***
По возвращение домой после Лондона, Гарри узнал, что с Петуньей всё в порядке, она попросту простыла, поэтому беспокойство Вернона (оказалось, он настоял на посещении больницы) было напрасным. Гарри и не удивился, что его тётушка простыла: такая дрянная погода, что подхватить заразу легче лёгкого. Но когда она оказалась на больничном, бОльшая часть хлопот по дому перепало на плечи мужчин дома номер 4 по Тисовой улице. Точнее говоря, теперь Гарри снова, как в старые времена отдувался за всех. Вплоть до среды распорядок дня Гарри выглядел так: рано встав, готовил на всех еду (в первую очередь на себя), брал себе деньги (он считал, что более чем заслужил), уходил в школу и возвращался настолько поздно, насколько позволяла совесть парня. Ругань Вернона мало волновала Гарри, а угрозы «запереть тебя в чулане» он пропускал мимо ушей, ведь у парня были дубликаты всех замков, а в одной из книг рассказывалось о взломе замков. В среду же Петунья выздоровела, и домашние дела снова стали прерогативой миссис Дурсль, а это значит, что теперь никто и ничто не будет отвлекать Гарри от дня рожденья Эммы! И вот, этот день настал. Гарри пришёл рано утром, а затем терпеливо дождался Эмму. Оказалось, что по такому поводу она постаралась прийти как можно раньше, и в итоге пришла второй после Поттера. Они оказалась одни в кабинете. — С днём рождения тебя, — вместо теперь уже привычного приветствия сказал Гарри. — Извини, но подарок подождёт тебя до вечера. — Спасибо, Гарри, — лучезарно улыбнулась Эмма. «Интересно, сколько раз я уже говорил себе, что привык к этой улыбке?» — подумалось парню. Негласное совещание двух друзей постановило, что прочим одноклассникам совершенно необязательно знать и о сегодняшнем дне рождении Эммы, и о том, что на празднование приглашён Гарри. Разумеется, Эмма не только волновалась о его (и отчасти своей) репутации, но и не хотела привлекать к своей персоне излишнее внимание. В итоге, сразу после уроков Эмма и Гарри как обычно вышли вместе, но на этот раз направились не в библиотеку, а к её дому. Он был не так уж и далеко от Дурслей, поэтому Гарри был счастлив, что впервые за многие годы возвращается домой в школу не один. Да, они и до этого с Эммой каждый день ходили в библиотеку, но она была в другой стороне, и это не считается. Да, они идут в гости не к Гарри, но подобные формальности не волновали парня в данный момент времени. Он идёт почти рука об руку с девушкой домой — что ещё нужно для одинокого шестнадцатилетнего парня? Дома оказалось, что вместо миссис Моники Уилкинс находился её супруг, мистер Венделл Уилкинс. Это был худощавый человек средних лет с проседью в тёмно-каштановых волосах, в карих глазах которого была какая-то искорка, заметно молодившая его. Можно сказать, Гарри этот мужчина понравился с первого взгляда. Чувствовалось, что если с ним подружиться, то он будет скорее не как отец, а как крутой старший брат. Хотя он и дантист. Но почему бы зубному врачу не быть крутым? — О, вижу, сам мистер Поттер почтил нас своим присутствием! — поприветствовал мистер Уилкинс гостя, когда они переступили порог. — Ну почему «сам мистер Поттер», пап? — насупилась Эмма. — Не говори так, а то ещё чего доброго Гарри подумает, что ему здесь не рады. — Конечно, ему тут рады, что за глупости? — Венделл протянул Гарри руку, и парень, недолго думая, пожал ей. Мужчина представился, а затем сказал: — А «сам мистер Поттер», потому что ты, доченька, все уши нам проела рассказам о том… — ПАПА! — необычно строгим голосом обратилась к своему отцу Эмма, и Гарри решил, что ни за что и никогда не будет злить подругу. Её тон был непререкаем, это и напугало Поттера. — Хорошо-хорошо, не все уши, но о вас, мистер Поттер, в этом доме говорят слишком часто, — вынес вердикт Венделл. — Не думаю, что это плохо, наоборот, Эмме нужны друзья… — Пап, не начинай ворчать, как мама, — попросила Эмма. — И вообще, давай уже пройдём на кухню. — Да какое ворчание, просто понимаешь, Эмма, если девочка дружит только с мальчиком, о них могут пойти нехорошие слухи… — начал оправдываться мистер Уилкинс, когда они расселись за столом. — Не то, чтобы я был против… — он осёкся под взглядом своей дочери. — Короче, Гарри, не забивай себе голову. Ты лучше расскажи, чем ты покорил сердце моей дочери? — Папа… — теперь голос Эммы источал смертельный холод. — Слушай, доча, дай поговорить со своим будущим… — Венделла от расправы спасло то, что он задумался, вспоминая нужное слово, и тут положение спас Гарри: — В любом случае, я рад с вами познакомиться, мистер Уилкинс. — Можно просто Венделл, — хмыкнул мужчина, явно довольный тем, как Поттер разрешил ситуацию. — Без Моники нет смысла начинать, поэтому, Гарри, давай поговорим как мужчина с мужчиной. — После таких слов обычно бьют, — нахмурился Гарри. — Боже упаси, никакого рукоприкладства! — заявил Венделл. — Просто хотел узнать что-нибудь насчёт Эммы. — Пап, я спешу напомнить, что я ещё тут. — Я знаю, доченька, просто было бы глупо разговаривать о тебе в твоём отсутствии. — А если я буду ошибаться, — сказал Гарри, — то меня Эмма поправит. Я читал, что люди гораздо охотнее исправляют какие-то ошибки, нежели соглашаются с чем-то правильным, поэтому разумнее говорить человеку ошибочные сведения, чтобы тот сам их исправлял и говорил правду. — Приём, достойный какого-нибудь Шерлока Холмса, — заметила Эмма. — Однако к делу это не относится. Тут Гарри спохватился. Конечно же, сегодня же день рождения Эммы! Надо бы подарок достать, но есть ли резон начинать праздновать без миссис Уилкинс? — Думаю, у вас могло сложиться о нас неправильное мнение, — неожиданно, мистер Уилкинс стал серьёзным. — Возможно, вы решили, что единственное, ради чего мы терпим вас у нас дома, Гарри, это только ради того, чтобы дознаваться о том, как живётся нашей дочери. Надеюсь, вы понимаете, что это не так. Просто… мы же родители, нам свойственно беспокоиться. Мы только-только переехали, и боимся, что что-то может пойти не так, и Эмма останется одна. — Не останется, — заверил Венделла Гарри. — У Эммы есть я. Да, прозвучало крайне глупо, но поймите меня правильно… Я… Эмма, спасибо тебе большое. Я действительно невероятно счастлив, что мы подружились. Почему-то ничего другого в голову не приходило. Гарри сейчас откровенно терялся, не зная, что ему говорить. Получался какой-то сумбур да и только. Однако Венделл понимающе кивнул. Похоже, слова школьника он воспринял так, как их и надо воспринять. Таким образом, несмотря на некоторую сумбурность знакомства, Гарри и Венделл нашли общий язык, и после этого смогли достаточно продуктивно поговорить. Точнее, говорил один лишь мистер Уилкинс, и преимущественно о своей карьере дантиста. Сложно сказать, к кому именно он хотел привить любовь к зубоврачебному искусству, но Гарри подумал, что подобные разговоры в разы лучше нудных речей Вернона о различных дрелях. А когда пришла миссис Уилкинс, то началось полноценное торжество со сладостями и вручением подарков. Надо сказать, что подарок Гарри очень понравился Эмме. Парень умудрился абсолютно точно угадать предпочтения девушки, и теперь та с восторгом рассматривала новенькую книгу в суперобложке, белоснежными листами и иллюстрациями. Гарри был горд, что такой подарок понравился девушке. — Хорошо, когда у Эммы есть такой понимающий друг, — пришла к выводу миссис Уилкинс. — Того и гляди начнут друг за другом продолжать фразы, — добавил мистер Уилкинс, и соседи по парте покраснели. — Да не будет такого… — почти одновременно пробормотали подростки, а родители Эммы понимающе улыбнулись.Глава IV. The Best of Times III: The Root of All Evil
6 марта 2016 г. в 22:44
Выходные Гарри не любил. Для него это было не столько время отдыха, сколько время, когда он пытался раз за разом избежать встречи с Дурслями. В те времена, когда Дурсли контролировали каждый его шаг, он проводил выходные взаперти, а теперь он обычно ускользал рано утром, а затем слонялся по городку. В выходные Гарри позволял себе пройтись до своей любимой библиотеки в Лондоне, где он читал редкие книги, которых не найти в Литтл Уингинге. Иногда Гарри позволял себе такую роскошь, как гулять по Лондону. Он его не особо любил за шум и многолюдность, но не мог не признать, что столица Великобритании была красивой.
