Армюр

      Они сидели на балконе: он на стареньком жёлтом стуле, а она у его ног на полу. Звёзды в небе уже светились на другой стороне неба, зеленоватая лампочка горела, а Надежда Ортин с трепетной нежностью переворачивала страницы дневника Ершова.        В какой-то момент она осознала, что не поняла ничего из прочитанной только что страницы. Вот в этом момент и нарушилась воцарившаяся над ними прекрасная густая, как сам мрак ночи, тишина.        — Пойдём спать. Уже поздно.        — Да, — Максимилиан громко зевнул.       Балкон вёл, если вы помните, прямо в спальню, поэтому, чтобы добраться до кровати, нашей паре пришлось сделать всего несколько шагов. Ио остался лежать на балконе и поэтому Макс оставил дверь приоткрытой: вдруг пёс захочет прийти к ним.       Надежда села на кровать и посмотрела на стену перед собой. Только сейчас она увидела на стене фотографию в дешёвой деревянной рамочке. Там держались за руку Максимилиан и красивая женщина с длинными и густыми тёмными волосами. Влюблённых женщин почему-то принято считать очень ревнивыми и склонными к соперничеству. Но ничего в душе Ортин не пошатнулась. Она только из любопытства спросила:        — А почему ты расстался со своей бывшей?        Ершов стоял, поэтому смотрел на Ортин сверху вниз, и ему нравился ракурс, с которого он на неё смотрел. Она под новым углом казалась ему ещё красивее.        — Однажды, — вздохнул легко Максимилиан, — я сказал ей, что она не самый важный человек в мире, но самый важный в моей жизни. А её глаза на это ответили, что ей нужен весь мир, а не я со своей любовью. Меня ей было мало. Вот тогда пришло осознание, что мне нужно уходить.        — Вот как, — ответила на это Надежда и безо всякой застенчивости сняла с себя блузку. -Дашь мне большую майку? Или рубашку? Иначе мне придётся спать голышом, — она весело улыбалась.       Но разумного ответа не последовало. Макс только засмеялся радостно, как пятилетний мальчишка, а потом сказал:        — Нет, быть этого не может! Просто невероятно!        — Что?        — Я не перестаю удивляться! — и он быстро стянул с себя майку тоже.        На груди (даже чуть ниже её) у него была набита татуировка. Отрывок, написанный книжным шрифтом. И если вам хоть немного знаком Маяковский, то вы его (отрывок) непременно узнаете, а если не узнаете, то, спишу вас огорчить, ни черта вы с Маяковским не знакомы.        «Для веселия планета наша мало оборудована», — эта фраза была начертана на теле Ершова. Но, что гораздо интереснее, на теле Ортин было продолжение этой фразы. Таким же книжным шифром, как у Максимилиана, у неё прямо под грудью виднелось: «Нужно вырвать счастье у грядущих дней!»        — О, боже, — только и сказала Надежда, когда поняла, что же так удивило Максимилиана.        Но тот, уже, видимо, отошедший от лёгкого потрясения, с любопытством произнёс:        — Для веселия планета наша мало оборудована, нужно вырвать радость у грядущих дней! В этой жизни помереть нетрудно…        — Сделать жизнь значительно трудней, — продолжила женщина, ни секунды не думая.        И они заглянули друг другу в глаза. Приятно, когда кто-то цитирует твоего любимого автора. Вдвойне приятно, когда цитируешь с кем-то один и тот же отрывок, разбив его на строчки.        — Невозможно! Невероятно! — громко выдавал Макс, роясь не в шкафу, но в очередной коробке (они в его доме заменяли почти всё, что были в состоянии заменить), в поисках самой длинной и растянутой майки.        — Удивительно! Потрясающе! — поддержала его Надежда, почти полностью обнажённая.       Она сидела на кровати спиной к нему, поэтому он не видел той счастливой улыбки, которую по незнанию можно было спутать с безумной. Но она, действительно, была не в себе от радости. Сонливость исчезла. Несомненно, несомненно, что их встреча была предначертана судьбой. Она принимала то, что не понимает, как работает Вселенная, но она мысленно её благодарила до того страстно, что на её глаза выступали слёзы. Правда, всего на секунду, но это ничуть не важно.       Невозможно, невероятно, удивительно, потрясающе. Именно так всё и произошло. Сначала она не верила тому, что происходит, потом удивлялась, а теперь сидит на кровати Ершова за километры от своей собственной квартиры. И это, несомненно, потрясающе! Потрясающе!        — Просто не верится, — всё копался в коробке Макс. — Такого ведь быть не может! Такое только в фильмах бывает!        — А кто сказал, что когда-нибудь про нас не снимут фильм?        Ершов не ответил, доставая что-то с самого дна коробки.        — Подними руки, — Максимилиан помог ей утонуть в огромной красной майке с жёлтым серпом и молотом.        Ему было приятно одевать её. И тут даже не те чувства, которые он испытывает, играют роль, а его врождённая склонность дарить ласку и заботу. Кроме официанта, офисного рабочего и продавца мороженного, он примерил на себя множество других ролей. И одной из них была роль воспитателя в детском саду. Не часто, с детишками в садике возятся мужчины, но, поверьте, милее этого зрелища найти что-то сложно.        — А теперь…        — Ложимся спать!        Они легли, но ничего большего. Надежда его обняла, положила свою голову на его плечо и забросила свою ногу на его ноги.        — Я не усну.        — И я. Не могу спать, когда ты рядом, — в темноте комнаты горели глаза Максимилиана. — И я озадачен… милая.        — Что?        — Ты до сих пор не просила, чтобы я рассказал тебе свою историю. Мне теперь стало ясно, почему мне так хотелось набить кольцо, но ты, должно быть, не знаешь при чём здесь король и королева?        — О, как я могла забыть! Прости! Я была так увлечена рассказом о своём сне, а потом твоей пропажей в парке, да и дневники…        — Ты уверена, что тебе интересно?        Она тут же села в кровати, сбросив с себя одеяло. С оглушительным стуком её ладонь стукнула по выключателю.        — Конечно! Рассказывай!       Ей было безумно интересно. Она с открытым от восхищения ртом слушала бы о том, как он утром платил налоги в банке, чёрт возьми, она бы его выслушала, даже если бы он нёс полную чушь, бессвязные речи, бред. А тут такое!        И, действительно, какое? Что же их свело вместе?       Перед тем, как рассказать о сне, который приснился ему так давно, Макс сделал небольшое отступление.        — В тот день я собирался к Владе, моей бывшей. Но на вокзале, каким-то невероятным образом я умудрился потерять кошелёк со всеми моими деньгами и, самое главное, билетом! (Если вы вспомнили о Донате Сафроновом, то я мысленно жму вам руку). Я позвонил другу, но именно в то время он был занят, так что меня ждало скучнейшее времяпрепровождение в зале ожидания. И я там уснул, — в этот момент Макс резко и неожиданно подался вперёд, обнял Надежду и тихо, шепча ей на ухо, продолжил: — Я сейчас так рад, что кошелёк пропал. Тогда я был жутко расстроен, но как же я сейчас этому рад! Если бы не этот кошелёк, я бы никогда не уснул в зале ожидания, и ты бы мне никогда не приснилась. Я так люблю тебя, я так счастлив!

****

      Всё началось сумбурно. Начала и не было даже или же я просто его не помню. Наверное, я его не помню. Сны никогда не запоминаются абсолютно полностью. Я шёл по дороге, вокруг которой рос лес. И вдруг по этой дороге пронеслась ярко-красная машина. И мне стало почему-то тревожно. А потом, спустя какое-то время, я увидел, что по этой дороге катятся машины военных. И, не знаю, но мне было очевидно, что та красная машина мчалась туда, куда сейчас едут военные.        И инстинкты приказали мне бежать в лес. Военным нельзя меня видеть! О, похоже, от этого зависела моя жизнь, потому что я молнией бросился за деревья и притаился за кустом какого-то неизвестного мне растения. Я наблюдал за нескончаемым потоком машин, выкрашенных в камуфляж, и молил бога, чтобы меня не заметили.       И меня не заметили.       А потом понеслось. Знаешь, кто был в той красной машине? Там был я. То есть, чёрт, это было так давно, я плохо помню, но да, в той красной машине был я. На ней я путешествовал во времени. Я будто одновременно видел два сна. Не знаю, как это возможно. Я был тем, кто прятался от военных, и тем, кто вёл ту красную машину.       И я не мог проснуться. Каждый раз, когда военные останавливали машину, каждый раз, когда я попадал в аварию и умирал, вместо того, чтобы проснуться я начинал всё сначала. У меня снова в руках был руль, и я мог отправиться в абсолютно любое время. Это было весело, но каждый раз случалось что-то ужасное, но потом моё путешествие начиналось сначала. И мне даже начало казаться, что я из этого круговорота снов не вырвусь.       