Кошачья мята

Это становится невыносимо: примерно так же, как невыносимым становится любимое кремовое пирожное, с каждой неделей постепенно терявшее свой особенный вкус Бог знает из-за чего, как одна и та же машина раз за разом пролетавшая на светофоре, пронзительно визжа шинами колес, и раз за разом окатывающая пешеходов водой из лужи после ливня. Каори невыносимо быть с Коганеем просто очень близкими друзьями. Нет, разумеется, они вместе, они проводят вдвоём то время, которое имеют в распоряжении, и даже иногда ходят на свидания. И всё равно это не тот предел мечтаний, на который она рассчитывает. Путь домой лежит через накрытые тьмой и звёздами кварталы и улицы, но людей полно. Широсаки и Коганею остановиться бы, чтобы насладиться прелестью вечера: в общественном парке, например, уплетая за обе щёки блинчики с карамельной начинкой. Но они идут не останавливаясь. Им обоим нужно отдыхать, чтобы назавтра не клевать носом на занятиях и дожить до глубокого вечера, когда смогут наконец отправиться домой. Они бредут сквозь вечернюю темень и разговаривают обо всём и ни о чём. Смеются так, как не позволяют себе смеяться при других, рискуя получить тумаков за нарушение блаженного покоя или прослыть сумасбродом и терпеть на себе настороженно-озадаченные взгляды, так и вопрошающие: «Эй, с тобой всё в порядке? Помощь не нужна?» Иногда Широсаки шутливо пихает Коганея в бок, а тот с довольной улыбкой приобнимает её за острые плечи и не встречает с её стороны попыток возмутиться или отстраниться. Пятьдесят шагов прямо — дорога идёт чуть в горку — мимо ограждённых бетонной стеной густо обсаженных с двух сторон деревьев, поворот налево, вниз по лестнице, ещё чуть-чуть прямо, и вот он — частный двухэтажный дом, обнесённый кованым забором с надписью на калитке «Широсаки». Сейчас они дойдут до него, и Коганей скажет: «Ну, пока!», шутливо отдаст честь, расплывётся в прощальной улыбке и зашагает в обратном направлении, не видя и не зная, что кошачьи глаза ещё какое-то время — ровно до поворота — смотрят ему в спину. И этот сценарий ставится на повтор каждый день. Ничего нового. Надоедает. Широсаки хочет, чтобы Коганей был чуточку смелее: чаще её обнимал, чаще говорил комплименты и хотя бы удостаивал её несколько другими словами и действиями в знак прощанья. А ещё… Пускай ей будет стыдно перед другими, пускай подруги выразят глубочайшее недопонимание, выраженное в картинных раскрываниях рта и глаз, пускай. Но Широсаки хотелось бы поцелуя. Решение приходит сразу: быть смелее и идти на хитрость. И первая такая возможность подворачивается в его доме. За совместной игрой они не замечают времени. Они сидят на подушках перед экраном, на котором разворачивается сражение за звание победителя между двумя командами, одетыми в форму игроков в футбол. Они выглядят как живые. — Ка-чан, мы сможем! — Ещё немножко… Их компьютерные игроки в нескольких шагах от победы над командой-противником. — Добьём их! — Вот так!.. — Почти… — Да!!! Игровое поле загораживается надписью во весь экран «Youʼre winner», а Коганей и Широсаки не могут не нарадоваться маленькой победе, пусть она и случилась в компьютерной игре. Осчастливленнный этим незначительным событием, Коганей вскидывает вверх руки, и на него тут же налетает не менее счастливая Широсаки. — Ты был прав, Шин-чан! — выкрикивает она, усиливая объятия. В пылу радости Коганей забывает, кто сейчас с ним, и отвечает ещё более сильной хваткой руками, не вспоминая про свою осторожность и робость. А Широсаки не против — хрупкая она только с виду. — Компьютерные игры — это так весело! — Ну, что я говорил! — важно кивает Коганей и тут же падает на спину — Широсаки обрушивает на него почти весь свой вес — небольшой, но достаточный, чтобы заставить сидящего принять горизонтальное положение. — Больно, — кряхтит, замерев на секунду, чтобы справиться с шоком, а затем, придя в себя и раскрыв глаза, застывает, словно гвоздями к полу прибитый. Без тени смущения на лице, словно ситуация, подобная этой, давно стала нормой для шестнадцатилетних подростков, едва начавших свои отношения, Широсаки восседает сверху, не давая ни шанса на освобождение. Восседает, слегка нависнув над распластавшимся Коганеем, который