Глава 3. Тоо против Шутоку
28 марта 2016 г. в 22:52
Притвориться человеком – казалось бы, что может быть проще, особенно если тебе не первая сотня лет, и ты этих людей за свою жизнь переубивал столько, что из трупов можно получиться неплохая такая горка размером с Фудзияму. Но хрен там. Первые сложности начались прям сразу при попытке растащить Кисэ и Аомине по домам, потому что в мозгу ёкаев понятие «дом» значило примерно «где зад плюхну, там и живу». Особенно страдал этим Томоэ, в отличие от Кровавого Короля, зад которого последние лет сто пятьдесят обитал примерно в одном месте. Дальше – больше. Не особо отличающиеся теплотой к ближнему своему, привыкшие полагаться только на себя, Томоэ и Акура оказались впихнуты в социальный институт под названием «семья». При попытке взбрыкнуть и пойти против воли родителей выяснилось, что отец Аомине обладает дурной привычкой таскать своего сына за ухо по всему дому, пока ухо не начнет грозить отвалиться, а мать Кисэ неплохо справляется с миссией «отвесить не желающему идти в школу ребенку подзатыльник». Пару сотен раз оба ёкая, не в силах вынести такого обращения, были на грани того, чтобы наплевать на все, и переубивать к чертям собачьим тех, кто смеет так с ними обращаться, но каждый раз каким-то чудным образом умудрялись сдержаться.
– Ой, Кисэ! – Акура решил нарушить тишину, уже десять минут царившую на крыше старшей школы Тоо.
– Хотя бы когда мы вдвоем, не называй меня так, – зашипел Томоэ, и Кровавый Король был почти уверен, что шерсть на его воображаемом хвосте встала дыбом от злости.
– Почему? Мне всегда казалось, что ты больше похож на кису, чем на лису, – хмыкнул ёкай, пожимая плечами.
– Заткнись! – модельное личико Кисэ Реты исказилось в демонической гримасе, совсем ему неподходящей, и Акура расхохотался в голос, узрев такую привычную обычно гримаску злого Томоэ.
Дела у них, надо признать, складывались не лучшим образом. После тщательной разведки было установлено следующее: в школу Ракузан втихушку пробраться, не пользуя силы, просто нереально, в виду излишней понтовости этого учебного заведения, а следовательно, видеокамерами на каждом углу. С домом Акаши дела обстояли еще сложнее, Акура прям-таки завистливо присвистнул и заявил, что даже его замок не охраняется так тщательно. Да еще и Йори таскался за Акаши везде, где только мог. Поэтому оба ёкая пребывали в тоске и печали, особенно Томоэ.
– Дайки! – вопль Момои вывел обоих из мыслей о бренности бытия. – Не говори мне, что ты забыл про игру!
– Отвали, Сатсуки, – проворчал ёкай, в очередной раз сетуя на отсутствие булавы. – Я занят. – он уже успел уловить вещи, на которые можно плевать безо всяких последствий, и, к счастью, треп розоволосой входил в этот список.
Момои была готова высказать все, что думает об этом несносном Аомине прямо сейчас, в не самых литературных выражениях, но следовало сперва притащить его на игру, а уж потом полоскать мозг на тему того как он охренел. Еще и на Ки-чана плохо влияет, подлец такой.
Девушка уверенно направилась к двоим ёкаям, еще не слишком улавливающим суть происходящего с намерением напомнить Дайки о том, что ему разрешено пропускать только тренировки, а никак не игры. Подойдя, она уперла руки в боки и уже открыла рот, чтобы начать воспитательную беседу, как у неё из кармана выпал сложенный вчетверо листок, тут же подхваченный заботливым белым лисом, который, в силу природной лисьей вороватости, всегда тянул руки к тому, до чего мог дотянуться. Развернув лист Томоэ понял только то, что ничего не понял. Какие-то прямоугольники, линии, непереводимые названия. Ёкаю подумалось, что это шифр, пока он не наткнулся глазами на знакомое слово. Ракузан.
– Момо-чи, что это? – блондин кивнул на листок, титаническим усилием выдавив из себя самую обаятельную улыбку.
– А? Турнирная сетка, – спокойно ответила девушка, которую обаяние Кисэ никогда особо не цепляло. Вот кабы Тэцу-кун ей так улыбнулся… Момои мечтательно вздохнула, погружаясь в собственные мысли, в которых фигурировали она, Куроко Тэцуя и их большая чистая любовь.
