Ничьи

Со следующего вечера ритуал чтения перед сном стал не только привилегией Глеба, но и остальных мальчишек из его комнаты. Страшила, Железный Дровосек, Трусливый Лев, Тотошка и девочка Элли, полюбились всем без исключения мальчикам, а иногда, когда по телевизору смотреть было совершенно нечего, сеансы вечернего чтения посещал Ванька, с которым Вадик сдружился больше остальных ребят из своей группы. Марья Федоровна была не против этих вечерних чтений, но в отличие от Инны Борисовны, она исходила из собственных интересов, а не из интересов братьев. Как минимум полчаса в комнате младших царила тишина, дети были под присмотром, и можно было заниматься своими делами. В любом случае, для Глеба это было самое лучшее время. Брат находился рядом, и к нему можно было прижиматься, вдыхать его запах и чувствовать себя почти так же надежно и безопасно, как раньше. Вадиму хватило несколько дней, чтобы присмотреться к тому, как живут другие дети в этом заведении. И к концу первой недели он перезнакомился со всеми ребятами своего и старшего возраста, знал по именам мальчиков из группы брата. Вадик всегда был общительным, и своим добрым нравом очаровал большую часть воспитательниц и нянечек. Хотя исключения тоже были. Например, с Анной Ивановной отношения у Вадима складывались не очень хорошо. Вроде и правил он не нарушал, но всегда и на все имел собственное мнение, которое не боялся высказывать вслух. Что, конечно же, не устраивало воспитательницу. Она знала, что старшие дети любили показывать норов, но в своей группе она этого старалась не допускать. В общем, к десятому дню их с Глебом пребывания в детском доме, Вадик в отличие от брата уже не чувствовал себя новичком. А вот младший Самойлов тяжело шел на контакт с кем бы то ни было. И даже к Инне Борисовне он все еще настороженно присматривался, боясь отвечать улыбкой на ее доброе к нему расположение. Хотя именно в ее смену Вадиму позволялось укладывать его спать. Марья Федоровна же выпроваживала старшего Самойлова сразу после окончания чтения, широким жестом распахивая дверь из комнаты младших в коридор. Глеб, как только выключали свет, шепотом желал медвежонку спокойной ночи, закрывал глаза и беззвучно плакал, давясь собственными рыданиями, оплакивая несправедливо потерянную семью. Вадим в этом время кусал от бессилия губы, лежа в собственной кровати. Ему, так любившему понежничать с братом, безумно этого не хватало. Как-то ночью, когда он даже не успел поцеловать Глеба перед сном, его сердце скрутили такие острые шипы тоски, что оно засочилось кровью, а воспоминания о родном доме захлестали по щекам. Слезы, которые он сдерживал несколько дней, прорвались сквозь защитную пелену, надрывными всхлипами, сотрясая его тело. Вадим уткнулся лицом в подушку, заглушая в ней рыдания. Сжал ладони в кулаки и, прижав их к своей груди, стал шепотом просить маму, чтобы она вернулась за ним, и забрала его с собой. Но тут же перед его глазами всплыл образ брата, которого нельзя было бросать на произвол судьбы. Одному Глебу ни за что было не справиться. Истерика Вадика перешла в шелестящий плач. - Вадь… Вадик… Ты чего? – Ванька, разбуженный всхлипами приятеля, перебрался на его кровать и осторожно тронул мальчика за плечо. Вадим лишь помотал головой, не желая показывать свою слабость. Да и Ванька предпочел больше ничего не спрашивать, прекрасно зная на собственном опыте про такие срывы. - Зоя сегодня сказала, что мы в августе поедем на море. Ты был на море, Вадик? - Был, - Вадим глубоко вздохнул, чтобы чуть успокоиться. - Прошлым летом. В