Ничьи

Когда Глеб открыл глаза, грязно-серое свинцовое небо навалилось на него всей своей тяжестью. Образ мамы стал стираться и растворяться в рассветных сумерках. Руки брата, которые накануне укачивали его, показались тоже сном. Он прижал к лицу своего плюшевого друга, втягивая его родной запах, единственное, что в этот момент связывало его с домом. Глеб не хотел жить здесь. Не хотел спать в казенной кровати. Он хотел просто вернуться домой. В свою самую уютную на свете постель, пахнущую маминой заботой. А вот Вадим так и не сомкнул глаз, напряженно вслушиваясь всю ночь в тишину, не раздастся ли снова плач младшего. Он подгонял минуты, желая, чтобы как можно быстрее наступило время завтрака, тогда он сможет хоть ненадолго увидеть Глеба. - Привет, Вадик, - окликнул его Ванька, потягиваясь в своей кровати. – Не спишь? - Нет, не хочется, - тихо откликнулся Вадим. - В каникулы всегда так, - кивнул мальчишка. – А как только учеба начнется, невозможно будет глаза разлепить. - Наверное, - согласился Вадик. Ему не хотелось думать о том, что меньше чем через три месяца ему придется по полдня проводить на школьных уроках, а Глебка только начнет учиться. Справится ли Глеб, и будет ли у него самого возможность помогать ему, Вадим не знал. - А ты чего мрачный такой? – Ванька перевернулся на бок, подпер рукой голову и, прищурившись, внимательно посмотрел на приятеля. - За брата переживаю, - забота о Глебе была доведена у Вадима до автоматизма, и сейчас, когда он не мог быть все время рядом с младшим, чувствовал, как теряет контроль над происходящим с ним. - Не переживай. Я тебе говорил, что сегодня другие воспиталки? Инна к нему подход найдет, она всех малявок опекает. – Доброжелательно улыбнулся Ванька. Вадим скептически взглянул на мальчика и пожал плечами. Инна Борисовна была полной противоположностью Марье Федоровне. Детей она обожала. Да что там, просто души в них не чаяла, растворяясь в каждом ребенке. «Не от мира сего» - говорили про нее другие сотрудники детского дома. – «Своих надо рожать, а не перед чужими благоговеть». Однако Инну Борисовну любили не только малыши, но и девчонки постарше, которые охотно делились с ней своими секретами и проблемами, будучи уверенными в том, что воспитательница никому не выдаст их тайн и всегда даст нужный совет. Несмотря на отсутствие родительского опыта, молодая женщина доверяла своему внутреннему чувству. А еще Инна Борисовна никогда не повышала голос. Просто не умела этого делать. Не говоря уж о том, чтобы поднять на ребенка руку. Не успела она зайти в комнату младшей группы, как на ней тут же повисли четыре мальчишки, и наперебой начали что-то рассказывать и спрашивать. Женщина уделила внимание каждому, а потом заметила голубоглазое ангелоподобное существо, тихо сидящее на несобранной кровати и молча смотревшее в окно. Сердце ее сразу же наполнилось неиссякаемой нежностью. - Ты Глеб, да? - новая воспитательница присела перед мальчиком на корточки и заглянула в его припухшие от слез глаза. Глеб неопределенно дернул плечом. - А как зовут твоего медвежонка? – поинтересовалась Инна Борисовна. Глеб хмыкнул. - Он не разговаривает, - ответил за младшего Самойлова Никита, чья кровать стояла рядом с кроватью Глеба. – Только плачет все время. - Его зовут Топтыжка, - запинающимся голосом отозвался Глеб все так же не глядя на женщину и избегая взгляда мальчика. - Какое серьезное имя. Он, наверное, у тебя очень храбрый? – женщина аккуратно провела пальцами по чуть свалявшейся шерстке медведя. Глеб кивнул, прижимая мишку к себе. Он не хотел, чтобы до него дотрагивались чужие. - Да. Почти, как Вадик. - Вадик это твой брат? – уточнила воспитательница. Глеб снова кивнул. - Можно мне к нему? – нерешительно и очень тихо