– Сатсуки, ты ни хрена не объяснила, – рыкнул Акура, тоже изрядно заинтересовавшийся новой информацией. – Что эта хрень значит?
– Она значит, Дайки, что если ты немедленно не оторвешь свою задницу от крыши, ты пропустишь эту игру, – Момои ткнула пальцем в лист. – И тогда мы поколотим тебя всей командой, так что вместо крыши ты будешь лежать в больнице, а когда мы проиграем Ракузану или Кайджо или Сейрин, мы поколотим тебя еще раз.
– Сатсуки, тормозни, – Акура поморщился. – Хочешь сказать, если выиграем сегодня, то встретимся с Ракузаном?
– Я почти уверена, что в финал выйдут именно они, – Момои пожала плечами. – По крайней мере, если мои расчеты верны. А нам, чтобы выйти в финал, нужно сегодня выиграть у Шутоку, а в полуфинале – у Кайджо или Сейрин.
Акура бросил подозрительный взгляд в сторону Томоэ, тут же вскинувшегося так, словно узрел перед собой ёкая-кролика. О разговоре с Акаши на крыше Белый Лис так и не прознал, но лично Акуре он показал то, что спокойно с сыном договориться не получится. С другой стороны – других способов подобраться к Акаши он пока что не видел. Правда, пока не очень понимал, что он него требуется. На игре Ракузана Кровавый Король уловил только то, что смертные маются какой-то хренью, носясь по полю как в зад клюнутые ради того, чтобы закинуть мячик в корзину. А теперь, значит, маяться этой хренью должен он, бессмертный Акура-оу, Кровавый Король, повелитель Темного мира?! Куда катится мир…
– Будет интересно посмотреть на тебя на площадке, – Томоэ усмехнулся, видимо его мысли поперли в том же направлении.
– Аналогично, – хмыкнул Акура. – Кайджо – это же твоя школа?
Томоэ фыркнул, отворачиваясь. Он бы ни за что не признался другу в том, что он, краса и гордость Темного мира, вот уже несколько дней как гоняет на тренировки и изо всех сил сдерживается, чтобы не убить слишком громкого, и ничуть не стесняющегося отвешивать ему пиздюли килограммами, капитана. Это все бесило настолько что порой пламя почти искрило на кончиках пальцев, готовое вырваться наружу и обратить в пепел всех врагов Белого Лиса.
Акуре товарищи по команде никогда не нравились, потому как он, как всякий уважающий себя ёкай, считал, что в группы сбиваются только слабаки и трусы. Не удостоив их даже взглядом он прошел к своему шкафчику, плюхая спортивную сумку на скамью, и принялся переодеваться в форму. Форма была по абсолютному мнению Кровавого Короля, недостаточно эпична, но, стоило ему об этом упомянуть, какой-то громкий хрен разразился потоком мата с угрозами о том, куда он засунет Аомине эту форму, если услышит от принцесски из Поколения Чудес еще хоть один каприз. Сравнение с принцесской Акуре не понравилось, поэтому он профилактично приложил чересчур говорливого сокомандника головой о шкафчик – внутренний инстинкт подсказывал ему, что хоть так отвести душу он, без сомнения, может.
Вакаматсу иногда искренне не понимал, как все остальные держатся и не предпринимают никаких попыток пришибить самоуверенного аса. Может, Аомине и играл хорошо, но его поведение откровенно вымораживало. Сначала «я не буду ходить на тренировки», потом чуть не пропустил несколько игр, теперь ему форма не угодила. Капитан на это только посмеивался, не обращая никакого внимания на закидоны Аомине, а вот у Вакаматсу терпелка все-таки перегорала время от времени. Правда, после этого, ему обычно было больно. Прям как сейчас.
«Надо хоть немного прогуляться», – подумал Акура, решительно покидая раздевалку. – «Иначе я их все-таки переубиваю».
Проблемы с контролем гнева у него наблюдались почти всю его жизни, а в человеческом мире раздражителей было как грязи. И то, что для ёкая было нормально, здесь не особо помогало. Иногда Кровавый Король чувствовал, как внутри все кипит, перемалывая его внутренности, ярость билась о ребра и сводила судорогой пальцы в попытке вырваться наружу. В такие моменты ему становилось почти физически больно.