Но в эту субботу, четырнадцатого сентября, когда закончилась уже вторая учебная неделя, что-то пошло не так. Когда он проснулся, на часах было полшестого. Гарри успокоился: режим прочно вошёл в его голову. После этого он позволил себе провести несколько минут, вспоминая события этих двух недель. После того, как позавчера у него с Эммой состоялся задушевный разговор, он старался сторониться её. Он всё ещё считал, что тогда позволил себе наорать на Эмму, и ему надо извиниться, но другая часть души подсказывала ему, что он уже извинился, поэтому в этом нет никакой нужды. Эти два дня они сидели рядом друг с другом, но молча читали книги, лишь обмениваясь время от временем редкими репликами. Эмма же теперь частенько общалась с одноклассницей Гарри, Коллин Уэст. Об этой девушке Гарри мог сказать достаточно лестных слов, но сам он с ней до сих пор почти и не общался.
Как бы там ни было, Гарри как обычно спустился вниз, и к своему ужасу обнаружил на кухне Дадли в спортивной форме. Тот кушал поджаренные тосты.
— Здравствуй, Большой Дэ.
К своему вящему неудовольствию, Гарри признал, что диета двухгодичной давности дала о себе знать, и теперь Дадли был не большим и толстым, а большим и мускулистым. Такой вполне может размазать Гарри по стенке одним ударом. С другой стороны, Гарри неплохо бегает. Ноги у него натренированы ежедневными многокилометровыми прогулками, так что он может бежать от Дадли быстро и, что самое главное, долго. Дыхалка у сыночка Дурслей была не самой хорошей.
— А ты что здесь делаешь так рано? — нахмурился Дадли.
— Я хотел бы тебе задать такой же вопрос, — позволил себе Гарри такой наглый вопрос. Он подошёл к холодильнику и достал оттуда пару тостов и засунул их в тостер.
— Не твоё дело, — фыркнул Дадли. — Важнее, что ты здесь делаешь?
— Если ты не заметил, я всегда рано просыпаюсь, — ответил Гарри.
— Я заметил, не тупой, — сказал Дадли.
— На пробежку собрался, Большой Дэ? — предположил Гарри. В этот момент тостер выплюнул поджарившиеся хлебцы, и Гарри взял их. Немного подумав, он достал из холодильника вишнёвый джем и намазал его тонким слоем. Гарри отметил, что Дадли во все глаза уставился на джем, но не берёт его. Диета…
— А ты как думаешь? — ворчал Дадли, жуя тосты. — Наверное, в своих книжках ты должен был прочитать, что бегать — полезно.
— Я читал, что и многокилометровые прогулки пешком полезны, — парировал Гарри.
— А, вот ты, значит, какое оправдание тому, что тебя никто не подвозит, придумал? — Дадли это развеселило. — Ну-ну. Надо будет проверить, как они сказались на твоём здоровьице.
— Ты и твоя банда будут бегать за мной, я угадал? — Гарри с аппетитом кушал тост с джемом и наслаждался, наблюдая, как Дадли глотает слюни. Ничего, Дадли, мучайся…
— Это было бы слишком тупо.
— Неужели у моего кузена развилось аналитическое мышление?
— Ещё одна шуточка, и получишь в глаз.
— Боюсь-боюсь, — притворно охнул Гарри, но на всякий случай замолчал. Хотя Дадли его не бил уже много лет, всё равно отношения между двоюродными братьями оставались напряжёнными.
Гарри с удивлением для себя отметил, что Дадли серьёзно изменился за последние пару лет. Хотя изменения коснулись исключительно того, что он теперь был не избалованным увальнем, а задирой-верзилой, но даже эти перемены радовали Поттера. Теперь с Дадли хоть можно перекинуться парой слов. Не то что с Петуньей или Верноном.
— Как дела в школе? — ни с того ни с сего спросил Гарри у Дадли. Не то чтобы Гарри действительно волновали школьные дела его двоюродного братца, но почему бы и не поиграть в нормальную семью?
— А тебе-то какое дело? — недоверчиво покосился на своего родственника Дадли, задумался, а затем заявил: — Ты какой-то чудной. Ещё более чудной, чем обычно.
— Даже не хочу знать, зачем тебе волноваться о том, насколько я чудной, — фыркнул Гарри.
Двоюродные братья буравили друг друга взглядами, а затем Дадли доел свой тост, бросил Гарри на прощанье, чтобы тот убрал за него посуду, а затем ушёл на улицу. Поттер скрепя сердце выполнил поручение братца. Если бы он оставил пустые тарелки, то проснувшаяся Петунья заподозрила бы во всём его, Гарри, поэтому лучше не оставлять никому никаких поводов к чему-либо. Гарри огляделся, но заначки для Дадли не нашёл. Тот её забрал с собой. Ничего, за эти пару недель Поттер накопил достаточно денег, поэтому…
Он собирался сейчас идти к Эмме, но понял, что в такую рань ему делать совершенно нечего. Все библиотеки ещё закрыты, работают лишь круглосуточные магазины и общественный транспорт. Поэтому Гарри старался придумать, как ему убить время, но ничего кроме традиционной прогулки по Литтл Уингингу на ум не пришло.