попросил он и впервые поднял глаза на Инну Борисовну. Разницы между воспитательницами младший Самойлов не увидел. Потому что и Инна Борисовна, и Марья Федоровна были для него просто чужими тетями. - После завтрака пойдем гулять, там ты и сможешь увидеться с Вадимом, - мягко ответила воспитательница. – А сейчас мы с тобой научимся заправлять кроватку. Больше Глеб ничего спрашивать не стал. На улице Вадим отказался погонять с мальчишками из своей группы мяч и, сказав Зое Петровне, их второй воспитательнице, что ему нужно к брату, побежал на соседнюю площадку, откуда доносился нестройный гомон тонких детских голосов. Зоя Петровна в отличие от Анны Ивановны не стала запрещать мальчишке общаться с братом. Они с Инной Борисовной были неразлучными подругами, вместе учились в школе, вместе закончили педагогический институт и вместе устроились на работу в детский дом, а со временем добились разрешения работать в одной смене. Глеб, похожий на брошенного щенка, сидел один на лавочке и снова смотрел в пустоту. Как ни старалась Инна Борисовна, но пока у нее не получалось вовлечь мальчика в игру с остальными детьми. Конечно, она понимала, что ему нужно время, чтобы привыкнуть и адаптироваться, и знала, что лучше не давить на ребенка, чтобы не получить обратной реакции. Когда к Глебу подошел Никита, и, улыбаясь, протянул машинку, ему стало еще тоскливее и он, не взяв игрушку, отвернулся от потенциального друга. - Глебушка, - Вадик подсел к брату и обнял его за плечи, младший сразу прильнул к родным рукам. – Ты подружился с кем-нибудь? - Нет, - сморщил носик Глеб, смаргивая навернувшиеся на глаза слезы. - Почему? Тебя ведь никто не обижает? Глеб отрицательно помотал головой: - Просто они странные. - Почему странные? – Вадим, нахмурив брови, посмотрел в сторону играющих мальчишек, которые иногда с интересом поглядывали на взрослого мальчика. Глеб пожал плечами: - У них тоже умерли мамы, а они смеются. Разве это смешно? - Нет, малыш, конечно, не смешно. Просто их мамы умерли уже давно. – Терпеливо объяснял брату Вадим. - Ну и что, - возразил Глеб. – Хоть сто лет пройдет, а я все равно не смогу больше смеяться. А ты? - Наверное, тоже не смогу. Братья ненадолго замолчали. - Я хочу с тобой играть, Вадик, - прошелестел Глеб, а в его измученном сознании на мгновение появилась расплывчатая картинка: весенний вечер, их детская комната, в которой на ковре между их кроватями разложены его игрушки, а на письменном столе у окна – учебники брата, но сам Вадик помогает ему собирать из конструктора подъемный кран, отложив выполнение уроков на потом. – Как раньше. Только с тобой вдвоем, – продолжал Глеб, но картинка эфемерным облачком ускользнула обратно, прежде чем Глеб успел задержаться в ней. Старший Самойлов осмотрел площадку, и заметил пустующие качели. - Хочешь, покачаю? – предложил он младшему. - Хочу, - кивнул Глеб, спрыгивая с лавочки. Инна Борисовна периодически посматривала на братьев, но не вмешивалась, понимая, что у них и так теперь немного времени на общение тет-а-тет. - Вадь, а когда мы поедем домой? – синие, пропитанные слезами глаза, смотрели на старшего доверчиво, с немым обожанием. - Мы не поедем домой, Глебка. Нам нужно привыкать жить здесь. – Немного устало проговорил Вадим, раскачивая сидящего на качелях брата. - Я не хочу, - судорожно всхлипнул младший, перехватывая влажными ладошками металлические цепочки-поручни. - Знаю, - вздохнул Вадик. Как бы он не желал, но не в его силах было изменить произошедшее. Когда время прогулки подошло к концу, Глеб вцепился в брата своими маленькими пальчиками не желая отпускать его. Голубые глаза снова стали наполняться влагой. - Не уходи, - надрывно прошептал он, и расплакался. Тут уже Инна Борисовна включила все свои