если корабль не выдержит? Скарабей возвышался мрачной черной тенью на фоне постепенно светлеющих лазурных небес. Он ощетинился зловещими дулами гравитационных пушек, и космос знает, что еще там было – Каин привык апгрейдить корабль почти не глядя, понятия не имея, как этим пользоваться – когда заканчивалась война с предтечами, было не до того. Успел сменить сломанную турель на новую – останешься жив, не успел – отправишься туда же, куда отправляются все косорукие механики, косоглазые стрелки и медлительные пилоты. - Арктур… - шепнула Джессика. С угла ее рта стекала черная кровь. Каин не представлял и того, что ему с ней делать. Она больше не могла питаться, хотя энергия требовалась снова и снова. Куда только вся эта прорва уходила? Да чтоб он знал. Дважды он уже подавал ей руку, подставлял кожу под аккуратные клыки, которые мгновенно обращались зубастой пастью, стоило девочке почувствовать пульсирующую в нем могущественную энергию. С самим Каином все было в порядке. Точнее, нет, не так – он не думал, что там хоть что-то осталось, к чему можно применить это слово, но чувствовал себя чистильщик отменно. Он не ощущал голода – кажется, трансформация завершилась полностью, и теперь можно было повременить с кормежками. Джессика свесила голову на впалую грудь. Краем уха Каин уловил, что теперь она начала твердить координаты. Чистильщик прислушался - девочка проговаривала их маршрут до Юпитера. В ее голове словно засела сломанная модель вселенной со сдвинутыми траекториями движения небесных тел и безумно вращающимися звездами. Но все данные она называла верно – другое дело, что Каин понимал – она считает. Вычисляет траекторию вероятного полета до тысячных долей, до отклонений толщиной в волос, с такой точностью, с какой не работают даже самые лучшие механические навигаторы. Каин швырнул в один из ящиков тяжелый гаечный ключ, и тут же выхватил оттуда другой. Монотонное бормотание умирающей, свихнувшейся предтечи раздражало. Он сам не знал, на что надеялся – вот уже второй день чистильщик ремонтировал криогенную капсулу. Родные давно были спилены со Скарабея, и наверняка проданы. Черт их знает. Нужно было просто бросить девчонку тут. Но, как и в прошлый раз, в сгинувшем Неттвилле, Каин не мог. Он смотрел, как двигаются синеватые, обескровленные губы, как влажно поблескивают за ними страдальчески оскаленные тонкие клычки, слушал хриплое, надсадное дыханье, со свистом выходящее из мутированных легких, и не мог. «Глупая, бесполезная девчонка», думал Миракл, и, стиснув до хруста длинные острые зубы, вертел рукоять универсального ключа, затягивая гайки на металлических лентах, охватывающих прозрачную, холодную колыбель криокапсулы. Их все до одной забрали с собой, когда эвакуировали Шаттенгрю, остались только древние, сломанные, списанные в утиль. Из нескольких таких Каин собирал эту. Он понятия не имел, получится ли у него вдохнуть морозную жизнь в угасающее тело, он твердил себе об абсурдности этой идеи, о том, что надо прислушаться к словам того тихого, пакостного голоса, что нашептывал – почему бы тебе просто не сожрать ее, Ким? Она все равно больше ни к чему не пригодна, разве ты так не считаешь? Видит космос, Каин считал. Но все равно слушал бессвязное бормотание Джессики, обновлял ампулы уколов в медицинском браслете на ее предплечье, и собирал проклятущий холодильник, чтобы остудить ее тело до температур абсолютной пустоты и тем самым уберечь его от неотвратимого разрушения. Девочка угасала на глазах. Она больше не пыталась укусить его, когда он подносил руку. У Каина оставалось несколько часов, и он работал, как одержимый. Джессика грезила с открытыми глазами. Вокруг расстилалась равнина из хрусталя, кое-где покрытая редкими кустиками, колеблющимися на ветру. Прямо перед ней в бурлящие, неспокойные небеса чужой планеты поднималась черная пирамида Сион. Джессика шла к ее ступеням, а сверху по ним струились сияющие ручейки. Они становились все шире и шире, пока не превращались в целые реки. Ноги оказались по щиколотки в энергии, потом по колено – жаркая, ослепляющая сила, лижущая лихорадочно горящую кожу. По вискам бежал пот, одежда прилипала к спине. В какой-то момент на ступенях позади осталась вначале куртка Каина, а потом и все остальное – предмет за предметом. Джессика продолжала подниматься – тонкая, угловатая фигурка с мальчишеским разворотом плеч, едва намеченными очертаниями острых грудей, с бледной синеватой кожей, под которой постепенно загоралось молочно-белое нечеловеческое сияние. Кровь перестала капать с губ – Джессика утерла их ладонью, и на пальцах медленно растаял темный, тягучий вишневый сок. Во сне она была старше, но не замечала этого. Над вершиной