Ничьи

- Жить с вами? - Алинка удивлённо вскинула глаза на Наташку, а затем медленно перевела взгляд на Ваню и инстинктивно скрестила руки на груди, хотя Морозов абсолютно ничем не походил на Константина Валерьевича. Она смотрела долго и внимательно, пытаясь понять серьёзно ли они говорят. …У Платоновой несколько дней назад состоялся разговор с Ларисой Васильевной по поводу попечительства над Алиной. Та поначалу настойчиво отговаривала её от такого шага. Предлагала ещё сто раз подумать, говорила, что Макарова - девочка сложная, что лучше им с Морозовым своих детей родить, но если так уж хочется сделать доброе дело, то взять под опеку кого-нибудь из малышей. Но Наташка стояла на своём, объясняла, что дело в конкретном ребёнке, а не гипотетическом, и позже, когда к разговору подключился Ваня, они вдвоём убедили директрису в том, что всё уже не один раз обдумали и взвесили свои возможности, и окончательно решили взять в свою семью Алину. К слову, накануне этого разговора Ванька с Наташкой подали заявление в ЗАГС. Вот только назначенная дата регистрации брака их расстроила, ибо ждать её им придётся три месяца, аж до десятого февраля. Лариса Васильевна объяснила какие бумаги нужно будет собрать будущим попечителям и добавила, что три месяца - это во-первых, стандартный срок, а во-вторых, хороший срок, чтобы ещё раз убедиться в серьёзности своих намерений. Тем не менее на следующий день Ваня с Наташей отправились в больницу к Алине. - Да, с нами, - ответила Платонова, глядя на девочку, в глазах которой плескалась печаль одиночества. Она не стала ничего скрывать от Алины и рассказала ей, что после нового года её намереваются перевести во взрослое отделение, а речи о её возвращении в детский дом пока даже нет. - Но как же так? - растерялась Макарова. - Я ведь хорошо себя чувствую, хорошо себя веду. Я не создаю никому проблем по сравнению с другими девочками из палаты. - Она понизила голос и беспомощно развела руками. - За что они так со мной? - Я не знаю, милая, - у Наташки заслезились глаза и сжалось сердце от сочувствия к девочке, но она не решилась обнять её, а лишь мягко накрыла её руку своей и слегка сжала пальцы. Она хотела, чтобы Алина снова обрела надежду, хотела дать ей шанс стать счастливой. - Мы не можем повлиять на решения, принимаемые врачами вместе с Ларисой Васильевной. Всё что мы можем - это забрать тебя в нашу в семью. - Соглашайся, Аль, - подал голос Глеб, до этого сидевший молча. - Наташка классно готовит, пальчики оближешь, а Ванька знает кучу интересных историй, с ним скучать не придётся. И ещё он будет тебя защищать от всех. Тебя больше никто и никогда не обидит. - Я… - Алинка скромно улыбнулась. - Я, конечно, согласна. Но вам-то зачем это? - Она почему-то посмотрела на Морозова и закусила губу. - Люди должны помогать друг другу, - задумчиво проговорил он. - Особенно в тяжёлые моменты и иногда в ущерб собственным интересам. - Вам придётся кормить меня и вообще тратить деньги, на которые вы могли бы себе что-то купить, - вздохнула Алина. - Не обеднеем, тем более государство нам будет деньги выплачивать, - ответила Наташка. - Для того, чтобы кому-то помогать не обязательно быть богатым, достаточно быть добрым, - философски заметил Вадим. - А когда… - Макарова кашлянула. - Когда вы сможете забрать меня… домой? - Последнее слово она произнесла с придыханием. - Вот здесь есть небольшая загвоздка, - сказал Ваня. - Нам сначала надо собрать кое-какие справки и документы, а главное, официально оформить отношения. - То есть, пожениться? - уточнила Алинка. Наташа кивнула. - Но это будет только через три месяца, - с грустью добавила она. Алина опустила голову, плечи её