не смеет даже что-то сказать против, а только хлопает глазами и ждёт. Случай подворачивается очень удачно — на шок неизвестно сколько отведённое время тратить не хочется. Широсаки наклоняется ниже, и с её плеч падают длинные пряди, ложась концами на лицо Коганея и идеально выметенный пол. Замешательство друга воспринимается как сигнал к действию. Широсаки не медлит, и вот уже можно рассмотреть тонкую одинокую ресницу, попавшую в глаз, или, даже задержав дыхание, почувствовать мятный запах леденцов. Кажется, их с Коганеем желания совпадают… — Кхм-кхм… — В дверях кто-то настойчиво привлекает к себе внимание. — Сестра?! — удивлённо-обескураженно восклицают оба и почти отлетают друг от друга. Вот стыдоба! Другой раз поджидает их в лице близкой подруги Широсаки, с которой они вместе пришли с школу Сейрин и вместе вступили в клуб кулинаров. Хотя, случайное стечение обстоятельств видит один Коганей, не подозревая, что в тот обеденный перерыв, когда улицу любовно грело почти летнее солнце и когда Широсаки предложила пообедать вне стен школы, осуществился тщательно спланированный замысел. — Каори! Под тенью многолетнего каштана, чьи раскидистые ветви плотным навесом прячут каменную лавочку от солнца, Коганей с Широсаки прерывают трапезу. Широсаки машет рукой, заприметив впереди бодро шагающую подругу. Та, сияя улыбкой, останавливается рядом с их лавочкой, окидывает обоих поверхностным взглядом и, как будто в чём-то убеждаясь, кивает самой себе, даже не отвечая на приветствие Коганея. — Так я и знала. Ты забыла наш разговор. — О чём это ты? — Одной рукой придерживая у себя на коленях с торца ланч-бокс, Широсаки выпрямляет спину и вопросительно смотрит на подозрительно довольную подругу. Коганей тянет руку с зажатыми между пальцев палочками к ланч-боксу; ему хватает ровно секунды, чтобы ухватить ими что-то. Продемонстрировав свой «улов» Широсаки, он улыбается, говорит, что поймал осьминога, и отправляет в рот порезанную на полоски сосиску. Старается показать, что не прислушивается к девчачьему разговору, что он вообще его не касается. — Так и думала, что ты забудешь! Я была в нашей клубной комнате, когда увидела, что вы идёте в это место. Считай, что пришла спасать ваш союз. Она выжидающе молчит. Думает, что до Каори дойдёт и она ужаснётся, но в ответ по-прежнему тишина — только раскрытые зелёные глаза и замершая над ланч-боксом рука с палочками. — Ты помнишь, когда мы сидели у меня, мы рассказывали друг другу правдивые истории про нашу Сейрин? О, Коганей-семпай, ты тоже послушай. — Увлечённый поеданием съестных припасов, Коганей поднимает голову, не вынимая изо рта палочек, и обращается весь в слух. — Ну так вот. Я рассказывала про парня и девушку. Они были влюблены друг в друга и собирались пожениться после учёбы в колледже. Каждый день, в зиму и лето, они приходили на это место и сидели вот на этой самой лавочке. И однажды случилось несчастье. В один из дней они, как и всегда, пришли и сидели тут несколько часов. Они увлеклись планами на будущее, поэтому не обратили внимание на набежавшие тучи, а когда решили идти домой, чёрные грозовые облака уже нависали над их головами. Первым умер парень. Нелепо как получилось. Молния ударила в молодое дерево, которое высадили незадолго до трагедии рядом с лавкой… Смекаете, да? Ствол ударил парнишу по голове. Потом выяснилось, что с заземлителем что-то не так, молния не должна была сюда попасть. В общем, история тёмная. А девчонка, как увидела, что с её дружком стряслось, рванула с места, выбежала за ворота на дорогу и попала под машину. Вот так вот. Эй, ну чего вы?.. Коганей и Широсаки сидят не двигаясь, и их лица белее снега. Они не слышат последнего вопроса, потому и не реагируют. Да уж, кого угодно шокирует новость, что он отдыхает в месте, где когда-то под стволом дерева погиб молодой парень. — Собственно, это не всё, что я вам сказала. Эй, Каори, неужели забыла? Та только головой мотает, а ужас, застывший в остекленевших глазах, похоже, заслоняет собой и залитый солнцем школьный двор, и подругу, деловито уперевшую руки в бока. — Если парочки не хотят в скором времени расстаться — они здесь не сидят, — поучительно говорит девушка, и Коганей с Широсаки