Ничьи

По возвращении в Свердловск больше половины детей выглядели ничуть не лучше, а некоторые даже хуже, чем в конце весны. План директора по оздоровлению воспитанников провалился. В первые несколько дней сентября в детском доме царило какое-то необычное затишье. Уроки физкультуры прогуливали даже те, кто со спортом был на «ты», видимо, наелись этого самого спорта на год вперед. А вот у Самойлова-младшего неожиданно открылось второе дыхание. Особенно когда с середины месяца начались занятия в музыкальном кружке, и Юрий Леонидович, вняв просьбам Вадика, пересадил его с пианино за гитару. Глеб без устали, до боли в пальцах терзал инструмент, чувствуя себя как никогда взрослым. - Такими темпами в конце учебного года Глеб уже будет на сцене на дискотеке играть, - сказал Сашка, впервые заглянувший в репетиционное помещение через неделю с начала занятий. - Я очень хочу этого, - откликнулся Глеб, и довольный словами Козлова, повернулся к нему. – Чтобы с тобой вместе, и с Вадиком. - Ну, со мной это вряд ли, - покачал головой клавишник. - Почему? – удивился Вадим. – Неужели бросишь музыку? Ты поэтому не приходил? – Засыпал он его вопросами. - Мне же восемнадцать исполняется, квартиру дают, - Сашка почесал затылок, будто задумавшись, а затем сунул оба больших пальца за пояс брюк. – В общем, переезжаю я в собственное жилье. Вадик озадаченно вздохнул: - Ясно. - Сначала хотели притормозить с квартирой, мне от института комнату в общаге предлагали, но Юрий Леонидович сказал на комнату не соглашаться, раз квартира по закону положена, - продолжал рассказывать ребятам о своих переменах в жизни Козлов. - Я еще надеялся, что дадут ту, где я с родителями жил, но говорят, что она после того, как я остался сиротой государству отошла, и сейчас там другие люди живут, поэтому теперь это самое государство мне должно равнозначную предоставить. - Классно, - тихо проговорил Вадим, представив, что и у них с братом когда-нибудь будет своя квартира. Как раньше. - Я имею в виду, что классно, что квартира отдельная будет. – Тут же поправился Вадик. - А то, что ты уезжаешь и из группы уходишь очень жалко. - Мне тоже жалко. А насчет квартиры – конечно, никакая она не равнозначная той, но это все же намного лучше, чем общага. – Сашка нашел на стеллаже какую-то тетрадь, вырвал из нее листок. - Я тебе адрес напишу, может получится заглянуть как-нибудь в гости. - Хорошо бы, но вряд ли отпустят, - скептически ответил старший Самойлов. - Ну, мало ли, - помимо адреса Саша схематически нарисовал, как добраться до его дома от автобусной остановки. - Вдруг получится выбраться вместе с Юрием Леонидовичем. Он обещал меня навестить, сказал если там совсем плохо, то с ремонтом поможет. - Я бы тоже хотел помочь, - Вадим спрятал листок с адресом в карман. - И я, - тут же отозвался Глеб. - Спасибо, - засмеялся Сашка. – Но делать у меня ремонт вас точно не отпустят. - А как же теперь ансамбль? – вдруг спросил Вадик. - Вместо меня с вами Вовка будет играть. Наконец-то сбудется его мечта стать основным клавишником. - А ты, может, в выходные хотя бы будешь приходить? - Не знаю, Вадь, посмотрим, как со временем будет. Я ведь сегодня к вам уже попрощаться заглянул и поиграть немного напоследок. А то совсем времени не было, пока разузнал, что к чему в институте, пока разговоры-переговоры с Васильевной по поводу жилья, оформление документов. Музыка в этот раз звучала как-то тише и как будто даже печальнее. А время, как назло, пролетело слишком стремительно. *** В отсутствие Саши Козлова роль лидера в ансамбле незаметно перекочевала к Вадику. Он сочинял музыку и тексты к ней, учился делать первые аранжировки. Все это невероятно увлекало его, и Глеб вовсю тянулся за