поникли. - Ясно, - тяжело вздохнула девочка. - Значит, новый год я проведу здесь. - Ближе к новому году мы попробуем договориться, чтобы хотя бы на пару дней забрать тебя, - попыталась успокоить Алинку Наташа. - Хорошо бы, - Макарова перевела взгляд на Глеба и попыталась улыбнуться. *** Самойлов-младший сидел на скучном и утомительном уроке английского языка в ряду около окна и, думая о чём-то своём, рассматривал цветы в горшках, уставленные по всему подоконнику. У них с Вадиком дома был лишь кактус и вымахавший до огромных размеров фикус, да и те им в своё время принесла Платонова. А тут эти, кажется, фиалки цвели круглый год. Белые, розовые, фиолетовые, бордовые. Но больше всего ему нравились синие с белой окантовкой по краям. Засмотревшись на цветы, Глеб не сразу услышал, что прозвучала его фамилия. - Самойлов, опять витаешь в облаках?! - учительница неожиданно материализовалась перед ним. Глеб открыл рот, но тут же закрыл его. Он понятия не имел о чём его спрашивали, но взглянув на доску, заметил стоящую возле неё старшую медсестру - Олесю Юрьевну, зорко смотревшую на него. - Давай, Самойлов, шевелись, - англичанка нервно постучала пальцами по парте. - Не отвлекай класс от урока. Глеб догадался, что ему надо пойти с медсестрой и, закрыв учебник вместе с тетрадью, выбрался из-за парты. - С минуты на минуту приедет скорая, - проговорила женщина и торопливо зашагала по коридору. - Идём скорее. - Зачем? - недоуменно спросил Глеб, едва поспевая за ней. - Зачем приедет скорая? - На снимке у тебя небольшое затемнение обнаружено, нужно срочно ехать в больницу, чтобы сдать анализы и провести дополнительное обследование, - не останавливаясь, сообщила медсестра. Самойлов вспомнил, что четыре дня назад их класс водили на очередную ежегодную диспансеризацию в поликлинику и помимо прохождения разных врачей, для обследования органов грудной клетки им впервые предстояло сделать флюорографию. Ничего страшного в этой процедуре не было, поэтому Глеб благополучно забыл о ней сразу, как только покинул рентгенологический кабинет. - А какие анализы будут брать? - Кровь, ещё один снимок сделают… - на ходу перечисляла Олеся Юрьевна. - Но кровь же уже брали! - Глеб не хотел, чтобы ему опять кололи палец и со всей силы давили на него, выкачивая капли крови. Это было и больно и противно и вообще до ужаса неприятно. А ещё после этой процедуры у него кружилась голова. - На это раз из вены возьмут. - Откуда? - Самойлов оторопел и стал отставать. - Идём-идём, - оглянулась на него женщина. Едва Глеб успел переодеться, как Олеся Юрьевна, увидев в окно подъезжающую машину скорой помощи, снова заторопила его. - Мне нужно сообщить брату, - пытаясь собраться с силами, проговорил Глеб, когда они спустились на первый этаж. - Потом, - медсестра устремилась навстречу бригаде врачей. - Потом его оповестят. Самойлов искоса бросил взгляд на подошедшую директрису и снова обратился к медсестре, не желая сдаваться просто так: - А Наташку можно позвать? - Какую такую Наташку? - строго спросила Лариса Васильевна. - Может, Наталью Игоревну? - Ну, да-да, - кивнул головой нахмурившийся Глеб, не понимая к чему сейчас нужны все эти формальности. - Так она не работает сегодня. Глеб ругнулся себе под нос, а через несколько минут он уже плёлся за врачами на улицу. Он ненавидел оказываться в больницах в качестве пациента с тех самых пор, как впервые побывал там. Один запах лекарств чего стоил, да отсутствие туалета в палате не просто раздражало, а бесило до невозможности, особенно когда приходилось плестись в конец коридора посреди ночи. - Значит, подозрение на очаговый туберкулез? - произнесла Лариса Васильевна, изучая бумаги, оставленные