Моральная травма

Стрелки часов перевалили за полночь, но у Ильи было еще слишком много работы. Оставшиеся с ним для обеспечения безопасности агенты были теми еще подонками. Русскому не составило особо труда отсеять всех тех, чьи моральные устои не позволили бы держаться в стороне при звуке жалобных криков о помощи. И пускай находящиеся в боксе были форменными ублюдками — многие служители закона в душе неисправимые гуманисты и романтики, которые верят, что хорошим отношением можно добиться гораздо большего. Илья был с ними согласен, но не целиком. В данной ситуации требовались более решительные и быстрые меры, информация о нанимателях была крайне важной, на счету был каждый час. Хорошему отношению здесь было не место. Советский режим вообще весьма занимателен в плане выборочной морали. Курякин никогда за пределами Родины не распространялся относительно своих соображений на этот счет. В глазах Европы и Америки СССР должен был оставаться непоколебимым и несокрушимым, крепким и сплоченным, хотя изнутри был не менее прогнившим. У власти стояли люди имущие и со связями, которые прикрывались идеологией. Простые труженики, разумеется, так же жили неплохо, даже отлично, но до верхов им было далеко. Режим тоталитаризма приносил свои плоды — сила не самый плохой рычаг давления. Он всего лишь самый негуманный. Лампочка все так же качается в тесном помещении, которое плохо проветривается. Ученые все так же пристегнуты к креслам без какой-либо возможности пошевелиться. Это все — мелочи. Илья с ними практически не разговаривает. Ведь молчание мучителя в купе со страхом и собственными безумными фантазиями делает свою работу куда эффективнее. Мужчины попеременно то сыпят угрозами, то просят пощады и соглашаются сотрудничать. Русскому все равно, что в итоге с ними сотворит правительство страны пребывания. Ему нет дела до того, какой приговор вынесут этим больным ученым. Его волнует только то, что его напарник последнюю неделю не был в состоянии нормально есть и спать после того, как побывал в их цепких потных ручонках. Люди Уэверли достали личные дела этих деятелей науки, и Илья потратил без малого несколько часов на их изучение. Совершенно типичные зубрилы, посвятившие себя науке еще во время войны, а после ее окончания, не сумевшие смириться с потерей популярности. При Гитлере все эти маньяки были неплохо востребованы: у них были женщины и деньги, дома и автомобили, самые современные лаборатории и куча подопытных. А после всего этого не стало. Должно быть, обидно. Курякин же в силу своих специфических навыков, физической подготовки и поломанного войной детства прекрасно и легко отбрасывал в сторону мораль и принципы гуманизма. Ему ли не знать, что иногда нет иных путей для свершения справедливости, кроме ликвидации. О том, насколько эта справедливость справедлива мужчина просто старался не думать. В КГБ не любят особо умных, а жить хотелось. Чем больше времени Илья проводил в этой душной коробке в компании псевдонаучных гениев, тем сильнее ему хотелось их всех разом прикончить. Лично для себя он всегда находил мотив мести в том, что делал. Месть — дело не самое благородное, но стоящее. Раньше он мстил предателям Родины или противникам режима, сейчас он мстил за напарника, с наслаждением ломая толстые пальцы ученых, которые истошно орали, словно свиньи на скотобойне. Ему нужно было просто довести их до состояния безысходности. План был предельно простым. И пусть Уэверли и остальные начальники в первые секунды были в полнейшем шоке от предложенных методов, но выбора у них особого не было. Хотя скорее всего их поразил холод, с которым Илья озвучивал свой план. Ну и ладно. Кого это теперь волнует, кроме них самих? К двум часам ночи русский все же покинул коробку, плотно закрыв за собой дверь. Почти все агенты спали или дремали, оставив заботу о периметре часовым. Курякин прошел в дальнюю часть ангара, где находился шланг и ополоснул себя водой. Все это выматывало его больше, чем обычно. Впервые пытки становились чем-то личным. Это не абстрактная Родина или режим, живой человек был причиной свершения мести, а значит придушить засранцев хотелось на порядок сильнее. Немного поразмыслив, Илья передал сообщение для начальства, что завтра в районе полудня все будет готово к завершающей фазе. Он успеет достаточно раскочегарить ученых за ночь. Сон все равно не собирался его посещать этой ночью. Так почему бы не потратить время с пользой? Единственное, что несколько смущало русского во всей этой ситуации — это отсутствие нанимателя. Ведь он должен был непременно заметить, что ученые не выходят на