Каждый раз последствия путешествий во времени были всё ужаснее и ужаснее. Ты же слышала об эффекте бабочки? Вот. Но дело в том, что однажды я оказался у моего собственного дома. Я оказался у дома, где вырос. И мне захотелось посмотреть на себя маленького. Я прошлый игрался во дворе, увлечённо рылся в песке, поэтому мне маленькому сложно было заметить самого себя из будущего. Знаешь эту ностальгию, которая приходит, когда листаешь страницы старого фотоальбома и находишь фотографию себя трёхлетнего? Так вот когда ты видишь себя трёхлетнего в двух шагах от себя настоящего, чувствуешь что-то сильнее ностальгии. Это удивительно. Как из такого беззащитного и хрупкого создания мог вырасти такой человек, каким я стал?       Я размышлял об этом, всё было хорошо, но не долго. Я услышал, как за домом резко затормозила машина. И я, клянусь, я знал, что это колёса моей красной машины. Разумеется, я ринулся к дороге. Но нет, мою машину не угнали, как я подумал сразу, всё было гораздо интереснее.       Там стояли две машины и из второй, той, что появилась только сейчас, вышла ты, сопровождаемая ещё одним мной. Значит, в каком-то измерении, не знаю, наверное, в каком-то времени мы уже встретились.        — Что происходит? — я удивлённо смотрел на себя самого.        — Полезай в машину! — сказала ты, а я тебе не мог отказать.        И мы трое уселись в машину. Ты и я. Только я был с моей же копией, но не важно.        — Послушай меня, мы из будущего, — начала ты встревоженно.        — Я тоже, — я хотел произвести на тебя впечатление.        — Помолчи, дурак, мы из более далёкого будущего. Ты уничтожил планету.        — Всю планету?!        — Более того, ты уничтожил всю Вселенную. Мы с тобой встретились за секунду до большого сжатия. И я вернулась, чтобы предупредить тебя. Мы должны всё изменить. Ты должен спасти Вселенную!       Для того, наверное, и нужны сны, чтобы хотя бы раз в жизни судьба всего человечества зависела от тебя.        — Как? Что мне нужно делать?        — Слушай меня, — спокойно сказала ты. — Если наша встреча в будущем дала нам шанс его, то есть будущее, изменить, то дело не в тебе одном, а в нас. Нам нужно встретиться не в тот день, когда земля под ногами станет рушиться. Всё началось гораздо раньше. В будущем мы просто пожинаем плоды. Мы должны вернуться в прошлое!        — В прошлое? — я ничего не понимал.        — Да! Мы должны сделать всё, чтобы ты прошлый и я прошлая встретились. Если мы будем вместе, то Вселенная уцелеет.        — Как это вообще связано?        — Ты думаешь, я знаю как? Я знаю, что это связано, что это — переплетение событий, и всё! Этого должно быть достаточно! Возвращаемся в самое далёкое прошлое, где наша встреча логична и возможна, понял?        — Нет.        — Нет времени тебе всё объяснять, судьба целого мира в твоих руках! Сам разберёшься! Я знаю, что ты сможешь. Не дай себе прошлому сделать ошибок и проконтролируй, чтобы мы встретились!       И ты вместе со мной, тем мной, который всё это время молчал, вытолкнула меня из своей машины. Вы уехали. А я…       Я отправился в прошлое, как и было решено. В самое далёкое прошлое, когда я уже был. Это было средневековье. Да, я был ещё в средневековье. Может быть, мы рождаемся в каждой новой эпохе? Но это сон, сон и должен быть странным.       Я вернулся во времена рыцарских турниров и замков. Мне потребовалось какое-то время, чтобы спрятать в лесу машину, ведь среди повозок и лошадей она выглядела, как минимум, неуместно. Следующим же делом, я стащил себе чёрный плащ и отправился на рыночную площадь. Там я должен был найти самого себя. И я нашёл. Я был славным юношей с мечом, украшенным сапфиром удивительной красоты на поясе и с зелёным бархатным плащом, заколотым брошью в виде головы льва.       Осознание само пришло ко мне. Знания сами пришли ко мне. Так всегда бывает во сне. Ты выходила замуж. Твои родители насильно отдавали тебя за какого-то подлеца барона. И я, спрятав за капюшоном лицо, подошёл к себе юному и сказал, куда ему нужно ехать и что ему нужно делать. Разумеется, у него не было причин мне верить, но разве можно не поверить себе самому? И он поверил.       Юноша, то есть я прошлый, украл первую попавшуюся лошадь и во весь дух поскакал к тебе. Он украл тебя из-под венца. Ты ничего не успела понять, ты не успела даже рассмотреть лицо ворвавшегося в церковь на лошади парня, как уже прижималась к его спине и слушала стук копыт по мостовой.

