Ничьи

Месяц спустя, через пять дней после приезда Глеба из лагеря, Вадим вернулся домой офицером запаса зенитно-ракетных войск. А за два дня до его возвращения мир Глеба перевернулся. Отвратительное чувство собственного бессилия разъедало его душу, а в сердце поселилась гадливая ненависть. В тот злополучный день по случайному стечению обстоятельств Константина Валерьевича вызвали из отпуска, чтобы присмотреть за детьми вместе с дежурной воспитательницей Людмилой Германовной. Марье Федоровне, заступившей на смену накануне вечером, с утра пришло неожиданное известие о смерти кого-то из родственников, и ей пришлось в срочном порядке искать себе замену. Но Ангелина Павловна и Зоя Петровна находились на море вместе с младшими группами, Инна Борисовна слегла с высокой температурой, а до Наташи не дозвонились, так как они с Ванькой рано утром отправились на речку, прихватив с собой провизию на целый день. Тогда Марья Федоровна принялась обзванивать детдомовских учителей, но шансов на то, чтобы в разгар лета застать кого-либо дома, было крайне мало. Поэтому, когда Константин Валерьевич, сказал, что с радостью проведёт время с детьми, Марья Федоровна лишь шумно и облегчённо выдохнула, поблагодарила учителя физкультуры за выручку и, подхватив сумку, поспешила по своим делам. Алина во время отдыха на море расцвела и похорошела. Парадоксально, но лишняя полнота ушла тогда, когда она перестала истязать себя голоданием. Её фигура стала более женственной и гармоничной. Девочка снова стала улыбаться и думать не думала о дотошном физруке. А парни в лагере, те, которые не имели отношения к их детскому дому, с интересом поглядывали на неё. Алинке льстило и одновременно смущало их внимание, однако сердце её по прежнему было отдано Глебу, и тут уж она ничего не могла с собой поделать. Когда же Макарова узнала о том, что Кощеев придёт на замену Марье Федоровне, её всю передёрнуло от омерзительных воспоминаний. Она-то рассчитывала, что ещё, как минимум месяц не увидит его, а втайне надеялась, что с ним произойдёт какой-нибудь несчастный случай, и их пути больше никогда не пересекутся. - Забей, - сказал ей Глеб во время обеда, ободряюще похлопав подружку по руке. - Полдня мы его почти не видели, и если повезёт, то и до вечера не увидим. Алинка кивнула. - Пойдем покурим? - предложил Самойлов, когда они покинули столовую. - Давай, - согласилась девочка, и друзья по обыкновению направились на задний двор. Алина оседлала поваленное дерево, Глеб, достав из кармана слегка приплюснутую пачку сигарет, устроился напротив. - Вот, чёрт! - воскликнул он, извлекая из пачки последнюю сигарету. - Кури, - поспешно ответила Макарова, покусывая ноготь мизинца. - Неа, - мотнул головой Глеб и протянул подружке сигарету и коробок спичек. - У меня в комнате ещё пачка заныкана, сейчас сбегаю, принесу. И, не дожидаясь Алинкиных возражений, мальчик рывком вскочил с дерева и бегом помчался в свою комнату. Макарова чиркнула спичкой, прикурила и, запрокинув голову, выдохнула облачко дыма вверх. По высокому небу лениво плыли молочные облака, подгоняемые лёгким ветром. Воздух, пропахший полынной горечью, казался тихим и неподвижным. За забором детского дома высились дома, в которых жили семьи. Счастливые и не очень. Но все же семьи. Девочка сглотнула давнюю обиду и боль неизменно появлявшуюся от подобных мыслей. Раньше она позволяла себе фантазировать о том, как найдет потерянного брата и семья, усыновившая его, примет и её тоже. Но со временем Алина осознала всю тщетность подобных идей. И она старалась вообще как можно реже думать о будущем. Уже сейчас девочка знала, что жизнь - это сплошное разочарование и несправедливость. И смирилась с этим. Алинка не верила, что она намного хуже тех детей, у которых есть семьи, а значит, всё случившееся с ней просто чья-то чудовищная ошибка. - Интересно, а Лариса Васильевна знает, что ты куришь? Макарова вздрогнула от неожиданности и выронила сигарету. На крыльце стоял Константин Валерьевич и, нагло ухмыляясь, сверлил её оценивающим