связь. Хотя, возможно, у них был многолетний опыт сотрудничества, а связь они держали раз в неделю. Тем более, что лаборатория раскрыта, что наверняка было известно и второй стороне, а путь к новому месту дислокации не близкий. Илье очень не хотелось провалить это дело, не после того, как они практически у цели. Наполеон практически здоров, а вся цепочка практически раскрыта. Невольно вспомнились слова Теллер, которая после пары месяцев уже официальной совместной работы подумала о том, что неплохо бы сдвинуть их отношения. Девушка тогда выпила для храбрости, но чуть меньше, чем обычно, и заявилась к русскому в номер. Не произведя должно эффекта, Габи просто поведала напарнику о том, что читала полное досье, которое Олег зачем-то передал Уэверли. Хотя оно было далеко не полным, как выяснилось позднее. Начальство русского все же не было слишком откровенно. Немка не выглядела сильно разочарованной, скорее напуганной. Пришлось еще потратить драгоценное время на то, чтобы убедить ее в миролюбивости своих намерений. Ей не стоило знать, что тогда Олег все еще отдавал Илье тайные распоряжения. Хотя теперь Курякин наконец слез с крючка, полностью осознавая свою прискорбную позицию невозвращенца. Он слишком много времени провел вдалеке от чуткого надзора КГБ, теперь в нем сомневаются, а значит, в А.Н.К.Л. он застрял до конца своей жизни. *** Пробуждение в небольшой конспиративной квартире этим утром выдалось не самое радужное. И пускай погода за окном стояла расчудесная, казалось, весь мир заиграл новыми яркими красками, но обитателей квартиры буйство красок совершенно не радовало. Они оба плохо спали, хотя Теллер опрокинула в себя несколько стопок перед сном, а Наполеон выпил успокоительное, опасаясь возвращения своих кошмаров. Их коллега, Илья Курякин, домой так и не вернулся. Успокаивал тот факт, что в случае летального исхода их начальство уже бы сообщило прискорбные новости. Правда, и сам Уэверли мог быть не в курсе положения дел. Мало ли, русский отчитывался перед ним на утро следующего дня. Детали выполняемого поручения американцу и немке не были известны. В случае Наполеона все было совершенно ясно, а вот Габи первое время весьма серьезно обижалась на коллегу, который отказывался даже делиться подробностями своей работы. Внеплановый отпуск по уходу за травмированным брюнетом давал и Теллер необходимое для размышлений время. Кофе коллеги пили молча — им не нужно было высказывать ничего друг другу, все и так было предельно ясно. Переживали они за своего большевика вместе, пускай Илья и ворчал всякий раз, когда в их команде наступал период бессмысленных сантиментов. Стрелка кухонных часов пересекла отметку полудня, а значит, медлить больше было нельзя. Немка подхватила телефонную трубку и набрала нужный номер. Наполеон закончил с уборкой посуды после завтрака, а затем присоединился к девушке, которая беседовала с их общим руководителем. По сути, девушка больше молчала, а начало диалога мужчина пропустил. Судя по выражению ее лица, Уэверли говорил о чем-то весьма увлеченно, но при этом получаемая информация девушку совершенно не расстраивала, а скорее наоборот. — Я все поняла, сэр, — после этой формальной фразы немка опустила трубку на держатель, заканчивая телефонные переговоры. Она несколько недовольно повела носом, а затем обернулась к сидящему в кресле американцу. — Ну, хорошая новость — с Ильей все в порядке, просто пришлось поработать в ночную. Плохая новость, хотя, может и не очень — следил он за теми, кто держал тебя в подвале. Сейчас, как я понимаю, этих уродов как раз везут на допрос. Уэверли что-то там пропел про невероятный план по разоблачению того, кто за ними стоит, для выхода на покупателей и дальнейшие каналы сбыта, — немка несколько неловко переступила с ноги на ногу, явно не решаясь еще что-то сказать. — Габи, я уже давно не ребенок, — новость о том, что его похитители находились под колпаком, радовала. Хотя сам бы Наполеон предпочел в качестве мести жестокую расправу с реками крови. Но он был хорошим агентом, и прекрасно осознавал, что его жизнь в рамках общей высшей цели не считается существенной. Стало понятно, почему Курякин не распространялся на счет своего задания: проявление большевистской заботы: оградить от проблемы, а не пытаться ее решить. Топорный подход, но действенный. Американец шел на поправку, лед тронулся. — Уэверли хочет, чтобы ты приехал туда и опознал их, — Теллер старалась не смотреть мужчине в глаза, видимо, опасаясь, что тот снова замкнется в себе, и весь прогресс будет утерян. — Я не видел их лиц, разве что могу попробовать опознать по голосам, — не самая