И вы с ним, я имею в виду ты со мной, жила счастливо. То есть мы жили счастливо. У нас даже был свой маленький замок. Луг перед ним раскидывался на десятки километров, и это было прекрасно. Мы любили лежать на траве. Ты ещё обожала собирать цветы. У нас в спальне всегда был букет полевых цветов. Знаешь, что, по-моему, самое романтичное на свете? Зелёная трава. А у нас этой травы были гектары. А ты считала романтичным закат. И каждый вечер мы выходили на наш балкон, чтобы яркий оранжевый закат утонул в бархатной зелени травы. Это было наше всё.       И мы любили вино. Давили виноград ногами, радовались, как дети, а потом ждали, когда бутылки покроются пылью и не замечали, как пыль сединой ложилась на нас. У нас не было титула. Ты не была маркизой. А я не был герцогом. И королём с королевой мы не были тоже. Но мы так сильно любили друг друга, что забыли обо всём на свете. Наш маленький замок был нашей маленькой страной.       И однажды, когда мы рисовали на телах друг друга, ты написала на мне «король». А я написал на тебе «королева». Так и произошла наша коронация. С тех пор мы каждое утро начинали с того, что писали друг на друге эти слова. И официально мы так и не стали королём и королевой, но, клянусь, мы ими действительно были.       А потом, когда ты умирала, а я стоял на коленях перед твоей постелью и плакал, ты сказала, что мы ещё встретимся. Ты сказала, что останешься моей королевой навсегда. И я запомнил эту надпись на твоём теле. И сегодня утром, у меня подкосились ноги, когда я заметил татуировку. А вечером, когда я увидел вторую…       Это необъяснимое чувство. Счастье — слишком тихое слово для того, что я чувствую, когда ты рядом со мной.       И удивительно, что когда я проснулся после этого сна, там, далеко в прошлом, мне в него не верилось. Я думал сразу, что тебя нет. Я думал, что ты ничто. А ты нечто. У меня всегда были проблемы с ударениями.       А потом я понял, что всё же ты где-то есть, и теперь мы лежим в одной кровати…

****

      Надежда Ортин смотрела через открытую дверь балкона на звёздное небо, а потом спросила тихо:        — А Вселенная?        — Видимо, я её спас.        — Мне всегда нужен был именно герой. На меньшее я бы никогда не согласилась.        Максимилиан из восхищённого превратился в побитого, если можно так выразиться. А выразиться так, конечно же, можно: кто же мне запретит?        — Но я не герой…        — Разве? — и в её глазах мелькнуло разочарование.        Но разочаровывать её ему совсем не хотелось.        — Да, — сказал он протяжно. — Я не герой, я никогда не был героем, но если для тебя это так важно, я попытаюсь им стать.        И в этот же момент ему подвернулась такая возможность. Возможность стать героем.        Кто-то нажал на звонок и Макс с Надеждой встревожено переглянулись.        — Ко мне не ходят гости. И уж тем более ночью, — растерянно произнёс Макс.        — Не открывай.        И они сидели вдвоём на кровати и слушали, как кто-то давит на звонок, не убирая пальца. Ио проснулся и вошёл в спальню. Он устало глянул на Ершова, и замер с вопрошающим взглядом.        — Я разберусь!        — Не ходи…        — Не волнуйся. Ну, что такого страшного там может быть? — и мужчина вышел из комнаты.       Надежда подозвала к себе Ио и стала гладить его по голове, с волнением поглядывая на дверь. Через несколько секунд Ио вдруг прижал уши, глухо зарычал в сторону коридора, а потом, взвизгнув, бросился под кровать.       В комнату вошёл Макс, бледный и, очевидно, напуганный. Он сел рядом с Надеждой.        — Что? Что такое? Кто это был? — она обхватила его холодное лицо своими горячими руками.        Но Ершов ей не ответил. И не нужно было отвечать, ведь ночной гость уже сам вошёл в их спальню.       Повисла тишина, и только Ио жалобно поскуливал под кроватью.