But after a while You realize time flies And the best thing that you can do Is take whatever comes to you 'Cause time flies Porcupine Tree — Time Flies
Гермиона Грейнджер, Полумна Лавгуд, Невилл Лонгботтом, Джинни Уизли, её братец Рональд сидели в купе Хогвартс-Экспресса и ехали на юг, в Лондон. Для них завершился уже третий по счёту год обучения в Хогвартсе. Гермиона сидела в кресле и подрёмывала — для неё этот год был самым изматывающим, и в первую очередь из-за того, что она взяла на себя слишком много. Не надо было браться за все факультативные предметы, это было ясно сразу, но Гермиона была упрямой, она считала, что уж она-то совершенно легко сможет с этим управиться, что она совершенно легко разжуёт этот гранит науки, но в итоге чуть не сломала себе все зубы. Она заработала себе нервное истощение на почве двойных нагрузок, и в итоге отказалась от маховика и двух предметов: прорицания (с которым у неё не сложились отношения) и магловедения (Гермиона слабо понимала, зачем она на него пошла, если сама — маглорождённая). Расписание, конечно, у Гермионы оказалось в разы напряжённым, чем у остальных (нумерология и древние руны считались самыми сложными факультативным предметами), но ещё четыре года с маховиком Гермиона не выдержала бы чисто физически, чего уж говорить про моральную и психологическую сторону вопроса. Гермиона сидела в кресле, подрёмывала и предавалась воспоминаниям. Если так подумать, то её жизнь текла своим чередом без особенных приключений. Самым, пожалуй, опасным и богатым на события годом был лишь второй, когда была вся эта история с Тайной Комнатой, но и загадка Тайной Комнаты разрешилась довольно быстро не без помощи Дамблдора. Уж неизвестно, что послужило причиной всем этим событиям, но раз всё закончилось хорошо, то и нет смысла о чём-либо сожалеть. Но даже если не учитывать тот год, незначительных странностей в жизни школы за последние три года было исчезающе мало. Разве что первый год в Хогвартсе начался с громкого скандала, к счастью, связанного не с Гермионой, но с ранее упомянутым Рональдом Уизли. Буквально через два-три дня после начала занятий, гостиная Гриффиндора была оцеплена, туда ворвались авроры и вывели скрюченного волшебника, похожего чем-то на побитую крысу. На следующий день заголовки «Пророка» сообщили шокирующую весть: Сириус Блэк, которого вся магическая общественность Британии считала преступником (тот ещё вопрос, кто его вообще помнил?), оказался невиновным, а приписываемые ему преступления (убийство маглов и Петтигрю) совершил именно что мистер Петтигрю, всё это время скрывавшийся под видом крысы в семье Уизли. Как сообщают газеты, в экстренном порядке из Азкабана доставили Сириуса, напоили Сывороткой Правды, и тот поведал всю истину о том, что произошло одиннадцати лет, а когда такой же допрос Питера показал те же результаты, то всё стало очевидно. Новость была не то чтобы шокирующей, но всё-таки. Рон Уизли, до этого находившийся в тени славы своих братьев, прославился на всю школу. Ещё бы — столько лет жил по соседству с опасным преступником, а он и в ус не дует! Но оказалось, что настоящими героями стали… Фред и Джордж, самые известные сорванцы и весельчаки всея Хогвартса! Оказалось, что у них была особая карта, которая позволяет им видеть всех людей в школе, и однажды они увидели, что в постели с Роном находился некий Питер Петтигрю. Такого ученика или учителя они не знали, и решили проверить, но в спальне кроме Рона и его однокурсников никого не было, поэтому близнецы, ведомые желанием спасти Рона от бед, сначала обратились к МакГонагалл, а уже она — к Дамблдору, что и привело к неожиданной развязке. Друзей у Гермионы к концу первого курса было очень мало: Рон и Невилл. И с каждым из них она нашла общий язык лишь к середине первого года обучения, и их дружба начиналась с того, что Рон и Невилл подходили к ней, спрашивали у неё совета по домашним заданиям, а Гермиона им помогала и разжёвывала как могла. Если у Гермионы спросить, когда же она начала много общаться с Роном, она назвала бы точкой отсчёта Хэллоуин. Тот день вообще был богатым на события: интересные уроки, а на чарах и вовсе проходили заклинание левитации, которое Гермиона отрабатывала с Ханной Аббот с Пуффендуя. Заклинание было для девочки простым, но не у всех оно получалось хорошо — например, у сидевших рядом с ней Рона и Симуса перо отказывалось подниматься, а под конец урока эти двое его ещё и спалить умудрились. А вечером было самое настоящее нападение тролля, которого, к счастью, никто из учеников не увидел. Но зато именно в тот день весь красный от стыда Рон подошёл к Гермионе с просьбой помочь ему отработать заклинание Левитации. С Невиллом же Гермиона начала дружить в те времена, когда зельеварение стало достаточно сложным, чтобы бедолага Лонгботтом умудрялся прожигать свой несчастный котёл не каждые две-три недели, а каждое занятие. На этом интересная часть первого года закончилась и началась другая часть, странная и несколько загадочная, ведь на рождество Гермиона получила мантию-невидимку. Она не знала, зачем и от кого она могла получить столь дорогой и ценный дар… Но она решила его опробовать. Нельзя её за это винить, она была обычной двенадцатилетней школьницей, всё-таки, хоть и была она умнее многих своих одноклассников. А под "опробовать" надо понимать "отправиться гулять в мантии по Хогвартсу ночью", что она и сделала, выйдя 25-ого декабря из гостиной гулять по ночному замку в полном одиночестве. Невилл на каникулы уехал к бабушке, а Рона Гермиона решила не привлекать к этому делу. Он ей, всё-таки, не казался достаточно благонадёжным. Первым делом она направилась в секретный отдел библиотеки, но так ничего там и не нашла, а когда услышала Филча, вынуждена была сбежать, и через какое-то время наткнулась на комнату с зеркалом Еиналеж. И в зеркале она увидела себя в окружении своих сверстников, и девочка, понявшая принцип этого зеркала лишь по одной строчке, написанной на кромке зеркала (фраза была написана достаточно странно, чтобы девочка догадалась прочесть её задом наперёд), поняла, что это — её друзья, о которых она мечтает. Среди этих друзей на первом плане стоял неказистый Рон Уизли, пухлый Невилл Лонгботтом и мальчик со шрамом на лбу в виде молнии. Как сообразила Гермиона, это был Гарри Поттер. О мальчике, который выжил, Гермиона впервые прочитала в одной из книг, купленной когда она узнала о том, что является волшебницей. Как оказалось, имя Гарри Поттера мелькает в нескольких книгах, и везде говорится, что он пережили смертельное заклинание и уничтожил Волдеморта в годовалом возрасте. Но везде давалась сноска, что это лишь одна из версий гибели Тёмного Лорда, причём не самая убедительная. Но красивая легенда о силе материнской любви, победившей тьму, покорила сердце девочки. Было в этой повести о Поттере что-то сказочное. Конечно, магия сама по себе — сказка, но чудо спасения от смерти — особый разговор. Так что девочка поехала в Хогвартс, лелея надежду увидеться с самим Гарри. Но на платформе его не было, в поезде — тоже, а на церемонии распределения Гарри не оказалось. Но девочка думала, что, может, он уже старшеклассник. И тогда она обратилась к сидевшему за одним столом Перси Уизли, старосте факультета Гриффиндор. — Гарри Поттер? — несколько удивлённо переспросил Перси. — Сказки это всё. Нет его. Может, он и действительно родился, вот