Ёкай остановился, прислоняясь к стене в коридоре. В голове набатом билась мысль о том, как унизительно все происходящее, пальцы задрожали от желания что-нибудь разрушить, кого-нибудь убить. Акура глубоко вдохнул, стараясь привести мысли в норму и утихомирить собственную ярость, беснующуюся в клетке смертного тела. Ярость оскалилась, вгрызаясь в ребра, и он зашипел, ощутив боль и легкую слабость. Он никогда не был одним из тех ёкаев, что могли бы прожить без убийств.
– Ты же не собираешься тащить это на поле, правда, Шин-чан? – раздалось откуда-то из-за спины Акуры-оу.
– Заглохни, Такао, – первому голосу ответил второй, холодный и уверенный. – Мой счастливый талисман будет приносить мне удачу со скамейки.
– Да кто в своем уме позволит тебе оставить на скамейке порножурнал?! Разговоры пойдут, Шин-чан, – первый голос рассмеялся.
– Меня это не волнует, я не собираюсь играть с волей звезд… Аомине? – голос раздался так близко от Акуры, что не оставалось сомнений в том, что обращаются именно к нему, а не к какому-нибудь другому Аомине. Ёкай выпрямился, полуповернувшись к источнику звука, и остановил свой взгляд на зеленоволосом парне, судорожно копаясь в своей памяти.
– Мидорима, – наконец заговорил он, докопавшись до искомого. Память упорно твердила, что отношения с этим человеком у Дайки не ладились никогда, и вообще, еще во времена средней школы он был самым неудобным игроком для кого-то вроде синеволосого.
– Я подошел, чтобы сказать только одно. Я не собираюсь тебе проигрывать, – холодно пояснил Шинтаро. – Мои трехочковые куда лучше твоих данков.
– Раз уж ты в этом так уверен, может оставишь твой счастливый талисман в раздевалке, а не будешь им светить направо и налево? – поинтересовался Такао, кивая на зажатый между забинтованных пальцев журнал с обнаженной красоткой в сексуальной позе, которая, ради приличия все же удосужилась прикрыть грудь рукой. – Впрочем… – он кинул взгляд на Акуру и его голос стал на пару тонов тяжелее. – Потом обсудим, Шин-чан. Иди вперед, я догоню.
– Хвала звездам, я наконец-то избавился от тебя, – фыркнул Мидорима и устремился прочь.
Некоторое время Аомине с Такао молча стояли друг напротив друга, прислушиваясь к затихающим шагам снайпера Поколения Чудес. Акуру напрягал этот спокойный тяжелый взгляд, который словно смотрел куда-то в самую душу.
– Ну, здравствуй, Кровавый Король, – наконец-то нарушил тишину Казунари, и по спине ёкая пробежал холодок. Увидел? Как? Ведьма клялась и божилась, что ни одна живая душа не учует темной сущности в этих телах.
«Обманула, старая сука», – подумал он, и синие глаза чуть сузились и потемнели, выдавая злость своего хозяина с головой. Такао сделал быстрый шаг назад, примирительно поднимая руки.
– Только не впадай в свою обычную ярость, лады? – он чуть нервно усмехнулся. – У меня нет ни времени, ни желания драться с тобой.
– Как ты понял, что это я? – Акура был мрачнее тучи, и ничуть не скрывал своего состояния.
– Легко, – серо-синие глаза блеснули мутновато-голубым. – С помощью моего ястребиного глаза. Хотя ты неплохо замаскивался, для тебя довольно неожиданно, – Казунари улыбнулся, и на макушке настороженно поднялись черные ушки с белыми кисточками на концах.
– Черный Ястреб? Я думал, ты подох! – искренне возмутился Акура, который до этого времени справедливо причислял подвиг по убийству этого ёкая к одному из своих. А тут, здрассьте, приехали, он оказывается просто сбежал в человеческий мир, да еще и предварительно обдурив сильнейшего ёкая, внушив красноволосому, что он победил.
– Вынужденная мера, иначе ты бы не отстал, – Такао пожал плечами. – Ты бываешь ужасно приставучим, Акура-оу.
– Как-то непохоже на тебя, сбежать, поджав хвост, – ёкай недовольно цокнул языком. После двухсот лет такого шикарного веселья, которое они доставляли друг другу в попытках перетянуть одеяло Темного мира на себя, просто бросить все и сбежать? Нет, тот кто бросил вызов Акуре-оу, не был таким трусом.
– Я и не сбежал, – Казунари улыбнулся. – Просто человеческом мире есть кое-что очень важное для меня. И я решил, что хочу оставаться рядом с ним так долго, как только смогу. А войнушка с тобой сам понимаешь… не располагает к этому.