Евпатории. С родителями и Глебкой. - А мы прошлым летом в Анапу ездили. И в этот раз туда же поедем. В Евпатории я не был, но в Анапе классно. – Принялся шепотом рассказывать Ванька. - В море можно купаться, теплынь, а вечерами кино показывают прямо на улице. А еще там на ночном небе миллион звезд, и они так низко висят, что кажется, можно протянуть руку и дотронуться до них. - Слушай, Вань, а туда все поедут? – сдавленным голосом спросил Вадик. - Вроде да. Только половина поедет в июле, а мы в августе. - А младшие? Они когда поедут? С нами? – Растерянный взгляд Самойлова блуждал по лицу друга. - Я не знаю, - пожал плечами Ванька. – Послезавтра спрошу у Зои, или ты сам у Инны узнай, когда младшие едут. - Я без Глеба не поеду, - решительно произнес Вадим, и губы его сложились в тонкую ниточку. - Вадик, тебя тут спрашивать не будут, - на лице Ваньки появилось виноватое выражение, будто от него зависело, в одну смену поедут Самойловы на море, или нет. - Как они сами решат, так и сделают. *** Через несколько дней Вадиму удалось выяснить, что по счастливому стечению обстоятельств их группа, самая многочисленная в детдоме, как раз должна будет ехать на море с самой малочисленной группой дошкольников в августе, а в июле на море отправится старшая группа с младшими школьниками. Волнение отступило. Но как оказалось ненадолго. Когда Марья Федоровна повела Глеба в небольшую комнату на первом этаже, он не стал спрашивать, куда и зачем его ведут. Шел молча, низко склонив голову, словно на плаху. Разговор взрослых не пробивался в его сознание. Чужие люди. Чужие голоса. - Привет, - обратилась к нему молодая женщина. - Меня зовут Света, а это Олег. – Показала она на стоящего рядом мужчину. - Давай знакомиться? Глеб молчал, рассматривая коричнево-желтые квадраты потертого линолеума. - Тебя как зовут? – женщина присела перед мальчиком на корточки. - Глеб, - ответил он, не отрывая от пола глаз. - Какое у тебя замечательное редкое имя, - вступил в разговор мужчина. - А расскажешь нам, что ты любишь? Младший Самойлов нервно заерзал на стуле. - Глеб у нас очень любит книги, а так же ему нравится рисовать и раскрашивать, - подключилась к разговору директор Лариса Васильевна. - А у нас дома есть очень много детских книг, - сказала женщина назвавшаяся Светой и, не дождавшись реакции от мальчика, добавила: - Ты же хочешь жить дома с мамой и папой? Глеб уверенно кивнул, не понимая, о каком именно доме и о каких маме с папой идет речь. - Он немного диковатый, - сообщила Лариса Васильевна потенциальным родителям. - Таким только и жить в семье. - Слишком домашний, - вторила ей Марья Федоровна. – Залюбленный. - Он похож на ангелочка, - незнакомые женские руки, пахнущие чужой жизнью, пригладили кудри Глеба. - Когда мы сможем забрать его? – поинтересовался мужчина. - Вообще, бумаги на опекунство готовятся несколько месяцев. Но я думаю, что мы с вами договоримся. – Лариса Васильевна красноречиво посмотрела на мужчину. - Так ведь? Он вежливо кивнул. Дальнейшего разговора Глеб не слышал, так как ему велели возвращаться в игровую. Близилось время обеда, во время которого он так и не успел рассказать Вадиму про странных взрослых, с которыми его познакомили, потому что Марья Федоровна и Анна Ивановна коршунами блюли порядок в столовой. И одни их взгляды заставляли Глеба сжиматься, прятаться в свою раковину, защищая обнаженную душу от натиска их недружелюбия. За обедом последовал тихий час. И Глеб маялся в кровати, жалуясь мишке на свою жизнь. И только после полдника на вечерней прогулке они увиделись с