только он погиб вместе с родителями и Сам-Знаешь-Кем. А что до этой сказочки про выжившего… Ты же знаешь, что Санта Клауса не существует? Тут то же самое. Грубый материализм и беспощадная в своей искренности честность Перси уничтожили последние мечты Гермионы на чудо… Таким образом, Гермиона, глядя в зеркало на белокурого мальчика с печальными голубыми глазами и шрамом на лбу (откуда ей было знать, как на самом деле выглядит Гарри? Вот воображение и преподнесло ей стереотипного принца), поняла, почему она увидела мальчика, который выжил. Она ведь с самого начала мечтала с ним подружиться. Разумеется, не славы ради. Ей хотелось узнать этого несчастного сироту поближе, понять, чем он живёт… Хотя, может, для одиннадцатилетней девочки чувства были слишком глубоком, но, с другой стороны, Гермиона всегда была взрослее своих сверстников. — Не увлекайся этим зеркалом слишком сильно, Гермиона, — мягкий старческий голос вывел Гермиону из ступора, и она рефлекторно обернулась и уже собралась было накинуть мантию, но было уже поздно — её обнаружил сам директор Хогвартса, профессор Дамблдор. — Как я понял своих коллег, ты девочка очень умная, поэтому поймёшь, что наблюдать за иллюзиями, конечно, приятно, но зачем, если некоторые желания исполняются элементарным трудом? — П-простите, профессор, — девочка потупила взор. — Нет нужды извиняться, Гермиона, — старик улыбался. — Я не собираюсь тебя сильно ругать за прогулки по ночному Хогвартсу. Сам понимаю, какая эта интересная затея… Я же правильно понял, что вы уже поняли принцип этого зеркала? — Гермиона кивнула. — Тогда позволь задать вопрос: что ты в нём видишь? — Себя в окружении друзей, — честно ответила девочка. — И Гарри Поттера. Если признание про друзей Дамблдор встретил с понимающей улыбкой, то весть про Гарри он воспринял с удивлением. На секунду на его лице появилось выражение лица человека, который хочет задать вопросы или начать эксперименты (у Дамблдора за оба этих состояния отвечало одно и то же выражение лица), но затем снова повисла всепонимающая и всепрощающая улыбка. — Гарри? — всё же Альбус удивился. — Очень интересно, мисс Грейнджер. Но почему именно он? И Гермиона, покраснев, призналась, что всегда ждала встречи с ним, что была очень расстроена, узнав, что его не существует. Тогда профессор сказал: — Однако же он существует. Гарри Поттер, Мальчик, Который Выжил, действительно победил лорда Волдеморта. Но, к несчастью, он родился сквибом. Думаю, ты знаешь, кто это такие, Гермиона. Так что он не может обучаться в Хогвартсе. Не беспокойся, он сейчас жив и здоров, проживает со своими близкими родственниками, ходит в обычную магловскую школу и живёт обычной и беззаботной жизнью подростка. Как, впрочем, и ученики Хогвартса. Девочка смотрела на профессора с широко раскрытыми глазами. К такому откровению она не была готова. С другой стороны, раз Гарри жив, то с ним можно как-нибудь увидеться. А раз он живёт с маглами, то это даже хорошо — девочка сама маглорождённая, значит, найдёт общий язык. Однако когда она выказала своё желание повидать мальчика, директор ответил категорическим отказом: — Боюсь, Гермиона, это невозможно. Его местонахождение сокрыто множественными чарами ради его же безопасности, поэтому при всём нашем желании, нам не суждено увидеться с ним. Однако, возможно, когда вам исполнится по семнадцать, я и смогу устроить для вас встречу. Если, конечно, к тому моменту, ты не забудешь о своём увлечении мальчиком, — Дамблдор улыбнулся, а девочка смутилась. — Кстати говоря, Гермиона, завтра зеркало перенесут в другое помещение. И я прошу тебя больше не искать его. Но если ты когда-нибудь ещё раз натолкнёшься на него, ты будешь готова к встрече с ним, если запомнишь то, что я скажу тебе сейчас: нельзя цепляться за мечты и сны, забывая о настоящем, забывая о своей жизни. А теперь, почему бы тебе не надеть эту восхитительную мантию и не вернуться в спальню? — и директор заговорчески подмигнул.***
Дамблдор никак не мог внять в толк, почему Волдеморт в затылке Квиррелла сделал свой ход только сейчас, в конце учебного года. Понять, что послание из Министерства Магии, требующее его, Альбуса, немедленно явиться в Лондон, было фальшивкой, особого труда не составило. Наоборот, всё выглядело так, будто Волдеморт сам хочет, чтобы Дамблдор его поймал. Однако Дамблдор вряд ли может понять ход мышлений своего извечного врага. И вот теперь Альбус Дамблдор сидел в дальнем углу «Дырявого котла», изменив своё лицо так, чтобы для окружающих он был просто каким-то стариком. Мало ли в Британии достопочтенных седовласых магов с бородой? Да таких пол-Британии будет, будем откровенны. О том, что из Албании профессор Квиррелл вернулся не тем, кем был раньше, Альбус понял почти сразу. Но он избрал тактику выжидания: он хотел понять, что конкретно задумал Волдеморт, зачем и за чем он решил, рискуя быть раскрытым, отправиться в Хогвартс. Наблюдение говорило о том, что Тёмный Лорд жаждет заполучить Философский Камень. Николасу Фламелю в голову опять ударила мысль перетащить камень в Хогвартс. Он это делает каждые пять-семь лет. Ну скучно человеку жить, что тут поделать. Вот и придумывает себе приключение: попросить своего ученика Альбуса скрыть камень в Хогвартсе, а потом весь год переживать, не украли ли его там, чтобы в конце года забрать его к себе на хранение, а потом опять сдать в Гринготтс. Дамблдору вся эта возня с камнем казалась очень даже весёлым занятием: всякий раз, когда Николас отдаёт ему камень на хранение, Альбус организует самое настоящее подземелье с испытаниями, предназначенное, ясное дело, для учеников — Дамблдору нравится поощрять в учениках жажду приключений. Испытания в подземелье несложные, даже первокурсник справится, а в конце их обязательно ждал был Дамблдор, который и говорил, что так и так, ты молодец, но не переживайте, дорогие приключенцы, камень и так в надёжных руках, нечего пытаться его взять. Обычно к концу года обязательно набиралось как минимум одно удачное «хождение за камнем». Дамблдор улыбнулся: один раз камень был в школе во времена Мародёров, но в тот год были уже на четвёртом курсе, так что буквально в первую же ночь учебного года Мародёры пробрались в подземелье, играючи обошли все препятствия и добились аудиенции у Дамблдора. После этого весь год Мародёры распускали жуткие слухи о том, какие ужасы поджидают всех на пути к Камню… и каждую неделю кто-нибудь, да пытался забрать несчастный камень. Весёлое было время, да… Итак, Дамблдор установил, что тандему Волдеморт-Квиррелл нужен камень и успокоился — они его не получат ни при каких обстоятельствах — он у него всегда с собой, с Дамблдором, так что даже если они узнают, что он не в коридоре на третьем этаже, а в кармане у Дамблдора, то получат они его лишь через труп директора. Так что Дамблдор продолжал наблюдать, подключив в эту слежку и профессора Снегга. А параллельно с этим Дамблдор начал готовить почву для подготовки того, кто станет новым героем Британии, того, кто победит Волдеморта во второй раз. По этой задумке нужно всё-таки познакомить Гарри с миром магии. Но это будет не раньше девяносто седьмого года. Ну а пока же надо найти ровесника Гарри (желательно, всё-таки в юности разница в год-два очень существенна), который будет и умён, и амбициозен, и благороден, и находчив, и добр, чтобы стать для Гарри проводником в мир магии. Дамблдор