Ничьи

- Наверное, не так уж и важно сколько лет ты прожил, намного важнее то, что ты успел сделать за это время, - говорил Вадим, стоя у гроба Морозова. - Ванька был героем. Настоящим. Бесстрашным. Он справился с одной из самых сложных задач - вернулся с войны. До того, как он попал в Афганистан, это был человек-праздник. Никогда не унывающий, веселый, доброжелательный. Он был настоящим другом, и для меня было огромной честью дружить с таким человеком, как он. - Самойлов замолчал, вглядываясь в спокойное лицо Ваньки. А затем, уже чуть тише, обратился к нему лично: - Мне тебя уже не хватает, дружище. Без тебя мир стал иным, и я пока не понимаю, как теперь в нём жить дальше. Я знаю, что Наташа - любовь всей твоей жизни. И я обещаю тебе, что не оставлю её и всегда окажу любую помощь и поддержку. Земля тебе пухом. Наташка вне себя от горя, облачённая во все чёрное, постаревшая за последние дни лет на десять, стояла возле Вадима, прижав стиснутые пальцы ко рту. Вадик взглянул на девушку, мягко тронул её плечо и подошёл ко второму гробу. Он был гораздо меньших размеров, и весь усеян белыми гвоздиками и плюшевыми игрушками среди которых покоилась крохотная девочка, больше похожая на куклу. - Невероятно жаль, что жизнь этой малышки оборвалась так и не начавшись. Я знаю, как Наташа и Ваня ждали её. Помню тот день, когда Ванька объявил мне, что станет отцом. Он выглядел счастливым и гордым. Сейчас она вместе с ним, и если там… - Вадик кивнул головой куда-то наверх, и следующие его слова зазвучали немного тише: - Если там что-то есть, то я уверен, что Ванька позаботится о своей дочери. Нетвёрдой походкой, опираясь на руку Вадима, Наташа подошла сначала к одному гробу, а затем к другому, чтобы попрощаться с мужем и дочкой, унесёнными осенним солнцем в иной мир. Она выдержала кошмарную процедуру заколачивания гробов и опускания их в могилу. А когда похороны подошли к концу, девушка с отчаянной мольбой посмотрела на Вадика. - Я больше не могу, - прошептала она одними губами. - Я не могу терпеть эту боль. Единственное, что ей сейчас хотелось - последовать за любимым. Оставаться одной не имело никакого смысла. И в этот момент её руки инстинктивно прижались к животу, но ощутили лишь пустоту. У неё больше ничего не было. - Убей меня, Вадик, - попросила Платонова. - Сжалься надо мной. Небо рухнуло, придавив девушку своей тяжестью. Вадим взглядом подозвал Глеба и попросил его взять у Саши бутылку водки. Младший Самойлов моментально выполнил просьбу брата. И Вадик, плеснув в стакан немного алкоголя, протянул его Наташке. - Выпей. Девушка, не любившая крепкий алкоголь, безропотно сделала глоток. Затем ещё один. Из её глаз потекли слёзы то ли от обжигающего горла напитка, то ли от того, что её сердце было перемолото в мелкую крошку. Горе пахло. Солью. Полынью. Страхом. Лекарствами. Наташа и не знала, что душа может так болеть. Так выворачиваться и беззвучно скулить, умоляя о покое. Она, пережившая смерть мамы и девочки, для которой сама хотела стать матерью, смирившаяся с тем, что отец отдал её в детдом, променяв на другую семью и других детей, она, казалось бы, выработавшая иммунитет к несправедливости, не могла сейчас подняться с колен, чтобы заставить себя жить дальше. Вадим обнял Наташку, и та с благодарностью прижалась к его груди. Они молчали. Самойлов легонько поглаживал спину подруги и почти невесомо касался губами её волос. Наташа не помнила, как прошли поминки, организацию которых полностью взял на себя Вадим. Её коллега с работы - женщина тридцати с небольшим лет, с которой они успели сдружиться, вызвалась помочь с готовкой. Так же пришли Инна Борисовна и Зоя Петровна - воспитатели из детского дома, на глазах которых росли и Ваня, и Наташа, и братья Самойловы. Зашли ребята-десантники - приятели Морозова. Ненадолго заглянула соседка из квартиры напротив, выразить