как по команде вздрагивают. — На вашем месте я бы эту лавочку обходила за три километра. — Она зловредно хихикает в ладонь, а потом сообщает, уже понизив голос: — Но ведь на всякое действие всегда найдётся противодействие, верно? Считайте, я вас пришла спасать. Со словами «Вот, прошу» она протягивает за верёвочные ручки бумажный пакет, в который не поместится и пенал. Коганей с Широсаки одновременно в него заглядывают, потом взглядами спрашивают у неё, что с этим делать и как это может помочь. — Ну вы и тормозы. Съесть надо. Для начала. На дне миниатюрного пакета лежит всего две шоколадные конфеты в форме сердца. Самую малость подтаявшие, без начинки и не слишком вкусные, хотя тут Коганей придерживается иного мнения и с довольным мурлыканьем жуёт шоколад. — А теперь… ещё кое-что. — Как, это ещё не всё? — Широсаки стирает пальцами шоколад с уголков губ. — Всего лишь самая малость осталась. Закрепить, так сказать, результат. — Она выдерживает многозначительную паузу. Молчит, прикрыв веки. Слишком долго. Так долго, что у Широсаки начинает лопаться терпение. Наконец звучит продолжение начатого: — Вам всего-то и надо, что поцеловаться. Молчание. — Я вполне серьёзно, не смотрите так на меня. Один поцелуй, и вас не ждёт скорое расставание. Коганей встречается взглядом с Широсаки. Они оба в смятении, оба хотят знать, нормально ли это, поможет ли… — О, не бойтесь-не бойтесь, я отвернусь, чтобы не смущать вас! Широсаки кивает: всё в порядке, давай же. Находит ладонь Коганея и сжимает её. Свою роль играет на «отлично», наверное, Коганей не думает подозревать тут подвох, не видит в этой ситуации какой бы то ни было спланированности. На какой-то момент становится совестно перед ним, но Широсаки мгновенно уничтожает это неприятное чувство ещё в зародыше. Сам виноват. Будь он смелее, не пришлось бы никого подговаривать. Широсаки придвигается, сводя расстояние между ними к минимуму, почти в ноль. Тут же видит со стороны Коганея желание отстраниться — неосознанное, а потому не оскорбительное. — Это для нашего же блага, — шепчет Широсаки и игриво подмигивает, рассчитывая увидеть на лице Коганея так полюбившуюся улыбку. — Не знаю, Ка-чан, тут всё видно, — хватается за последний аргумент, хотя и понимает, что тут никому нет дела до чужих воркований на лавочке в тени деревьев. Коганей не против, но слишком много сомнений в правильности этого действа именно здесь и сейчас. Ничего. Даже если Коганей сомневается, уверенности Широсаки хватит и на двоих. Плечи Коганея напряжены — а когда на них ложатся ладони Широсаки, напряжение множится. Подруга стоит к ним спиной, наблюдает за чем-то интересным — кажется, кто-то опять разозлил учителя физкультуры своими глупыми розыгрышами и теперь улепётывает от него, пересекая школьный двор. Если оглядеться вокруг, можно заметить, что все отдыхающие на свежем воздухе слишком поглощены своими заботами, чтобы смотреть по сторонам. Широсаки, которой всё равно, что они находятся на улице, кладёт подбородок на плечо Коганею и смотрит в его немного испуганные глаза своими — большими кошачьими. Смотрит с призывом и ждёт действий. Коганей сглатывает — как будто только так можно прогнать остатки сомнений, которые не дают ни слова сказать, ни рукой пошевелить. Одного этого хватает, чтобы Широсаки поняла: сейчас или никогда. — Вот вы где! Широсаки застывает в нескольких миллиметрах от лица Коганея. В их направлении движется кто-то, и этот кто-то, судя по жёсткой интонации, с какой была сказана, нет, выплюнута фраза «Вот вы где!», не нацелен сейчас на дружественную беседу. — Юрико, — со злостью шипит Широсаки, и Коганея это только пугает. Для неё, для той, которая любит смеяться и дурачиться с ним на пару, подобный тон — редкость. Переведя взгляд в противоположную сторону, Коганей, единственный, кто в этой дурацкой ситуации понимает меньше всего и не смеет озвучивать все накопившиеся вопросы, замечает грозно надвигающуюся ученицу в форме. Партнёрша Ка-чан по клубу, подсказывает интуиция. Коганей молчит, слышит дыхание Широсаки возле своего уха — немного учащённое, — слышит над головой шелест листвы, и очень некстати ярко вспыхивает в мозгу рассказ о погибшем парне. Подруга, что пришла