пока слабо себе представлял, как он сведёт Гарри с этим человеком, но знал, что в результате антимаг должен узнать о своей судьбе и начать помогать бороться с Волдемортом. И у Дамблдора уже была такая кандидатура — Гермиона Грейнджер. Идеально подходит под описание, да ещё и девушка… И вот, в последний день школьных экзаменов, у Волдеморта лопнуло терпение — он подготовил фальшивое сообщение якобы от имени министра магии, и по этому плану Дамблдор должен отбыть из школы, а уж в его отсутствие Волдеморт пробирается через заготовленные ловушки и добирается до Камня. Альбус знал, какое конкретно испытание Волдеморт сейчас преодолевает — на каждом испытании было сигнальное заклинание, оповещавшее Дамблдора о нелегальном прохождении. Волдеморт уверенно шёл к своей цели — Философскому Камню. Теперь ему предстояло одолеть тролля, после чего разгадать загадку Снегга, а потом Зеркало точно поставило бы его в тупик. И тут Дамблдора осенило — он понял, что именно нужно Волдеморту. Дамблдор испытал самый настоящий ужас — сильнее всего его пугало не то, что у Волдеморта есть вполне реальные шансы получить это, а то, что у Дамблдора ушёл год — ГОД! — на то, чтобы понять такую простую вещь. Альбус вскочил со стула, подошёл к стойке, сунул бармену два галлеона (это в несколько раз больше той суммы, на которую в «Дырявом котле» сегодня наел Дамблдор), подошёл к камину, набрал Летучего Пороха и назвал свой кабинет. Попав в кабинет, он убедился, что ничего не пропало, а потом понёсся по коридорам и тайным тропам Хогвартса к коридору на третьем этаже. Уже через десять минут Альбус находился в зале с Зеркалом, где и встретил Лорда Волдеморта. Квиррелл смотрел на зеркало, так что лицо Тома Реддла могло внимательно рассматривать Дамблдора. — Здравствуй, Том, — поприветствовал своего врага Дамблдор как старого знакомого. — Извини, Альбус, но у меня нет времени на разговоры, — сказал Волдеморт и Квиррел достал волшебную палочку. — Я знаю, что камень находится у тебя. Так что мне придётся победить тебя и забрать его. Я уж боялся, что из Хогвартса придётся уйти без приятного бонуса в виде камня. А так… — Извини, Том, — Дамблдор достал свою палочку, — но сегодня ты не уйдёшь из Хогвартса!***
Получив Патронус о том, что нужно срочно явиться в кабинет директора, Северус Снегг успел передумать сонм мыслей, пытаясь угадать, что же конкретно Дамблдору понадобилось от него. Диапазон опасений Северуса начинался от того, что его пошлют к бывшим Пожирателям и заканчивался тем, что его всё-таки уволят за… крайне эксцентричную и неординарную манеру ведения уроков. Но Северус считал, что он вполне нормально ведёт уроки. И в самом деле: рецепт даёт? Даёт. За промахи ругает? Ругает. Баллы тем, у кого зелье получилось, ставит? Ставит. Всё делает, как надо, а всякие мелочи роли не играют. Так что придя в кабинет директора, Северус не знал, радоваться ли ему или нет, что в нём собрался весь преподавательский штат Хогвартса. Каждый наколдовал себе по креслу и теперь сидел перед столом Альбуса. — О, Северус, мы как раз тебя и ждали, — Альбус улыбнулся зельевару. — Проходи, — Северус наколдовал себе стул и сел позади всех. — Итак, дорогие коллеги, я вас собрал здесь, чтобы сообщить одно известие: Николас Фламель решил передать свой Философский Камень под опеку Хогвартса. — Что, опять? — в голосе профессор МакГонагалл было слышно искреннее возмущение. — Почему он никак не может успокоиться и оставить свой камень в покое в Гринготтсе или где он ещё хранить этот камень? — Можете не говорить дальше, господин директор, мы всё поняли, — сказала профессор Стебль. — Как думаете, если я снова верну дьявольские силки, это не будет слишком экстремально? — Думаю, в самый раз для детей, — сказал Дамблдор. — Минерва, я думаю, что у столь уважаемого человека, как мистера Фламеля есть все основания полагать, что наша школа — именно то место, которое нужно для его сокровища. — Но ведь он каждые семь-восемь лет прячет у нас камень! — возмущалась МакГонагалл. — Ну и ладно, нам что, жалко, что ли? — улыбался Дамблдор. Минерва вздохнула, но замолчала. — А может, спрячем камень не как обычно в подземелье коридора на третьем этаже, а в какой-нибудь башне? — предложила профессор Синистра. — Необязательно Астрономической. Или вообще где-нибудь в Хогвартсе. Да хотя бы в северо-западном крыле. Его же никто не использует испокон веков. — Его используют ученики, — в разговор вернулась Минерва, — и я даже не собираюсь говорить, как именно! — Ну и ладно, нам что… — Дамблдор осёкся. — Никто не жаловался, никого не поймали, прецедента нет, ну и слава богу… А как же Астрономическая башня? Вот в моё время все ходили именно туда, да… — Господин директор! — возмущалась МакГонагалл. — А можно всё-таки вернуть в испытания на пути к камню задачку по нумерологии? — вмешалась профессор Вектор. — Обещаю, ничего сложнее элементарного квадратного уравнения, решающегося через дискриминанту, не будет! Детям даже не придётся считать производные и находить точки экстремума! — Профессор Вектор, в последний раз, когда я допускал вас до составления испытаний для камня, вы предложили что-то очень жуткое, — сказал директор. — Напомните, что там было? — Надо было всего-то найти интеграл простой функции, а после чего, получив нужную магическую формулу, рассчитать то, какое ускорение нужно магией придать рычагу, чтобы активировать проход дальше! — сказала Вектор. — И ведь необязательно было даже находить ускорение как дифференциал скорости! Можно было просто ударить по рычагу «Флипендо», и всё заработало бы! — И всё равно с вашей задачкой никто не справился! — теперь пришёл черёд Дамблдора возмущаться. — Давайте я вам лучше жалование повышу. А вы не будете придумывать детям испытание? — Договорились, — хищно улыбнулась Вектор и пошла на выход из кабинета. Дамблдор довольно кивнул головой. — Профессор Бабблинг, а что вы скажете насчёт испытаний на пути к камню? — Дамблдор повернул голову к преподавателю древних рун. — Я так понимаю, задачи должны быть такими, чтобы их мог решить и первокурсник, да? — сказала Бабблинг. — Ну, если так, то я им сделаю паззл, который они должны будут собрать. А это не просто паззл, а руна, отпирающая дверь. Или ещё что-нибудь делающая. — Звучит достаточно просто, — согласился Альбус. — Подумайте над этим. Итак, Минерва, а вы возьмётесь снова изготовить те волшебные шахматы для наших приключенцев? — Сложно сказать, — МакГонагалл поджала губы. — В прошлый раз я сотрудничала с магами Колдовстворца, чтобы задать шахматам реалистичный и сложный алгоритм игры. Вы же знаете, русские лучше всех играют в шахматы. Но сейчас из Колдовстворца приходят новости одна страшней другой… Так что я подумала, что, может, ввести какую-нибудь другую интеллектуальную игру. Например, сёги. НО! Потом я вспомнила, чем закончилась попытка ввести сёги в последний раз. Да, Северус? Преподаватели взглянули на Снегга. Тот вздохнул, кивнул и сказал, что да, прекрасно помнит, а сам погрузился в не самые воспоминания о своей школьной жизни. Дело было давным-давно. Для мистера Снегга начался четвёртый учебный год обучения в Хогвартсе, а для Северуса это означало, что ещё четыре года мучений впереди. Когда на торжественном пиру Дамблдор сказал, что нельзя ходить в коридор на третьем этаже, Северус обрадовался — он понял, что там что-то жутко опасное… И что туда обязательно полезут