Ничьи

- Вадим, ты ведь понимаешь, что после случившегося я больше не могу позволять тебе забирать Глеба на выходные. И уж тем более снимается твой запрос об опеке над ним, - сказала Лариса Васильевна Вадику через несколько дней после того, как младший Самойлов вернулся в детский дом. - Но это ведь была случайность, - Вадим растерянно взглянул на директрису. - Глеб же вам сам сказал, что такого больше никогда не повторится. Женщина побарабанила пальцами по столу, затем встала, подошла к окну и вернулась обратно. - Меня из-за этого инцидента вызывали в РОНО, отчитывали словно девчонку, хотя наш детский дом до сих пор был на хорошем счету. - В голосе Ларисы Васильевны отчётливо слышались металлические нотки, а от её взгляда сквозило холодом. - Мне жаль, что мы доставили вам столько неудобств, - проговорил Вадик. - Вадим, в те дни, когда ты забирал брата, ты нёс за него полную ответственность. Но ты не справился, не досмотрел за ним, - сосредоточенно говорила директриса, продолжая смотреть на старшего Самойлова. - И зная характер Глеба, не исключено, что такое может повториться. Тебе не хватает твёрдости в общении с ним. Он из тебя верёвки вьёт. - Это не так, - протестующе ответил Вадим. - Такое ведь впервые произошло. - Лиха беда начала, - тихо произнесла женщина, словно разговаривая сама с собой, а затем громче добавила: - Поверь моему опыту, что это так. Причём, так было ещё с того момента, как только вы появились у нас. Он уже тогда управлял тобой. - Глеб тяжело переживал смерть родителей, - попытался оправдать брата Вадик. - А ты разве нет? Самойлов молчал. - Разве тебе было легко? - повторила свой вопрос Лариса Васильевна, как будто ответ Вадима что-то мог изменить. Вадик с двенадцати лет всегда чётко знал одно - он полностью отвечает за младшего брата. Он верил, что так хотела бы их мама. И он не мог её подвести. - Три месяца, - озвучила свой приговор директриса. - За то, что он сделал и за то, что ты не досмотрел за ним, я лишаю вас на три месяца возможности проводить вместе выходные за территорией детского дома. Вадим понуро поднялся со стула. Он почувствовал, как в его душе нарастает злость, но знал, что спорить бесполезно. Глеб в ожидании старшего стоял в коридоре. - Ну, что? - подбежал он к брату, как только увидел его. - Ничего, - покачал головой Вадик. - Но как так… Я же признал свою вину, извинился… - Начал Глеб. - Думать надо было головой, прежде чем бежать из дома, - вспылил старший, но тут же прикусил язык. Самойлов-младший не решился перечить и, виновато поджав губы, невидящим взглядом уставился в окно, за которым шёл проливной дождь. - И какой срок наказания? - с обидой в голосе спросил он. - Три месяца. Сознание Глеба прожгла мрачная мысль. Три месяца они не смогут с братом оставаться наедине. Между ними не будет никаких поцелуев, не говоря уже о различных ласках. И если раньше младший успокаивал себя тем, что как мог, руками, губами, языком, но доводил Вадима до оргазма, то теперь об этом нечего было и думать, и просить Вадика быть верным, не изменять и дождаться его, он не мог, ибо сам во всём был виноват. Вадик не трахался ни с какой Алёной, но вот теперь он точно найдёт себе девчонку для секса и будет прав. - Три месяца - это долго, - пробормотал он, силясь скрыть своё разочарование. От расстроенного вида брата у Вадима защемило внутри. - Я буду приходить к тебе, - попытался он утешить Глеба. - Это не то, - Глеб осмелился взглянуть на старшего. - Ты знаешь о чём я. - Будешь дрочить по ночам под одеялом, - понизив голос, с улыбкой ответил Вадим. Младший сделал глубокий вдох: - Я не о себе беспокоюсь, - протянул он. - И я тоже буду дрочить. Но не обещаю, что только по ночам и уж точно не под одеялом, - рассмеялся Вадик. Взгляд Глеба снова сконцентрировался на ливне за окном. Он не собирался озвучивать вслух то, что было у него на сердце. Ссориться с братом снова совсем не хотелось. Если ему нужна будет девчонка для секса, значит, так тому и быть. - Вадик, а как ты думаешь, к Алинке в больницу меня с тобой отпустят? - поинтересовался Глеб, меняя тему. - Не знаю, надо спрашивать. - Спросишь? - младший повернулся к брату. - Или мне самому? Старший Самойлов задумчиво молчал и смотрел куда-то поверх головы младшего. - Я