Вадиком. Правда почти сразу же Вадима от Глеба отвлек Ванька, который ураганом примчался на площадку и отозвал его в сторону. - Ты знаешь, что твоего мелкого усыновляют? – выпалил он, пытаясь отдышаться. - Что? – Вадим поначалу не понял, о чем говорит приятель, потому что ему даже в голову не приходил такой поворот в их с братом жизни. - Как усыновляют? - Вот так, - Ванька сочувственно посмотрел на Вадика. - Мне девчонки рассказали. – Начал он, присаживаясь на скамейку. - Эта пара уже несколько раз в наш детдом приходила, кажется, они какие-то знакомые Васильевны. Девчонки замучились гадать, кого они выберут. А сегодня твоего Глеба к ним знакомиться водили. Значит, дело в шляпе. - Но они не могут! – протестующе воскликнул Вадим, подсознательно чувствуя, что надвигается катастрофа. - Могут, Вадик, - вздохнул Ванька. – Неужели ты не понимаешь? Еще как могут. - А как же я? – Вадик побледнел, голос его задрожал, перед глазами все поплыло, и он ухватился рукой о каменную стену веранды. - А что ты? Ты им вряд ли нужен. Им маленьких подавай. - Обойдутся, я Глеба не отдам! – Самойлов-старший со всех ног побежал в сторону корпуса, рванул на себя дверь, пулей взлетел по лестнице и почти сразу же наткнулся на Анну Ивановну. - Это правда? – задыхаясь, спросил он. - Ты о чем? – воспитательница поудобнее перехватила папку с бумагами, которую Вадим случайно чуть не выбил из ее рук. - Что Глеба усыновляют, это правда? - Да. Это так. Ладони Вадика в беспомощной ярости сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели. А Анна Ивановна будничным тоном продолжала: - И ты, как любящий брат должен радоваться за него. - Вы не можете отдать его, - ответил Вадим, подняв на воспитательницу глаза наполненные гневом. - Он мой. - Вадим, ты ведешь себя, как эгоист. Не каждому из вас, находящемуся в детдоме, выпадает шанс попасть в семью. Твоему брату очень повезло, что его так скоро решили усыновить, когда некоторые тут живут годами. И тебе надо просто принять это и перестать драматизировать. У вас у каждого своя дорога. Это прозвучало слишком холодно и слишком цинично. - Когда его забирают? - Я еще точно не знаю. - А кто знает? Лариса Васильевна знает? – и, не дожидаясь ответа, мальчик решительно бросился в кабинет директора. *** - Вадим, твоему брату будет лучше в семье, - голос Ларисы Васильевны был спокоен и тверд, как камень. Старший Самойлов отшатнулся от этих слов с отвращением. - Они не его семья, и никогда ею не станут, - уже не детское, но еще и не взрослое лицо было искажено страданием и совсем не детским горем, оно выделялось из его пор, затуманивало отчаянием глаза и покрывало щеки нездоровой бледностью. - Твоя мама не хотела бы… - Ее больше нет, - перебил директрису Вадик. - И вы ее не знали, чтобы говорить, что она хотела, а что нет. - Резко добавил он. - Мне казалось, что ты добрее, - нейтрально проговорила женщина. - Больше нет. Вы забираете у меня брата, единственного человека, оставшегося от моей семьи, и я… Я ненавижу вас! – никогда еще Вадим не произносил таких слов, они словно сорвались с цепи, но он не пожалел об этом. Потому что в данный момент ненависть выжигала его душу. Но Лариса Васильевна многое повидавшая в своей жизни, не потеряла дар речи от слов мальчишки. Их глаза встретились, но Вадим не просто выдержал властный взгляд директрисы, но и запомнил его. Навсегда. - Следи за своим языком, - одернула она его. - Ты должен думать о нем, а не о себе. Это замечательная семья и они будут хорошо заботиться о твоем брате. Мне жаль, что ты этого не понима… Вадим не