Мародёры. И наверняка огребут там. Однако шло время, а Мародёры были живы и здоровы — к вящему неудовольствию Северуса. И всё было в том году неплохо (относительно), если бы не жуткие слухи и рассказы о том, что же находится в этом коридоре на третьем этаже. Идеи и домыслы были один жутче другого: толпа драконов, дементоры, кровожадные оборотни, жуткие ловушки с шипами, уравнение от нескольких переменных, написанная древними рунами. При этом нельзя было точно понять, кто конкретно распускает эти слухи — вроде бы каждый клялся и божился, что сам это своими глазами видел, сам чуть не погиб на драконах, но при этом никто не говорит никаких подробностей о том, что же там, всё-таки, находится. Но при этом все знали, что находится за всеми этими испытаниями — легендарный Философский Камень! И однажды Северусу пришлось своими глазами узнать, что же там находится. Дело было перед рождественскими каникулами. Вообще, рождественские каникулы — самое нелюбимое время года для Снегга, потому что он вынужден оставаться в Хогвартсе, где немногим лучше, чем дома. Дома ведь его ждёт пьяный отец, а в Хогвартсе на каникулы всегда остаются Мародёры, так что вылезать из своей гостиной Снеггу попросту опасно для жизни и здоровья. И поэтому Северус пребывал в особенно депрессивном настроении духа. И вот, он шёл, ссутулившись, на какой-то урок (он уже и не помнил, что тогда было), а впереди него шли приснопамятные Мародёры. — Слушай, Сириус, так что, ты правда полез в тот коридор, несмотря на все эти слухи? — раболепствовал перед Блэком Питер Петтигрю. — А ты мне не веришь, что ли? — Сириус напустил страшную обиду на лицо, а потом беззлобно пихнул Питера в плечо. — Ясное дело, я туда полез. И знаешь, я разочарован — там и в половину не так опасно, как говорят в школе. И нет там никаких драконов. Ну, есть один, да и тот — игривый детёныш. Такая лапонька, право боже! — Говоришь, как девочка, Бродяга, — ухмыльнулся Джеймс. — Ты ещё начни бегать к этому дракоше и заплетать ему косички. Так, это что, у тебя расчёска торчит из твоего рюкзака? Ещё и розовая? — У меня ничего нет, ты ничего не докажешь! — запротестовал Сириус. — Ладно, давайте продолжим разговор, — сказал Ремус Люпин и зевнул. — Сириус, что там ещё было в том подземелье? — А ничего интересного, — сказал Сириус. — Меня остановила задачка с зельями. Она была такой скучной. Ну, это же зелья, кто и вообще любит? Зелья это же та-а-ак ску-у-учно. И та-а-а-к неинтересно… — Это не зелья скучные, а ты просто дебил, — Северус не выдержал и сказал это достаточно громко, чтобы это услышали впереди идущие Мародёры. И тут Снегг понял, какую страшную ошибку он совершил. И он понял, что весь этот разговор был подстроен исключительно для того, чтобы Северус его услышал… — Вот дерьмо, — ругнулся Снегг, развернулся и попытался было уйти, но его схватили за руку. — Нюниус, мой дорогой друг, куда это ты намылился? — спросил у него Сириус. — Это во-первых. Во-вторых, Нюниус, не ругайся как последний слизери… А, точно, мы же и забыли, что ты — слизеринец. — Отпусти меня, — прошипел Северус. — А не то… — Давай постараемся договориться, — сказал Ремус. — Скажем, ты, Сириус, рассказываешь ему про это подземелье, а ты, Северус, уходишь и… ну, не знаю. — Сдался мне ваш философский камень, — фыркнул Северус. — Ну не скажи — тебе, как великому зельевару, должно быть интересно заполучить столь могущественный артефакт, — продолжил говорить Люпин. На словах «великий зельевар» Северус развернулся к Люпину и с интересом посмотрел на него. Снеггу очень и очень польстило обращение «великий зельевар». Да и Ремус — единственный, кого Снегг уважал из Мародёров… Так что… — И всё равно, даже философский камень того не стоит, — но Снегг не забывал, что всё это может быть ловушкой. — Потом как-нибудь сам его сделаю. — Слушай, Бродяга, а ты вообще зачем полез в подземелье? — в разговор вмешался Джеймс. — Что ты там забыл? Ты же не великий зелеьвар, чтобы за философскими камнями охотиться? — Ха, Сохатый, будешь смеяться, но я полез туда ради любви! — Сириус гордо выпятил свою грудь. — Помнишь ту девочку с Когтеврана? Белоснежные волосы, хрупкое тело, мечтательный взгляд? Она ещё с Лили дружит. Пандора, да, так её зовут. В общем, она как-то обмолвилась, что было бы неплохо, если ради неё кто-нибудь совершил бы подвиг. И я подумал — а чем поход за Камнем не поход! И вообще, сделаю из него колечко, подарю его Пандоре… — А Лили, случаем, там не интересуется тоже камнем? — мечтательно протянул Джеймс. — А то что-то как-то у нас в последнее время с ней отношения натянутые. Как думаете, может, не надо было её… — Не смей трогать Лили, ты, ублюдок! — Северус мигом взбеленился. — Я и не трогал, — сказал Джеймс. — То есть, трогал, но ей, наверное, понравилось. Я так думаю. Или не понравилось. Ох уж этих женщин разберёт… Нет, надо ей точно подарить Камень. И вообще, Камень — это такая милая безделушка. В хозяйстве пригодится, да. — Ничего, я вам это ещё припомню, — погрозился Северус. — Вот увидите! Уже этой ночью я получу этот камень! И вы меня не остановите! — Ой, да больно нужен ты нам, — сказал Сириус и отпустил Снегга. — Удачи, как говорится. Мы не будем по тебе сильно скучать, и в больничное крыло ходить тебя навещать не будем! Северус сказал — Северус сделал, и уже этой ночью он отправился из гостиной Слизерина в опасный поход из подземелий в приснопамятный коридор. И всё было хорошо… Вплоть до того момента, как он отпер запретную дверь. Прямо за ней сидел Аргус Филч. — О, попался! — воскликнул старый завхоз. От ужаса у Снегга отказали ноги, и он стоял, как вкопанный. — Так и знал, голубчик, что ты сегодня полезешь сюда! — завхоз встал с кресла и крепко-накрепко схватил слизеринца за руку. — Ничего, сейчас я тебя отведу к директору, а уж он-то тебе мозги вправит, хе-хе. После этого был унизительный разговор в кабинете Дамблдора, во время которого Снегг в сердцах бросил такую фразу: — Да полшколы ходит в этот коридор, и ничего такого! — Северус тогда плакал от досады, отчаяния, чувства стыда, унижения и ненависти. — Чего я сразу? Почему всегда я? — «Полшколы»? — ужаснулся Филч. — Это уже интересно… Профессор Дамблдор, я же говорил, что нужно лучше охранять этот коридор! Позвольте мне там теперь дежурить еженощно! — Хорошо, Аргус, — согласился Альбус. — А что касается юного Северуса… — Отработает наказание в лесу с Хагридом, — фыркнул Филч. — Будет знать, как по ночам ходить. — Да, звучит неплохо, — кивнул Альбус. Однако это было лишь началом проблемы. Сначала к Снеггу приставали его товарищи по факультету с обвинением в том, что из-за его, Северуса, ночной прогулки факультет лишился пятидесяти баллов. Потом претензии были совершенно иного рода. Однажды его остановили старшекурсники-слизеринцы (все из них потом стали Пожирателями Смерти), отвели в пустующий класс и сказали: — Итак, Нюниус, ты зачем стучишь директору? — Я не стучал, — сказал Снегг, но тут его ударили в живот. У него перехватило дыхание, он сгорбился и рухнул на колени. — Ага, а, значит, нам послышалось, когда Филч сказал, что он торчит в том коридоре из-за тебя! — рыкнул другой слизеринец, и Снегга кто-то пнул ногой. — Ш-шлюхин сын, из-за тебя нам пришлось всю ночь с тем недоумком Хагридом по лесу шататься! Ты даже не представляешь, какое это весёлое занятие! Короче говоря, Снегга побили. А потом он узнал, что Филч действительно