братом, учился то у него, а то и вместе с ним. В одну из суббот, где-то через месяц после того, как Вадиму исполнилось пятнадцать, он впервые опоздал на репетицию. Все ребята, включая Глеба, были уже в сборе. Вадик извинился за опоздание перед Юрием Леонидовичем и, кивнув пацанам, прошел на свое место. - Вадим, что-то ты бледный сегодня, - заметил музыкальный руководитель, глядя на усталое лицо старшего Самойлова с синяками под глазами. – Ты как себя чувствуешь? Губы Вадима сложились в неуверенную искривлённую улыбку. - Нормально, - не колеблясь ответил он и невольно поморщился. Глеб недоверчиво посмотрел на брата. Со старшим что-то было не так. - Ну, нормально, значит нормально, - проговорил Юрий Леонидович. - Тогда включайся в работу. – Мягко велел он. Вадик машинально кивнул и взял в руки гитару. Пальцами он неуверенно скользнул по струнам, которых вместо шести почему-то оказалось двенадцать. - Простите, - выдохнул Вадим, старательно игнорируя резь в животе, и начал заново. Но, как и в первый раз, вступил не вовремя. Перед глазами все поплыло. Боль, нарастающая изнутри, становилась сильнее, и в какой-то момент все же заставила мальчика скрючиться. - Вадик! – младший в одну секунду оказался около брата и с тревогой заглянул ему в глаза. Глаза у старшего были пустые и неподвижные. - Сейчас… Глебка… - тихо выдавил из себя Вадим, и хотел было погладить младшего, но тело отказалось его слушаться. - Вадим, - Юрий Леонидович подошел ближе и наклонился к Вадику. Лицо его было бледно-серое, на лбу выступила испарина, волосы на висках взмокли, а губы сжались в тонкую напряженную линию. - Пойдем-ка, дружок, к врачу, - мужчина протянул старшему Самойлову руку. - Вадик… Вадик, - заволновался Глеб, теребя его за вторую руку, осторожно гладя по плечу. – Что с тобой, Вадь? – Всхлипнул младший. Но сил ответить у Вадима уже не было. Он сдался на участь острой боли. - Алик, присмотри за Глебом, - строгим, не терпящим возражения голосом, наказал Юрий Леонидович барабанщику и помог Вадиму подняться. - Нет, я пойду с Вадиком, - тут же подхватился Глеб, но мужчина непроницаемым взглядом остановил его и, обхватив Вадика, вышел с ним из кабинета. Самойлов-младший нахмурился, отгоняя предательские слезы. - Все будет хорошо, - неуверенно сказал Алик. Глеб сел на место брата, и прижал к себе его гитару. Время потянулось бесконечно медленно. Замучавшись ждать известий о состоянии старшего, Глеб вместо ужина побежал на первый этаж в сторону медицинского кабинета. - Что с Вадиком? – спросил он, ворвавшись без стука в прикрытую дверь, беспокойно оглядываясь. В кабинете кроме новенькой молоденькой медсестры никого не было. - А, этот тот, которого с аппендицитом на «скорой» увезли? – подняла она глаза на мальчишку. Глеб вздрогнул, побледнел и опустился на корточки. К горлу подкатил ком тошноты, но он изо всех сил пытался его побороть. - Как в больницу? – растеряно переспросил Самойлов, непонимающе глядя на медсестру. На его лице застыл испуг. - Да ты не волнуйся, - проговорила девушка, вновь уткнувшись в свои бумаги. - Ему аппендикс вырежут и все. Глеб на секунду задумался над услышанными словами, затем судорожно глотнул воздух, едва не подавившись им. Голубые глаза потемнели. - Что вырежут? – шепотом спросил он, ошалело глядя на девушку, и сминая пальцами подол, выбившейся из брюк, рубашки. - Чтобы он поправился, ему вырежут из живота воспалившийся отросток, и через неделю он уже вернется, - спокойно проговорила медсестра. Глеб хотел было спросить что-то еще, но образ старшего брата, которому огромным ножом разрезают живот, затопил его сознание. Перепуганный, он поднялся на ноги и, не говоря больше ни слова, выбежал из кабинета и бросился искать