врачом скорой помощи. - К сожалению, да, - отозвалась Олеся Юрьевна. - Только этого нам не хватало, - директриса покачала головой и направилась в свой кабинет, намереваясь связаться с Вадимом. Однако, Вадик на телефонные звонки не отвечал, а ей пора было ехать в министерство на совещание и поэтому она попросила своего зама - Раису Дмитриевну, во что бы то ни стало дозвониться до старшего Самойлова. Но и той не удалось связаться с братом Глеба. Хотя администрации детского дома было прекрасно известно, что Вадим остался работать в «Политехе», но никто не догадался позвонить в институт. Раиса Дмитриевна пообещала самой себе вызвонить Вадика ближе к вечеру, но закрутившись с текущими делами, напрочь забыла об этом. *** Глеб лежал на больничной койке в душной палате рассчитанной на шестерых человек и, исподтишка наблюдая за своими пятью соседями, ждал старшего брата. А в том, что тот придёт он даже не сомневался. Впрочем, время шло, миновал обед, за окном опускались сумерки, а Вадим так и не появлялся. Мало-помалу Глеб начал злиться. Разговор с другими мальчиками у него не клеился, и если поначалу он пытался выдавливать из себя какие-то слова, то вскоре ему это наскучило и, вытянувшись на кровати, младший Самойлов закрыл глаза, проигнорировав сообщение о том, что пора идти на ужин. По приезде в больницу у Глеба сразу же взяли кровь из пальца и из вены, а также снова сделали флюорографию. Оказалось, что сдавать кровь из вены ничуть не больно, а вот безымянный палец на левой руке опять ныл. Чуть позже его осмотрел врач, но ничего внятного, по крайней мере, внятного для Глеба, он не сказал. Когда окончательно стемнело и в палате выключили свет, Глеб понял, что Вадик не придёт. Сердце его заныло. Глаза наполнились слезами. Он зажмурился. Под веками всё расплылось, а затем потемнело. *** По понедельникам Вадим никогда не навещал младшего брата, а потому пребывал в полном неведении относительно того, что с ним случилось. Обычно Вадик заглядывал к Глебу по средам, когда у него не было репетиций после работы. И эта неделя не должна была стать исключением. Он знал, что если с Глебом вдруг что-то случится, то ему непременно об этом сообщат. А с тех пор, как в детском доме стала работать Наташа, его спокойствие возросло в разы. Но на этот раз понедельник и вторник у Платоновой были выходными днями, поэтому заметила она отсутствие младшего Самойлова лишь в среду ближе к обеду, когда не обнаружила его среди вернувшихся со школьных занятий детей. - А где Глеб? - поинтересовалась Наташа у Кирилла - мальчика, который жил в одной комнате с Глебом. - Так его же ещё в понедельник в больницу увезли. - Что? - Платонова испуганно поднесла ладонь ко рту. - А что случилось? - У него этот… - Киря задрал голову к потолку, вспоминая. - Туберкулёз. Наташка охнула и побежала к старшей медсестре за подробностями. Но в медицинском кабинете никого не было. Наташа нервно переступила с ноги на ногу и присела на кушетку, намереваясь дождаться Олесю Юрьевну. Однако по истечении трёх минут она поняла, что не может сидеть просто так и, поднявшись, заходила по кабинету. «Интересно, - думала Платонова. - Знает ли Вадим о произошедшем? И если знает, то почему он ей ничего не сказал? Значит, скорее всего он не в курсе». Девушка села за стол и сняла с телефонного аппарата трубку, решив связаться с Вадиком, позвонив ему в «Политех». Пока она набирала номер, ей на глаза попался лист бумаги. Разобрать медицинские каракули, кроме фамилии «Самойлов» она не смогла, зато прекрасно поняла приписку, сделанную сбоку другим почерком. Там был указан адрес больницы, а рядом стояли две буквы «ПЛ» и две цифры «22». Девушка