теперь неусыпно бдит приснопамятный коридор, каждый нарушитель получает штраф в пятьдесят баллов (после этого баллы всех факультетов ушли в минус), а потом отрабатывал в лесу с Хагридом. В том году кто-то даже ввёл термин «лесники» — те, кто провёл ночь в лесу. Над «лесниками» подшучивали, постоянно юморили в их присутствии на тему, связанную с лесом и деревьями — словом, ничего интересного. Однако, конечно, самым печальным событием для Северуса, связанным с этим камнем, является даже не поимка Снегга Филчем, не избиение старшекурсниками, а (как оно часто бывает в жизни Северуса) разговор с Лили. Он состоялся на следующий день после избиения старшекурсниками, когда Северус пришёл на совместный урок травологии с гриффиндорцами с синяками по всему телу. Рядом с ним магическим образом появилась Лили и начала причитать: — Сев, бедняга, кто это тебя так?.. — она осторожно провела рукой по его синякам, и от тех мест, где она трогала парня, по всему телу Снегга расходилось приятное тепло. В голове закралась крамольная мысль, что ради ласок Лили можно хоть каждый день терпеть побои. — А ты как думаешь, — фыркнул Снегг. — Угадай с трёх раз, — а потом сам же сказал. — Твой дружок Поттер и его компания, ясное дело. Тут Лили одёрнула руку и начала имитировать бурную деятельность с растениями. — Во-первых, — всякая забота и жалость испарилась из голоса Лили, уступив место холодным интонациям, — Поттер не мой дружок. И его дружки тоже не мои дружки. Во-вторых, позавчера ты был без синяков, а сегодня уже с синякам. Значит, тебя избили вчера. А вчера эта четвёрка была весь день у меня на виду! Так что не ври мне, Северус. Ты и так врёшь слишком много. Кто это был? — Северус промолчал. — Твои дружки, да? Дай, угадаю, среди них был и тот увалень Гойл, да? — Не было его среди них! — возмутился Северус. — Если где-то избивать детей, этот недоумок Гойл тут как тут, не ври мне! — сказала Лили. — Это во-первых. Во-вторых, уж не ты ли мне, Северус, недавно говорил, что этот самый Гойл и мухи не обидит? — Ну, я… — признался Снегг. — Но его там не было… И вообще, не били меня… — А синяки у тебя появились просто так, да? — сказала Лили. — Северус, ну вот что ты за человек? Ну почему ты вечно всё делаешь через… В-третьих, зачем ты вообще полез тогда за камнем? — молчание. — Джеймс тебя надоумил, да?.. — Ничего он не… — Надоумил, по глазам твоим вижу, — сказала Лили. — Не бойся, я уже провела воспитательную беседу с Джеймсом, чтобы он больше тебя ни на какие подвиги не подбивал. Вот только… как-то он, по-моему, меня не слушал… — Лили покраснела. — Да и как на него вообще можно обижаться?.. Он ведь такой… глупенький… И такие вещи глупые говорит… «Лапонька», «луна и звёзды моей жизни»… А как он по волосам треплет… — Эй, что он… — Северус опешил от той наглость, которую себе позволял Джеймс и протянул руку к голове Лили. — Я… Я тоже умею гладить по голове! — в этот момент в голову Северуса ударили гормоны, поэтому он слабо себе представлял, что творит. Он уже забыть забыл, что находится на уроке, так что стянул с руки перчатку и осторожно положил руку на шелковистые волосы Лили. — Ну-ну, моя… — Мистер Снегг! — почти за его спиной раздался недовольный голос профессор Стебль (в этот момент Снегг моментально убрал руку с головы Лили). — Мы всё ещё на уроке, так что не забывайте про технику безопасности! Минус два балла со Слизерина. Это во-первых. Во-вторых, мисс Эванс, вот уж от вас я не ожидала, что вы будете отвлекаться на уроках. — Это не она, это её Снегг отвлёк! — за Лили вступилась одна из её подружек, чьё имя Снегг в упор не помнил. — Да? Ну тогда ладно, — махнула рукой Стебль. — Минус два балла с Гриффиндора в любом случае. И ещё минус три балла со Слизерина за то, что вы, мистер Снегг, мешаете другим учиться. И тут растение, над которым занимались ученики сегодня, извернулось, бросилось словно змея вперёд и укусило за руку Снегга. Тот ойкнул, и гриффиндорц сдавленно захихикали. — Сходите в медпункт после урока, мистер Снегг, — сказала Стебль. — Без должного ухода вы рискуете потерять руку. А так вы просто отделаетесь испугом, — и женщина пошла к преподавательскому столу. — Ну твою мать! — в сердцах воскликнул Северус, комментируя и укус, и разговор с Лили, и вообще всё, что происходит в его жизни. — Минус пять баллов со Слизерина за ругань на уроке! Короче говоря, никаких хороших воспоминаний, связанных с камнем, у Северуса Снегга не было. И уж тем более не было никаких хороших воспоминаний, связанных с полулегендарным северо-западным крылом Хогвартса. Нет, Снегг прекрасно знал, что в тех пустующих кабинетах парочки уединяются для вполне определённых целей и даже знал, что каждый старшекурсник хотя бы раз туда да ходил… Кроме Снегга. Так что он даже не знал, как устроено северо-западное крыло. Днём оно всегда закрыто, это да. Однако это не останавливает любвеобильных подростков, и те всё равно пробираются туда, так что вечером в том крыле обязательно есть как минимум один дежурный учитель (хотя однажды Дамблдор обмолвился, что незачем вообще следить за этим крылом), но Северус всякий раз отказывается там дежурить — подростковые комплексы всё ещё слишком сильны… — … Можете быть свободны, — эта фраза Дамблдора вырвала мистера Снегга из воспоминаний. Он обнаружил, что подрёмывал на своём стуле и благополучно пропустил всё собрание. — А вас, Северус, я попрошу остаться. Северус и сам собирался задержаться в кабинете и обсудить пару вопросов с директором. И вот, когда Северус и Дамблдор остались одни в кабинете, директор сказал: — Подготовишь загадку для учеников? Несложную, с зельями и логикой. — Подготовлю, — сказал Снегг. — Возьму свою предыдущую и использую её заново. Всё равно никто не догадается, как она решается. — Ты слишком критически относишься к логическим способностям наших учеников, Северус, — покачал головой Дамблдор. — Это всё, что я хотел у тебя спросить. Можешь идти. — А… господин директор, позвольте задать вопрос, — обратился Северус. — Сейчас же уже девяносто первый год, значит… Через месяц, в сентябре… То есть, сыну Лили уже ведь одиннадцать, ведь так? — Да, — сказал Альбус. — Но он в Хогвартс не поедет, если ты об этом. Он должен находиться в мире маглов вплоть до своего совершеннолетия. — Но почему? — Северус испытывал крайне смешанные чувства по этому поводу. С одной стороны, это всё-таки сын Лили, значит, есть надежда, что он будет больше в мать. С другой стороны, он всё ещё остаётся сыном Джеймса, так что велика вероятность, что Гарри Поттер характером пойдёт в отца. — Потому что он сейчас даже слабее сквибба, — объяснил Альбус. — Не бойся, я уверен, ты ещё успеешь повидаться с Гарри. — К вашему разочарованию, господин директор, я меньше всего жду этой встречи, — процедил Снегг.***