взглядом из под тяжёлых век. Девочка, почувствовав подступающую тошноту, молча слезла с дерева, мысленно умоляя Глеба скорее вернуться. Одернув кофту, она сделала глубокий вдох, будто вместе с ним надеялась глотнуть смелости и направилась прямиком к двери, решившись пройти мимо физрука. Однако мужчина сделал шаг в сторону и перегородил воспитаннице дорогу. Руки у Алины, несмотря на тёплый день, похолодели. - Я думаю, что должен рассказать тебе кое-что о вреде курения. Ты как считаешь? - Глаза Кощеева были холодны, а голос звучал низко, жёстко и пугающе. Алинка нервно сглотнула слюну. - Я знаю всё, - дрожащими губами пролепетала она, опуская глаза. - Не думаю, - и в следующее мгновение Константин Валерьевич грубо схватил девочку за руку и резко притянул к себе. - Быстро иди в спортзал. - Скомандовал он и с этими словами подтолкнул её в спину, так, что Макарова буквально влетела в тамбур. На негнущихся ногах она преодолела пять ступенек и, оказавшись в коридоре, предприняла попытку свернуть в другую сторону. Но мужские руки с силой нажали ей на какую-то точку в районе плеча и Алина едва не задохнулась от боли. - Только пикни, - предупредил он девочку и, оглянувшись по сторонам, мёртвой хваткой вцепился в её запястье. К несчастью спортзал находился совсем рядом и второй попытки спасти бегством Алинке не представилось. В послеобеденное время жизнь в детском доме затихала. Младшие, которые сейчас отсутствовали, в это время спали, а старшие сидели в своих комнатах на третьем этаже и занимались своими делами. Кто-то читал, кто-то играл в «морской бой» или «виселицу», а кто-то просто валял дурака, не занимаясь ничем. Физрук впихнул её в небольшую каморку, где хранился спортинвентарь, и грубо толкнул на маты. Макарова споткнулась и упала. Ей стало страшно. Ужас расползался внутри её тела, сковывая ледяными щупальцами. Девочка поняла, что все те кошмары, что преследовали её с тех пор, как Константин Валерьевич пришёл к ним в детдом, оживают в этот самый момент. И через несколько минут они станут самой жестокой реальностью. Мужчина, шагнув в её сторону, схватил за руку и рывком поставил на ноги. Затем провёл большим пальцем по щеке Алины, слегка оттягивая кожу, и произнёс: - Сними кофточку, сегодня жарко, - и, хрипло рассмеявшись, добавил: - А будет ещё жарче. Алинка замерла и попыталась отступить на шаг. Вот только отступать было некуда. Глаза её невольно расширились, а мозг отчаянно сигнализировал об опасности. - Не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому, - Константин Валерьевич с силой дёрнул блузку, отрывая несколько пуговиц, и распахнул ее. Затем так же быстро избавил ученицу от лифчика, обнажая грудь. Макарова вскрикнула и попыталась прикрыться руками, чувствуя, как пылают щеки, но физкультурник не дал ей этого сделать. Он завёл её руки за спину и, наклонившись, сомкнул зубы на соске. Девочка взвизгнула. - Будешь орать, придётся тебе заткнуть рот трусами, - злобно проговорил мужчина, принимаясь сдёргивать с Алины шорты. - Не надо. Пожалуйста. - Сдавленным голосом шептала она, охваченная паническим ужасом. - Не надо. Но мольбы подростка не доходили до сердца учителя, ибо сердца у него не было. Сорвав с Алинки трусики, он прижал их к своему лицу и в диком блаженстве закатил глаза. Мучительный страх вызвал у Макаровой сильнейшую боль в верхней части желудка, и она инстинктивно прижала руку к животу. Стыд обжигал её. Сознание выворачивалось наизнанку. Константин Валерьевич нахально рассматривал обнажённое тело девочки, одновременно расстёгивая свои джинсы. От вида его большого эрегированного члена Алина оцепенела. По щекам уже безостановочно текли слёзы. Физрук стремительно двумя руками раздвинул её ноги и приставил багровую головку к маленькой щелочке. - Не надо! - паника полностью завладела сознанием Алинки, а в следующую секунду она ощутила, как мужчина заталкивает ей в рот её собственное бельё. - Я предупреждал, - он одним движением вошёл в неё, раздирая нежную плоть и тут же злобно зашипел: - Сучка… Шлюха… Мелкая