педагогические навыки и принялась уговаривать и утешать мальчика. - Почему мы не можем жить вместе? – спросил у нее Вадим, поглаживая светлые кудри брата. - Вадик, мы с тобой после обеда пообщаемся на эту тему, когда я младших уложу спать, хорошо? – ответила ему женщина. - А Глеб спать не будет, - как само собой разумеющееся сообщил Вадик. - Он с трех лет не спит днем. Инна Борисовна тяжело вздохнула. В свою смену она позволяла детям, которые никак не желали спать, просто тихо сидеть в игровой комнате и раскрашивать картинки или просто рисовать. Но она знала, что у Марьи Федоровны все дети без исключения лежали в постелях. И для тех, кто не спал, выдержать это двухчасовую муку было сущим наказанием. После обеда Инна Борисовна позвала Вадима в игровую. Глеб сидел за столиком, расписанным под хохлому, а перед ним лежали альбом для рисования и карандаши. Увидев брата, он вскочил было со стула, но Инна Борисовна остановила его. - Глебушка, ты нарисуй Вадиму картинку, а мы с ним пока немного побеседуем. Глеб бросил на воспитательницу неодобрительный взгляд, но за стол все же вернулся. Женщина жестом пригласила Вадика сесть на диван. Вадим ободряюще улыбнулся младшему и сел рядом с Инной Борисовной. Воспитательница рассказала мальчику правила, по которым живет их детский дом, но к тому, что он уже слышал вчера она прибавила несколько слов о том, что лично она, как и Зоя Петровна совсем не против того, чтобы он общался со своим младшим братом, на прогулках, в свободные часы, но постоянно они быть вместе все же не смогут. В глазах Вадима застыла боль. Сморгнуть ее никак не получалось, а выплакать не позволял возраст и звание старшего брата. - Можно мне ему читать перед сном? Ведь это мое свободное время, я же этим не нарушаю правила? - Не нарушаешь, - согласилась Инна Борисовна. – Но в это время мальчики из твоей группы обычно смотрят телевизор, ты разве не хочешь с ними? На скулах Вадима заиграли желваки. - Нет. Я не смогу смотреть телевизор, когда Глебка плачет. - Понимаю, - Инна Борисовна посмотрела на младшего мальчика. - Но и ты пойми, что Глебу надо учиться контактировать с другими детьми. Рука Глеба, в которой был зажат карандаш, замерла над альбомным листом. На его не по-детски серьезном лице отразились горькие переживания. - Но мы же здесь только один день, - произнес Вадик. - Он научится, просто не торопите его. - Хорошо, Вадим, - согласилась воспитательница. - Летом для младших отбой в десять, приходи к нему в девять, успеете и книжку почитать и пообщаться. - А сразу после ужина можно? – спросил старший Самойлов, глядя в глаза Инны Борисовны. - Я могу помочь ему принять душ. - Хочешь лишить наших нянечек работы? – улыбнулась женщина, и немного подумав, добавила: – Ладно, приходи после ужина, но тогда и у меня к тебе будет просьба, хорошо? - Какая? - Постарайся играть не только с Глебом, но и с другими мальчиками из его комнаты, может так он быстрее привыкнет к ним. - Я постараюсь, - кивнул Вадим и в этот момент незаметно подошедший Глеб протянул ему рисунок, на котором он изобразил себя с братом, держащихся за руки и их родителей, стоящих на белом облаке. Вадик поцеловал младшего в щеку. *** «… - Мы все вместе искали клад! – закричали путешественники. – Но так и не нашли его! - А я думаю, что нашли, - серьезно сказал дядюшка Барсук. – Вы встретились, вместе терпели невзгоды, помогали друг другу… А в одиночку могли бы и погибнуть в такую бурю! Теперь вы – друзья! Разве это не клад?! Да это настоящее сокровище!» Вадим дочитал последнюю строчку и закрыл книгу. - Уже всё? – Глеб приподнял голову с плеча брата. - Всё, малыш. - Давай новую книжку начнем? - У нас на третьем этаже есть библиотека, - подала голос Инна Борисовна, которая уже