Ваньку, а в ушах продолжали звучать страшные слова медсестры. Морозов был в столовой вместе с остальными. - Ваня, Вань… - затеребил его Глеб, стараясь дышать глубже. – Ты знаешь, что с Вадиком? - Нет, - Морозов взглянул на Глеба. На лице младшего Самойлова проявились оттенки безмолвного страдания. - Я думал, вы там совсем зарепетировались. Губы Глеба изогнулись в печально-тревожную гримасу. - Ему стало плохо, - начал рассказывать он дрожащим голосом. - И Юрий Леонидович повел его к врачу, а врачиха сказала, что ему какой-то… какую-то штуку вырезать будут. - Какую еще штуку? – напрягся Ванька и, нахмурившись, отодвинул от себя полупустую тарелку. - Пендикс какой-то, кажется, - плаксиво произнес Глеб. - Я не знаю. - Может, аппендицит? – уточнила Наташка, прислушиваясь к разговору мальчишек. - Да-да! - воскликнул Глеб. – Именно так она сказала. – И уже тише спросил: - А что это? - Сядь, поешь, сначала, - девчонка, отпросив Глеба у воспитательницы, усадила его за их стол, и принесла ему тарелку с едой. - Я не хочу есть, - выпалил Глеб, и от досады ударил кулачком по столу. Он распадался на миллиард осколков от страха за брата, а в таком состоянии и кусок в горло не лез. - Думаешь, Вадику легче будет оттого, что ты себя голодом моришь? – спросил Ванька. Глеб всхлипнул, взял в руку вилку, подцепил ею картошку-пюре, и отправил в рот. Вкуса еды он не чувствовал, но ел потому что знал, что так надо. Потому что сейчас он сидел среди старших, а значит и вести себя должен, как взрослый. - Ну, вот и молодец, - похвалила Платонова мальчика. – Сейчас доешь, и пойдем с тобой к Зое Петровне, она наверняка знает, что с Вадимом. Зоя Петровна терпеливо, в доходчивой форме объясняла Глебу, что такое аппендицит. Отвечала на его вопросы и пообещала, что через пару дней, когда она поедет проведать Вадика в больнице, то обязательно возьмет его с собой. Только после этих слов младший Самойлов немного успокоился и отправился спать. Наташка предложила почитать ему, но Глеб вежливо отказался. Он был совершенно деморализован произошедшим, и сил на то, чтобы даже просто слушать книжку, у него не было. Посреди ночи страх опять сковал его сознание и не отпускал уже до самого утра. Он прижимал к себе медвежонка, зажмуривал глаза и шепотом умолял Вадика не бросать его одного. Он боялся остаться без любви брата. Один на один с жестоким миром, слабый и беззащитный. Следующие два дня прошли для Глеба, как в тумане. Он ни на секунду не выпускал брата из своих мыслей, опасаясь, что если выпустит, то тот просто исчезнет. Навсегда. Его маленькое сердечко трепыхалось от ужаса, лишь стоило ему подумать о том, что старший умер, а ему, Глебу, просто ничего не сказали об этом, и он, как дурачок, продолжал ждать и надеяться на его возвращение. Но все кошмары Глеба развеялись, когда в один из дней, сразу после полдника, Зоя Петровна сказала ему собираться в больницу. Ровно за три минуты младший Самойлов натянул на себя теплые штаны, шерстяной свитер с ненавистным высоким горлом, зашнуровал ботинки, нацепил на голову шапку и, застегнув куртку, спустился в предбанник. Никогда и никуда в своей жизни он с такой скоростью еще не собирался. Даже летом, когда одежды было в пять раз меньше. Ванька тоже изъявил желание навестить больного друга. И уже через полчаса воспитательница и два воспитанника детского дома поднимались по белокаменной лестнице на второй этаж детской городской больницы. Глеб, охваченный волнением, перепрыгивая через две ступеньки, устремился было вперед, но спускавшийся им навстречу мужчина в белом халате строго, но тактично попросил его не бегать. Уголки губ мальчика опустились вниз. - Через минуту ты уже увидишь Вадима, - успокоила его Зоя