Ничьи

На следующий день после возвращения из колхоза, Вадим достал из почтового ящика долгожданный серый конверт с печатью вместо марки. Сердце его радостно забилось. - Господи, Ванька, ну, наконец-то, - проговорил он вслух, поднимаясь в квартиру. Письма от лучшего друга Вадик ждал почти год и не знал уже на что подумать. Несмотря на оптимистический характер, в голову навязчиво лезли самые плохие мысли. И сладу с ними никакого не было. Распечатав конверт, Самойлов сел на табуретку в прихожей и принялся читать. Письмо было совсем коротенькое. Буквально несколько предложений. «Вадька, привет! Извини, что так долго не писал. Находясь в учебке, рассказывать было особо не о чем, а потом мне хотелось дождаться места назначения. Дождался. Уже полгода, как служу на окраине Кабула. Сразу тебя попрошу - не волнуйся. Тут все спокойно. Сплошная обжираловка - дыни, виноград, персики, абрикосы. Жара. Солнце палит нещадно. Успел даже соскучиться по дождю. Говорят, и зима тут, как наше уральское лето, представляешь? После учебки тут вообще сплошная халява. Я даже читать начал от нечего делать. Напиши мне о себе, Вадька. Как там Глебушка? Наташка? Как Вика? Я ей отдельно письмо написал. Надеюсь, что не забыла она меня еще, может ответит. Соскучился по вам страшно. До встречи, Вадик! Год остался. Все будет нормально. Передавай всем привет. P.S. Если долго не буду отвечать - не переживай. Бывает, что из-за туманов вертолеты не всегда могут пробиться к нам». Вадим сложил листок и откинул голову, коснувшись затылком стены. Все-таки Ванька в Афгане. Но судя по обнадеживающему тексту, не всё там так плохо, как он себе представлял. Вечером Вадик написал приятелю ответ. Сообщил последние новости обо всех их общих знакомых. Только о Вике почти ничего не написал, сказал, что они мало видятся, так как он месяц был на «картошке», до этого в пионерском лагере с Глебом, а перед лагерем сессия ни на что не оставляла времени. Он не упомянул о том, что на самом деле не видел Вику с ноября прошлого года. Решил, что она сама ему ответит, раз Ванька ей тоже письмо отослал. Затем спросил часто ли отпускают в увольнение. Как здоровье. Будет ли отпуск. Нормальные ли отношения с сослуживцами и офицерами. Попросил писать по возможности, чаще. И пообещал, что дембель они отпразднуют с размахом. Утром перед институтом, Самойлов опустил конверт в почтовый ящик, а вечером рассказал о Ванькином письме Глебу. - Значит, там уже нет войны? - обрадовался младший. - Получается, что нет, - пожал плечами Вадим. Что-то его настораживало в письме друга, но он никак не мог понять, что именно. И не стал делиться своими опасениями с братом. - Ну, и хорошо, - Глеб взял старшего за руку. - Пойдем в музыкальный класс, я тебе покажу кое-что. - Улыбнулся он. - Идем, - Вадик ответил на улыбку младшего. За месяц он слишком соскучился по нему и не мог дождаться выходных, чтобы забрать брата домой. *** Деревья уже были до неприличия обнажены и сквозь их голые ветки отбрасывало золотистые отблески скудное, меланхоличное осеннее солнце, которое уже совсем не грело. И только красавица-рябина пылала алыми гроздьями, радуя глаз. Опавшая листва ярким разноцветным ковром устилала дорожки в городском парке, через который, срезая дорогу к дому, торопилась Наташка. Она не отвлекалась на красоты природы, а мысленно составляла список покупок, которые нужно будет приобрести к празднованию двадцатилетия Вадима. На самом деле, день рождения у Вадика был завтра, но отмечать он решил в субботу, главным образом из-за Глеба. Хотя, учитывая тот факт, что Вадим пригласил Лилю, вряд ли младший Самойлов будет пребывать в хорошем настроении. За своими думами девушка не заметила, как пересекла парк и уже на выходе из него столкнулась с держащимися за руки парнем и девушкой. - Вика! - просияла Платонова, не сразу обратив внимание на молодого человека. - Привет, - Вика быстро выдернула ладонь из руки парня. - Сто лет сто зим, пропащая душа. Как ты? Вика Тарасова остригла свои длинные волосы, сделав короткое, выше плеч, каре, которое, к слову, ей очень шло. На лице у нее было минимум косметики, отчего девушка казалась бледнее обычного. - Я… я нормально, - она нервно облизнула губы, заправила прядь волос за ухо, и взглянула на молодого человека. - Лёш, принеси мне пожалуйста, мороженое. В вафельном стаканчике. Наташка обвела беглым взглядом парня, а он, молча кивнув, быстро ретировался в сторону киоска с мороженым. - Вика, ты письмо от Вани получила? - спросила Платонова, разглядывая подругу. - Получила, - со странной горечью пробормотала девушка. Но Наташка по-своему расценила ее подавленное настроение и тихонько тронула за плечо. - Вадим очень