свои соболезнования. Есть Наташка не могла. Еле-еле под уговоры Вадима и Саши она заставила себя проглотить блинчик с завернутым в него сладким рисом и запить всё это «Кагором». А после просто молча сидела за столом, разглядывая линии на своих ладонях. Ощущая себя на краю туманной бездны. Не веря, что когда-нибудь сможет обрести равновесие. Наташа не понимала, почему она осталась жива, в то время как ни мужа, ни ребёнка у неё больше не было. Почему она не умерла, например, при родах, а осталась проходить через весь этот кошмар. Осталась жить сломанной куклой в вывернутом наизнанку мире. В эту ночь Вадим не решился оставить Наташку одну, а потому они с Глебом снова заночевали у неё. Однако утром он отправил младшего на работу, напомнив ему, чтобы тот заехал домой, покормить котёнка, а сам же ещё накануне взял несколько дней отгулов за свой счёт. Вадик убрал из ванной комнаты Ванькину бритву, пену для бритья и зубную щётку, зная, что Наташа не решится сама сделать это. Затем он приготовил ей завтрак и, поставив на поднос тарелку и чашку, понёс его в комнату к девушке. На осторожный стук Самойлова ответа не последовало. И он, тихонько приоткрыв дверь, боясь разбудить Наташку, если вдруг та ещё спит, заглянул внутрь. Но девушка не спала. Она стояла возле открытого шкафа, прижимая к лицу одну из Ваниных рубашек и плакала. - Нат, тебе надо поесть, - Вадим вошёл в комнату и поставил поднос на тумбочку. - Зачем? - глухо отозвалась Платонова. - Зачем, Вадик? Ради чего? - Не в силах сдерживать себя, продолжая рыдать, вспылила она. - Ради себя самой, - мягко проговорил Самойлов. Он всей душой хотел бы облегчить страдания подруги, но понимал, что совершенно бессилен в этой ситуации. - Я не знаю, как мне помочь тебе, но я очень хочу это сделать. - Ты сможешь вернуть его? - Наташа с надеждой взглянула на Вадима. Вадик глубоко вздохнул. - Он всегда будет в твоём сердце, - сказал Самойлов, с осторожностью подбирая слова. - Никто из нас никогда не забудет его. - Но как мне теперь жить? - размазывая слезы, спросила Наташка. Вадим обнял девушку за плечи, желая защитить её от несправедливости этого мира. Он чувствовал её боль. Кожей ощущал её страдание, слышал отчаянное биение её сердца. - Вдох за вдохом, шаг за шагом, день за днём, - тихо произнёс Вадик. - Я не смогу, - девушка покачала головой. - Если мы с Глебом тебе не надоели, то можем остаться ещё на несколько дней или ты можешь пожить у нас? - предложил Самойлов. - У вас есть свои дела, зачем вам цацкаться со мной? - Наташ, - Вадим мягко поднял лицо Платоновой за подбородок и встретился взглядом с её безжизненными глазами. - Мы - друзья, и наше дело сейчас - это ты. - Ты боишься, что я сделаю что-нибудь с собой? - устало прошептала Наташа. - Я не хочу, чтобы ты горевала в одиночестве, - настойчиво проговорил Вадик. - Это наше общее горе, и я хочу разделить его с тобой. - Спасибо. - И не смей меня благодарить за это, - возразил Самойлов. - Лучше скажи мне, когда тебе к врачу? Девушка смутилась. - Я не помню, - заколебавшись, ответила она. - Да я и не собиралась идти туда. - Я могу сходить с тобой, если хочешь. - В женскую консультацию? - не поняла Платонова. - Да, - кивнул Вадим. - А что такого? Я же в кабинет заходить не буду. - Ладно, - согласилась Наташа. - Но это ещё не скоро. Я скажу тогда. - Хорошо. А сейчас поешь, пожалуйста. Наташка отложила рубашку мужа, села на кровать и взяла с тумбочки чашку с остывшим чаем. Вадик протянул ей бутерброд. Когда вернулся Глеб, Вадим оставил его с Платоновой, а сам сказал, что ему надо ненадолго уйти. - Куда? - тут же насторожился младший. - Просто по делам. Глеб видел, что старшего что-то гложет, но он думал, что это связано с Ванькиной смертью. И по большей части был прав. Но ещё Вадиму не давало покоя то, что за прошедшие с убийства Вани дни у милиции так и не было никаких