потаскушка… Я-то думал, что ты целка. Константин Валерьевич принялся яростно двигаться. - Все вы детдомовские одинаковые - трахаетесь с десяти лет направо и налево, а затем рожаете ублюдков, - исторгая потоки брани, повторял он. Макарова, вырываясь из последних сил, мотала головой, чувствуя, что задыхается. Невыносимая боль пронзала её тело, разрывая на части. Нутро горело от натиска насильника. Помещение закружилось у неё перед глазами, и через несколько мучительно долгих секунд девочка обмякла, осознав, что силы покидают её, а на смену ужасу приходит безразличие. Алина закрыла глаза и стала медленно отделяться от мира. Она не помнила в какой момент, физкультурник вытащил у нее изо рта кляп и, развернув спиной к себе, поставил на четвереньки. Она не успела понять зачем он это сделал, как его твердая плоть снова оказалась внутри неё. Одна ладонь мужчины с силой зажала ей рот, а вторая - грубо сжала грудь, принимаясь то щипать, то выкручивать сосок. Алинка больше не сопротивлялась. Лишь судорожно глотала слёзы боли и унижения. И хотела только одного - умереть. *** Когда Глеб не обнаружил Макарову на заднем дворе в его сознание закралось очень нехорошее предчувствие. Он заглянул в игровые, затем к Алинке в комнату, но девочки словно след простыл. Её соседки сказали, что после обеда Алина в комнату не возвращалась. Дурное предчувствие стало перерастать в панику, которая пробежала по спине мальчика обжигающей волной. Самойлов вернулся на улицу, осмотрелся ещё раз и вдруг понял, что ему надо найти физрука. Просто узнать, где он. А уже после сообщить Людмиле Германовне об исчезновении Алины. Несмотря на то, что стояло лето и никаких уроков физкультуры у ребят не было, кроме утренней зарядки, Глеб решил, что логичнее всего начать поиски Константина Валерьевича со спортзала. Но зал оказался пуст. Глеб закусил губу и снова задумался. В этот момент тишину помещения неожиданно прорезал приглушенный звук. То ли всхлип, то ли стон, то ли плач. То ли всё вместе. Мальчик замер. До его слуха со стороны маленькой каморки, где обычно хранились всякие мячи, сетки для волейбола, канаты, скакалки, маты и прочая спортивная атрибутика, донесся новый шум. Какая-то возня, вздохи, хрипы и шорохи. Самойлов на цыпочках подошёл к двери. Прислушался. Затем осторожно приоткрыл её. Ему уже приходилось видеть, как занимался сексом Вадим. Но вид Алины - испуганной, дрожащей, потерянной и жалкой совсем не походил на вид девицы брата, постанывающей от удовольствия. От увиденной картины кровь зашумела в висках. Во рту моментально пересохло. - Отпустите её! - произнёс он, сам не узнавая своего голоса, пытаясь сбросить онемение. Мужчина одарил Глеба уничтожающим взглядом, но насиловать девочку не прекратил. - Может, хочешь быть следующим? - со смехом отозвался он и сильнее дёрнул бедрами. Очередной всхлип Алинки едва не разорвал Глебу сердце. Может он и не любил её так, как она того хотела, но вне всякого сомнения мальчик очень дорожил их дружбой. Он с такой силой зацепил зубами нижнюю губу, что оторвал кусочек кожи и ощутил во рту привкус крови. Физкультурник в это время испустил протяжный стон и, отстранившись от Макаровой, толкнул её лицом вниз на маты. - К твоему счастью мне сейчас не до тебя, - продолжал он, будто ни в чём ни бывало, оттирая свой член от спермы и крови каким-то замызганным платком. - Хотя в армии я, помнится, славно развлекался с такими сопляками, которые ни разу подтянуться не могут. Константин Валерьевич рассмеялся и небрежным движением швырнул девочке её одежду. - Одевайся, и убирайтесь отсюда! Чтобы через пять минут и духу здесь вашего не было. - Процедил он сквозь зубы. А затем развернулся к Самойлову и с силой дёрнул его за руку, заламывая её за спину. - Надеюсь, ты понимаешь, что об увиденном должен молчать, - прошипел он. - И подруге своей скажи, чтобы держала язык за зубами, иначе вы оба пожалеете. Через секунду мужчины уже не было в помещении. Лишь тошнотворный запах изнасилования и страха остался витать в воздухе. В