И это всё, что можно было рассказать про первый год обучения, поняла Гермиона, подрёмывая в кресле. Рядом с ней её друзья о чём-то общались, но она этого не слышала. А, ну ещё Квиррелл умер в конце года, вспомнила она, но он всё равно был бесполезным учителем, хотя всё же человек, жалко. А, конечно же, как же она могла забыть про то, что она между первым и вторым курсом была с визитом у семейства Уизли! Там она познакомилась с главой семейства, Артуром Уизли, его женой, Молли, а так же младшей сестрой Рона, Джинни. Артур оказался большим любителей маглов, поэтому маглорождённая гостья оказалась буквально засыпана вопросами о всяких магловских штучках. Молли же оказалась идеальной женой, домохозяйкой и матерью. Она была строгой, но справедливой, доброй, но в разумных пределах, а так же постоянно спасала Гермиону от расспросов Артура. А с Джинни девочки моментально нашли общий язык. Разумеется, главной причиной их дружбы стало то, что они обе были девушками. И хотя между ними была разница в год, существенная в столь юном возрасте, Гермиона смогла стать в глазах Джинни старшей сестрицей, чем и покорила сердце юной рыжеволосой колдуньи, которая в этом году только-только собиралась поступать в Хогвартс. Разумеется, «покорила» — не в буквальном смысле слова. Каникулы с Уизли проходили хорошо — Гермиона училась летать на метле (неважно), веселилась, а однажды они отправились в Косой Переулок, где познакомились с новым учителем защиты от тёмных искусств. Им оказался абсолютно бестолковый Златопуст Локонс. Такого бы из жалости в дурдом посадить, да вот нельзя… В магазине учебников Гермиона познакомилась с семейкой Малфоев. Дело дошло до драки между главами семейств Малфоев и Уизли — Люциоусом и Артуром соответственно. К слову, при виде Грейнджер, Малфой-младший вёл себя подозрительно тихо. Он даже не решился назвать её прилюдно грязнокровкой, что делал иногда на первом курсе… Возвращаясь ко второму курсу, то он начался не так бурно, как первый. Почти моментально в компанию Рон-Неввил-Гермиона влилась и Джинни, и они стал вчетвером закадычными друзьями. Лишь на Хеллоуин произошло нападение на кошку Филча, миссис Норрис, а так же объявился таинственный Наследник Слизерина. Гермиона прошерстила всю библиотеку, но не нашла о нём упоминания. Тогда она спросила у профессора Бинса, и тот всё-таки дал какой-никакой ответ. Параллельно с этим Гермиона замечала, что Джинни слишком много времени проводит вместе со своим непонятно откуда взявшимся дневником, с которым она разговаривала как с живым человеком. И после такого вот «общения», Джинни выглядит, мягко говоря, неважно. Правда через какое-то время у Джинни мистическим образом пропал дневник, и после этого ей стало легче. Гермиона же, всё-таки, решила не придавать этим фактам никакого значения. А в итоге под рождество в школу прибыл отряд мракоборцев, и под взоры всей честной школы вытащил из подземелий огромную тушу василиска. Ох, и сколько же после этого было шуму! Гермиона отчётливо помнила, что тогда хлопнула себя по лбу, так как не смогла не самую тривиальную задачу и понять, что этот дневник, из-за которого Джинни была в столь подавленном состоянии, как-то связан с тем василиском! Ох, ладно, значит, это понял Дамблдор, так что ей незачем было волноваться, ведь Джинни в полном порядке… После Рождества на втором курсе Гермиона познакомилась с Полумной. То есть, сначала с Полумной познакомилась Джинни, так как они были одногодками, хоть и с разных факультетов, а уже вот так вот Грейнджер и познакомилась с Лавгуд. Даже по меркам магов, Полумна была особенно странной, и сначала Гермиона даже не восприняла девочку всерьёз, но через некоторое время Полумна стала пятым членом их компании. Было в ней что-то такое, что притягивало Гермиону. На уровне инстинктов Гермиона хотела быть её доброй и мудрой старшей сестрой… Хотя нет, всё было не так серьёзно, просто Полумна выглядела достаточно неблагонадёжно, чтобы Гермиона хотела её оберегать.***
Из писем, которые Рон посылал летом между вторым и третьим годом, Гермиона узнала, что семейство Уизли выиграло какой-то там приз в «Еженедельном Пророке», и на радостях направились к старшему сыну семейства, Биллу, работающему в египетском отделении Гринготтс. Конечно, Гермиона могла бы придумать огромное количество более рациональных трат денег, будь она в таком же финансовом положении, как и Уизли, но она была вежливой и дипломатичной, поэтому все свои замечания оставила при себе, а просто искренне поздравила своего друга с этим знаменательным событием. Тем временем она про себя отметила, что и от этой газетёнки бывает какой-никакой толк — не одну гадость в ней пишут, ещё и призы разыгрывают! Таким образом, третий год обучения для Гермионы начался в отличном настроении, и даже ливень первого сентября не смог ничего наделать плохого. Вот только на пир она задержалась, так как профессор МакГонагалл торжественно вручила ей маховик времени, который позволит Гермионе ходить на все возможные предметы, игнорируя тот простой факт, что некоторые накладываются друг на друга. Конечно, у рационалистичной Гермионы возникло огромное количество вопрос касательно пространственно-временных изменений, вызываемых маховиком, но декан просто объяснила, что сделанного не изменить, а с самим собой лучше не встречаться «ради твоего же блага, мисс Грейнджер». Гермиона решила, что поищет информацию в библиотеке. После завершения Распределения, Дамблдор выступил со своей классической приветственной речью, где представил новых учителей. Как Гермиона и предполагала, тот мужчина в потрепанном сюртуке, профессор Люпин, оказался новым преподавателем защиты ибо предыдущий, Златопуст, ушёл из школы навстречу новым приключениям (Снегг особенно гневно пялился на профессора Люпина, это не ускользнуло от внимательной Грейнджер), а вот новость о том, что Хагрид теперь преподаёт уход за существами, стала шоком для всех. Гермиона, конечно, радовалась за лесничего, вот только сомневалась в его компетентности. Чего доброго он раздобудет какое-нибудь драконье яйцо, и дети будут целый год выхаживать дракона, а в конце года — бороться с ним, потому что Хагрид его не сможет обуздать и всё, пиши пропало. Школьные дни пошли своим чередом. Профессор Люпин оказался очень хорошим учителем и отменным педагогом, который прекрасно понимал чувства детей и, казалось, мог найти ключ к любому сердцу. Даже слизерницы, сначала презиравшие его за бедный внешний вид, зауважали его. А что касается Хагрида, то тот хоть и показывал опасных существ, да и объяснял он кое-как, но общие знания получить у него было можно. Главное, что обходилось без происшествий, хотя на первом уроке гиппогриф чуть было не разодрал руку Драко, но, к счастью, Хагрид вовремя остановил оскорблённое поведением Малфоя существо. Перед Рождеством Гермиона узнала, что профессор Люпин был знаком с родителями Гарри Поттера. В последние выходные перед зимними каникулами, когда она, Рон и Невилл сидели в Хогсмиде в «Трёх мётлах», туда зашли выпить чего-нибудь МакГонагалл, Флитвик, Хагрид и Люпин. Сели учителя за соседний от ребят стол (предварительно Гермиона замаскировала друзей, чтобы их не нашли и можно было спокойно подслушать — перетащила ёлку так, чтобы она загораживала детей от учителей), и состоялся такой разговор: — Ремус, мальчик мой, скажи, как там поживает Сириус? — неожиданно тёплым голосом спросила Минерва. — Прекрасно, — похоже, Люпин был рад поговорить о Блэке. — Говорит, правда, что не понимает, почему про него все забыли в Азкабане, но вообще, он уже теперь больше беспокоится о Гарри. Говорит, что хочет повидать его… — Но Дамблдор не разрешает, — закончил за Люпина Флитвик. — И правильно делает, я считаю! Если Дамблдор считает, что Гарри нужно оберегать, значит, так и надо! — А по-моему, Дамблдор тут совершенно не прав, уж простите меня! — заявила МакГонагалл. Похоже, алкоголь развязал учителям язык, и они теперь говорили то, что думают, но, естественно, в разумных