Ничьи

День рождения Вадима запомнился Глебу тем, что в этот день их группе делали плановые прививки. К вечеру у него поднялась небольшая температура, пропал аппетит, и ухудшилось настроение. Он даже отказался от праздничного пирога, которым поделился с ним брат. Инна Борисовна уложила мальчика в постель пораньше, где тот, наплакавшись, уснул под обволакивающий голос старшего, не выпуская из-под своей щеки его ладонь. День рождения получился скомканным, но Вадим из-за этого совершенно не расстроился, лишь пытал воспитательницу Глеба вопросами о младшем, пытаясь выяснить, точно ли с его братом все в порядке. - Точно-точно, не переживай ты так, - успокаивала она мальчика. - Это нормальная реакция на прививку. - Но у других же не так, - возразил Вадик. - У мальчиков да, - согласилась Инна Борисовна. – Хотя, посмотри, они под вечер все сникли. А у Алинки температура еще выше, чем у Глеба поднялась. – Поделилась она с Вадимом. – Но ты не бойся, мы контролируем их состояние. И уже завтра твой Глеб будет, как новенький. - Надеюсь, - вздохнул Вадик и отправился к остальным ребятам смотреть телевизор. - Слушай, Вадь, - обратился к приятелю Ванька, после того, как Зоя Петровна, пожелав всем спокойной ночи, выключила свет в их спальне. – А ты уже делал это? – Понизив голос, спросил он. - Что это? – не понял Вадим, но по пристальному взгляду друга стал догадываться, о чем он спрашивает. - Ну… ты трогаешь себя? – еще тише пояснил Ваня. Самойлов неожиданно почувствовал, как его щеки заливает краска стыда, и мысленно поблагодарил темноту за то, что она скрывает его смущение. - А ты? – растерявшись, вопросом на вопрос ответил он. - Да, - честно признался Ванька. - Иногда, когда не могу уснуть. Это помогает, спасает от разных дурацких мыслей. - Ясно, - задумчиво кивнул Вадик. Ванька улегся в кровать и натянул одеяло до подбородка. - Спокойной ночи, Вадька. - Спокойной ночи, - автоматически отозвался Вадим. Он закрыл глаза и перевернулся на бок. Рука сама потянулась вниз. Он провел ладонью по своей плоти, сдвинул вниз кожицу с головки, полностью оголяя ее, сжал посильнее и почувствовал, как отвердевает, напрягается член. Вадик обхватил его ладонью и принялся водить ею вверх-вниз, ощущая, как постепенно из маленькой щелочки начинает выделяться влага. Сердце подпрыгнуло. Дрожь необычного удовольствия прошлась по телу мальчика. Он стал сжимать свой ствол резче и быстрее, и через считанные секунды тепло внизу его живота нетерпеливо устремилось наружу и выплеснулось в ладонь горячей белесой струйкой. Вадим вовремя закусил одеяло, чтобы не застонать в голос, и еще пару минут лежал неподвижно, ошарашенный и взволнованный тем, что только что сделал. Раньше ему уже доводилось трогать себя, но обычно он одергивал руку до того, как наступала разрядка. Вадик поднес ко рту пальцы и слизал с них капли спермы, пробуя ее на вкус. Вкус был специфическим и непохожим ни на что другое. После неожиданно испытанного наслаждения Вадим почувствовал желанную легкость во всем теле и уснул почти сразу же, отпуская в свободное плавание все мысли из своей головы. И лишь на самом краешке сознания притихло любимое имя младшего брата. На следующий день, как и обещала Инна Борисовна, Глеб выглядел совершенно здоровым. Только место укола в области предплечья немного покраснело, и он все время пытался его почесать. - Не трогай, - отвел его ладонь Вадик и, бросив кубик, передвинул свою фишку по космическому полю настольной игры. - Я немножко, - Глеб, вновь потянувшись к руке, внимательно наблюдал, как фишка брата перемещается на планету Меркурий. - Нельзя. А то так и будет чесаться все время. Надо потерпеть еще один день. – Вадим подвинул кубик младшему. – Твой ход. Глеб сложил ладошки лодочкой, потряс в них красную игральную кость и бросил ее на стол. - И все пройдет? – его фишка обогнала фишку брата, остановившись на созвездии Большой Медведицы. - Да, - заверил его Вадик. - Обещаешь? - Обещаю, - в следующий ход фишка старшего отправилась по Млечному Пути в обратном направлении на шесть делений. Глеб снова кинул кубик, и, радостно улыбаясь, переставил свою