привлекательная перспектива, ведь воспоминания могут нахлынуть с новой силой в случае, если его мучители начнут выдавать знакомые фразы. Но, кажется, выбора у Наполеона особо не было. Да и он уже давно не ребенок, чтобы прятаться от своих страхов под одеялом. Тем более, что в этот раз ему ничего не угрожает. Пока что. Или по крайней мере, пострадать он может уж явно не от рук этих людей. — Тогда я переоденусь и можем выдвигаться, — кажется, немка несколько успокоилась при виде такой ровной реакции коллеги. Соло прекрасно понимал, что творилось сейчас в голове у девушки. Он бы так же переживал за нее, случись с ней нечто подобное. Себя жалеть он был не склонен. Тем более, что в штабе будет возможность поблагодарить Илью, который сделал для него слишком много за последние недели. Да и слова Габи о том, что между мужчинами просто искрит, хоть костер жги, все никак не выходили у американца из головы. Почему же в таком случае он не замечает этого сам? Почему только Теллер ощущает это, а два тренированных агента не в состоянии заметить столь очевидное напряжение? Хотя, возможно, Илья тоже это замечает, но он ведь не дистанцируется, а даже наоборот. Соло казалось, что за последние месяцы они стали несколько ближе. Курякин стал постепенно открываться ему, непродолжительные диалоги на отвлеченные темы постепенно становились для них нормой. Еще немного и будут походить на закадычных приятелей. От этой мысли по губам американца проскользнула легкая тень улыбки, пока они с Теллер садились в машину, чтобы направиться в штаб. *** Илья приоткрыл глаза, оценивая обстановку вокруг себя. Перед рассветом он все же позволил себе пару часов на легкий сон, чтобы окончательно не расклеиться. Организм уже по привычке отозвался легким голодом — Соло приучил его к свежесваренному кофе в начале дня. Сейчас всех этих удобств не наблюдалось в обозримой близости. Часы показывали шесть утра, а значит, следовало снова наведаться в гости к своим «жертвам». Курякин был совершенно уверен, что запугал их достаточно. Оставалось дождаться прибытия группы захвата и разыграть вторую половину спектакля. Вообще весь план очень напоминал собой способ ведения допроса «хороший коп, плохой коп», вот только гораздо масштабнее. По замыслу, после «освобождения» врачи на радостях должны были начать изображать из себя жертв и выложить как можно больше информации, раскрыв имена своих нанимателей, дабы обезопасить свои жизни. Илье следовало пропасть из их поля зрения на какое-то время, чтобы игра стоила свеч. Уже подходя к двери в бокс, где находились ученые, Курякин вдруг вспомнил о том, что его коллеги ждали его возвращения к вечеру. Прошлому вечеру. Он так увлекся, что даже не соизволил позвонить, чтобы предупредить. А ведь такая возможность у него была. Задание слишком прочно укоренилось в его сознании, а месть черным пологом заволокла восприятие. Илья и не думал, что так сильно скучал по своей работе в КГБ, где львиную долю времени приходилось выполнять задания, применяя силовые методы. Было так удивительно привычно и непривычно одновременно вернуться к этому. Но все это мелочи, сейчас главное — финальный аккорд спектакля. С этими мыслями мужчина отпер дверь и скользнул в темное душное помещение. Все шло по плану, придуманному Уэверли. Илья находился в боксе в момент начала «штурма». Несколько автоматных очередей, парочка вскриков и непонятный грохот, крики стражей правопорядка, и ученые на свободе. Разумеется их обступают врачи, чтобы осмотреть. Хотя все присутствующие знают, что эти мужчины отнюдь не жертвы, а скорее звери, внешний вид измученных взрослых людей наводит на мысли о том, что истинное чудовище тут только Курякин. Сломанные пальцы и вывихи суставов были лишь малой долей того, что случилось с этими страдальцами. Бешеные глаза, полные паники и облегчения. Начальство откровенно не понимало, что такого можно было сотворить с маньяками меньше чем за сутки, чтобы превратить их в запуганных кроликов. Британец прекрасно знал этот взгляд, более того — он совсем недавно имел неудовольствие видеть его на лице своего подчиненного. Вот только Соло пробыл в заточении две недели, а с момента заключения этих людей не прошло и двадцати четырех часов. — Все дело в стадности, — буркнул Илья, опустошая уже вторую бутылку воды. Они с Уэверли находились в отдалении, так как их лица были известны ученым. Британец перевел внимательный взгляд на своего подчиненного, оглядывая того с ног до головы. Курякин, пусть и не пробежал марафон, но выглядел таким же истощенным. — Страдания других пугают гораздо сильнее, чем свои собственные. Ну, а еще я обещал им, что скормлю каждому по чужому пальцу, когда те начнут гнить, — чопорное английское воспитание и идеальные манеры не позволили Уэверли скривиться от возмущения, хотя в голове возникло огромное желание встать от русского на пару метров подальше. Мужчины молча наблюдали, как полиция повезла «спасенных» в подготовленное управление для получения показаний. На самом деле это был даже не полицейский участок, а штаб А.