– Важное в человеческом мире? – Акура от души расхохотался. – Да что вообще может быть важного в этом дурном мирке?
– Шинтаро, – спокойно ответил Казунари, и смех Акуры оборвался на полузвуке. Кровавый Король стоял, глотая воздух как рыба, выброшенная на берег, пытаясь переварить услышанное. А когда наконец переварил, его лицо исказилось яростью, и огненный поток бешенства вырвался из-под контроля. Резко дернувшись к Такао, он схватил ёкая за грудки и со всей силы впечатал в стену.
– Он человек! – рявкнул Акура. – Ты отказался от всего, что у тебя было ради настолько слабого существа?! Совсем из ума выжил?
– Да, – тон Такао все еще оставался неизменным. – Мы не выбираем кого любить, и тебе это знакомо не меньше чем мне, не так ли, Акура-оу? – взгляд мутно-голубых глаз вперился в расширившиеся от удивления глаза ёкая. – Ты сам любишь того, кого не должен. И лучше отпусти, – на кончиках пальцев рыси заплясало пламя. – Я же сказал, что не хочу с тобой драться
Кровавый Король отступил на шаг, разжимая руку и, тяжело вздохнув, привалился к противоположной стене. Все дерьмовее и дерьмовее. Он и не думал, что в человеческом мире могут околачиваться ёкаи, НАСТОЛЬКО хорошо его знающие. Знающие о Томоэ.
– Будет непривычно встретиться с тобой не на поле боя. Впрочем, баскетбол – тоже своеобразная дуэль, – Такао улыбнулся. – И я не проиграю тебе, Акура-оу.
Он усмехнулся чему-то своему и направился прочь по коридору в сторону раздевалки Шутоку. Конечно, его занимал вопрос о том, что ёкай вроде Акуры-оу может делать здесь, но это, если задуматься, его не касается и будет хорошо, если не коснется. Ему не было смысла впутываться в мутные делишки бессмертного, особенно сейчас.
– Исао! – Казунари поморщился. Он уже отвык от того имени, которым его звали в Темном мире. – Как ты можешь жить в этом отвратительном мире? Ты мог бы забрать своего человека в Темный мир, почему этого не сделал?
– Во-первых мне надо было отвязаться от тебя, – Такао обернулся, смеривая Дайки спокойным взглядом. – А во-вторых… в человеческом мире есть своя прелесть для кого-то вроде нас. Я думаю со временем, ты поймешь… да, только ты и сможешь понять, о чем я говорю.
И он поспешно направился к раздевалке, возвращаясь к своей более привычной и любимой роли. Следовало еще уговорить Шинтаро оставить его развратный талисман в раздевалке, а это была та еще задачка. Толкнув дверь, Казунари в упор уставился на Мидориму, разматывающего пальцы.
– Ты долго, все уже ушли разогреваться. Мияджи-сан сказал, что кинет в тебя ананасом, когда найдет, – произнес парень, не поднимая головы.
– Самую малость заболтался с Аомине, – Такао развел руками. – Уверен, если мы победим, Мияджи-сенпай сменит гнев на милость.
Он присел на корточки перед Шинтаро, перехватывая его руку, и принялся быстрыми отточенными движениями разматывать бинты. Его немного беспокоило присутствие кого-то вроде Кровавого Короля так близко, и в груди крепло смутное чувство тревоги, словно его мир был близок к краху. Нет, только не это, ввязаться в ёкайские дела неумолимо означало подвергнуть Шинтаро опасности. Может у него и есть некоторое преимущество над людьми, но он все еще остается слабым смертным существом.
– Такао, в чем дело? – голос Мидоримы звучал все еще ровно, но теперь он немного смягчился.
– А? – Казунари вырвался из плена своих мыслей и обнаружил, что с силой вцепился в руку зеленоволосого. – Прости. Больно?
– Нет. Но ты меня беспокоишь, – Мидорима покачал головой, перехватывая руку распасовщика. – Что тебе сказал Аомине?
«Что если что-то произойдет, я обязан буду тебя защитить», – подумал Такао, навешивая на лицо улыбку.