догадалась, что это номер палаты. *** Глеб прождал Вадика и весь вторник тоже, не понимая, почему он не приходит к нему. Мысль о том, что Вадиму просто-напросто не сообщили о том, что он в больнице, ни разу не пришла ему в голову. Неужели у Вадика были более важные дела? Дела, которые никак нельзя было отменить или хотя бы отложить на время? Глеба душила жгучая обида, подкатывая комом к горлу. А перед глазами стояла улыбка старшего, которую он так любил. «А что если Вадику не нужен больной брат? - думал мальчик. - Или он не приходит потому что боится заразиться? А если всё-таки он не любит меня так сильно, как говорит?». Масса вопросов крутилась в голове Глеба, но ответов на них не находилось. Он сидел на кровати, подоткнув под спину подушку и смотрел в окно. Ему было одиноко и страшно. А от мысли, что старший брат может его бросить, хотелось волчонком выть на луну. К мальчишкам с соседних коек приходили родители, приносили фрукты, книги, ему же даже нечем было заняться, кроме того, как пялиться в окно, из которого открывался совершенно не впечатляющий вид, и жалеть себя. Но когда в голову неожиданно полезли строки, Глеб обратился к своему соседу, попросив у него лист бумаги и ручку. - Письмо решил написать? - спросил тот, протягивая сдвоенный листок в клетку и «биковскую» шариковую ручку с синим колпачком и прозрачным корпусом. - Типа того, - ответил Самойлов и добавил: - Крутая ручка. - Можешь оставить себе, мне отец из загранки много таких привёз. - Спасибо, - поблагодарил Глеб и снова уставился в окно. А через пару минут начал писать: …Плохая игра, я все потерял, Я лишь сохранил своё окно, Я, может быть, уйду из него, Но ещё холоднее зима и вода, Неживая вода. …Плазма огня и блестящая ртуть, Всё бежит, я не знаю куда, Я лишь вижу - они бегут от окна. Не узнать, не назвать, не вернуть, Лишь вода - Неживая вода. Я никогда не был таким старым, Я никогда ещё не был таким мертвым, И если это только начало, То каким же веселым будет конец! Течёт неживая вода… *** Вадим, выслушав сбивчивое сообщение Наташи, тут же рванул в больницу. Она предложила ему подождать немного, чтобы дать ей время выяснить подробности, но Вадик, узнав, что Глеб в больнице уже третий день, ничего ждать не собирался, сказав, что всё выяснит сам. - Да не волнуйся ты так, - Олеся Юрьевна мягко дотронулась до Наташкиного плеча. - По всей видимости, тревога была ложной, на повторном снимке никаких затемнений не обнаружено и результаты анализов хорошие. С таким здоровьем его хоть сейчас в космос можно отправлять. - Улыбнулась женщина. - Ангелина уже уехала за ним, так что с минуты на минуту они вернутся. Наташа отругала себя за то, что поторопилась со звонком Вадиму и теперь переживала, что Самойловы могут разминуться. Так оно и вышло. Поскольку у Вадима был номер палаты, он не стал задерживаться у регистратуры, а тут же свернул на лестницу, на ходу сдёргивая с себя куртку, и взбежал на второй этаж. Отыскав нужную ему палату, он остановился, сделал пару глубоких вдохов, чтобы отдышаться и тихонько заглянул внутрь. Все кровати, кроме одной были заняты чужими мальчишками, а свободную койку заправляла свежим бельём медсестра. Ноги у Вадима подкосились, он вцепился пальцами в дверь, стараясь удержать равновесие. Он знал, что от туберкулёза умирают, но не за три дня же. Несмотря на это, внутри у Самойлова-старшего всё опустилось, морозный румянец в мгновение ока сошёл с лица, сердце рухнуло в пропасть. - Вы к кому? - спросила у Вадима медсестра, закончившая перестилать койку. - Сейчас не приёмные часы. - К брату, - Вадик в полной растерянности отступил в коридор и сполз по стенке на корточки. Ноги больше не держали его.