Поэтому Гарри оделся и вышел на улицу. За спиной был неизменный рюкзак, в котором были все его сбережения, ручки, запасная тетрадка, несколько книжек, а также всякое по мелочи. И снова улица встретила Гарри промозглым ветром, хмурыми тучами и невысокой температурой. А ведь Гарри слышал, что такая погодная аномалия действует исключительно на Британских островах, так что это не глобальное похолодание.
Гарри шёл по улицам и не знал, чем ему себя занять. Раньше всё было просто и понятно — иди в Лондон в библиотеку, а теперь душа Гарри хотела всё-таки повидаться с Эммой, но разум подсказывал ему, что в шесть часов утра никто в здравом уме его не впустит в дом, следовательно, нужно где-то ещё два-три-четыре часа пробыть на улице. Ну не в дом к Дурслям же возвращаться! Конечно, Гарри знал во дворе небольшой схрон среди кустов, где можно спрятаться и, например, подслушивать новости (пару лет назад он им пользовался, чтобы в летнюю жару, когда лень куда-либо идти, находиться на улице и не попадаться Дурслям на глаза), но он уже «вырос» из него, не поместится, да и в такую погоду он рискует если не замёрзнуть насмерть, то как минимум простудиться. А лечить его никто не будет, нафиг надо?
Таким образом, Гарри снова доверился своим ногам. Куда придёт, туда и придёт.
Пока что ещё одной проблемой Гарри было не только то, что он не знал, на что потратить отведённое время до пробуждения Уилкинсов, но и то, что он не знал, во сколько его чисто гипотетически ждут, если, конечно, ждут. Гарри допускал и такую вероятность, что чета Уилкинсов окажется ничем не лучше Дурслей, поэтому они будут категорически возражать против того, чтобы их дочь кого-либо к себе водила. Поэтому…
Гарри засунул руку в карман джинсов, и нашёл там бумажку. Конечно, он же может спокойно позвонить с городского автомата (часа через два, например) и обо всём договориться. Другое дело, что часа через два…
Гарри осмотрелся. Ноги решили, что ему гораздо лучше сейчас будет пойти куда-нибудь подальше от Лондона. Гарри шёл к окраинам Литтл Уингинг, туда, где городская застройка сменилась бы ухоженными полями и лугами. Нет уж, на природе Гарри делать совершенно нечего, поэтому он развернулся и пошёл в сторону ближайшего круглосуточного магазина. Там должен быть и телефонный автомат и, если повезёт, секция с книгами. Если продавцы не будут ругаться, то он сможет даже почитать что-нибудь и выбрать для себя то, что он возьмёт в библиотеке, но особых надежд Гарри не питал, так как печальный опыт подсказывал ему, что в неспециализированных (читай, «не в книжных») магазинах продают исключительно макулатуру. Но такой же печальный опыт говорил, что и на безрыбье рак — рыба.
Вот чего-чего, а различных магазинов, торговых центров и прочих увеселительных заведений вроде ресторанов быстрого питания, просто ресторанов, ресторанов экзотических кухонь со всех концов света — короче, всего, что удовлетворяет нижние ступени пирамиды Маслоу, было в избытке. Общество потребления диктовало свои условия, в которых не нашлось места для саморазвития.
Гарри без труда нашёл огромный торговый центр, который уже открыл свои двери в столь ранний час. Двери, услужливо перед ним распахнулись, и Гарри попал на широкую «улицу», со всех сторон окружённую бутиками, в которых продавались одежды от самых модных кутюрье, бутиками с эксклюзивной обувью, ювелирные, магазины с относительно дешёвой одеждой для тех, кто хочет быть модным, но не позволяют финансы, магазины с какой-нибудь экзотической едой (Гарри, например, на глаза попался магазин, предлагавший огромный ассортимент уникальных сортов чая) и тому подобное. Больше всего было бутиков с одеждой, и Гарри искренне поражало, почему одежде уделяют так много внимания? Конечно, сам-то он рос в обносках, но он считал, что достаточно нескольких пар джинсов на все случаи жизни, простых рубашек, каких-нибудь простых свитеров и куртки для холодов. Ещё больше его поражало, почему одна тряпка, купленная в магазинчике за углом, и другая тряпка, но на которой эмблема от каких-нибудь Дольче и Габбана, будучи абсолютно идентичными внешне, будут так разительно отличаться в цене. Для Гарри общество потребления было одной из загадок мироздания, которую он не хотел разгадывать.
Именно в непонимании современного общества Гарри находил корень всех своих зол. Возможно, что и не всех зол, однако огромного количества оных. Он смирился с Дурслями, он принял их существование как нелицеприятный факт, имеющий место быть, однако он не понимал, как устроено общество, какие механизмы заставляют приводить шестерёнки бытия в действие. Книги ничему не могли научить Гарри. Поэтому корень всех зол оставался непознанным, однако существование Эммы подтверждало простую догадку: добро в этом мире есть, и добро медленно пробивается к Гарри. Рано или поздно Гарри будет спасён, но для этого он должен принять счастье как должное. Но сможет ли? ..
К счастью, в этом торговом центре нашлось место и для огромного гипермаркета, где уже в такое ранее время были покупатели. Гарри без особых проблем вошёл внутрь и стал ходить между рядами. Надо сказать, что конкретно здесь он бывал относительно часто, так как в давние времена, когда Дурсли контролировали каждый его шаг, они были вынуждены время от времени, если была занята старуха Фигг, брать своего нелюбимого родственничка с собой. Поход по магазину вчетвером выглядел так: Вернон или Дадли катит тележку, груженную всякой едой, которой хватило бы на прокорм маленького слона, Дадли жадно смотрит по сторонам и хватает любую сладость, до которой дотянется руками, а Петунья при этом строит кислые морды, смотрит на ценники, но ничего не может поделать; в конце этой процессии плетётся Гарри, который так же жадно смотрит по сторонам, но ничего не может выбрать. Надо сказать, что теперь всё было точно так же, только Гарри в себе совместил и роль Петуньи, которая берегла каждый пенни. Он разглядывал товары, сопоставлял их стоимость со своим капиталом, а затем разочарованно уходил. Нет, денег-то у него хватит на многое, вот только где гарантия, что в последующие дни удастся обворовать Дурслей?
Таким образом, он дошёл до раздела с конфетами, и тут Гарри осенило: «Если я сейчас буду напрашиваться в гости, то я попросту обязан им преподнести небольшой презент. Чисто символически, конечно, но тем самым я продемонстрирую свои добрые намерения или типа того». Он углубился в полки с конфетами, дошёл до полок с коробками и охнул: они стоили половину всей накопленной им суммы! Разброс цен начинался от пяти фунтов, а заканчивался двадцатью фунтами! Если он потратится на самые дорогие, то моментально останется гол как сокол, если не считать несгораемую сумму, которая уйдёт на подарок для Эммы. Но, с другой стороны, жмотиться тоже не надо, поэтому нужно найти компромисс между ценой и качеством.