пирамиды Сион блистали молнии. Они отражались в звездных глазах Вечной принцессы, что протягивала к Джессике узкую ладонь с металлически поблескивающими ногтями. Принцесса тоже казалась куда взрослее, чем в прошлый раз. Жестокая, безукоризненная красота, а под ней - слепая ярость первобытного космоса, свет тысяч проглоченных солнц, каким-то странным капризом эволюции облеченный в бессмертную плоть и кровь. Джессика остановилась у самого края лестницы – босые ноги замерли посреди бурлящих потоков радужной энергии. Эликсир вечной жизни, пульсирующая вытяжка из термоядерного сердца чьего-то солнца. Рот невольно наполнялся слюной. Принцесса с усмешкой смотрела на Джессику со своего высокого темно-синего трона. С поднятой руки предтечи лилось пламя. Совладать с собой было невозможно – Джессика с едва слышным голодным стоном сползла на колени, ударилась раскрытыми ладонями о черную поверхность, и там осталась, вздрагивая и нервно изгибая худую узкую спину, как животное, которое ожидает нападения в любой момент. А потом, задыхаясь от нахлынувшей жадности, принялась быстро водить языком по движущемуся вниз сверкающему потоку. Так кошки лакают молоко. Принцесса смеялась: словно она умела делать с другими нечто запрещенное и восхитительное, и она действительно умела. Неотразимое чудовище. Постепенно Джессика подползла ближе – принцесса не думала препятствовать или прогонять ее. Она только смотрела – темный силуэт с тлеющими синим огнем глазами на фоне тревожных пылающих небес Мэгида. Там прорастал воздушными корнями вниз Шуракан, серебряное божество давно ушедших эпох. Тонны пепла все еще секли наполненную метаном атмосферу планеты. Они лились вниз и сгорали огромным искрящимся дождем. - Знаешь, зачем ты здесь? Джессика не знала. Она подставляла лицо под ладони и пальцы принцессы. Такие горячие, что казались раскаленными, как двигатели звездолетов перед стартом. Любовь предтеч была бесконечным ядерным распадом. - Ты не должна лететь к Юпитеру, потому что я этого не хочу. Там живет тот, кто предал нас однажды, и предаст еще раз. Он хочет убить тебя. Разум, спутанный туманом сытости, едва мог осуществить хоть одну логическую цепь за исключением: с заостренных синих ногтей принцессы стекали жгучие капли, пахнущие одновременно звездным молоком и горячим шоколадом, и всем, что только могло быть таким сладким на далекой Земле, чей голос рожденная в ледяном космосе Джессика могла лишь слышать в своей крови тихим неумолкающим шепотом. Прикосновение больше не обжигало – руки принцессы были похожи на руки матери, лица которой слепые человеческие глаза так и не узнали. - Кто там живет? Марсианский король? – прошептала Джессика. Принцесса коснулась кончиков ее ресниц: - Да. Он будет много лгать тебе, потому что хочет съесть тебя. - Он так голоден? - Он всегда голоден. Оттого так чарующи его слова. Майя, сладкоголосая сирена, заманивающая в свои объятия в густом тумане. Ты должна лететь прочь от него. Лети ко мне, в сектор Фомальгаута, Джессика. Но, впрочем, боюсь, слишком поздно: твой друг, Ким Миракл, уже решил отправить корабль туда, где поворачивает назад даже само время. Он мечтает лететь сквозь Вселенную вечно, и звезды будут вечно сиять ему. Ким больше никогда не увидит рассвет – только черноту и огонь. Поторопись: тебе не суждено разделить его путь, и никому не суждено. Не дай им убить себя. Взгляни, - принцесса отстранилась от стоящей на коленях Джессики, и обвела рукой горизонт. Серебряные деревья поднимались в багряную высь. Фомальгаут разбросал в атмосфере толстые щупальца лучей, и новорожденная жизнь, закипающая на поверхности планеты, была яростной, первобытной и прекрасной. Джессика увидела бездонную стеклянную пропасть фиолетовых морей и скалы из чистого янтаря. Ее волосы растрепал бриз. Он пах солью и травой, и теплым пряным соком плодов. Где-то там, в густых зарослях, неспешно ходили иномирные чудовища, и Джессика видела их тени, движущиеся по небесам. - Все это будет ждать тебя здесь. Планета больше не мертва, не бойся. Я стерла с нее след Оракула. - Но разве Шайнен не добрый? Принцесса рассмеялась: - Он предтеча. Миллиард лет назад я убила его, но не думаю, что у меня получится сделать это снова. Я уповаю на то, что Майя удовольствуется Марсом, и не станет начинать эту войну еще раз, а не то у нас не останется планет, которыми можно было бы повелевать, и звезд, чьи песни он так любит слушать. Не очень-то весело быть императором пустоты – хотя одно время Шайнен справлялся. Проснись скорее, Джессика, - мир вокруг начинал расплываться, теряя очертания. Принцесса погладила ее по коротким волосам, заправила за ухо почти белую прядь: - Ким Миракл уже прогрел двигатели.