Ничьи

С поиском новой работы у Ваньки не очень ладилось. Он хотел для начала перевестись на должность помощника машиниста пригородных электричек, но там вакансий пока не было, а вот работать техником, куда его как раз таки приглашали хоть завтра ему самому не хотелось. Мало того, что деньги небольшие, а ответственность и физическая нагрузка выше крыши, так ещё помимо сорокачасовой рабочей недели одна-две рабочие субботы в месяц. Как воин-афганец, Морозов мог бы продолжить образование, поступив в любое высшее заведение вне конкурса, но Ванька никогда не испытывал тяги к учёбе и считал, что полученной им профессии «техническая эксплуатация подвижного состава железных дорог», дающая право работать техником локомотива, помощником машиниста, а в будущем и самим машинистом ему вполне будет достаточно. Помыкавшись по отделениям железной дороги, Ваня решил временно устроиться в продуктовый магазин грузчиком. Наташка сомневалась в этой его затее, но ключевым словом было «временно», а решающим фактором то, что директриса магазина пообещала выдавать премию к скромной зарплате продуктами. Наташа, уставшая после учёбы и практики в детдоме бегать по магазинам в поисках продовольствия, сдалась быстро. Но на деле не так уж и много продуктов Ванька приносил домой, хотя по его рассказам полки склада и большого, в целый зал, холодильника отнюдь не пустовали. И мясо было, и курица, сыр, масло, молоко, сметана, в которой ложка стоит. Вот только не успевал он со своим напарником всё это разгрузить, как в очередь выстраивались продавщицы со всех отделов. А ещё ведь были директор, замдиректора и бухгалтер... В дни проверок продукты откладывались, чтобы подмаслить инспекторов пожарной охраны и санэпидемстанции. После того, как работники магазина наполняли принесенные из дома баночки сметаной и молоком, огромные пятидесятилитровые фляги пустели на треть, сметана разбавлялась молоком, а молоко в свою очередь - водой и только после этого продукты поступали в продажу. Морозову совесть не позволяла так наглеть и поэтому единственное, что он периодически приносил домой были суповые наборы, да иногда куриные тушки. Но Наташу это не расстраивало. Её расстраивало совсем другое - всё чаще и чаще Ваня стал приходить домой навеселе. - Вань, может тебе вернуться на железную дорогу? - осторожно предлагала девушка, понимая, что работая помощником машиниста Ванька не сможет злоупотреблять спиртным, а её очень пугало пристрастие молодого человека к алкоголю. Но Морозов не говорил Наташке главного - почти каждую ночь его мучали кошмары. Во снах он раз за разом возвращался на войну. Она не оставляла и не отпускала его. То и дело Ванька видел, как умирает Стас, а сам он постоянно выполнял прыжки с самолета «Ил-76», летящего на высоте больше пятнадцати тысяч метров, только парашют никогда не раскрывался, а он непонятным образом снова оказывался в самолёте, в котором жёлтый сигнал светофора сменялся на зелёный, и тут же включалась ревущая сирена, означавшая одно - прыгать в небо. И так по кругу. И только алкоголь был спасением от этих снов. Выпив, Ваня спал без сновидений и не просыпался, разбуженный гулом самолета, воющей сиреной, автоматной очередью или собственными демонами. К тому моменту все они были с успехом утоплены в стакане с сорокаградусным напитком. - Может и вернусь ближе к осени, - пообещал он, попытавшись улыбкой приободрить девушку. Но Платонова для подстраховки попросила Вадима, чтобы тот поговорил с Ванькой. *** Самойлов-старший и Морозов сидели за кухонным столом, перед ними стояла открытая бутылка водки. - И давно у тебя эти кошмары? - поинтересовался Вадим у друга после того, как тот поделился с ним, впрочем, не слишком углубляясь в подробности, содержанием своих ночных кошмаров. - Давно, - ответил Ванька, скривив рот. - С тех пор, как вернулся. - А Наташке почему не скажешь? Она волнуется за тебя. - Стыдно в таком признаваться, - подавлено отозвался Ваня. - Я мужик всё-таки. На войне побывал, медали «за отвагу» имею. Не положено мне ныть из-за каких-то там снов. - Думаешь, она не поймёт? Морозов вздохнул и пожал плечами. Он влюблялся миллион раз, а тут вдруг понял, что наконец-то полюбил. Искренне так, по-настоящему. Да с Наташкой и не могло быть по-другому. Ваня дарил ей