– Да ничего особенного. Угрожал победить, ты же его знаешь, Шин-чан, – он засмеялся, выпрямляясь. – Ничего такого, о чем тебе следует беспокоиться, – он сгреб аса Поколения чудес в объятия, рассеяно чмокнув в затылок. Мидорима приподнял голову, смотря на Такао снизу вверх вглядом, в котором читалось «если ты мне соврал, ты очень пожалеешь», но ни попыток вырваться из объятий, ни попыток встать со скамьи, не предпринял. Такао еще раз улыбнулся, на сей раз более искренне, и наклонился, чтобы пожелать Мидориме удачи перед матчем, так как было позволено только ему – жарким поцелуем.
Акура бродил по площадке как неприкаянный. Он чувствовал себя тигром, которого выпустили на арену цирка на потеху толпе. Слова Исао оставили после себя какой-то странный осадочек, осевший смутными сомнениями в его голове. Что может быть такого в человеческом мире… да ну, в царство ёми все это, Акура не такой как этот идиот. Он просто хочет спасти сына.
Обе команды вышли на построение, а в ёкайской голове зрела смутная тревога на тему того, что он и понятия не имеет что дальше делать. Проигрывать Ястребу он не собирался, но как вести себя на баскетбольной площадке даже не представлял. Да он последние сто лет не то что мяча, вообще ничего кроме булавы в руках не держал.
Еще и Томоэ наверняка рассиживается где-нибудь на трибунах. Не хочется ударить в грязь лицом перед ним. Акура-оу чуть закусил губу от злости, пытаясь сообразить, как ему лучше поступить. Ладно, главное в игре – это мяч. Значит, нужно просто держаться от мяча подальше, и все будет норм. В очередной раз поразившись своей гениальности, ёкай решил, что так и поступит.
Впрочем, его мечтам не суждено было сбыться – уже на исходе первой минуты мяч оказался у него. Посмотрев на мяч ничего не отдупляющим взглядом как баран на новые ворота, Акура подготовился к тотальному позору. Но потом он почувствовал ЭТО.
Тело рванулось с места, в едином порыве преисполняясь каким-то полуэйфоричным состоянием. Мяч словно стал частью него, частью, которой прежде не доставало. Тело действовало практически на истинктах, меняя темп, обходя одного соперника за другим. И сила, дремавшая где-то внутри до этого момента, оскалилась во всю пасть, находя свое воплощение в движениях баскетболиста.
Между Аомине Дайки и Акурой-оу была одна большая разница. Ёкай уже давно знал, что большинство тех, кого он встречает на своем пути, слабаки. Собственная сила не вселяла в него уныние, только счастье, только азарт. За много тысяч лет он сросся со своей непобедимостью и, запертый в человеческом теле, тосковал без неё.
Но теперь он снова ощутил это чувство. И был счастлив.
Он притормозил перед Такао, делая обманное движение вправо, и тут же рванулся влево, прежде чем распасовщик успел что-то сообразить. Улыбка расчерчивала его лицо, выдавая восторг, плещущийся внутри. Ему хотелось смеяться от счастья.
Немного разобравшись, он осознал, что ощущение было несколько иным, нежели тогда, когда он орошал свой путь кровью своих врагов. Будучи человеком, он был более подвержен эмоциям, нежели ёкай, человеческие чувства, прежде разбивавшиеся о неприступную стену демонической сущности, заполнили его до отказа.
Это было нечто волшебное.
Матч пролетел практически незаметно для него и, когда прозвучала сирена, Акура-оу, ослепленный эмоциями, все еще был полон желания играть. Он вдруг понял, что ему очень нравится баскетбол. Даже не так – он от него без ума. Играть хотелось еще и еще.
– Сыграем еще как-нибудь, – Такао приблизился к асу Тоо и улыбнулся.
– Давай прямо сейчас? – предложил Акура, чувствуя, что его сил и энергии хватит еще на пару матчей. Желание снова взять в руки баскетбольный мяч, слишком сильное, даже для кого-то вроде Акуры-оу, всегда излишне подверженного собственному гневу и кровожадности, рвало его изнутри.
Улыбка на лице Казунари стала чуть шире.
– Кажется, ты начинаешь понимать, - произнес он.
«Может быть», – подумал Акура-оу, награждая торжествующим взглядом приближающегося Мидориму.
– Такао, – голосом Шинтаро можно было резать стекло. – Идем. И да, Аомине, – он перевел взгляд на ёкая и поправил очки. – В следующий раз победа будет за мной.
В матче против Шутоку Акура впервые приблизился к пониманию что значит быть человеком. Что-то внутри него дало трещину… и сквозь эту трещину в мир неумолимо возвращался Аомине Дайки.