версий на счёт того, кто совершил это преступление. Хотя во время разговора со следователем Вадик упомянул имя Гриши и, не вдаваясь в подробности, сказал, что Морозов в последнее время достаточно тесно с ним общался. Во время поминок Вадим улучил момент и попросил Матвея о встрече, зная, что это он свёл Ваньку с Григорием. И сейчас Фролов ждал его неподалёку от прежнего Ваниного места жительства. - Вадим, я бы тебе не советовал связываться с Гришей, - сказал Матвей в ответ на просьбу Вадика дать ему адрес Григория. - Ты что-то знаешь? - спросил Самойлов, поднимая глаза на собеседника и пытаясь хоть что-то прочитать на его лице. - Это он сделал, да? Матвей пожал плечами: - Я не знаю кто это сделал. Но если даже и он, то ты ничего не докажешь. У него отличные связи. Менты прекрасно осведомлены о его, так называемом бизнесе. Или ты думал, что его никто не крышует? Вадим размышлял несколько секунд над словами Фролова, а затем наконец сказал: - Ты предлагаешь мне сидеть сложа руки? - Ты не в силах ничего сделать, - Матвей достал из кармана пачку сигарет. - Ты не сможешь тягаться с системой. А если и попытаешься что-то выяснить, то они быстро найдут способ остановить тебя. - Выудив две сигареты, он протянул одну Вадику и закурил сам. - Я не боюсь, - ответил Самойлов, делая затяжку. - Тогда за брата своего побойся, - предостерёг его Матвей. - Они не узнают о нём. - Узнают, даже не сомневайся, - Фролов сплюнул себе под ноги. - А если Гриша действительно причастен к Ванькиному убийству, то он пойдет на всё, чтобы это скрыть. И менты будут на его стороне, потому что он им отваливает хорошие бабки. Рука руку моет, понимаешь? Вадим не понимал. Не понимал, как могут люди по долгу службы обязанные защищать других людей, выбравшие профессию милиционера, чтобы раскрывать преступления, как могут они становиться продажными тварями и пособничать убийцам и наркодилерам. *** Пять дней Самойловы прожили у Наташи, после чего та вдруг объявила, что решила выйти на работу, хотя у неё ещё был не закрыт больничный лист, и директор дома ребёнка, в котором она работала, была готова предоставить ей внеочередной оплачиваемый отпуск по семейным обстоятельствам. - Я должна что-то делать, - сказала Наташка. - Чем-то заниматься. А на работе меня ждут брошенные детки, которые нуждаются в помощи. По ночам тоска сводила девушку с ума. Она не могла смириться с тем, что Ваньки больше нет. Не могла до конца поверить, что больше никогда не увидит его, не заговорит, не прикоснется. Каждый новый день проверял её на прочность. И Платонова из последних сил, в большей степени благодаря Вадиму, заставляла себя жить. Заставляла себя дышать. Заставляла себя есть. Единственное чего она не могла, так это спать. Из ночи в ночь Наташа разбивалась на тысячу мелких осколков, медленно сгорая в огне необъятного горя и задыхаясь под тяжестью свинцовых туч скорби. - Ты уверена, что готова… - Вадим пытался подобрать правильные слова. - Ухаживать за чужими детьми? - Вадик, они не чужие, они ничьи. Они такие же, какими были и мы когда-то. Самойлов поражался Наташкиной стойкости. Сам он наоборот день ото дня чувствовал себя всё хуже. Да ещё Глеба стали преследовать ночные кошмары, а ему самому, чтобы уснуть приходилось накачиваться алкоголем. - Ты зря так много пьёшь, Вадик, - говорил ему Саша, когда во время репетиций тот жаловался на разбитость. - Знаю, - соглашался Самойлов, давая самому себе обещания завязать с выпивкой. Но вечерами всё повторялось сначала. *** Дождь продолжал барабанить по карнизу. Глеб лежал на кровати, свернувшись клубком, и поглаживал устроившегося рядом с ним котёнка, а Вадим, допивая портвейн прямо из бутылки, уговаривал его пойти вместе с ним прогуляться, зайти в бар - выпить что-нибудь ещё, послушать музыку. - Давай останемся дома, - сказал младший, не чувствовавший никакого желания