несколько минут стояла в дверях игровой, задумчиво прислушиваясь к братьям. – Вы можете завтра сходить туда и выбрать книги. - А мы с собой привезли, - ответил Вадик, обернувшись на воспитательницу. - Про бегемотиков и про волшебника из чудесного города, - добавил Глеб. - Изумрудного, - поправил брата Вадим, встретившись со взглядом его голубых глаз. Инна Борисовна улыбнулась: - Это замечательная сказка. А у нас в библиотеке и продолжения есть. - А у нас еще есть книга про трех смешных гномиков, - снова отозвался Глеб, крутя пуговицу на своей пижаме. - Я только забыл, как она называется. - Муфта, полботинка и моховая борода, - подсказал младшему Вадим. - Ага. А еще мне Вадик обещал прочитать про двух смелых братьев, но у нас дома этой книги нет. Мама обещала купить… - Глеб запнулся, и взглянул на старшего, ища поддержки. В носу Вадима защекотало от воспоминаний о маме, но он ласково погладил младшего по руке: - «Братья Львиное сердце». - Астрид Линдгрен у нас тоже есть в библиотеке. Но «Братья Львиное сердце» очень серьезное произведение, может Глебу сначала Карлсона прочитать? - Карлсона мне уже Вадик читал и про Крошку Нильса тоже читал, - похвастался Самойлов-младший. Инна Борисовна отметила про себя, что сейчас лицо Глеба в мягком освещении игровой комнаты, излучало явное удовольствие. - А я смотрю, ты очень любишь книги, да, Глеб? Младший Самойлов кивнул: - Я люблю, чтобы мне Вадик читал. Женщина перевела взгляд на старшего мальчика и неожиданно предложила: - Вадим, а может тебе тогда не только Глебу читать, а и остальным четырем мальчикам из его комнаты? Вадик пожал плечами. - Не знаю. - Ты подумай. А я завтра об этом с Марьей Федоровной поговорю. Думаю, что «Волшебник изумрудного города» будет интересен всем. – Спокойно продолжила Инна Борисовна, а затем обратилась к младшему: - А сейчас пойдем, Глебушка, ложиться спать. Глеб поднял на старшего встревоженные глаза, облизал вмиг пересохшие от волнения губы, и взял с дивана своего медведя. За всеми этими движениями скрывалось нечто более серьезное и ощутимо-напряженное. - Можно я уложу его? – попросил Вадим Инну Борисовну, беря брата за руку. - Ох, Вадим, - воспитательница чуть заметно улыбнулась. - Ну, идем, уложишь. А я остальных ребят проверю. *** - Что ты так носишься с ним? – спросил Вадима Ванька, когда тот за пять минут до отбоя вернулся в свою комнату. - Он моя семья, - без колебаний и с нескрываемой гордостью ответил Вадик. - Здесь ни у кого нет семьи, - в голосе мальчика послышались сердито-ироничные нотки. - У меня есть, - твердо ответил Самойлов, укладываясь в кровать. - И у него есть. Ванька замолчал. В его лице что-то переменилось. Он отвернулся к окну, за которым летний вечер неумолимо клонился ко сну. А затем вновь обернувшись к Вадиму стал тихо рассказывать: - У меня нет ни братьев, ни сестер. Я и не помню, что такое семья. Моей семьей была бабушка. Мать от меня отказалась, когда мне еще и года не было, я ее только на фотографиях видел. Кто был мой отец, бабушка не знала. Она одна меня воспитывала, пока не умерла четыре года назад от сердечного приступа. Служба опеки мать нашли, но она даже увидеть меня не захотела и на похороны бабушки не пришла. С тех пор я здесь. Ванька опустошенно выдохнул. Вадим не знал, что ответить. Его воспоминания о собственной семье были еще слишком свежи. Ему жалко было Ваньку. Но себя и Глеба было жалко еще больше. Вадик прикрыл глаза. Прислушался. В детском доме воцарилась тишина. Лишь сердце бухало так, что тяжело было дышать. Он надеялся, что Глеб не проснулся после его ухода, и продолжает спокойно спать, обнимая своего мишку. «Все у нас будет хорошо, родной», - молча проговорил Вадим про себя. Он думал, что будущее брата теперь в его руках.