Петровна, глазами отыскивая нужную им палату. Вадим лежал в постели, до пояса укрытый белоснежной простыней, и бездумно разглядывал трещину на потолке, пытаясь отгородиться от тянущей боли внизу правой стороны живота. Врач сказал ему, что дискомфорт может продолжаться еще несколько дней, пока ткани будут срастаться, а рана затягиваться. Читать не хотелось, пейзаж за окном не радовал, а двое мальчишек с соседних коек поочередно выписались, один вчера, а другой сегодня утром. Увидев фигуру младшего брата в проеме двери, он просиял лицом: - Глебка. Глеб кинулся к старшему, обнял его, прижался холодной щекой к его щеке. Старший невольно поморщился – брат показался ему, как никогда тяжелым. - Ты так напугал меня, Вадик, - зашептал младший ему на ухо. – Никогда не делай так больше. - Прости, мышонок. Я не специально. – Отозвался Вадим, поглаживая непослушные кудри брата и только сейчас заметил Ваньку и Зою Петровну. Он поздоровался с воспитательницей и с улыбкой кивнул другу. - Как ты, Вадька? – Морозов подошел ближе. - Все в порядке, - сказал Вадим. – Уже намного лучше. – Ему не хотелось жаловаться на боль, тем более, когда рядом был Глеб. Нельзя лишний раз волновать младшего. - И выглядишь ты совсем неплохо, - Зоя Петровна вытащила из сумки банку с киселем, и поставила ее на тумбочку. – Вы пока пообщайтесь, а я к твоему врачу загляну, узнаю сколько тебя еще здесь продержат. - Вань, ты там присматривай за Глебом, пока я здесь, ладно? – попросил Вадим приятеля, когда за воспитательницей закрылась дверь. - За мной Наташка присматривает, – сказал Глеб и застенчиво покосился на Морозова. - Это правда, - подтвердил его слова Ванька, устроившись на стуле и, улыбнувшись, доброжелательно заметил: - Видимо, она не шутила, когда говорила, что подождет, пока Глеб подрастет. - Шутила, - смутился младший Самойлов и, усевшись на кровать к брату, перехватил его взгляд. - Вадь, а тебе правда живот разрезали? Вадим кивнул, и взял руку брата в свою ладонь. - Да, у меня воспалился аппендикс, и его надо было срочно вырезать. - Я знаю, - тяжело вздохнул Глеб. - Мне Зоя Петровна рассказала, что тебе живот скальпелем разрезали, пендкис удалили, и заново зашили, да? - Ага, именно так и было. - А это очень больно? - Нет. Мне же операцию под наркозом делали. То есть, я спал в это время и ничего не чувствовал. – И немного поколебавшись, добавил: - А вот потом больно было, и живот опять болел, и шов болел. - У тебя теперь там шрам, да? – продолжал любопытствовать Глеб. Вадим снова кивнул головой. - А мне покажешь? – попросил младший. - И мне уж тогда, - вклинился в разговор Ванька. - Покажу, если хотите, - Вадик немного откинул простынь, и задрал на себе больничную рубашку. Шов представлял собой косую пятисантиметровую полоску красно-багрового цвета. - Офигеть! – воскликнул Ванька, привстав со стула, а Глеб осторожно дотронулся до него пальчиком. На несколько секунд на его лице застыла тревога, а затем он облегченно произнес: - Надо помазать, и всё пройдет. - Несомненно, - улыбнулся старший брату. - Говорят, что шрамы украшают мужчин, так что ты теперь, Вадик, настоящий мужик, - торжественно произнес Морозов и пожал Вадиму руку. – И я поздравляю тебя с этим. Однако Вадим предпочел бы обойтись без этого символа мужества. Еще пять дней ему предстояло провести в больнице, и к окончанию этого срока он буквально лез на стенку от скуки. Да и для Глеба неделя без брата была долгой и мучительной. Все свободное время он просиживал у окна и смотрел на бесконечные грязно-серые потоки мокрого снега, образовывавшие жидкую кашу на дорогах. Каждая минута без Вадика казалась ему вечностью, и он изо всех сил желал, чтобы старший скорее поправился и вернулся к нему.