В итоге взор Гарри остановился на миловидной коробочке за десять фунтов, в которой были конфеты из молочного шоколада с орешками. И Гарри уже собрался было купить их, но тут его ещё раз осенило — родители Эммы же дантисты! Наверняка они поморщат нос при виде такого презента! Ещё могут даже отказаться от подарка, сославшись на то, что зубы дочки могут оказаться под угрозой! Короче, конфеты — это хорошо, но нужно искать сладости без сахара, как бы странно это ни звучало. Тут Гарри мысленно поблагодарил Дурслей, что у них теперь больше не было никаких безумных идей касательно диеты. Он думал, что умрёт тем летом от недоедания, и просчитывал варианты, как он сбежит от Дурслей или убьёт Дадли и будет питаться его жиром.
Долго ли коротко ли, но Гарри отыскал коробку с печеньями без такого вредного для зубов сахара. Стоила она семь фунтов, и Гарри смирился с этим. Наверное, непросто изготовлять вкусную, но полезную для зубов пищу, вот и такая цена. Гарри прошёл на кассу, и теперь с подарком в рюкзаке сидел на лавочке и отдыхал после долгой прогулки по магазину. На часах было уже семь. «Где я успел потратить полтора часа?» — с ужасом подумал Гарри, а затем успокоился, ведь значит, что вот-вот можно будет позвонить.
А затем Гарри решил в кои-то веки побыть эгоистом, и он встал со скамейки и пошёл к ближайшему телефонному аппарату. Почему бы ему хоть иногда не стать причиной для беспокойства? К счастью, звонок стоил считанные пенсы, поэтому Гарри без каких-либо сомнений опустил в щель автомата несколько монеток, затем взял в руки трубку, нажал несколько кнопок и стал ждать ответа. Несколько томительных гудков, и…
— Алло, Моника Уилкинс у телефона, — раздался голос, явно принадлежащий взрослой женщине.
— З-здравствуйте, миссис Уилкинс, это вас беспокоит Гарри Поттер, — начал говорить парень, но женщина его перебила:
— А, Гарри Поттер? Да, я слышала о Вас от нашей дочери. Спасибо вам большое, что помогли ей освоиться на новом месте. Эмма ещё спит, мне ей что-нибудь передать?
— А… — Гарри растерялся. — Ну… Просто передайте, что звонил Гарри и хотел узнать, как дела, — у Поттера не хватило духу рассказать об истинной цели своего звонка.
— Номер, с которого Вы звоните, Ваш домашний? — поинтересовалась миссис Уилкинс.
— Нет, — признался парень. — Но она знает мой домашний.
— Просто если она хочет поговорить с Вами, то было бы неплохо знать, как до вас достучаться, — объяснила миссис Уилкинс. — А у вас мобильного нет? А пейджера?
— Ни первого, ни второго, — Гарри уже пожалел, что позвонил. — Так что… простите за беспокойство… Д-до свидания.
— До свидания, — и Гарри услышал лишь короткие гудки конца связи.
Парень чувствовал настоящее разочарование. Нет, конечно, он понимал, что, может, с Эммой-то он дружит, но для её родителей он пока что — табула раса, не пойми кто, который ещё и звонит в столь ранний час. А вдруг он разбудил миссис Уилкинс? Это было бы совершенно недопустимо. Надо бы извиниться! Надо было ещё тогда извиниться, а он забыл, всё думал, как ввернуть разговор к теме посещения! А теперь перезванивать? А вдруг он оторвал её от какого-то важного дела? Нет уж, лучше тогда просто дождаться понедельника и…
— Молодой человек, — из мыслей Гарри вырвал мужской голос, — если вы закончили говорить…
— А, да-да, сейчас, извините, — Гарри, не глядя на источник звука, юркнул из кабинки с телефоном и быстрым шагом пошёл на улицу.
Теперь надо вернуться домой и оставить коробку с печеньем в своей комнате. Слава богу, Петунья никогда в ней не убирается, поэтому это было самое надёжное место, если Гарри хотел что-то спрятать. Ну, а потом… А потом Гарри пойдёт в свою любимую лондонскую библиотеку, раз уж прогулка к Эмме не удалась. Будто бы она вообще могла удасться…
Когда Гарри пришёл, то к своему ужасу обнаружил Вернона Дурсля, поливающего лужайку перед домом. Гарри сомневался в рациональности данного действия, ведь дожди шли достаточно регулярно, но раз уж дяде захотелось, то пусть переводит воду. Не Гарри же, в конце концов, за воду платит.
— ТЫ! — «поприветствовал» своего племянника Дурсль. Этот тон Гарри уже знал: его сейчас начнут либо ругать, либо читать нравоучения, либо давать поручения. — Ты где шлялся, зараза? — Вернон с большим неудовольствием выключил воду и подошёл к Гарри. Грузный мужчина навис над хрупким подростком, а затем Дурсль сделал несколько шумных вздохов. — Учти, мальчишка, если окажется, что ты где-то распиваешь алкоголь, куришь или употребляешь наркотики…
— Я не занимаюсь этим! — перебил дядю Гарри, но…
— НЕ СМЕЙ ПЕРЕБИВАТЬ СТАРШИХ, ПОКА ОНИ С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮТ, ТЫ, НЕБЛАГОДАРНЫЙ МАЛЬЧИШКА!!! — …в следующий же момент очень сильно пожалел об этом. Вернон схватил Поттера за шкирку и поволок внутрь. — Так, слушай сюда, ты… — Дурсль запнулся, выбирая выражение покультурнее. — Короче, если ты будешь заниматься чем-то подозрительным, можешь попрощаться с этим домом, ты меня понял? — Гарри кивнул. — Так вот, мальчишка, ты мне нужен. Ты сейчас пойдёшь за покупками. Моя дорогая Тунья чувствует себя нехорошо, поэтому за продуктами ходить некому, — Гарри хотел было напомнить, что есть ещё и Вернон на автомобиле, и Дадли (кстати, где он?), но решил не встревать в разговор. Тем временем Дурсль отвёл своего племянника на кухню. — Я специально для тебя составил подробнейший список того, что надо купить, даже такой идиот, как ты, в нём разберётся! Я даже дам тебе деньги, но учти, что если ты придёшь без чека, можешь забыть о своих постоянных прогулках! Скажи спасибо моей дорогой, это она разрешает тебе где-то слоняться! Если бы не она, ты бы у меня и носу на улицу не показывал! Так вот, деньги. И учти, что если я недосчитаюсь даже одного пенни, я тебя вверх дном перетрясу, даже твою комнату, но взыщу с тебя недостающую сумму! А если не будет денег, то тогда пойдёшь работать, лоботряс! ТЫ ПОНЯЛ?!
Гарри понуро кивнул. Разумеется, он не верил, что его отец был бездельником. Наверняка, он кем-то работал, но родственники не хотят ему давать ни единого повода гордиться своими родителями. Ничего, Гарри привык. Он долго-долго слушал нотации Вернона о гнилой современной молодёжи (естественно, Дадли был святым, а вот Гарри был ярким представителем загнивающей молодёжи), пока Вернон не осознал, что если мальчишка будет его и дальше слушать, то продукты сами собой не купятся, поэтому был вынужден оставить Поттера. Тот сделал глубокий вздох, а затем всё-таки ушёл за продуктами.