скучаю по ней, - устало вздохнул Глеб. - Здесь больше даже поговорить не с кем. - Понятно, - Вадим медленно перевёл взгляд на Глеба, всё ещё о чем-то размышляя. - Что? - младший с непониманием смотрел на Вадика. - Я… я пойду прямо сейчас спрошу, - ответил Вадим и быстрым шагом снова направился в кабинет Ларисы Васильевны. - Может, лучше у Инны сначала узнать? - задал вопрос Глеб в спину старшего, но тот уже не слышал его. Он ворвался в директорский кабинет без стука и сходу выпалил: - Я сообщу в РОНО и в милицию об изнасиловании Алины, если вы мне не позволите забирать брата. - Что ты сделаешь? - переспросила Лариса Васильевна. Она пришла в ужас от слов бывшего воспитанника, но старалась не показать этого. - Глеб был свидетелем этого преступления, и если начнётся разбирательство, то вы не сможете отрицать, что девочку изнасиловали, - сохраняя спокойствие, пояснил Вадим. Женщина отложила ручку, и Вадик заметил, что пальцы её задрожали. - Я не шучу, - добавил он. - Это называется шантаж. Самойлов усмехнулся: - У вас научился, - дерзко ответил он. - Вспомните, что именно вы мне сказали, что если информация об изнасиловании выйдет за стены детского дома, то его могут расформировать, а Глеба перевести в другое учреждение, и тогда наши с ним шансы на общение значительно уменьшатся. Что это было, как не шантаж? В голосе Вадима директриса слышала решимость и готовность идти до конца в борьбе за младшего брата. По его самоуверенному виду она понимала, что он может осуществить то, что сказал, и тогда побег шестнадцатилетнего подростка покажется лишь цветочками по сравнению с тем, что начнётся потом. - Хорошо, - Лариса Васильевна, взвесив все «за» и «против», сдержанно кивнула. - Можешь забирать его, как и раньше, в субботу после занятий и до ужина воскресенья. - Нет, - неожиданно возразил Вадик. - Я буду приводить его в понедельник к первому уроку. Женщина с каменным лицом посмотрела на Самойлова. - Не возражаю, - процедила она сквозь зубы. Хотя Вадим прекрасно понимал, что у неё просто не было выбора. На самом деле он презирал разного рода угрозы, но и ему больше ничего не оставалось. Директор детского дома сама поставила его в такое положение. - Можешь идти, - сказала она, бросив взгляд на часы. Вадик откашлялся, вновь привлекая к себе внимание. - Глеб хочет навестить Алину в больнице, мы можем поехать туда завтра? Лариса Васильевна сжала пальцы в замок. - У неё всё хорошо. - Глеб скучает по ней, - объяснил Самойлов, недоумевая, почему директриса не понимает таких очевидных вещей. - И наверное, она по нему тоже. Они же дружили. - Если вас будет сопровождать Инна Борисовна или Ангелина Павловна, то можете съездить в больницу завтра, только пусть они уточнят время посещений. *** - У Макаровой нет никого, она же детдомовская. А такие практически никогда не возвращаются в детские дома, кому они там нужны? Руководство только радо спихнуть таких детей к нам. Неужели они сами будут возиться? А мы что можем, у нас же не сто рук? К домашним детям родители приходят днём, сами ухаживают за ними, да нам и врачам денежку подкидывают, поэтому таким и внимания больше, а тут… - А что у неё? - Соматопсихическая деперсонализация. - Но ей же помимо антидепрессантов и ноотропов нужны положительные эмоции, занятия спортом, её нельзя выключать из социума. - Ты особо-то не умничай, а то твой первый рабочий день станет последним, у нас выскочек не любят. Раз сама не выучилась на врача, так лучше помалкивай - работу сохранишь. - И сколько же она здесь пробудет? - У нас недолго, переведут во взрослое отделение. Алина замерла от случайно подслушанного разговора медсестёр и осталась ни жива ни мертва. Чай, который она пила небольшими глоточками, немного пролился ей на колени. Её начало трясти. Захотелось забраться под горячую воду и смыть с себя все прилипшие неудачи и несчастья, невидимую грязь, а затем и саму себя спустить в канализационный слив. Чтобы больше никто и никогда не сделал ей больно и не говорил о ней так, будто она не человек, а неодушевлённый предмет. - Макарова! - дверь в палату резко распахнулась, но никто из четверых пациенток не повернул головы в сторону вошедшего. - К тебе посетители. Поднимайся, живо! В холле на первом этаже её ждали Глеб, Вадим