тащиться куда бы то ни было да ещё в такую погоду. - Я не хочу никуда идти. - А я не хочу сидеть дома, - небрежно возразил Вадик, начиная собираться. - Как ты можешь ходить по барам, слушать музыку и бухать, как не в себя почти каждый день? Самойлов-старший непонимающе уставился на брата: - А что, это какое-то преступление? В конце концов я же не девок снимаю, хотя и мог бы. - Он выразительно приподнял бровь и едко заметил: - Учитывая, что ты уже несколько дней не подпускаешь меня к себе. - Мы недавно похоронили Ваню, - с упрёком произнёс Глеб. Вадим нахмурился, провёл ладонью по лицу и подождал секунду, прежде чем ответить. - Именно поэтому мне и надо уйти, иначе я просто рехнусь. Мне необходимо забыть о случившимся хотя бы на время. - Забыть… - глухо повторил Глеб. - Хорошо, не забыть, а не думать, - исправился Вадик. - Просто не думать. Я потерял лучшего друга, неужели это тебе непонятно? - Он повысил голос. Его взгляд заметался по комнате. Зашкалившие эмоции разрушали разум, лишая способности адекватно мыслить. Для младшего это стало последней каплей. Он вскочил и бросился к брату. - Чего ты этим добиваешься? - вскричал Глеб, одновременно всхлипывая. - Хочешь, чтобы теперь я потерял тебя, да?! Старший мутными глазами скользнул по лицу Глеба. Несколько секунд он разглядывал младшего брата, будто впервые видел его, а затем тяжело опустился на диван. - Прости. - Я помню, что чувствовал, когда умерла Алинка, - Глеб опустился рядом с Вадимом. - И я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Ваня… Он ведь был и моим другом тоже. Вадик тяжело вздохнул. - Пока мы жили у Наташки, я не должен был показывать свои чувства, ей и так было тяжело. Да и мне казалось, что я неплохо справляюсь, - делился он с братом. - А потом мы вернулись домой, и в первый же вечер меня накрыло. Старший поставил руки на колени и уткнулся лицом в ладони. Впервые после Ванькиной смерти Вадим позволил себе расплакаться. Боль, которую он пытался заморозить внутри себя, которая стояла у него комом в горле, хлынула наружу. - Я иногда ловлю себя на мысли, что думаю о том, что хочу позвонить ему и не сразу вспоминаю, что некому звонить. Иногда жду, что он зайдет и позовет попить пивка, но потом понимаю, что некому заходить. - Вадик сморгнул. - Это так больно, Глеб. Я хочу убежать от всего этого. - Не убежишь, - тихо заметил младший. - Эта боль у тебя в душе. А от себя убежать невозможно. - Я не представляю где берет силы Наташка, - старший покачал головой. - Как она справляется? - Она позволяет себе плакать, а ты нет, - предположил Глеб. - Она просто сильнее меня, - ответил на свой же вопрос Вадим. - Нет, просто ты был сильным слишком долго, - возразил младший. - Ходил на опознание, разговаривал со следователем, занимался похоронами, поминками… - Перечислял он. Вадик ткнулся лбом в плечо брата, и тот обнял его, притиснул к себе. Прикоснулся губами к его виску, скользнул по щеке, поцеловал колючий подбородок, провел языком по контуру нижней губы. Старший разомкнул губы, и Глеб тут же жадно впился в них. Вадим простонал, вбирая в себя дыхание брата. Глеб запустил пальцы одной руки в мягкие волосы Вадика, а второй накрыл его пах и слегка сжал. - Я люблю тебя, - прошептал он, не отрываясь от губ старшего. - Я тебя сильнее, - отозвался Вадим, двигая бедрами, вжимаясь в ладонь брата. Глеб расстегнул молнию на его джинсах, пробрался рукой под белье, обхватил полувозбуждённую плоть и начал ритмично потирать её. Вадик прикрыл глаза и неожиданно подумал о том, что жизнь - это не только страдание и боль. Но ещё и любовь, и желание. И главное, находясь в коконе собственных терзаний, не оттолкнуть от себя ненароком того, кого любишь, того, для кого ты сам являешься смыслом жизни. Горе сближает, а любовь излечивает душу. Не время, нет. Время не лечит. Лечат только люди, которым ты не безразличен.