Вернулся он через полчаса. Он купил всё, что нужно, и всё было чин чинарём, не придраться! Деньги были на месте, сдача была в полном размере, так что даже если Вернон очень сильно захочет сделать ему гадость, он не сможет ни за что зацепиться. Продукты были наивысшего качества, Гарри сам в этом удостоверился, поэтому на душе у парня было хорошо.
Когда он вернулся, то увидел совершенно необычную сцену: Вернон ведёт Петунью под руки к машине. Хоть она всегда и выглядела так, будто только что съела пачку тухлых лимонов, сейчас она казалась особенно больной.
— А, ты… — угрюмо пробурчал Вернон. — Разложи продукты по секциям, — он казался каким-то рассеянным. — А теперь пошёл прочь.
— А тётя Петунья в порядке? — вопрос Гарри вырвался раньше, чем он успел что-то осознать. И тут… Все застыли в шоке. Гарри ужасался тому, зачем и что он спросил, Вернон никак не мог внять в толк, что нашло на его племянника, а Петунью, похоже, этот вопрос мог с минуты на минуту повалить в обморок.
— Не твоего ума дела, мальчишка! — первым пришёл в норму Вернон. — А теперь выметайся, пока не пожалел об этом!
— Я что, не могу теперь беспокоиться о том, в порядке ли мои родственники?! — возмутился Гарри.
— А хер его знает, что ты задумал! — взорвался Вернон. — Может, это ты отравил тётушку, чтобы захапать всё наше имущество!
— Я ПРОСТО ИНТЕРЕСУЮСЬ, В ПОРЯДКЕ ЛИ ТЁТЯ ПЕТУНЬЯ!!! — заорал Гарри. Похоже, этот крик окончательно вогнал Дурсля в ступор. И тут…
— Д-да… — ошарашено ответила Петунья. — Я в порядке… — сложно сказать, был ли её голос таким слабым из-за болезни или из-за неожиданного беспокойства Поттера. — П-пошли, дорогой, всё в порядке…
Фраза Петуньи подействовала на Вернона умиротворяющее, и тот всё же повёл свою жену дальше. Он усадил её на переднее сиденье, а сам сел за руль, и машина Дурслей поехала прочь от дома. Гарри проводил её взглядом, а затем всё же зашёл внутрь.
"И что на меня нашло? — поражался Гарри. — Мне ведь всё равно, что с ней, пусть хоть завтра умрёт… Хотя… если Вернон сказал правду про то, что именно благодаря тётушке у меня такая автономия, то я должен ей сказать большое спасибо… Неужели мои родственники способы на нормальные поступки?"
Это событие пробудило в Гарри полузабытое воспоминание, имевшее место быть между между вторым и третьим годом обучения в Хай-Камеронсе. Тогда с визитом на Тисовую Улицу приехала тётушка Мардж, сестра Вернона, такая же жирная, страшная и злая. Целую неделю Гарри благополучно (и, что главное, успешно) избегал контактов с тётушкой Мардж, поэтому можно с полной уверенностью сказать, что всё прошло хорошо. Однако конкретно это воспоминание датировано последним днём визита тётки. Это был праздничный ужин, торт, выпивка и всё такое. Дурсли и Мардж сидели за столом, рядом с сестрой Вернона бульдог чавкал своим кормом, а Гарри исполнял обязанности посудомойщика-официанта. Его это вполне устраивало. Если бы он сидел за столом, то уже давно предпринял бы попытку убить Мардж.
— Вот отличный, конечно, у вас тут… ик… коньяк, — вещала Мардж. — Так… э…, а этого… этот где учится хоть?
— В Хай-Камеронсе, — ответила Петунья, недовольно сжимая губы. — Обычная школа, ничего примечательного.
— Слишком много чести для такого мелкого паршивца, — Мардж была недовольна ответом. — В Брутуса бы его запихнуть, к малолетним преступникам, там ему самое место. Там ему бы, чтоб его, вставили бы мозги в нужное место, а так… Э… не, это вы зря сделали, в Брутуса его надо было отдать.
— Если бы он учился в Брутусе, то стал бы ещё одним преступником, — заметила Петунья, — нам этого не надо. Пусть уж станет нормальным человеком и свалит от нас куда подальше.
— Всё равно фигня, — безапелляционным тоном заявила Мардж. — Ладно, чёрт с вами. Балуете вы что-то этого говнюка. Зря это вы, зря. Сегодня вы его балуете, а завтра он перережет вам глотки и сбежит с деньгами, — Мардж рыгнула. — Да… Хреново тут у вас, да… А отдали бы в Брутуса… А, чего вас, идиотов, поучать-то… — она выпила ещё коньяка. — А у этого родители кем работали?
— Безработные, — незамедлительно ответил Вернон, — сидели на пособиях. У нас слишком демократичное государство, я считаю, надо было их либо арестовать, либо на работы припахать.
— Эт точно, — хохотнула Мардж. — Я не удивлена чё-та, да и не удивительно это, что его папаша наверняка был наркоманом и уродом, что мамаша у него шлюха шлюхой.
— Она была моей сестрой, — ледяным тоном произнесла Петунья. Таким тоном она даже Гарри не отчитывала.
— А не плевать ли? — отмахнулась Мардж. — На правду не обижаются. Да, она твоя сестра, но всё равно шваль же. Не была бы шлюхой, не сбежала бы с тем Поттером и не родила бы от него этого шлюхина сына.
— Она была моей сестрой, — повторила Петунья всё тем же тоном. — Каким бы человеком она не была, я не позволю о ней говорить такие вещи. Да, она ушла с Поттером, однако она была не таким ужасным человеком, как вы считаете, Мардж.
— Э… — Мардж сощурилась. — Ты чё-та, кажись, берега попутала, да, хе-хе? .. — Вернон бессильно смотрел то на свою жену, то на свою сестрицу, то на своего сына, то даже на своего племянника, который застыл с тарелкой в руке. Гарри тогда хотел запустить тарелку в Мардж, однако начинающаяся ссора между Петуньей и тётушкой Мардж была интереснее. — Ты, чо, этого молокососа защищаешь? — она ткнула жирным, как сарделька, пальцем в Поттера. — Совсем, чтоб тебя, охренела, да? Пришибнутая, как и своя сестрица.
— А что если защищаю? — с вызовом спросила Петунья. — Тебе, карга старая, не понять родственных уз, даром, что у тебя брат есть. Молчи, Вернон, — она зыркнула на своего мужа, и тот смиренно притих. — Дадли, иди погулять, пожалуйста, — её сын послушно слез со стула и поспешил из гостиной. Даже он понимал, что дело пахнет керосином. Про Гарри тогда как-то все позабыли. — Итак, Марджори, я тебе авторитетно заявляю: больше твоей ноги в этом доме не будет.
— Ах ты сука, — прошипела Мардж. — Сука неблагодарная, прошмандовка дешёвая! Мой Вернон взял тебя в жёны несмотря на твою сестру и её хахаля, а ты! ..
— М-мардж, п-пожалуйста, — Гарри никогда ещё не видел Вернона таким забитым и неуверенным в себе.