и Ангелина Павловна. Самойлов-младший, завидев подружку, с облегчением выдохнул и устремился к ней навстречу. Алина выглядела такой хрупкой, что казалось она вот-вот может расколоться, словно хрустальная ваза в чьих-то неловких руках. Они расположились на самой дальней кушетке, сев лицом к окну. Ангелина Павловна решила переговорить с медсестрой, приведшей к ним девочку, а Вадик принялся изучать информационные плакаты, развешанные на стенах. - Мне никто не говорит, когда меня выпишут, - пожаловалась Алинка Глебу, глядя на него совершенно убитым взглядом. - Врачи постоянно заставляют пить таблетки, от которых всё время хочется спать. А если я сама себя вынуждаю не спать, то начинает болеть голова. Глеб слушал Алину, внимательно всматриваясь в её лицо. - Но тебе лучше, чем было до больницы? Девочка неопределённо пожала плечами: - Я не понимаю, от чего меня лечат. Знаешь, кто у меня соседки по палате? Видел бы ты их, я по сравнению с ними ангел. Одна вечно голосит, другая тупо сидит на кровати и качается из стороны в сторону, третья всё время что-то бубнит себе под нос. И ещё от них пахнет. - Пахнет? - переспросил Самойлов. - Потом? - Безумием. И потом тоже, - Алинка невесело усмехнулась и понуро уставилась в пол. - Я свихнусь, если и дальше останусь тут. Никогда не думала, что скажу это, но я хочу вернуться в детдом. - Она резко сжала кулаки, но тут же выпрямила пальцы. - Мне страшно, Глеб. А лекарства мешают думать, я из-за них как будто всё время в тумане. Но я ведь не сумасшедшая. - А ты можешь не пить эти лекарства? - поколебавшись, спросил Глеб, коснувшись плеча девочки. - Как? - шёпотом спросила Макарова. - Медсестра стоит рядом, пока не проглотишь таблетку. Мальчик прижался лбом к виску Алины так, что она ощутила его дыхание, его губы почти касались её уха. - А ты сделай вид, что проглотила, а потом, когда она уйдёт, смой таблетку в унитаз, - прошептал он и отстранился. Со стороны могло показаться, что он просто поцеловал девочку. - А что, это идея, - Алинка немного оживилась и даже потрепала кудри Глеба. - И как я сама до этого не додумалась? Глеб улыбнулся нежно и немного виновато. - Я поговорю с Инной Борисовной, может быть она сумеет убедить Васильевну, что тебе тут не место, - пообещал он. - Спасибо. Больше они о больнице не говорили. Самойлов рассказал подружке последние детдомовские новости, а затем поделился своими приключениями. - Тебя искала милиция? - удивилась Макарова, наморщив лоб. - Угу, - кивнул Глеб. - Но нашёл Вадик. Алина чуть приподнялась, просунула руки ладонями вниз под бедра и опустилась на них. - А если бы не нашёл, что тогда было бы? - спросила она. - Не знаю, - поспешно ответил Глеб. - Я не думал об этом. - Я бы хотела убежать с тобой, - тихим шёпотом сказала Алинка. - И чтобы нас никто никогда не нашёл. - И, закусив губу, с тоской уставилась на улицу. Мальчик вздохнул: - Прости меня, Аль. Макарова судорожно выдохнула и всхлипнула: - За что? - За то, что ничем не могу тебе помочь. - Ты можешь, - Алина медленно развернулась к Глебу. - Как? Она ответила не сразу. Сглотнула стоявший в горле ком и поджала потрескавшиеся губы. Несмотря на то, что в больнице Алинка ни на минуту не оставалась одна, она чувствовала абсолютное, мучительное одиночество, от которого ей хотелось на стену лезть и выть волком. Ей было страшно. - Приходи ко мне почаще, - осторожно произнесла девочка. - Я постараюсь, - Глеб бросил на неё жалостливый взгляд и отчего-то покраснел до ушей. Пустота в глазах девочки сменилась надеждой. Она последовала совету Глеба в этот же день. Вот только не стала смывать таблетки в унитаз, а спрятала их под матрас. В первую ночь сна не было совсем. Во-вторую тоже глаза не смыкались ни на минуту. Опять было страшно и плохо. На третью - ей удалось ненадолго отключиться и проспать часа полтора. Алина с трудом сдерживала панику и боролась с желанием снова начать принимать таблетки, чтобы не чувствовать страха, но она из последних сил убеждала себя не делать этого. Лёгкое головокружение от недосыпа и разбитость в отличие от затуманенного лекарствами мозга не мешали ей думать, а значит, она выбрала верный путь. На четвёртую ночь усталость взяла вверх, и девочка наконец-то проспала несколько часов кряду.