дослушав вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. В этот вечер он ничего не сказал Глебу и вообще старался вести себя, как обычно. А сам Глеб, рассказав про утреннюю встречу, ничего спрашивать не стал. Скорее всего, он так и не понял, что его познакомили с будущими родителями. На следующий день старший Самойлов решил все выяснить у Инны Борисовны. К его огромному сожалению она подтвердила то, что Глеба усыновляют. - Мне очень жаль, Вадим. Я знаю, как вы привязаны друг к другу. – Она накрыла руку мальчика своей ладонью. - И я уже поднимала вопрос по поводу того, что родных братьев и сестер нужно отдавать в приемную семью только вместе, но пока происходит то, что происходит. - И что мне делать? – сдавленно спросил он. - Смириться, - воспитательница понимала, насколько неубедительно это звучит, видела безысходную тоску на лице мальчика, но она никак не могла изменить ситуацию. - И надеяться, что Глеб привыкнет к новой семье. - Но как же так? – прошептал Вадик. Сердце его билось где-то в горле. - Ведь его семья это я. Я же не умер. – Вадиму стало страшно. Он прижал ладони к вискам. - Мальчик мой, я бы очень хотела тебе помочь, но это не в моих силах. Решение уже принято. Вадим молчал бесконечно долго. Слова воспитательницы никак не укладывались в его голове. - А Глеб знает? – наконец спросил он. - Боюсь, что он до конца не понимает этого, - объяснила Инна Борисовна. – Говорят, что на встрече он вёл себя очень нейтрально и вообще не понял, что за люди это были. - Когда его заберут? – болезненно поморщился Вадик от своего же вопроса. - В пятницу, - тихо произнесла женщина, и будто включила невидимый счетчик. *** До пятницы Вадим старался каждую свободную минуту проводить с братом. А по ночам он лежал в кровати и тупо рассматривал потолок. Ему казалось, что взрослые, которые по долгу службы и по велению сердца должны были заботиться о нем, просто нагло и жестоко ударили его ниже пояса. В глазах щипало от несправедливости, но он не позволял себе плакать. Накануне отъезда Глеба Вадик собрал все свои силы, скрутил нервы в тугой узел и, улучив момент, отозвал брата за веранду. Там он обнял его за худенькие плечи и, уняв дрожь в голосе, сказал: - Глебушка, завтра тебе надо будет уехать. - Куда? – недоуменно выдохнул Глеб. Вадим втянул воздух, приказывая своему сердцу молчать. - Помнишь, тебя познакомили с тетей и дядей? Глеб настороженно кивнул. - Ну, вот. Ты теперь будешь жить с ними, – выдавил старший сквозь боль. - А ты? - в груди Глеба что-то тревожно заныло, а в голосе появились плаксивые нотки. - Ты тоже со мной? - Я… Я попозже приеду к тебе, - впервые соврал Вадим брату. Даже когда погибли их родители, он не стал ничего выдумывать, а рассказал младшему все так, как ему объяснили сначала в милиции, а затем в опеке. Глеб был с ним на похоронах и видел собственными глазами, как гробы опускали в землю. Вслед за ним Глеб бросил дрожащей рукой в могилу ком земли, а затем, не выдержав, отвернулся и, уткнувшись лицом в живот старшего, расплакался. - Я один не хочу ехать, - обиженно всхлипнул младший. Вадик обнял Глеба и крепко-крепко прижал к себе. Ему было невыносимо стыдно лгать младшему, но он все равно убеждал братишку, что там, куда тот поедет ему будет лучше. Говорил, что сам тоже очень скоро переедет к нему, успокаивая свое разрывающееся сердце мыслью, что Глеб будет счастлив. Когда-нибудь. Может быть. - Все будет хорошо. У тебя все будет хорошо, слышишь? – негромко проговорил Вадик. Глаза младшего брата наполнились слезами. Нижняя губа подрагивала. - Я не