— Так, Марджори, — продолжила Петунья, — я терпела тебя пятнадцать лет исключительно из-за любви к Вернону, однако рано или поздно любому терпению приходит конец. Я не требовала, не просила тебя изображать любовь к мальчишке, однако я не позволю оскорблять свою сестру. Она есть и будет моей сестрой, моей кровью, кем бы она ни была. А теперь убирайся вон, чтобы твоей ноги здесь больше не было.
— Я тебе это припомню, — Мардж встала из-за стола, опрокинула свой стул и бутылку коньяка, который разлился по столу. Петунья презрительно поморщилась. — Я тебе это обязательно припомню, сука… — она медленно побрела к выходу, но тут её на глаза попался Поттер. — Говно малолетнее, чего зыришь? Сучёнок, ты, небось, угрожал своей тётке, вот она и несёт всякую херню, а?
Гарри молча развернулся и ушёл мыть свою тарелку. Ниже его достоинства общаться с такими людьми.
— Э, я с тобой ещё не закончила, сучёнок! — крикнула Мардж и попробовала схватить Гарри, но не смогла, поскользнулась на луже, которая образовалась от воды, которая капала с той тарелки, которую он держал, и рухнула всей своей массой на пол. Через несколько секунд она захрапела.
— Так, ты, — тут и Петунья вспомнила о своём племяннике, — марш наверх!
Гарри едва не сказал «с радостью», но сдержался, положил тарелку на место и удалился из кухни. Судя по всему, между Петуньей и Верноном предстоял один из самых серьёзных разговор за всю их супружескую жизнь.
"Так почему же я забыл этот разговор? Наверное, я тогда, будучи тринадцатилетним, не придал этому никакого значения. А теперь… А теперь я понял весь смысл того разговора. За то время, что мы жили вместе, мы смогли немного привыкнуть друг к другу. И, возможно, даже полюбить друг друга. Возможно, Петунья всегда любила меня, но пыталась это всячески скрыть. Всё-таки для неё я был родной кровью. Дадли? .. Дадли потом начал меняться и даже стал человеком. Вот Вернону я всегда был чужим человеком. Но весь этот разговор не отменяет того факта, что со мной плохо в этом доме обращались. И эта двойственности существования в доме номер четыре по Тисовой улице и до сих пор ставит меня в тупик".
Когда Гарри закончил вспоминать, то осознал, что дома остался один: Большой Дэ ещё не вернулся, Дурсли только что уехали, поэтому Гарри был в кои-то веки предоставлен сам себе. Первой мыслью Гарри было включить телевизор, но тут он понял, что раз уж он остался один, то нужно позвонить Эмме. На часах уже было восемь утра. Да, он окажется очень назойливым, но всё же он уже сделал несколько шагов навстречу тому, чтобы пойти к ней в гости, не надо останавливаться.
Поэтому Гарри подошёл к телефону и набрал номер Уилкинсов. Снова гудки, и…
— Алло, я вас слушаю, — сердце Гарри возликовало, ведь он услышал голос Эммы!
— П-привет, Эмма! — Гарри был так счастлив, что даже упустил из вида такую вероятность, что это могла бы быть её сестра, например. — Это тебя беспокоит Гарри.
— О, привет, Гарри! — так же обрадовалась Эмма. — Как жизнь? Ты чего со своего домашнего звонишь? Неужели твои домашние разрешили?
— Ну, их сейчас нет дома, чем я и пользуюсь, — смутился Гарри. — К-как дела? Я тебя не разбудил?
— Спасибо, нет, не разбудил.
— И… пожалуйста, передай мои извинения твоей ма… то есть, миссис Уилкинс, — Гарри понял, что сейчас-то и надо извиниться за утренний звонок. — Я её не разбудил?
— Нет-нет, она уже проснулась тогда, — объяснила Эмма. — Не бойся, ты оставил у моей мамы хорошие впечатления, поэтому, если хочешь, можешь прийти ко мне хоть прямо сейчас. Ты же ради этого звонил?
— Д-да… — Гарри обрадовался, что пока ещё не изобрели видеосвязь, иначе бы Эмма увидела, как он густо покраснел.
— Тогда мы будем ждать, — ответила Эмма. — До скорого!
— Пока… — Гарри дождался, пока Эмма положит трубку, а затем и сам опустил трубку на телефон.
Парень сделал глубокий вдох, а затем всё же отправился на улицу, где ему в глаза сразу же ударили лучи солнца, и полминуты он удивлённо таращился на небо, где среди бесконечных туч нашлось место небольшому просвету, и солнце, которое без малого два месяца не показывалось, наконец одарило землю своими лучами. Гарри по солнцу определённо соскучился. С другой стороны… это ведь наверняка знак того, что Гарри всё правильно делает.
Улица Магнолий располагалась через несколько кварталов, и с ней у Гарри были связаны такие воспоминания, как редкие прогулки всех обитателей дома номер 4 по Тисовой улице на местной детской площадке. Сейчас эта самая площадка пустовала. Похоже, родители ещё не поверили в то, что наконец появилось солнце, поэтому продолжали держать детей в тепле.
Дома на улице Магнолий мало чем отличались от домов на Тисовой улице от домов на любой другой улице Литтл Уингинга, поэтому в поиске дома Эммы Гарри приходилось полагаться исключительно на клочок бумажки с адресом. И вот, он дошёл до нужного дома и растерянно покрутил головой, а затем нашёл звонок на заборчике и уверенно нажал на кнопку вызова. Через некоторое время из дома вышла Эмма в домашнем.
До этого Гарри видел её исключительно в школьной форме, и признавал, что серый пиджак с серой длинной юбкой подходят ей, и в такой одежде она выглядит так, словно уже многие годы ходит в одежде подобного фасона или даже цвета (может, на ней лучше смотрелась бы чёрная форма). Но теперь он увидел, что и в выборе даже домашней одежды Эмма не лишена вкуса: серые спортивные штаны (на ум невольно пришёл Дадли), серая олимпийка.
— Проходи, Гарри, калитка открыта! — сказала Эмма, парень толкнул невысокую дверцу, прошёл через лужайку и вошёл внутрь дома.
Дома строились под копирку, поэтому Гарри с некоторым неудовольствием узнал в этом доме полный клон дома Дурслей. Вот коридор, вот чулан под лестницей, вот лестница наверх, вот кухня, вон там гостиная. Гарри разулся и снял куртку, а затем окликнул Эмму:
— Слушай, я тут хотел бы кое-что дать… — он полез в рюкзак, а затем протянул подруге коробку печенья. — Маленький презент. Не с пустыми же руками приходить…
Эмма удивлённо посмотрела на коробку, а затем ещё сильнее изумилась, увидев, что это печенье без сахара.
— Как ты догадался? — поинтересовалась она; её щёки порозовели. — А, я же сама говорила, что у меня родители — дантисты, нетрудно догадаться. Но всё равно, Гарри, большое спасибо, — она улыбнулась.
— Тебе уже и подарки дарят? — раздался с кухни голос миссис Уилкинс, и оба подростка покраснели. — Так и до цветов недолго, а там и роман, свадьба и внуки.