подсобке повисла мёртвая тишина. Алина, отвернувшись от Глеба, дрожащими руками натянула белье, затем шорты и блузку, полы которой она завязала узлом на животе, так как ни одной целой пуговицы на ней не осталось. - Лучше бы это был ты, - еле слышно проговорила Алинка, прижимая руки к животу, пульсирующему от боли. Её нутро горело огнём, а к горлу при каждом вдохе подкатывала тошнота. От слов Макаровой Глебу сделалось не по себе. Он бы никогда и ни с кем не смог бы поступить подобным образом. Это слишком низко, слишком дико и отвратительно. Мальчик сочувственно посмотрел на подругу: - Надо сказать Людмиле Германовне, чтобы она вызвала милицию, - осторожно произнёс он. - Нет, - без колебаний возразила девочка и на мгновение зажмурилась. - Не надо. Я не хочу. Не хочу, чтобы об этом узнали, чтобы весь детдом показывал на меня пальцем. - Но тебе надо к врачу, у тебя кровь… там, - смущённо прошептал Самойлов. Алина судорожно всхлипнула и заглянула Глебу в глаза. - Давай сделаем вид, что ничего не было, - тихо сказала она. - Что ты ничего не видел. - Но я видел! - помотал головой Глеб. - Пойми, я не хочу помнить то, что произошло. Самойлов не был согласен с этим. Он и так ругал себя за то, что пошёл на поводу у Алинки и раньше не рассказал никому о том, что физкультурник уже давно цепляется к ней. Но ведь мальчик даже предположить не мог, что всё закончится изнасилованием. Глеб проводил подругу до её комнаты и та, прежде чем проскользнуть в ванную, ещё раз попросила его молчать. - А если он опять это сделает? Макарова поморщилась, губы её задрожали, а глаза вновь наполнились слезами. Глеб протянул руку и аккуратно заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос. А после скрепя сердце всё же дал обещание и добавил, что зайдёт к ней попозже. - Я… я лягу. Скажу, что у меня месячные. - Устало произнесла девочка и, словно тень, юркнула за дверь. В ванной Алину стошнило. Кое-как приняв душ и приведя себя в относительный порядок, она переоделась в чистую одежду и забралась в постель. На вопросительные взгляды соседок, сказала, что у неё начались критические дни раньше срока. Обычно такой ответ удовлетворял всех - и подружек, и воспитателей. Тем более он избавлял от дополнительных вопросов, так как подробности никто знать не хотел. Ужинать Алинка не пошла. У неё не было ни аппетита, ни желания кого-либо видеть. Чувствовала она себя ужасно - боль не отпускала, голова была тяжёлой, от таблетки, которую раздобыл Глеб у медсестры, во рту образовалась сухость. - Я бы хотел тебе помочь, - прошептал Самойлов, касаясь плеча подружки. - Спасибо, - выдохнула Макарова. Мальчик смотрел во влажные глаза Алины, а его сердце болезненно толкалось в горло. - Хочешь, я принесу тебе чай? - Не надо, - тяжело вздохнула Алинка и отрицательно покачала головой. Она видела во взгляде Глеба искреннюю озабоченность и была чрезвычайно благодарна ему за участие. - Я посплю. Увидимся утром, ладно? - Знаешь, я… - голос Глеба надломился, и он не стал продолжать. Сейчас всё было некстати. Макарова прикусила губу, чтобы снова не заплакать, и закрыла глаза. Вскоре, в полном изнеможении, она отключилась. Глеб весь вечер не находил себе места. Ничто не могло отвлечь его от тяжёлых мыслей. Он пытался читать, но не понимал ни слова из прочитанного, три раза бегал на улицу курить, написал стихотворение, но в итоге скомкал его и выбросил. Не находились такие слова, чтобы передать раздирающие его душу эмоции. Опустошённый, Самойлов повалился на кровать и укрылся с головой одеялом, но сон не шёл к нему. Едва мальчик закрывал глаза, как перед внутренним взором вспыхивала одна-единственная картина - Алина с затравленным взглядом и Константин Валерьевич, насилующий её с похотливой ухмылкой. Задремал Глеб лишь на рассвете. Перед этим приняв важное решение - непременно рассказать обо всём Вадиму, как только тот вернётся. Вадик взрослый. Вадик наверняка знает, что надо делать. А в том, что делать что-то надо, Глеб больше не сомневался, и ему было наплевать на угрозы физрука.