фишку на финальный кружок с изображением Солнца. - Я выиграл, а ты так и остался на Юпитере. - На Юпитере не так уж и плохо, это самая большая планета Солнечной системы. - Но Солнце ведь больше? – полюбопытствовал младший. - Солнце не планета, Солнце – звезда, - ответил Вадим, убирая игру в коробку. - Самая большая? - Нет, - Вадик посмотрел на брата. - Но зато самая яркая. Глеб молча кивнул, и пододвинул к себе альбом для рисования. - Вадь, - он дождался, пока старший отнесет игру на стеллаж и снова сядет с ним рядом. - А мама с папой на какой планете? - Я не знаю, Глебка, - покачал головой Вадик, сожалея, что не то, что брату, а даже самому себе не может ответить на этот вопрос. - Но они ведь видят нас, правда? – продолжал допытываться Глеб. - Наверное. Вадим обернулся на визг, донесшийся с другого конца игровой комнаты. Мальчишки, возглавляемые Никитой, вторглись на территорию девчонок, игравших в школу со своими куклами. - Мне иногда снится мама, но она почему-то мне ничего не говорит, - сказал Глеб, вновь завладевая вниманием старшего. – Может, она не довольна, как я себя веду, и злится на меня? - Нет, Глеб, - не согласился с ним Вадик. - Мама любит тебя. Глаза Глеба увлажнились, и старший, заметив это, ласково провел ладонью по его кудрям. Глеб разложил перед собой цветные карандаши и принялся изображать на альбомном листе свое звездно-космическое небо. - Вадь, я хочу спать с тобой, - не отрываясь от рисунка, тихо проговорил он. - Здесь нам нельзя спать вместе, Глебушка. - А мне хочется, - младший с нежностью взглянул на брата и вдруг обеспокоенно спросил: - Вадик, а долго мы еще тут будем жить? - Пока не вырастем, - с сожалением выдохнул старший. - А потом? - Потом у нас, наверное, будет своя квартира, - предположил Вадим. - И тогда мы сможем спать вместе? - Сможем, - подтвердил старший, кивая головой. – Если к тому времени ты еще будешь хотеть этого. За окном раздался громкий раскат грома, и яркая вспышка молнии разрезала небо. Глеб вздрогнул и придвинулся ближе к брату. - Буду, - уверенно кивнул он. Глеб закончил рисовать как раз за пару минут до отбоя. Вадим проследил, чтобы он почистил зубы, затем помог ему переодеться в пижаму и, поцеловав на ночь, пошел к себе. Младший Самойлов не любил ночь. Она забирала у него брата. Раскачивала ветви деревьев за окном, которые, освещенные уличным фонарем отбрасывали на противоположную стену и потолок тени, больше напоминающие чудовищ с длинными щупальцами. Колола воспоминаниями. А еще он боялся умереть ночью и никогда больше не увидеть Вадика. А Вадим наоборот, возлюбил это время суток, и, наболтавшись перед сном с Ванькой, он раз за разом прибегал к способу самоуспокоения. *** Когда Глеб был не с Вадимом, то передвигался по детскому дому незаметной тенью. Старался никому не попадаться на глаза, но в тоже время, забиваясь как можно дальше, он как будто со стороны наблюдал за жизнью детдома. В отличие от Вадика, который старался со всеми поддерживать хорошие отношения, Глеб был очень осторожен и недоверчив к большинству детей. Воспитателей он поделил на три типа. На тех, которые не просто не любили детей, а почему-то считали их источником всех своих проблем и срывали на них злобу. На тех, таких к слову, было меньшинство, кто, напротив, в воспитанниках души не чаял, несмотря на то, что некоторые пытались использовать это в своих целях. И на тех, кому по большому счету было все равно. Они вроде бы должным образом выполняли свои обязанности, но по окончании рабочего дня благополучно забывали о разного рода проблемах. У них были свои семьи и свои дети. У них была своя жизнь. С Никитой они старались не замечать друг друга, и обоих это устраивало. Демин верховодил в их группе, но Глеб как бы был вне ее. Держался особняком, не участвовал в общих играх, на конфликты больше не лез, и со временем его словно перестали замечать. Инна Борисовна не оставляла попыток пробудить у Глеба интерес к жизни, расшевелить его, увлечь чем-нибудь. Но Глеб никого кроме брата не подпускал к себе. Ел он ровно столько, чтобы хватало сил передвигать ноги из спальни в столовую, из столовой на