хочу, - шмыгнул он носом. Перед Вадимом стоял беспомощный, перепуганный малыш, и его сердце разрывалось от любви и горя. Он достал из кармана платок. - Давай, сморкайся, - Вадик поднес платок к носу младшего. – А то наешься соплей. Глеб послушно высморкался, но шутку Вадима не оценил. - Глебка, у тебя будет своя комната. Там будет много книг и много разных игрушек. И тебе не придется делить все это с другими детьми, - старший Самойлов облизал губы, во рту у него пересохло. - Тебе будут покупать конфеты, шоколад и мороженое. - Не надо, - взвыл Глеб. - Ничего этого мне не надо. Ведь там не будет тебя, Вадик. – Его сердце билось так часто, что он стал задыхаться. Страх проник в самую глубину его души, и принялся плести паутину из своих липких нитей. Глаза старшего увлажнились. Он не знал, что еще сказать. Как он мог успокоить брата, когда и сам находился на самой грани отчаяния. Распадался на миллиарды частичек. - Вадим! Глеб! – Марья Федоровна завернула за веранду и увидела бьющегося в истерике младшего Самойлова, колотящего маленькими кулачками по спине брата. Вадим терпеливо сносил удары, уткнувшись лицом в шею Глеба, пытаясь напитаться впрок его запахом. Попытка отцепить его от старшего брата успехом у Марьи Федоровны не увенчалась. Глеб опустился на землю, обхватил ручонками колени Вадика и зарыдал с удвоенной силой. - Не забирайте его у меня, пожалуйста, - умолял Вадим, поглаживая дрожащего словно в лихорадке брата. - Вадим, не усугубляй, - на помощь к Марье Федоровне подоспела Анна Ивановна, которая тут же велела старшему отправляться в свою комнату. - Пожалуйста… - обессиленно выдохнул Вадик. - Быстро! – прикрикнула на него женщина. – Он успокоится без тебя. Глеб упирался, пытался кричать, но голоса уже не было. Когда он очнулся, наступило уже утро. События вчерашнего вечера вспомнились отрывисто-мучительными всплесками. Нянечки собирали его, что-то ласково приговаривая, но Глеб не слышал и не слушал. И вообще за утро не проронил ни слова. Его голубые глаза утопали в бесконечных слезах. Лариса Васильевна, узнав о вчерашней истерике Глеба, запретила Вадиму приближаться к младшему во избежание нового срыва. Но Инна Борисовна, нарушив распоряжение директрисы и рискуя быть уволенной, все же позвала старшего Самойлова попрощаться с братом. Вадим невероятным усилием воли держал себя в руках до последнего. Глеб прильнул к нему. Вжался, пытаясь укрыться от этого мира. - Скоро увидимся, Глебушка, - Вадик гладил его плечи, а у самого предательски подгибались колени. - Когда? – жалобно спросил он. - Скоро, родной, - Вадиму казалось, что он сходит с ума. Что всё, что сейчас происходит, происходит не с ними, а в какой-то совершенно иной, параллельной реальности. - Я посплю, и ты приедешь? - Несколько раз надо будет поспать. - А если я еще днем буду спать, это будет считаться? – уточнил Глеб, выпытывая у брата хоть каплю конкретики. Инна Борисовна взяла мальчика за руку: - Нам пора. - Я люблю тебя, Глебушка, - Вадим разжал объятия. - А я сильнее, - повторил Глеб слова Вадима, которыми тот обычно отвечал маме. Старший поцеловал брата в щеку и опрометью бросился в свою комнату. Он слышал, как с каждой секундой плач младшего становится все тише. Вадик прильнул к окну, и смотрел на то, как от него уводят Глеба. Он старался как можно дольше удержать младшего в поле зрения. А когда тот скрылся из пределов видимости, Вадим обессиленно повалился на кровать, зарылся под одеяло, сжался и завыл в подушку, чувствуя, как горечь потери разрывает его, затягивая в чудовищную воронку пустоты.