сюда с миссией спасти их отношения, в испуге пятится. Кажется, что ещё немного, и она, не выдержав давления Юрико, повернётся и со скоростью гепарда покинет это место. — Изуми, я так и думала, что это твоих рук дело! — рычит Юрико, останавливаясь напротив побледневшей девушки. — Она всё-таки меня не послушалась, — говорит себе под нос Широсаки, но замечая недоумённый взгляд Коганея, быстро поправляется: — Я уже ей говорила оставаться в комнате и следить за водой. — Улыбается, как ни в чём не бывало. — Это ведь ты трогала мою коробку с конфетами?! Ты ведь оттуда что-то брала?! Я недосчиталась двух штук! Кроме тебя больше никто не мог взять! — П… погоди, я… — Я же сказала, чтобы мои конфеты не трогали! Неужели это так трудно?! Молча пронаблюдав некоторое время за препирательствами подруг, Широсаки знаком велит Коганею оставить их одних и просто уйти. Ещё будет возможность перед ними объясниться. И заодно хорошенько отчитать девичью память Изуми — говорила же ей, чтобы брала конфеты из коробки на второй полке! После этого рвение брать ситуацию под свой контроль убавляется, крепнет обида на Коганея — почему он не стремится к тому же самому? — Всё хорошо, Ка-чан? Они возвращаются по тёмной улице. Коганей идёт не спеша и с живым интересом осматривается по сторонам, а вот Широсаки, направив взгляд под ноги, идёт, фактически не разбирая дороги. Коганей с довольной улыбкой пересказывает события этого дня, не забывая упомянуть и о своих личных заслугах, а Широсаки только угрюмо молчит. Когда наконец её неважное настроение становится очевидным для Коганея, он спрашивает, сохраняя голос весёлым. — Разумеется, нет! — раздражённо отвечает Широсаки. Застигнутый врасплох, Коганей останавливается. — То есть, как? — Потом догоняет и идёт в ногу с подругой. — А вот так! — Она, резко остановившись, поворачивается к Коганею, и тот невольно делает шаг назад. Широсаки молчит, поджимая искусанные губы, размышляет о необходимости этого разговора, но, замечая мучительные попытки Коганея догадаться самостоятельно, видя его бегающий взгляд, выпаливает на одном дыхании: — Мы ведь встречаемся, или как? Сколько месяцев мы вместе? Достаточно, чтобы позволить себе чуть больше! — Знаешь, Ка-чан… я… — пытается оправдать себя Коганей, но в ответ на что? Он ведь даже не понимает, о чём Широсаки говорит, — это видно по его растерянному выражению. — Хоть раз ты пытался меня поцеловать? — продолжает напирать Широсаки без страха быть услышанной — до дома остаются несчастные пятьдесят метров. — Хоть как-то ты проявил это желание? Нет? А следовало бы! — Почему же, желание есть и ещё какое… Ой, погоди. Ты сказала «поцеловать»? Он чуть в обморок не падает, и Широсаки делает вывод: об этом он и не думал. — Ладно, — уже мягче, как бы извиняясь за грубость. — Должно быть, я слишком многого требую от тебя. И поворачивается, чтобы пойти дальше, но внезапный ответ пригвождает её к месту. — П… подожди. Т… ты права. Следовало бы. Потому что желание есть. И потому что… я не знал, как бы ты отнеслась к этому. — Дурашка. В твоём случае надо говорить мне всё как есть. — Широсаки по-тёплому улыбается и подходит к нему. Берёт за руку и переплетает пальцы. — Я не могу, — деловито сообщает Коганей. — О таком мне непривычно говорить вслух. — Тогда делай, а не говори, — смеётся Широсаки. — Начиная с этой минуты… Он высокий, поэтому ей приходится приподниматься на цыпочках. Он не отстраняется, не шарахается с ошалелыми глазами, не сопротивляется. Лишь на короткий, но такой потрясающий миг их губы соприкасаются. На самую малость, давая возможность ощутить тепло друг друга. А потом всё резко обрывается. — А я думаю, встречу я вас или нет. — Женщина, обнимая пакет без ручек, через дорогу идёт к ним. — Мама? — удивляется Широсаки, а потом осекается. Нет поводов для удивления: они же тут живут. — Ну… Я пошёл. — Как? — удивляется Широсаки-старшая. — Даже не заглянешь к нам на чай? — Ему пора, — отвечает за него Каори, адресуя ему понимающую улыбку. Сейчас самый лучший момент после случившегося разойтись по домам. Так же, должно быть, считает и сам Коганей, пребывающий в какой-то прострации. Наконец случилось то, чего Широсаки так долго ждала. Впрочем, и он тоже.