цветы, они ходили в кино и кафе-мороженое, и он никак не мог взять в толк, как же просмотрел её, как жил без неё раньше. Без её глаз и губ, без её рук и голоса. Именно с ней Ваньке захотелось иметь семью и детей. Много детей. Вот лишь бы работу найти хорошую, чтобы и по душе и не за три копейки. При мыслях о Наташе сердце наполнилось теплом и нежностью. Нет, он не хотел делиться с ней своими кошмарами. - Поймёт, - ответил Морозов, наполняя стопки алкоголем. - А толку-то? Будет ведь жалеть, а я совсем не хочу этого. Они выпили. - Слушай, Вань, а может тебе снова фотографией заняться? - предложил Вадик, цепляя вилкой шпротину и укладывая её на кусок чёрного хлеба. - Получить ещё одно образование не хочешь? Ваня, проделав те же самые манипуляции с хлебом и шпротами, усмехнулся: - Знаешь, Вадик, у нас в стране есть только одно хорошее учреждение где можно выучиться на фотографа - московский ВГИК. Там ребята прямо на съёмочных площадках учатся, но поступить туда нереально. Это мне ещё Сан Саныч рассказывал, который у нас фотокружок вёл. А потом фототехнику надо купить хорошую, а она денег стоит. - А ты у Сан Саныча узнай, где у нас можно поучиться? - отозвался Самойлов, всматриваясь в глаза друга. - А на технику мы тебе скинемся, если проблема в этом. - Нет, Вадь, не нужно, - Ванька откашлялся. - Знаешь, о чём мечтает Наташка? Она очень хочет стать матерью. А я в свою очередь хочу устроить для неё шикарную свадьбу. Заказать чёрную «Волгу», украсить её цветными лентами, обручальными кольцами, на капоте закрепить куклу-невесту, чтобы всё, как полагается было. Признание Морозова стало для Вадима неожиданностью. Ведь они с Платоновой всего несколько месяцев вместе. И несмотря на то, что с детства знают друг друга, не рано ли им жениться? - Хочешь сказать, что сделал ей предложение? - приподняв бровь, уточнил он у Вани. - Ещё нет, - Ванька посмотрел на Вадика и сказал с нескрываемым огнём в глазах: - Но как только деньги на кольца накоплю - сделаю. Самойлов ненадолго задумался, а затем расплылся в улыбке: - Ох, Ванька, это будет офигенная свадьба. - Я могу рассчитывать на тебя, как на музыканта? - поинтересовался Морозов, улыбаясь в ответ. Вадим с готовностью кивнул: - Я в любое время к твоим услугам. *** Последний, шестой урок, который должен был быть географией неожиданно для всех заменили физкультурой. Географичка то ли заболела, то ли у неё ещё что-то случилось, и Константин Валерьевич любезно согласился подменить её. Глеб, у которого ещё не закончилось освобождение от физры, с довольным видом собрал учебники и тетради, и направился в свою комнату, собираясь переодеться и слинять на улицу покурить. Алина невозмутимо прошествовала мимо раздевалки, где её одноклассницы уже переодевались в физкультурную форму и наткнулась на Кощеева. Сердце у неё учащенно заколотилось, но она постаралась не обращать на это внимания. - Макарова, а ты далеко намылилась? - поинтересовался физрук, вопросительно взглянув на ученицу. - У меня живот болит, - не останавливаясь, бросила Алинка. - Справку мне от медсестры принеси, - велел ей Константин Валерьевич. - Ага, - кивнула девочка, а про себя огрызнулась: «Спешу и падаю». На самом деле Алина не обманула учителя физкультуры. Желудок у неё действительно нещадно ныл. От голода. Она непременно решила похудеть, чего бы ей это ни стоило. Макарова появилась на заднем дворе в тот момент, когда Глеб сделал первую затяжку. - Прогуливаешь? - осведомился он, протягивая сигарету подружке. Девочка коротко кивнула, взяла сигарету и попробовала улыбнуться. Но уже через несколько секунд на её лице появилось мученическое выражение, и она прижала ладонь к верхней части живота, стараясь таким образом сдержать интенсивную боль. - Ты чего? - осторожно спросил Самойлов. Алинка подняла на него голову и неожиданно почувствовала подступающую дурноту и головокружение. Отдав мальчику недокуренную сигарету, она, зажав рот ладонью, бросилась к дальнему дереву, побоявшись, что Глеб может увидеть, как её рвёт. Но сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, девочка почувствовала, как тошнота начала отступать. - Что с тобой? - обеспокоенно спросил Самойлов, подойдя к Алине. - Просто живот болит, - произнесла Макарова, привалившись к дереву. - А к