пределах. — Я же рассказывала, что эти ваши Дурсли — ужаснейшие люди! С ними Гарри житья не будет! Ремус, ты же сам рассказывал, как Лили нелицеприятно отзывалась о своей сестре! — Говорил, но, боюсь, мы ничего не можем поделать с решением директора, — сказал профессор Люпин. — Дамблдору виднее, и я не вправе осуждать его. Он сделал так много для меня: позволил мне учиться, несмотря на всякие разные трудности, помог мне получить работу… — Как я тебя понимаю, дружище! — заявил Хагрид и, судя по звуку, дружески похлопал Люпина по плечу, от чего тот, скорее всего, едва не согнулся пополам. — Дамблдор — святой человек! Так давайте выпьем за это! Последние две фразы были сказаны великаном достаточно громко, чтобы это услышали и прочие посетители, и они единогласно поддержали предложение выпить за здоровье директора. Через некоторое время, когда шум улёгся, за столом преподавателей заговорил Хагрид: — А ведь я сам ужас как хочу навестить Гарри! Шутка ли, сын Джеймса и Лили… Я же вас всех помню ещё мелкими шкетами! Ох, и доставили же вы мне проблем тогда, Мародёры! Фред и Джордж, думаю, сравнятся с вами по уровню… э… ну… Короче да, весёлые были времена! Поттер, Блэк, Люпин и Петтигрю… Эх, помню, как вчера! Джеймс и Сириус — весёлые начинатели всех шалостей, Петтигрю — верный слуга и тот, на кого сыпятся все шишки, а ты, Ремус, пытался всех урезонить. — Вот только не очень-то и выходило, — горько усмехнулся бывший Мародёр. — И вечно вы задирали Снегга! — продолжил откровенничать Хагрид. — Ну что он вам сделал, ей богу? — Рубеус, давай не будем эту тему обсуждать, пожалуйста, — попросил Люпин. Мало кто называл Хагрида по имени, но если кто так и делал, то это означало что-то серьёзное. — Да, прости, — согласился великан. — А ведь потом как всё было хорошо: Джеймс и Лили женились, родили Гарри, Сириус стал его крёстным… Но зачем они доверились Питеру? Да и зачем он всех предал? — Зависть, — ответил Флитвик. — Мистер Петтигрю всегда завидовал своим товарищам, поэтому он легко перешёл на сторону Сами-Знаете-Кого, когда понял, что ничего не может добиться честным трудом. Сложно сказать, чья это вина, если вина, конечно, есть. После этого учителя довольно долго вспоминали дела минувших лет, и через некоторое время всё же закончили предаваться ностальгическим воспоминаниями и покинули бар. Дети были, естественно, удивлены. А после каникул Гермиона обратилась к профессору Люпину с таким вопросом: — Скажите, а как хорошо вы знали Джеймса Поттера? — они находились в кабинете учителя, где был аквариум с очередной занятной тварюгой для следующего урока. И откуда он таких берёт? Неужели на свои деньги покупает или на средства школы? — Хотите узнать о Гарри Поттере, Гермиона? — догадался Люпин. Он вяло улыбался. Похоже, что некая болезнь его почти окончательно доконала. — Я даже не буду спрашивать, откуда вы это узнали, но, думается мне, неразумно было идти нескольким учителям перед Рождеством в бар и пить как обычным людям. — Извините, мы случайно… — Гермиона покраснела, а затем с ужасом поняла, что случайно раскрыла и своих друзей. — Ничего страшного, я в своё время с друзьями тоже много чего знал того, чего лучше не знать, — улыбнулся Люпин. — Но, боюсь, ничего особенного я дополнить не могу. Джеймс был сорванцом и душой компании. И спортсменом. И просто красавцем. Сириус был его верным напарником и лучшим другом, даром, что из семьи блюстителей крови вроде тех, откуда мистер Малфой, к слову. Питер… ладно, не будем о грустном. Думаю, мы все радовались, когда Джеймс и Лили поженились, а затем объявили о скором рождении ребёнка, — рассказывал Люпин. — И вместе с ними же горевали, когда юный Гарри родился сквибом. Конечно, никто не решался сказать это вслух, но мы понимали, что у Джеймса, по существу, родился недоребёнок. Рождение сквиба — ужасное горе в любой магической семье. Помню, как любил успокаивать себя Джеймс: он говорил, что из Гарри вырастет лучший, чем Филч, завхоз. Но вышло то, что вышло… А ведь Сириус, если мне не изменяет память, был — и остаётся — крёстным отцом Гарри. Может, что он даже иногда видел Гарри до того, как Джеймс и Лили… Извини, Гермиона, наверное, не этого ты ожидала услышать. Честно признаюсь, я и сам очень мало знаю о Гарри и его новой семье. Хотя, как я помню, Лили сказала, что её сестра и вся её семейка — не самые хорошие люди, и что Дурсли и Поттеры друг друга, мягко говоря, недолюбливают. Проблему оборотничества профессора Люпина Гермиона решила не затрагивать. Да, она уже давно как знала об этом недуге, ведь сложить два и два (заболевание под полнолуние плюс полузабытый реферат для Снегга) для Грейнджер было элементарной задачей. В конце концов, Дамблдору виднее, раз у него тут работают оборотни, решила Гермиона, так что нечего понапрасну себе трепать нервы. Но самым неординарным событием оказалось то, что профессор Люпин остался преподавать защиту от тёмных искусств на второй год, чем окончательно разрушил веру людей в проклятие, что учителя не задерживаются дольше года. Естественно, все любили уроки Люпина за их информативность, умение найти подход к любому ученику и за приятный человеколюбящий характер. Лишь профессор Снегг казался ещё более разозлённым, чем прежде…***
— Гермиона, ты же приедешь к нам погостить на чемпионат мира по квиддичу? — поинтересовалась Джинни у своей подруги, тем самым вырвав её из дрёмы и воспоминаний. — Сириус подарил нам билеты. Говорит, что в знак всего того, что мы сделали для него. Конечно, папа хотел компенсировать расходы Сириуса, но тот наотрез отказался принимать деньги — Да уж, Бродяга — он такой! — кивнул Рон. — Дред и Фордж убили бы тебя за такое фамильярное отношение к их кумиру, — заявила Джинни. — А вы, Невилл, Полумна, поедете на чемпионат? — Боюсь, бабушка меня не пустит, но я постараюсь её убедить, — пообещал Невилл. — А мы уже купили билеты, но всё равно спасибо за приглашение, — Полумна мечтательно посмотрела на Гермиону, а затем улыбнулась. Но тут Рону понадобилось начать обсуждать с Невиллом перспективы различных команд квиддича на чемпионате. Рон сказал, что поставил бы на победу сборной Болгарии, вот только нечего ставить. Тогда Джинни обозвала своего брата придурком, зацикленным на квиддиче. Гермиона подумала, что в словах Джинни есть определённый резон. — А вы знали, что у профессора Снегга есть ребёнок? — между тем Полумна в своей неподражаемой в своей невозмутимости манере сменила тему. Друзья переглянулись, а затем не выдержали и рассмеялись. Даже Гермиона, которая пообещала себе никогда не смеяться над тем, что говорит Полумна, не выдержала столь абсурдной новости и тоже засмеялась. Рон так и вовсе рисковал задохнуться от смеха или упасть на пол. К счастью, Невилл крепко держал друга, и тот не упал. — Б-боже… — Гермиона перевела дух. — Полумна, я всё понимаю, но это… это что-то с чем-то! Грейнджер представила себе чету Снеггов — ну вылитое семейство Аддамс! Вот мистер Снегг — весь в чёрном. Вот его жена — тоже в чёрном и точная копия Северуса, только красивее и, очевидно, женственнее. Но ненамного. И волосы длиннее. А то их со спины будут путать. А вот их сынишка — уменьшенная копия Северуса. И такие же длинные волосы, как у отца. И даже выражение лица такое же угрюмо-мрачное. Почему-то представить дочку Северуса не получалось. Хотя секунду… — Но я ведь абсолютно серьёзно… — надулась