Н.К.Л., который несколько переделали, дабы не вызвать подозрений. Ничто не должно было помешать, все непредвиденные обстоятельства были исключены. Они ехали позади на другом автомобиле, а после вошли в помещение с черного входа. Илья направился в душ, а Уэверли решил поприсутствовать при допросе. Габи с Наполеоном даже не сразу до конца осознали, что их неприметный штаб оказался просто в эпицентре несколько круговой обороны. Их пропустили, сверившись с документами, и проводили в комнаты, где их встретил начальник. За непрозрачным стеклом сидело два офицера полиции, которые тщательно записывали все показания ученых. Старательный спектакль жертв был разыгран по высшему разряду. Если бы никто из присутствующих не знал о том, что эти нелюди творили в своих лабораториях, их бы легко могли принять за насильно удерживаемых светил науки, которые вынуждены были под страхом смерти разрабатывать жуткое биологическое оружие. Наполеон начал внимательно вглядываться в лица сидящих за столом. За время своего заключения он никогда их не видел, а строить догадки не сильно собирался. Они не были похожи на обычных мучителей или головорезов. Простые забитые ученые, в очках. Обрюзгшие тела, морщинистая маслянистая кожа. Обладатели не самой приятной внешности, скорее даже отталкивающей. Неудивительно, что всю свою ненависть на внешнее несовершенство они перенесли на Соло. Таких, как они, женщины не провожают по улице томным взглядом, с ними никто не захочет знакомиться. Становилось еще более мерзко, чем изначально. — Мистер Соло, полагаю, что вопрос излишен, но все же. Судя по голосам, это они? Это важно для протокола, — Габи только недовольно поморщилась. Она, кажется, была единственной, кто до сих пор считал, что Наполеон нуждается во всяческих послаблениях. Встретиться лицо к лицу со своим самым жутким кошмаром было самым верным средством для американца. Это понимали все, кроме хрупкой немки и ее неизвестно откуда прорезавшегося инстинкта материнства. — Полагаю, что да. Судя по тем интонациям, что я помню — это они, — Соло внимательно изучал своих мучителей. Подмечал их нервозность и физические увечья. Было так странно видеть в них отражение себя самого. Он ведь и сам выглядел не лучше, когда его вытащили из двухнедельного ада. — А где Илья? Да и зачем понадобилось его присутствие, если вы их схватили? Он ведь должен был только следить, — Теллер отчаянно старалась отвлечь американца от погружения в омут дурных воспоминаний. Она стояла с ним рядом, осторожно касаясь локтя своей крохотной ладошкой. Соло был ей благодарен, это простое прикосновение не давало ему возможности вновь нырнуть в свой ночной кошмар. — Мисс Теллер, приглядитесь внимательнее, потренируйте свои дедуктивные навыки. Что вы видите? — то ли из любви к излишней театральности, то ли из желания еще больше озадачить немку, англичанин поудобнее устроился в кресле, предоставляя агентам право углубиться в процесс допроса. — Ну, у них сломаны пальцы, есть ссадины и синяки. Немного серая кожа, значит в помещении не было естественного освещения. Глаза красные от недосыпа. Да и в целом они дрожат, — Габи было слишком просто увлечь такой простой игрой. Еще неискушенная в плане наблюдения и поиска деталей, девушка решила просто выполнить распоряжение начальства, а не пытаться его разговорить. Дело это, в принципе, было трудоемкое и неблагодарное. — И о чем все это свидетельствует? — мужчина был терпелив, хотя Наполеон успел подметить, как англичанин недовольно ерзает в кресле. Либо правда была совершенно для него неприемлема, либо британец терпеть не мог кого-то учить, а с Габи приходилось быть неимоверно терпеливым. — Они аж трясутся… от страха, — девушка оказалась сама поражена своей невероятной догадке, но все поведение и внешний вид ученых свидетельствовали о недавно пережитом сильном потрясении, которое вызывало в них первобытный ужас. Именно поэтому признания и информация сейчас лились из них рекой. Они встретили на своем пути нечто гораздо более пугающее, чем своих нанимателей. И им уже досталось от этого некто. — Полагаю, вы в состоянии самостоятельно додумать все остальное, в частности, что делал ваш коллега этой