занятия, с занятий на улицу и так по часовой стрелке изо дня в день. Если Вадик задерживался с выполнением уроков, то Глеб просто усаживался у окна и рисовал. Иногда в игровой, а иногда, в смену Зои Петровны, рядом со старшим. Он обожал рисовать. Ящики с игрушками и неживым зверьем его не интересовали. Зато как-то на улице он случайно обнаружил приблудившегося черного котенка. Глеб тут же прижал к себе теплый крохотный, живой комочек. Погладил мягкую шерстку на спинке, крошечные лапки. Поцеловал розовый влажный носик. Но стоило ему со своей драгоценной находкой подняться на крыльцо детдома, как Марья Федоровна тут же развернула его обратно, строго сказав, что в детском доме животных держать запрещено, и, не церемонясь, забрала из рук мальчика котенка, вызвав тем самым у Глеба новый приступ истерики. Утешал младшего конечно же Вадим: - Глебка, когда мы с тобой будем жить одни, то первым делом обязательно заведем котенка, - пообещал он, вытирая подушечками больших пальцев слезы с лица брата. Глеб, давясь собственным дыханием, спросил: - Вадь, а куда она его отнесла? - Я думаю, туда, где ты его нашел, - ответил Вадик. - Он замерзнет, - всхлипнул младший. - Он же маленький совсем и, наверное, голодный. - Его вероятно, найдет мама, - спокойно рассуждал старший Самойлов. - Он просто потерялся. - А если у него нет больше мамы? – Глеб умоляюще взглянул на брата. - Есть. Но воображение младшего разыгралось уже не на шутку: - Может она тоже умерла. - Нет, Глеб, - твердо проговорил Вадим. - Я уверен, что нет. Глеб вздохнул, и устало привалился к плечу брата: - Ты этого не знаешь, и я не знаю. А Марья Федоровна злая, - как бы между прочим заметил он. - Она не нравится мне. - Надо терпеть, у нас нет другого выхода, - философски изрек Вадик. Самойлов-младший шмыгнул носом и вытер глаза рукавом. - А у меня никогда не будет детей, - неожиданно проговорил он. - Почему? – удивился Вадим. - Не хочу, чтобы они попали в детский дом, если я вдруг умру. - Глебка, ты будешь жить долго-предолго, - возразил старший. - С тобой? – Глеб прищурил глаза. - Со мной, - улыбнулся Вадик и легонько сжал брата в объятиях. *** До отбоя у средней группы оставалось полчаса, когда Вадим заглянул в комнату, где основная часть детей смотрела по телевизору какой-то советский детектив. Но не успел он устроиться на дальнем диване, как в помещение влетел раскрасневшийся Ванька Морозов и подсел к нему. - Вадь, Вадик, идем быстрее со мной, - задергал он Самойлова за рукав. - Куда? Зачем? – Вадим непонимающе взглянул на взъерошенного друга. - Идем, покажу кое-что, - не унимаясь, с азартом шептал мальчик. Вадим пожал плечами, и вышел следом за Ванькой в коридор. - Что случилось-то? – попытался снова выяснить он. - Сейчас узнаешь, - загадочно проговорил Морозов и потащил Вадика к лестнице. - Только тихо. Заинтригованный Вадим поднялся за приятелем на третий этаж, где располагались учебные кабинеты. Ванька осторожно оглянулся и сделал Вадику знак следовать за ним. - Вань, - начал было Самойлов. - Тише, Вадик, - Ваня подвел Самойлова к кабинету труда, который с прошлого года стоял бесхозный, так как трудовику выделили новое помещение, а заняться переоборудованием этого у директора детдома руки еще не дошли. Ванька заглянул в замочную скважину, расплылся в улыбке и, выпрямившись, предложил посмотреть в дверное отверстие Вадиму. Вадим последовал примеру товарища, и почти сразу же залился густой краской стыда. - Ну, как тебе? – едва слышно шепнул Морозов. В кабинете, прямо на столе учителя лежала с задранным до пояса платьем Галка Синицына, подружка Волкова Ромки из старшей группы, а сам он стоял между ее разведенных ног с приспущенными штанами и ритмично двигал бедрами. Вадим впервые увидел воочию, как занимаются сексом. Глаза его округлились, лицо вытянулось. Как бы не было ему неловко в данный момент, внизу живота сладко заныло. Но тут же Ванька, немного отпихнув его, сам прижался левым глазом к замочной скважине, однако разом распрямив спину, схватил Вадима за руку. - Надо бежать, они все уже. Вадик, пребывая до сих пор в какой-то прострации, побежал за другом.