Полумна. — Извини, Полумна, — Джинни так же перестала смеяться, — но ребёнок Снегга — это полное безумие! Даже для «Придиры», без обид! И кто же тогда этот ребёнок? А кто мама? — Мы не знаем, кто мама, но зато знаем, кто этот ребёнок, — абсолютно серьёзным тоном заявила Полумна. — В сентябре опубликуем статью, где вы всё узнаете. — Будет интересно посмотреть на его реакцию, — хмыкнул Рон. — Хотя он вообще весь этот год какой-то пришибленный ходит. Никого не ругает, даже другим факультетам баллы начисляет! Может, и вправду влюбился? Любовь же творит чудеса! Так всегда Дамблдор говорит! — А может, ему сделали внушение, чтобы не буйствовал, — заметила Гермиона. — Только полный дурак игнорировал бы то, как Снегг потакает слизеринцам и ущемляет другие факультеты. Но вообще, Полумна, вы же не собираетесь объявлять имя этого ребёнка? — Полумна отрицательно мотнула головой. — Почему это? — спросил Рон. — Дурья твоя башка, а если «Придира» ошибается? — ответила за Гермиону Джинни. — Тогда этого мальчика ждут большие проблемы. Вся его жизнь пойдёт под откос! — Или девочку, — добавил Невилл. — Вдруг у п-профессора Снегга родилась девочка? — Ой, да сдался вам этот Снегг, — насупился Рон. После замечания Невилла у Гермионы появилась одна мысль. Её она озвучила, когда поезд приехал на вокзал. Когда все вышли на перрон, Грейнджер отвела Полумну в сторону, а затем поинтересовалась: — Ребёнок Снегга — Эйлин Уайт?***
Когда Гермиона зашла первого сентября 1993-его года в Большой Зал после разговора с профессором МакГонагалл относительно маховика времени, первокурсников ещё не привели, так что она смогла пробраться и сесть на зарезервированное для неё между Джинни и Роном место за факультетским столом. И вот, в зал вошёл лесничий и декан факультета Гриффиндора, за которыми следовали напуганные первокурсники. Гермиона уже второй год как наблюдает церемонию вступления, и ей всегда нравилось наблюдать и угадывать, кого куда направят. Внимание Гермионы привлекла невысокая, тщедушная девушка с длинными чёрными как смоль волосами, которые ниспадали на лицо, прикрывая один глаз. У гриффиндорки появились подозрения, что, возможно, у девочки проблемы с глазами, а может, это просто имидж такой. Выглядит как самая настоящая слизеринка, хотя для слизеринки, девочка слишком напугана. Конечно, с середины гриффиндорского стола не очень хорошо видно первокурсников, но у Гермионы сложилось именно такое ощущение. Тогда Гермиона изменила своё мнение — пусть она попадёт куда угодно, но не на Слизерин! Ей же там житья не будет! А вдруг она такая же маглорождённая, как и Гермиона? Пока Гермиона была охвачена раздумьями, Рон нетерпеливо разглядывал тарелки, а Джинни бросала обеспокоенные взгляды на стол Когтеврана, выискивая там Полумну. Долго шёл отбор, и вот, МакГонагалл объявила на весь зал: «Эйлин Уайт!» Девочка оставалась последней из нераспределённых, поэтому даже издалека было видно, как она нервничает. Девочка неуклюже пошагала к трёхногому табурету с Шляпой, пару раз оступилась, но не упала, а затем в итоге взяла в руки Шляпу, надела её и взгромоздилась на стул. Прошло несколько томительных минут, во время которой Рон проворчал, что «в наше время никого так долго не распределяли», а Гермиона сидела, скрестив пальцы, чтобы Эйлин не попала на Слизерин. И вот, Шляпа нарушила молчание, повисшее в зале, определив девочку на Гриффиндор. «Львы» зааплодировали, а Гермиона — активнее всего. Грейнджер бросила взгляд на стол учителей, но там не было ничего интересного: Снегг со своей классической кислой мордой делал вид, что ему всё это очень и очень интересно, Альбус хитро-хитро свергал глазами из-под своих очков-половинок, Флитвик и Стебль вежливо хлопали, МакГонагалл же взмахнула палочкой, и табурет с Шляпой полетел к чёрному выходу из Зала. Распределение завершилось. Эйлин, ссутулившись, таки дошагала до стола Гриффиндора, а уже там Гермиона уступила ей место между собой и Джинни. Темноволосая девочка молча кивнула и села на предложенное место. Вблизи Гермиона увидела, что у девочки тёмно-тёмно карие глаза. Точнее, тёмно-карим был тот глаз, что не скрывался за чёлкой. И вот, тарелки наполнились едой, и зал наполнился шумом многих сотен детских и подростковых голосов. Начался торжественный пир, и Рон первым ринулся есть, а Гермиона повернулась к своей маленькой соседке и обратилась к ней: — Привет, Эйлин, меня зовут Гермиона. — П-привет, — Эйлин тихим голоском поприветствовала девушку с непослушной каштановой копной волос, а затем кивнула головой. — Но ты ведь не староста, — она осмотрела мантию Гермионы и не нашла на ней никаких «особых» опознавательных значков. — Да, не староста, — согласилась Гермиона. — А это разве плохо? — Отнюдь, — ответила девочка. — Просто странно, что ты решила со мной поздороваться… — Это же просто дружелюбие, — улыбнулась Гермиона. — Для людей естественно знакомиться с другими людьми. К тому же, ты на Гриффиндоре, а на Гриффиндоре все друг другу друзья и товарищи. — Я думала, это Пуффендуй — одна большая счастливая семья… — потупила взор Эйлин. — На самом деле, все факультеты — огромные семьи, — изрекла вычитанную из «Истории Хогвартса» мудрость Гермиона (в неё она не верила, так как Слизерин походил на гадюшник змей, готовых друг другу перегрызть глотки, но раз уж она взвалила на себя участь ментора первогодки, то приходится говорить такие идеалистичные заявления). — А я боялась, что меня распределят на Слизерин… — призналась девочка. Гермиона отметила про себя, что не одна Эйлин боялась. — У меня там… — она замолчала, а Гермиона решила не развивать тему. Похоже, кто-то из родственников учился на этом факультете, и это тяготило девочку. Гермиона оглядела стол, но, похоже, никто не обращал внимания на разговор Гермионы. Почти Безголовый Ник кружил вдоль столов и приветствовал новичков (до Эйлин очередь не дошла), Рон уплетал в обе щёки и слушал шутки своих старших братьев-близнецов и их верного товарища Ли Джордана, а Невилл разговорился с Джинни. Невилл вообще молодец, постепенно превращается из запуганного мальчика в серьёзного человека. — Но спасибо, что поговорила со мной, — Эйлин впервые улыбнулась робкой улыбкой. — Мне действительно приятно, что со мной хотят дружить… Эйлин Уайт оказалась не такой робкой и пугливой, как её себе представляла Гермиона. Первое впечатление оказалось обманчивой — за маской тихой девушки оказалась очень стойкая, морально крепкая девушка. Несколько раз к ней приставали хулиганы со Слизерина, но её выручали подруги, а один раз, когда подруг и однокурсник Эйлин рядом не оказалось, вмешалась сама Гермиона. Этот случай отметился тем, что, во-первых, Эйлин почти сама смогла отогнать слизеринцев, и, во-вторых, когда мимо проходил профессор Снегг, он не предпринял ничего, чтобы спасти своих подопечных. Но Гермиона корила себя за то, что после первого сентября у неё было мало возможности поговорить с этой девочкой — учёба отнимала всё время, причём в буквальном смысле слова.***
Полумна испытующе смотрела на Гермиону, которая сделала столь странное предположение, что Эйлин Уайт — дочь Северуса, а затем улыбнулась и спросила: — Как ты догадалась? — Интуиция, — улыбнулась в ответ Гермиона. Её догадка подтвердилась. — Интересно, и почему тебя Шляпа определила на Гриффиндор? — притворно насупилась Полумна. Этот жест оказался очень милым. — Сама не знаю, — честно призналась Гермиона.