ночью. Информация нужна была как можно быстрее, а наши методы не могли дать столь же ошеломительного результата. Несмотря на всю жестокость к человеческой личности, методы КГБ весьма действенны с теми, чья вина не вызывает никаких сомнений, — Теллер задумчиво поджала губы, разом растеряв всю свою кокетливую веселость. Еще с момента их с Соло разговора стало понятно, что эта сторона их работы не вызывает у девушки никаких других эмоций, кроме отвращения и отторжения. Ей нравилось красиво одеваться и изображать из себя самых разных людей. Нравилось командовать и чувствовать себя защищенной. Вот только это тоже была часть работы агента. Физическое и психологическое насилие — методы продуктивные, давно себя зарекомендовавшие. Наполеон пропустил почти весь этот увлекательный диалог мимо ушей, рассуждая над тем, как ему быть в сложившейся ситуации. Казалось бы, задание было выполнено успешно, ниточки для дальнейшего разбирательства были получены. Оставалось надеяться, что полиции всех стран объединятся и справятся без участия А.Н.К.Л. Вопрос оставался только в его собственном мироощущении и дальнейшей работоспособности. А для этого преграда в виде зеркала была совершенно лишней. Американец дождался, когда беседа подойдет к концу и осторожно коснулся ручки двери. Он не собирался спрашивать ни у кого разрешения, но все же давал Уэверли фору, чтобы себя остановить. Мало ли, какие у них еще планы на этих извращенцев. Но начальник лишь чуть кивнул. Его работа здесь так же была завершена. Оставалось только получить благодарность и откланяться. Дверь распахнулась и американец медленно вошел в помещение, оглядывая удивленных ученых. Кажется, именно в эту секунду они начали что-то подозревать, а эйфория от спасения наконец начала рассеиваться. Офицеры молча собрали свои бумаги и отошли к стене. Им не было дела до всего того, что дальше случится в помещении. При первой же попытке съехидничать, используя фразы, которые теперь плотно засели у Наполеона в подсознании, ученые вновь осознали свою силу и превосходство. Соло замер, стараясь сохранить самообладание. Разумеется, что эффект от этого был возможен только с этими людьми, так что работе подобное не помешает, но давать власть над своим сознанием теперь совершенно не хотелось. Ступор не желал отступать, хотя в глазах американца различалось равнодушие. На уровне инстинкта самосохранения тело замерло и приготовилось к боли. Мышечная память все еще не до конца откинула произошедшее. — Ковбой, тебе не стоило заходить сюда, — необычно теплая и тяжелая ладонь медленно опустилась на плечо, поддерживая связь с внешним миром. Наполеон быстро моргнул, скидывая с себя оцепенение. Мир снова сделался спокойным и четким, а лица его мучителей перекосились в гримасах дикого ужаса. Мужчины вжались в спинки своих стульев, стараясь оказаться подальше. Обернувшись через плечо, Соло увидел совершенно не выспавшегося Курякина, который умудрился успеть принять душ, о чем свидетельствовали слегка влажные волосы. Как и всегда, напарник источал уверенность и спокойствие, внушая страх тем, кто посмел покуситься на его близких. Наполеону нравилось думать, что все совершенное было сделано еще и из чувства мести за него самого. За все те бессонные ночи, которые Илья заваривал травяной чай, чтобы американец мог хоть немного поспать. Кажется, между ними что-то снова начало искрить, а может это просто Соло испытал слишком сильное облегчение из-за того, что все закончилось так удачно и без его участия. Илья стоял рядом, и стало вдруг так приятно лишь от осознания этого факта. Американец ведь привык работать один и во всем полагаться только на себя. Он старался просто избегать передряг, а не выбираться из них. А его русский коллега уже давно работал неким аналогом живого щита, сводя все неприятные инциденты к минимуму. Плечо в месте соприкосновения с чужой ладонью горело огнем, таким жарким и многообещающим, что непременно хотелось попробовать перешагнуть грань рабочих отношений. Мужчины покинули допросную вместе, не оставляя ученым ни единой надежды на то, что за всю информацию им светит хоть какое-то послабление. Теллер снова была весела и улыбчива, ощущая привычную рабочую напряженность между мужчинами. Уэверли дал им еще два дня, так как нужно было урегулировать формальную сторону вопроса и засекретить все данные об агентах, принимавших участие в операции. Так что очередной короткий отпуск троица решила начать праздновать с той самой минуты, как они сели в машину, а Габи безапелляционно потребовала вкусный ужин и хорошую выпивку для праздника. И спорить с ней никто не стал.