— Мам, рано ещё так далеко загадывать! — возмутилась Эмма, а сам Гарри с ужасом для себя вспомнил, что когда сегодня видел по дороге несколько цветочных магазинов, у него проскальзывала идея купить цветочек, но его остановила цена на растения. Но и не только это.
Подростки оказались на кухне, и тогда Гарри увидел миссис Уилкинс воочию. Он понял, что Эмма была словно молодая версия своей мамы, но всё же чем-то они отличались друг от друга, но чем, Гарри пока не уловил.
Как только Моника Уилкинс увидела Гарри, её взгляд первым делом скользнул по шраму парня, а затем по его зелёным глазам. Поттер привычным движением пытался зачесать волосы так, чтобы шрам не был виден.
— Не убирай его, шрамы только украшают мужчин, особенно такой… правильной формы, — посоветовала миссис Уилкинс и добродушно улыбнулась. — Если что, Гарри, то прости, что утром мы так сумбурно поговорили, просто я не очень ожидала твоего звонка.
— И вы тоже простите меня, не надо было вам названивать, — в свою очередь начал оправдываться Гарри.
Однако первым делом Гарри накормили: имел место быть скромный завтрак, где нашли своё применение и печенья, подаренные Поттером.
— И как себя чувствует моя дочь в школе? — поинтересовалась миссис Уилкинс, откусив от печенья небольшой кусок.
— Мам, я же рассказывала, что всё хорошо, — ответила за Гарри Эмма. — Я уже познакомилась со всеми своими одноклассниками…
— Но тесно общаешься лишь с Гарри, — напомнила Моника Уилкинс. — Я, конечно, ни на что не намекаю, просто даю пищу для размышления. Лучший друг — это хорошо, но нужно расширять круг общения.
— Я и расширяю, — ответила Эмма, хотя, как помнил Гарри, не очень-то это у неё и получалось, в чём парень обвинял только себя. Она спуталась с Поттером, поэтому стала пропащей для общества.
— Так что, Гарри, что скажешь насчёт моей дочери?
— Ну, она славная… — начал говорить Гарри, слишком поздно поняв, что речь шла не о его мнении касательно Эммы, а о её положении в классе. — Т-то есть, она чувствует себя хорошо. Учителя хвалят, оценки хорошие…
— Значит, всё действительно в порядке, — успокоилась миссис Уилкинс, хотя у Гарри остались подозрения, что рано или поздно будет подвергнут серьёзному допросу со стороны матери Эммы. — Просто я почти пять лет не видела свою дочь. Эмма у нас училась в закрытой школе, и возвращалась только на каникулы.
— Круто, — не удержался от комментария Гарри. Он готов отдать всё, чтобы учиться в такой школе, лишь бы подальше под Дурслей. — То есть… — он понял, что, возможно, миссис Уилкинс не разделяет его восторга.
— Не бойся, Гарри, я вовсе не жалуюсь, — прервала его миссис Уилкинс. — Моей дочери действительно было очень интересно в той школе, а раз ей было хорошо, то и я довольна.
— Мам, давай я лучше расскажу о том, что там было, — предложила Эмма. — На самом деле, я уже не очень-то и помню, что там было такого уникального, но там была интересная школьная программа, много интересных учителей, у меня там были хорошие друзья. Вот только… Жаль, что я где-то потеряла письма, которые я писала родителям, я бы тебе их показала.
— При переезде чем-то пришлось пожертвовать, и письмами в том числе, — пожала плечами миссис Уилкинс.
Тут Гарри к своему ужасу понял, что тема для разговора исчерпана. К счастью, Гарри был настоящим британцем, поэтому стоило ему посмотреть в окно…
— Отличная, надо сказать, прогулка… то есть, погода, — запнулся Гарри. Он сейчас думал, как будет приглашать Эмму на поездку в Лондон, поэтому вышла оговорочка по Фрейду.
— Да, в кои-то веки солнце показалось, — согласилась миссис Уилкинс. — Вообще с погодой что-то странное творится, а метеорологи не спешат объяснять. Не должно быть так холодно летом. А зимой что тогда будет?
— Так что ты говорил про прогулку? — однако Эмму больше заинтересовала первая часть фразы парня. — Или ты оговорился?
— Ну… — Гарри отвёл взгляд. — Просто подумал, что раз такая хорошая погода, но надо в Лондон сходить, — он посмотрел на Эмму. — Помнишь, я рассказывал про ту лондонскую библиотеку? Надо её тебе показать?
— Неужели прямо сейчас? — миссис Уилкинс не совсем одобряла подобную перспективу.
— А зачем тянуть, мам? — спросила Эмма. — Время-то ещё раннее, ещё десяти нет, мы быстро съездим в Лондон, а затем вернёмся обратно. Мы не будем нигде задерживаться, и к ужину мы уже вернёмся.
— «Мы»? — удивился Гарри.
— А что, ты разве не будешь с нами ужинать? — удивилась Эмма.
— Боюсь, что у меня в Лондоне есть кое-какие дела, которые я хотел бы сделать, — признался Гарри. Он собирался купить подарок для Эммы по случаю её дня рождения, и уже даже знал, что именно он ей подарит и где он купит этот подарок.
— Жалко, — поджала губы Эмма. Похоже, мнение миссис Уилкинс никого не волновало, так как её выражение лица говорило о том, что она не совсем разделяла сожаление своей дочери. Возможно, скепсис носил чисто практической характер типа «Зато не надо будет на ещё одного человека готовить».
— Но если что, Гарри всегда будет желанным гостем в нашем доме, — изрекла миссис Уилкинс, и парень приободрился. Конечно, он постарается не злоупотреблять гостеприимством Уилкинсов, но если время от времени и с разрешения Эммы… Да и как-то странно выглядит столь резкая смена настроения миссис Уилкинс, но, похоже, Гарри просто не умеет читать эмоции по лицам.
Таким образом, подкрепившись, подростки вышли на залитую солнцем улицу. Просвет становился всё больше и больше.
— Гарри, не подскажешь, на каком автобусе будет проще всего добраться до твоей библиотеки? — вопрос Эммы поставил парня в тупик. Они решили пока пойти к ближайшей автобусной остановке, хотя Гарри не нравилась идея тратить свои с трудом добытые деньги на проезд до столицы Британии.
— Честно говоря, я не знаю. Я всегда пешком иду до Лондона. Мои ноги знают, как туда дойти, но отсюда мы будем добираться без малого час, — они вышли на остановку. Здесь останавливался всего один маршрут.
— Нет, час — это слишком много, — решила Эмма. — И ты время от времени совершаешь такие длительные пешие прогулки? — поразилась она.
— Каждые выходные, — ответил Гарри. — Ну, мне не трудно. Если выйти рано, в шесть утра, то к семи дойдёшь, а в это время уже много что работает.
— В шесть утра? — продолжала поражаться Эмма. — Зачем так рано вставать, Гарри? Особенно в выходные? Неужели это из-за твоих… домашних? — девушка вспомнила, что Гарри избегал как-либо конкретно называть тех, с кем он совместно проживал, поэтому употребила эту толерантную формулировку.