переживает из-за того, что Ванька в Афганистане служит, но ты не волнуйся. Ваня же написал, что… - Послушай, Наташ, - перебила приятельницу Тарасова. - Я… я не буду писать Морозову. - Почему? - удивилась Наташка, вскинув голову. - Потому что я выхожу замуж, - сообщила Вика, в упор глядя на Платонову. - Замуж? - растерянно переспросила Наташа. - Но как же так? - Она, верившая в дружбу между парнем и девушкой, только сейчас поняла, что Вика была совсем не с другом, и машинально посмотрела в ту сторону, куда ушел пресловутый Леша. - А вот так… - Вика чуть распахнула плащ, и взору Наташки предстал слегка выдающийся вперед округлый живот. - Ты беременна? - уточнила Платонова, отступая на шаг назад. - Совершенно верно, - кивнула Вика и добавила, поглаживая себя по животу: - Леша, он… ему двадцать пять. Он работает. Он предложил мне пожениться сразу же, как только я сказала ему о ребенке. И главное, что его семья приняла меня, как дочь. У меня будет семья, понимаешь? - Понимаю, - тихо отозвалась Наташа. - Я, наверное, должна тебя поздравить… - Не должна, - вздохнула Тарасова. - Я знаю, что Ванька один из твоих лучших друзей, а я предала его. - Хорошо, что ты это понимаешь, - не удержалась от упрека Платонова. Она не имела привычки осуждать других, но считала, что обещания надо выполнять. А бросать парня, когда он в армии, как минимум, непорядочно. - От него год не было ни слуху, ни духу, - глаза Вики подернулись слезами. - Ты обещала ждать его, - хмуро, но спокойнее, чем хотела бы, произнесла Наташка. - Я не верю в любовь на расстоянии, - попыталась оправдаться Тарасова. - А любила ли ты его вообще? Вика отвернулась. Поискала глазами своего жениха. - Пожалуй, мне пора, - сказала она Платоновой, чувствуя, что между ними образуется эмоциональная пропасть. А ещё ей не терпелось порвать с прошлым и начать новую жизнь. - Ты должна написать ему всё, как есть, чтобы он не надеялся, - ответила Наташка. - Я не смогу, - Вика с сожалением посмотрела на подругу. На подругу, которая в этот самый момент становилась бывшей подругой. - Если хочешь, напиши ему сама. Наташка, ничего не видя перед собой, пошла домой. Она не понимала, как так можно. Как можно быть настолько бездушной и жестокой? Чему же она научит своего ребенка? Какие ценности привьет ему? Посовещавшись, Вадим с Наташкой все-таки решили в следующем письме рассказать Ваньке про Вику. Ведь все равно рано или поздно он спросит о ней, а врать ему как-то совсем не хотелось. День рождения без Морозова прошел на порядок тише в отличие от предыдущих, несмотря на то, что до самого вечера произносились тосты, звенели бокалы, звучала музыка, а выпитое шампанское и более крепкие напитки подвигли на танцы и на игру «в бутылочку». К счастью Глеба, Вадику так не разу и не выпало поцеловать Лилю, зато выпало поцеловать самого Глеба. Младший смутился, но Вадим всего лишь звонко чмокнул брата под общее хихиканье. А вот двумя минутами позже право поцеловать Глеба досталось однокурснице старшего Самойлова - Ритке. Ритка была не робкого десятка и, обвив руками плечи мальчишки, наградила его первым взрослым поцелуем. Вадим с удивлением для себя отметил, что ему не понравилось то, что он увидел. Какая-то девчонка, слишком взрослая для Глеба, крала у него брата. Глебу тоже не понравилось то, что он почувствовал. Чужие губы на своих губах и, проскользнувший между его зубов мокрый настойчивый язык, были не самыми приятными ощущениями. После поцелуя он незаметно вытер губы, а потом и вовсе улизнул из комнаты и, запершись в ванной, тщательно вычистил зубы и прополоскал рот. Когда вечер закончился, оба брата лишь облегченно выдохнули. - Устал? - спросил Глеб старшего, после того, как они прибрались в квартире. - Немного, - кивнул Вадик, прикуривая сигарету. Из комнаты доносился тихий шелест музыки, с улицы слышался шум проезжающих машин и чьи-то отдаленные голоса. - Тогда, ложись спать, - деловито сказал младший и загадочно улыбнулся. Впрочем, Вадим не придал значения его улыбке. Глеб долил себе в стакан шампанское и сделал большой глоток. Вадик вопросительно выгнул бровь. - А что? - притворно возмутился младший. - Я уже взрослый. - Поцелуи, шампанское… Я не узнаю тебя, Глеб, - подыграл брату старший. - Фу, не напоминай, - скривился Глеб, вспоминая поцелуй. - Не понимаю, как это может нравиться, не говоря уже о других гадостях, которые ты с ними проделываешь. Вадим рассмеялся, затушил окурок и потрепал брата по голове: - Чудо ты, мое. Младший сделал глубокий вдох и пренебрежительно сказал: - Вообще-то, Вадик, ты мне должен поцелуй. Настоящий. Самойлов-старший удивленно покосился на Глеба: - Тебе же не понравилось? - Но с тобой-то я ещё не