Армюр

      Ершов брился на кухне (в их домике не было ванной), а Ортин всё ещё лежала в постели, укутавшись в тёплое одеяло, пахнущее летом и луговыми травами. Время уже давно перешло за полдень, а она всё ещё была в пижаме, уже уставшая и утомлённая.       Может быть, дело было в том, что её митохондрии каким-то удивительным образом были гораздо меньше митохондрий остальных людей. Поэтому они вырабатывали так мало энергии, и поэтому она так быстро уставала. А что? Отличное оправдание для лентяев и бездельников. Это не я ленивый, это всё мои митохондрии. И, главное, звучит то хорошо.       Но с митохондриями Надежды Ортин всё было в порядке. Ей просто сложно было сделать над собой усилие и выбраться из теплой постели в прохладу, которую принёс с собой утренний туман. Она несколько раз порывалась встать, но её попытки были тщетны. А самого себя ногой под зад ударить сложно. Но никто не исключает, что это возможно.       Только всё-таки из-под одеяла она выбралась не из-за собственного порыва, а из-за стечения обстоятельств.       Всё началось с лая. Ио, спящий на крыльце дома, разразился лаем. И лай был тревожный, но тревогу съедало спокойствие этого места. «Неужели белок гоняет? Как маленький», — лениво подумала Надежда, сильнее кутаясь в одеяло.       А потом Ио взвизгнул, его лай оборвался, и всё заполонила тишина. Тут уже Ортин с лёгкой тревогой приподнялась в постели, посмотрела в окно, а потом повернулась в сторону хлопнувшей входной двери.       Тревога. Тревога, граничащая с ужасом. Вот что резко, одним порывом наполнило маленький, пропахший сладким подсолнечным маслом домик, затерявшийся среди леса. Умиротворение, которым так и веяло от этого места, вмиг исчезло.       В дверях появился Деймос. Чёрно-красный полосатый костюм, галстук, напоминающий текущую из шеи кровь, чёрная прядь в светлых волосах и безжизненные глаза покойника.        — Прошу прощения, что без стука, — бледные тонкие губы растянулись в злой (открыто злой) улыбке.       Что могла сделать Надежда Ортин? Как и полагается женщинам в подобных ситуациях, она испуганно вскрикнула, глядя со страхом на незваного гостя.       Ершов тут же выбежал из кухни. Одна его щека была в белой пене для бритья, а по другой, гладко выбритой, тоненькой струйкой текла кровь. Рука мужчины дрогнула, как только он услышал в соседней комнате сдавленный крик своей подруги.        — А вы как будто не рады меня видеть, — присел Деймос, не дожидаясь от хозяев приглашения садиться.        — Не рады, — прорычал сквозь зубы Максимилиан и сделал решительный шаг вперёд.        — Осторожней, мальчик, — высокомерно бросил Деймос, а потом обратился к Надежде (так он дал Ершову понять, что пренебрегает даже разговаривать с ним), — Милая, вы, кажется, не выполнили моей просьбы. Что случилось?        — Ведь весь мир рухнет, если мы убьём этого мальчика, — натягивая на себя одеяло, но всё ровно дрожа от заполонившего комнату холода, сказала Ортин.        — Мальчика? А я ведь не говорил о мальчике. Могли бы и девчонку убить. Мне без разницы.        — Там была и девочка? — спросил Максимилиан удивлённо.       Деймос даже не посмотрел на Ершова. Слова Максимилиана он игнорировал, потому что не видел в них никакого смысла и веса. Да и вообще Максимилиана он принимал за шута и юродивца.        — Мы не станем играть по твоим правилам, — нахмурившись, сказала Надежда. — Уходи.        — Я не уйду, не добившись того, чего хочу.        — А мы не станем никого убивать. Найди себе кого-нибудь другого для этой цели.        — О, нет, слишком пыльная работа.        — Мы никого убивать не станем.        — Ладно, — вдруг совершенно спокойно сказал Деймос. — Я вас предупреждал, что будет, если я услышу в ответ отказ?        — Убьёшь нас? — с презрением, цедя слова сквозь зубы, спросил Ершов.        — Убьёшь? — переспросила испуганно Надежда, потому что Ершову Деймос отвечать не стал.        — Глупости, голубка, — приветливо и фальшиво улыбнулся Деймос, а потом тут же оскалил зубы. — Это было бы слишком просто. Если я захочу заставить вас страдать, по-настоящему страдать, мне достаточно будет вас разлучить.        — Попробуй, — хмыкнула Надежда.       И пусть голос её был твёрд, пусть смотрела она в серые глаза Деймоса бесстрашно, но сердце у неё бешено стучало. «А что, если он, правда, попробует?» — испуганно думала Надежда, не сводя с Деймоса с виду бесстрашных глаз.        — А ты сомневаешься в моих силах?        — А не должна?        — Деточка, — на этот раз он всё же удостоил Максимилиана своим сухим взглядом, — деточки, я играю с вами. Неужели не понятно? Хотел бы я превратить вашу жизнь в ад — давно бы превратил. Но мне нужна ваша помощь. А вы, деточки, противитесь.        — И будем противиться.        — Мне?        — Да кто ты такой? — засунув руки в карманы, с вызовом спросил Ершов.        — Кто я? — Деймос встал, расправив плечи, и подошёл к окну. — Есть те, кто несут с собой горе. Голод, смерть, чума, война. Так вот я тот, кто дирижирует этим оркестром. По моей воле люди погибают целыми городами, по моей воле урожаи не восходят, по моей воле начинаются кровопролитные войны. Я координирую действия моих верных слуг.        — Дьявол? — переспросил Ершов, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом.       Деймос захохотал, и комнату наполнили звуки бьющегося стекла и хлюпающей в лёгких воды.        — Ты ещё глупее, чем я предполагал. Дьявол! Какую же честь ты мне оказал. Дьявол, только подумайте! Неправильно ты себе представляешь Сатану, начнём с этого. А закончим тем, что Сатане некогда заниматься такими мелочными делами. Даже мне возиться с чумой и смертью скучно. Голод ещё можно терпеть, а с войной иногда бывает даже весело. Но это всё низко. Но о том, что выше, вам знать не нужно. Не доросли ещё, деточки, не доросли.        — Сопротивляться тебе, значит, бесполезно, — шёпотом заключила Ортин.        — А ты умнее своего дружка, — обнажил жёлтые зубы Деймос.        — Ну всё, с меня хватит! — Ершов, закатывая рукава, стал наступать на начальника всадников апокалипсиса.        — Дурак, успокойся! — спрыгнула с кровати Надежда, встав перед Максимилианом.        — Лучше тебе послушаться её совета, — безразличным тоном сказал Деймос. — И, милочка, нам нужно поговорить наедине. С твоим другом мы ничего не добьёмся, он только мешает и путается под ногами. Пойдём, подышим свежим воздухом, — обратился он к Надежде.       Ершов тут же весь ощетинился, но Ортин наступила ему на ногу и сказала сурово:        — Жди здесь. Я сама всё улажу.       Максимилиан бросил на неё возмущённый взгляд, но тут же ему стало стыдно, что он смотрит на любовь всей своей жизни подобным образом, поэтому ему пришлось опустить глаза и уставиться на старый деревянный пол. Надо бы его как-нибудь перекрасить.       Деймос взял Надежду под руку (ей сразу же вспомнилось, как он брал её под руку во сне на балу), и они вышли на крыльцо.       Небо стянули серые тучи, туман поднимался на несколько метров, и от всего веяло холодом.        — Где Ио? — спросила Ортин. — Он ведь спал на крыльце.        — Ты не такая глупая, как твой друг, ты знаешь ответ.        — Понятно, — сделав над собой огромное усилие, сказала она, чувствуя ком в горле. — Чего тебе надо? Хочешь уничтожить наш мир? Для этого нужно убить мальчишку?        — Нет, я не хочу уничтожать мир.        — А что же тогда?       Разговор принимал серьёзный оборот. Надежда Ортин ощутила, что теперь говорить Деймос будет по существу.        — Я хочу занять его место.        — Какие будут последствия?        — Он показывал тебе разруху?        — Показывал.        — Вот что будет. Но после этого всё преобразится.       Надежда облокотилась на деревянный заборчик, ограждающий крыльцо, и посмотрела грустным взглядом на лес. Он не такой светлый, каким был вчера. Теперь тёплые тона, стали по-северному холодными. Теперь лес кажется отчуждённым и пугающим.       — Я не понимаю, — не сводя с тёмного леса глаз, произнесла Надежда. — Почему именно мы? Неужели других пар нет? Неужели настоящая любовь так редка, что ты не можешь нас оставить? Я же вижу, что ты чувствуешь ко мне симпатию, ты не хочешь заставлять меня страдать.        — Так и есть, — раздался голос Деймоса. — Настоящую любовь нужно искать в полдень с фонарём в руках. Я не знаю, сколько веков мне придётся ещё ждать, если я отпущу тебя и твоего тупого пса.       Ортин сжала руки в кулак, сдерживая нахлынувшую на неё злобу, и сказала выразительно:        — Не называй его так.        — Не буду.        — Почему? Почему именно мы?        — Потому что вы любите. Легко скакать моим всадникам по долинам печали и ненависти. Невозможно по долинам счастья и любви. Ты умная, но даже ты не представляешь, какие перемены влечёт за собой любовь, спустившаяся с небес. Влюблены двое, но едва ли не каждый в какой-то степени меняет из-за них свою судьбу.        — А тебе это неудобно, — с горечью в голосе заключила Ортин.        — Да. Мне нужно уничтожить любовь. И поэтому я могу сделать только два шага в этой игре. Поставить шах королю, убив мальчишку, или сделать ход конём, убив любовь. И, видимо, придётся выбрать второй вариант. Первый для тебя с твоим кавалером был бы безболезненным. Но второй заставит вас страдать. Я не хочу, чтобы ты страдала, но надо мной стоят высшие силы. Мои страсти и желания контролируются. Мне придётся разрушить то, что делает тебя счастливой. Вашей любви больше не будет. Я не могу её оставить, она и так уже изменила слишком многое. Любовь — живительная вода для этого прогнившего и умирающего мира. Любовь дарит надежду на лучшее. И мне нужно уничтожить эту надежду. Мне нужно забрать её из этого мира.        — Тебе нужно забрать меня, — сказала Надежда Ортин, смело глядя в серые, как луна, глаза Деймоса.        — Ты правильно всё поняла.        — Но что будет тогда?        — Ничего существенно не изменится. Но твой друг будет сильно страдать. Тебе же страдания станут неведомы, но помнить о своём поступке ты будешь вечно.        — Значит, если я убью мальчишку, то погибнет весь мир. Если я уйду с тобой, погибнет только Макс.        — Хуже. Он будет жить.        — Не будет.        — И снова ты права.       Над крыльцом повисло молчание. Из леса доносилось пение птиц, туман растаял, и солнце едва заметно стало пробиваться из-за серых туч.        — Мне нужно с ним поговорить, — сказала Надежда, будто спрашивая у Деймоса разрешения сделать это.        — Иди.       Она сделала всего шаг и её тонкую руку схватили длинные пальцы Деймоса.        — Что? — обернулась она испуганно.       «Неужели мне даже увидеться с ним нельзя?» — подумала Ортин, чувствуя дрожь в ногах.        — Возьми это. Может быть, ты всё же позволишь мне сделать шаг королю, — он протянул женщине шприц с морфием.       Она его взяла и решительным шагам вошла в дом. Максимилиан сидел на кровати, но как только глухо стукнула входная дверь, он вскочил на ноги и бледный как полотно спросил:        — Почему так долго?        — Либо мы убиваем ребёнка, либо он заберёт меня с собой, и мы никогда больше не увидимся.        -Заберёт тебя? — Ершов вздрогнул. — Нет, нет! Не оставляй меня, а если оставишь, знай, что оставляешь умирать!       Ортин ничего не ответила, но выжидающе прижгла взглядом Максимилиана.        — Хорошо, мы убьём ребёнка! — выпалил Ершов решительно.        — Если мы это сделаем, мир будет разрушен, забыл?        — А если ты уйдёшь, то разрушен буду я.        — Да, милый, знаю. Поэтому у меня есть план.        — Какой?        — Нет времени объяснять. И, кажется, Деймос нас может услышать. Так что просто доверься мне, детка, — улыбнулась она измученно.       Ершов поднял на неё свои большие глаза, улыбнулся ими и сказал:        — Действуй.        Она утащила его с собой вниз, на пол. Они стали на колени и, наклонившись, поцеловались.        — Как бы всё не закончилось, помни, что я люблю тебя.        — Знаю.        — А теперь дай руку.       Надежда взяла тяжёлую руку Ершова, постучала по его локтевому сгибу и вколола в вену полкубика морфия.       Оставшееся было для неё.