врачу ты ходила? Или это… - Глеб слегка покраснел. - Ну, то, что каждый месяц у вас… - Нет, - Алинка поспешно отвела глаза. - Не ходила и это не месячные. Самойлов нахмурился: - А что тогда? - Я решила похудеть, - призналась девочка, даже не пытаясь врать. - Но зачем? - удивлённо воскликнул Глеб и подумал, что в последнее время Алинка и в самом деле стала совсем мало есть. Вчера отказалась от ужина, сказав, что у неё болит голова, а сегодня и вовсе не пришла на завтрак. - Чтобы быть красивой, - откровенно ответила Макарова, а на её лице появились следы усталости, будто ей не пятнадцать лет, а в два раза больше. - Для тебя. Глеб смутился. - Ты и так красивая, - наконец проговорил он. - Но не настолько, чтобы тебе хотелось целовать меня, - медленно произнесла девочка, хотя и дала себе слово больше никогда не затрагивать эту тему. Глаза Глеба потемнели. В растерянности он закусил губу. Меньше всего ему хотелось бы обидеть подружку, но и сказать ей правду он не мог. Глеб часто спрашивал себя, как бы отреагировала Алинка, если бы узнала, что он любит не другую девчонку, а собственного брата. Возненавидела бы его? Подняла на смех? Рассказала бы остальным? От этих мыслей мальчик невольно поёжился. - Прости, - глухо выдавил он и чуть помедлив, добавил: - Ты, правда, красивая. Алина глубоко вздохнула: - Даже Кощей считает, что я толстая. - Блядь! - не сдержавшись, ругнулся Самойлов. - Неужели его слова для тебя что-то значат? Он же идиот. Ему все мозги баскетбольным мячом отбили. Макарова слабо улыбнулась. - Я хочу фигуру, как у Лебедевой, - с досадой сказала она. Они встретились взглядами и немного помолчали, будто пытаясь прочесть мысли друг друга. - Да она же плоская, как доска, - мрачно заметил Глеб. - Ни задницы, ни сисек. - Зато на неё физрук не пялится, - глухо отозвалась Алина, втянув голову в плечи, и страдальчески посмотрела на приятеля. - Он всё продолжает тебя рассматривать? - спросил Самойлов. Девочка напряженно кивнула. - Скажи об этом Инне Борисовне. - А если мне это просто кажется? - с сомнением произнесла Макарова. Глеб задумался. - А когда ты ко мне в музыкалку приходишь, Юрий Леонидович на тебя так же смотрит? - Нет, совсем нет, - уверенно ответила девочка. - Значит, не кажется. Значит, он на самом деле извращенец, - заключил Самойлов. - Я бы на твоём месте рассказал всё Борисовне. Алинка сглотнула. На её глазах выступили слёзы, но она быстро смахнула их рукой. Несмотря на дружбу с Глебом, в последнее время девочка чувствовала себя очень одинокой и потерянной. А ещё ей было очень стыдно заговорить на эту тему с воспитательницей. *** Когда Глеб вышел из душа и заглянул в комнату, то обнаружил, что Вадим с интересом изучает его тетрадь со стихами. - Как тебе? - осторожно спросил он старшего, подходя ближе. - Потрясно, - на полном серьёзе выдохнул Вадик. Глеб вздохнул с облегчением. Ему было приятно, что старший так высоко оценивает его творчество. - Иди ко мне, - мягко позвал Вадим брата. Младший шагнул в кольцо рук Вадика и обычный мир исчез. Перевернулся с ног на голову. Душа счастливо затрепетала. Глеб прижался к старшему и тонко вздохнул. Днём они были в гостях у Наташки с Ванькой и он видел, как Морозов нежно обнимал девушку. Глеб заставлял себя отвести глаза, но так и не смог. Всё смотрел и смотрел на них украдкой до тех пор, пока не почувствовал желание кричать от несправедливости. От того, что Вадим не может вот так же обнять его на людях, прижать к себе, показать всем, как он любит его. Сердечко Глеба сжалось. Но в этот момент пальцы брата, проникшие в его домашние штаны, сквозь тонкую ткань белья коснулись плоти, а затем скользнули под его резинку. Младший простонал, чувствуя возбуждение. Рука Вадика двигалась все быстрее, заглушая тревожные мысли в голове брата и вынуждая его бесстыдно двигать бёдрами навстречу ласкающим пальцам. Старший убрал руку за секунду до того, как Глеб был готов взорваться. - Почему? - разочарованно выдохнул Самойлов-младший, опуская глаза вниз на свою налитую кровью плоть. - Потому что… - Вадим опустился на колени. – Я хочу вот так. – И втянул в рот пульсирующий влажный член брата. Тело Глеба с макушки до пят покрылось мурашками. Он содрогнулся и отдался всепоглощающей волне оргазма, накрывшей его с головой.