пробовал, - резонно заметил Глеб и допил шампанское. - Парни с парнями не целуются, - попытался возразить Вадим. - При всех может и нет, - произнес младший и отправился в душ. Вадик провалился в сон моментально, едва его голова коснулась подушки, но проспал он недолго, так как его разбудил Глеб, споткнувшийся в темноте о ножку стула. - Глебка, хватит бродить, ложись давай, - сонно пробормотал старший. - Ага, - Глеб улегся к брату, закрыл глаза и принялся дожидаться, когда дыхание Вадима снова выровняется. Дождавшись, он осторожно коснулся живота брата, и тут же скользнул ладонью ниже. Старший не спал, но глаза открыть не решался, пытаясь понять насколько далеко сможет зайти младший. Касания Глеба из робких и неуверенных перешли в смелые и нагловатые. Вадим изо всех сил старался не выдать себя, но нарастающее возбуждение скрыть не получалось. Глеб тёр его отвердевший член ладонью через трусы. Вадик кусал губы, задерживал дыхание, считал… Но рука брата настойчиво уводила его в другую реальность. Младший, скользнув ею под белье старшего, принялся водить пальцами по его члену все быстрее, пока Вадим, не выдержав, не выдохнул, одновременно прижимая его ладонь своей: - Не так быстро. Глеб замер. Тяжело сглотнул. Вадик принялся управлять рукой младшего, но сам касаться его не решался. Глеб, чувствуя тепло в животе, тихо постанывал, но не прекращал ласкать плоть брата. Но когда старший резко отвел его ладонь, он понял, что брат кончил и сам тут же выплеснулся в пижамные штаны. Вадим ничего не говорил, ошарашенный произошедшим, а Глеб, думая, что не сможет заснуть больше никогда в жизни, уплыл в умиротворенный сон неожиданно быстро. И почти сразу же к нему явился волк и опрокинул его на спину. Дыхание волка было жарким, а поцелуи - неприлично-обжигающими. И младший падал в этот омут вопреки всем законам природы. Утром Глеб избегал взгляда брата, прятал глаза и намеренно заводил разговоры на нейтральные темы, боясь того, что мог бы ему сказать Вадик о случившемся ночью. Вадим же несколько раз порывался поговорить с младшим, да не знал, с чего начать, как продолжить и чем закончить. Он боялся ненароком обидеть Глеба. Говорить, что произошедшее между ними в корне неправильно надо было ночью, ещё до того, как ладошка брата подарила ему удовольствие. Удовольствие, позже смешавшееся с сомнениями, предубеждениями и очевидными опасениями. В конце концов Вадик убедил себя, что ничего страшного не случилось. Это просто действие шампанского и активные половые гормоны младшего. И ещё он поймал себя на мысли, что не испытывает по этому поводу никакого сожаления. *** В понедельник Вадим получил от Морозова еще одно письмо. Он удивлённо вскрыл конверт. С предыдущего письма минуло меньше недели, и Вадик никак не ожидал такого быстрого ответа. Но оказалось, что это вовсе не ответ… «Вадик, привет еще раз. Ты, наверное, уже получил моё первое письмо, прошедшее цензуру и одобренное начальством. Это письмо я тебе отправляю с оказией, минуя цензуру. Потому что писать правду о том, что тут на самом деле творится, нам категорически запрещено. Здесь настоящий ад, Вадик. И если я в этом аду выживу, то как вернусь - покрещусь. И плевать мне, что у нас в Союзе в Бога верить запрещено. Я, если и доживу до дембеля, то только с его помощью. Устал я. Сил больше нет никаких. Устал морально даже больше, чем физически. Не хочу ничего. Только тишины и покоя. И еще домой хочу. К Вике. Тебя повидать, Глебку, Наташку. А нам твердят - быть десантниками - это гордость. А мне все это нахуй не сдалось. Если бы я только знал, что попаду на войну, то поступил бы с тобой в Политех и учился бы на военной кафедре. Ты молодец, Вадька, что не перевелся на заочное. Сейчас многих сюда отправляют, в Афган. А нас, детдомовцев, особенно. Кто бы мог подумать, что я буду убивать людей. Это страшно. Первый раз стрелял с закрытыми глазами. А потом привык. Привык убивать. Представляешь? Это даже звучит чудовищно. Но выбора нет. Или ты или тебя. Мы базируемся в самом Кабуле. Условий никаких. Ни воды, ни еды. Жрем консервы и сгущенку. Она уже поперек горла. Зато анаши дохера. Ладно, заканчиваю ныть. Пойду давить фазу, а то небось скоро на очередное задание. Как только снова представится возможность передать письмо с кем-нибудь из дембелей, обязательно напишу еще. P.S. Вадик, не говори о этом письме Вике. Не хочу ее расстраивать. P.P.S. Отправляю тебе фотку, я с приятелем - Стасом. Мы с ним в учебке вместе были и вместе сюда попали.» С фотографии на Вадима смотрел Ванька, одетый в форму цвета хаки. Из под кителя виднелась тельняшка, на голубых погонах две буквы «СА», на голове голубой берет, а в руках автомат Калашникова.