— Можно и так сказать, — Гарри понял, что неизбежно сегодня расскажет Эмме о своём положении.
В этот момент приехал автобус, и подростки сели внутрь. Скрепя сердце, Гарри уже вознамерился было плюнуть на жадность, достать деньги, но тут подсуетилась Эмма. Она оплатила проезд за двоих. Автобус тронулся.
— Ты думаешь, я не поняла, что у тебя всё очень плохо? — спросила она у ошарашенного Гарри. Они сели в конце автобуса. — Если бы ты жил в нормальной семье, ты бы не экономил каждое пенни. Если бы ты жил в нормальной семье, ты не был бы таким мрачным пессимистом. Но… — она отвела взгляд.
Впервые, как вспомнил Гарри, Эмма смутилась настолько. До этого она всегда прямо смотрела ему в глаза, даже если он говорил что-то очень странное, которое заставляло краснеть его самого. А теперь, стало быть, Эмма что-то хотела сказать…
— Если ты не хочешь… — продолжила она. — Можешь не говорить…
Тут Гарри смог истолковать её взгляд. Она очень хотела узнать побольше о Гарри, но боялась, что этим самым она разрушит нечто, связывающее их. Некая тонкая нить, протянутая между столь различными школьниками, росшими в совершенно различных условиях, только-только обрела некую физическую прочность, и от того, ответит ли Гарри, зависит, станет ли она ещё прочнее или разорвётся и больше никогда не соединится.
— Нет, я, пожалуй, объясню, — решился Гарри. — Честно скажу, давно надо было всё объяснить, зря я секретничал. Помнишь, я говорил, что свой шрам получил в автокатастрофе? — Эмма невольно уставилась на его лоб. — Так вот, мне тогда был всего один год. И в той автокатастрофе погибли мои родители. Я остался сиротой, но меня усыновили родственники по линии матери. Сейчас я живу с сестрой мамы, её мужем и их сыном, моим ровесником.
Почему-то рассказывать об этом оказалось неожиданно просто. Гарри понял, что уже давно как все были готовы к этому откровению, лишь один он постоянно сомневался в себе. А теперь, когда все карты раскрыты… Он боялся смотреть на Эмму. Он боялся увидеть в её глазах жалость к нему. Но когда он всё же решился…
— Понятно, — кивнула Эмма. — Я рада, что ты наконец решился довериться мне. Честно рада. Ведь мы же друзья, ведь так? И я всё ещё помню наш давний разговор по душам. И… теперь всё понятно…
— Только не надо меня жалеть, пожалуйста, — заявил Гарри.
— А тебя и не надо жалеть, — неожиданно сказала Эмма. — Ты и без жалости достаточно сильный. Ведь я вижу, что эти родственники тебя ну вообще никак не любят. Любой другой на твоём месте окончательно загнулся бы или убежал, но ты продолжаешь жить, приспосабливаешься. Ты выбрал путь адаптации, что требует невероятного мужества…
— Да какое мужество, — проворчал Гарри. — Я просто молча терплю, стиснув зубы…
— Но ты продолжаешь быть собой, — оправдывала парня Эмма. — Ты — это ты, а не какой-то слепок, угодный твоим родственникам. Ты ведёшь подпольную войну в своей голове, ты не отступаешь и не склоняешься ни перед чем…
— Да откуда ты это всё поняла? — возмутился Гарри.
— По глазам, по поведению, по манере речи, по привычкам, — спокойно ответила Эмма. — О человеке очень многое говорит то, как он себя ведёт и не только. Поэтому, Гарри, доверься мне. Уж я-то никому не расскажу о том, что ты сирота, и не буду тебя за это унижать. И, если так хочешь, не буду тебя жалеть. Я верю, что ты сам справишься, но если что, я всегда готова буду протянуть тебе руку. Только скажи. Ты же сам говорил, что пока человек не попросит о помощи, никто и не подумает ему помогать.
Гарри не знал, как ему ответить. Он решил всё же довериться в этом вопросе Эмме. Ей виднее. Если она готова протянуть руку помощи… То тогда нет смысла отказываться.
— Спасибо, Эмма, — в итоге произнёс Гарри. — Если бы ты знала, насколько для меня важно твоё… доверие ко мне.
Эмма понимающе кивнула и улыбнулась парню, а тот подумал, что, должно быть, уже способен привыкнуть к этой улыбке.
После такого разговора наступило молчание, и вплоть до окраин Лондона не проронили ни слова, пока в какой-то момент Гарри не узнал знакомые места, где и посоветовал Эмме выйти. Оказавшись на улице, парень покрутил головой, после чего уверенно пошёл в направлении библиотеки, и действительно, уже через десять минут они дошли. Это оказалось не самое приметное здание, которое, однако, было высоким, пятиэтажным. Архитектурно оно ничем не выделялось от унылых зданий окраин Лондона, но зато внутренний интерьер был красивым и чем-то напоминал старинные библиотеки, как их изображают в кино. Попали подростки в крупное и высокое фойе, одна дверь в дальнем от входа конце фойе вела в читальный зал, а двери справа и слева уводили в книгохранилища. В отличие от библиотеки в Литтл Уингинге, здесь большая часть книг хранилась отдельно от читателей. Конечно, многое было представлено в читальном зале, однако редкие книги или новинки находились за пределами доступа посетителей. Так что если нужно было получить книгу, необходимо было обратиться непосредственно к библиотекарю. Так же в наличии была доска поступлений, где вывешивалась информация по новым книгам, прибывшим в хранилища. Обычно Гарри сразу набирал на неделю себе все новые книги, которые увидел в этом списке.
И вот, через минут двадцать-тридцать, Эмма и Гарри сидели вдвоём в читальном зале, пока девушка не обратилась шёпотом (всё-таки они были в библиотеке не одни, и правила приличия требовали от них неукоснительно соблюдать тишину) к своему другу:
— Я тут подумала… Ты свободен в следующий четверг?
Гарри задумался, а затем смекнул, что следующий четверг — это день рождения Эммы. Разумеется, он ждал, когда она его пригласит, но правила приличия требовали от парня сначала изобразить задумчивость (для этого много умения не понадобилось), а затем удивиться и всё-таки согласиться.
— А, да, свободен, конечно, — Гарри чуть было не продолжил фразой «я вообще когда угодно свободен, так что можешь не беспокоиться», но решил, что излишний сарказм будет неуместен.
— Ну, тогда… тут такое дело, что у меня в четверг день рождения… — начала шёпотом объяснять Эмма. — Так что, если ты свободен, не мог бы ты тогда прийти на… как бы это назвать? Ну, не вечеринку… «торжество» — слишком помпезно… Ну ты понял идею.
— Понял, — кивнул Гарри. — Конечно, приду, можешь не волноваться.
После этого они уточнили технические детали, и на этом закончили обсуждение грядущего торжества. Ещё немного посидели и почитали, а затем Гарри и Эмма направились к выходу, и в дверях библиотеки разошлись. Девушка ушла на остановку, а парень направился в свой любимый книжный магазин, где он собирался всё-таки купить Эмме подарок.