Концепция магии и всеобщего блага

O brother, you are a killer and you target yourself I wish youʼd never come back for us to see the beckoning end And the pride of a mother brought flaws in a motherʼs son And the love from a father was used by a fatherʼs son Opeth — The Lotus Eater

      Как только меня трансгрессировали в Коукворт, я понял, что это место идеально подходит, чтобы в нём обитал человек, который удерживает у себя в рабстве человека. Это был грязный и вонючий городишка, и вдалеке я видел завод, который, однако, судя по всему, уже давно как перестал работать. Этот городок, и уже ничто не спасло бы Коукворт от медленной гибели. Несмотря на Сочельник, город был погружен во тьму: нигде не горели праздничные огни, лишь где-то вдалеке сиял соседний городок.       Рядом со мной стояли Гермиона, Полумна и Сириус. Последний дрожал от холода, в буквально смысле слова стучал зубами от холода, хоть и оделся как можно теплее. Всё-таки жаркий климат Дуата серьёзно избаловал моего крёстного. Хоть мы и договорились, что с Северусом переговоры буду вести я один, они сказали, что не отправят меня одного и будут дежурить у дома на случай, если Снеггу в голову взбредёт вызвать своих дружков, или если что-то пойдёт ну очень не так.       Мы шли по пустынному городку, и тут Сириус начал говорить:       — Поганый городишко, как раз подходит Нюниусу. Даже странно, что в этом же городе родилась Лили. Но ведь должны ведь и из грязи иногда появляться алмазы?..       Однако дальше этой реплики разговор как-то не пошёл.       Оказалось, что даже в этой дыре можно найти «плохой» квартал, и Паучий тупик идеально подходил под это определение: скособоченные домишки, гниющие развалины некогда покинутых домов и огромное здание фабрики, скончавшейся эпохи назад, на заднем плане. Всё укрыто снегом, и лишь небольшая речка, которую в давние времена отравляли отходы фабричного производства, текла себе и текла. Стояла та самая звенящая тишина, о которой так любят писать в книгах, но лишь теперь я понял, как звенит тишина.       — Вот он, — Гермиона остановилась и указала на один из домиков. Если приглядеться, можно было заметить, что из рукава торчал конец палочки. — Как Драко и говорил, фонит магией. Но… — она провела рукой, на кончике палочки на пару секунд засиял огонёк. — Ничего смертельного. Только традиционные антитрансгрессионные чары и простенькие сигнальные чары.       — Странно как-то, — сказал Сириус. — Неужели Нюниус думает, что это удержит Лили? Хотя… Да, удержит, конечно: Империус или какие-нибудь чёрные зелья. Он у нас любит зелья, гадёныш, наверняка специально сварил какое-нибудь особенно сильное приворотное…       — Но надо понимать, что это лишь его официальная резиденция, — сказала Гермиона. — Снегг не особо заботился, как видно, о её скрытности и безопасности.       — Но обыскать надо, — я подошёл к двери и подманил за собой остальных. — Я открываю двери, а вы устраиваете обыск. Может, мы что-то интересное найдём. Сириус, твои напарницы нас прикроют?       — Они уже заняли позиции, — кивнул крёстный, — так что стоит дать отмашку, и они придут на помощь.       Я снял с правой руки перчатку, сделал вдох и схватился за ручку двери, повернул её. Дверь поддалась и без лишних усилий отворилась. Дом встретил нас затхлым воздухом, толстым слоем пыли на полу и тишиной. Из небольшой прихожей мы почти сразу попали в гостиную, где из всей мебели был лишь диван напротив камина. Обои на стенах давно как облезли. Видно было, что этим домом пользуются по очень большим праздникам.       — Интересно, если кто-то приходит в гости к Нюниусу, он их хоть как-то кормит? — Блэк задумчиво рассматривал диван и осторожно потыкал в него волшебной палочкой. — Самый обычный диван, ничего страшного.       — А могло бы быть? — поинтересовалась Полумна.       — А могло быть, — кивнул Сириус. — Какой-нибудь взрывающийся диван или диван, на который садишься, а он тебя за задницу кусает. Защита такая от незваных гостей или просто глупый розыгрыш. Не стоит недооценивать диваны.       — Вот и летучий порох, — Гермиона указала на горшок, висевший на стене камину. — Ты же помнишь, Гарри, как им пользоваться?       — Берёшь горсть, называешь адрес, бросаешь горсть, — вздохнул я. — Если нужно переместиться целиком, то вхожу в огонь целиком, если только поговорить — встаю на колени перед камином и просовываю внутрь свою голову. До чего же неудобная и нелепая система, хочу вам сказать.       Но деваться некуда. Я надел перчатку, взял в руки горшок и встал напротив камина.       — Ну что, пожелайте мне удачи, что ли? — я осмотрел своих друзей.       — Надеюсь, ты не только словесно сможешь унизить Северуса, но и проехаться по нему кулаком, — крёстный хлопнул меня по плечу. — И мне что-нибудь оставь от него.       — Да куда мне, я не такой уж и сильный, — я смущённо засмеялся.       — Сириус!.. — охнула Гермиона, но тоже положила руку мне на другое плечо. — Не отчаивайся, Гарри, всё должно пройти хорошо. А если это будет ловушка, то это даже хорошо!.. То есть, лучше будет, если твоя мама действительно жива, но вот…       — Но вот ещё вопрос, что хуже: существование в качестве наложницы или смерть в бою за жизнь сына, — произнёс я. Тут Полумна приобняла меня сзади и сказала:       — Ты силён, Гарри, и ты перенесёшь всё, чтобы ты там не увидел.       Когда каждый мне выказал свою поддержку, я взял горшок в левую руку, набрал горсть в правую и, назвав адрес истинной резиденции Снегга, бросил порох в камин. Тут же он вспыхнул зелёным пламенем передо мной. Я сел на колени и, набрав воздуха в грудь, отважно засунул огонь в пламя.       И в тот же миг я почувствовал, как моя голова оторвалась от моего тела и отправилась в полёт по чёрным коридорам труб. Я ощущал своё стоящее на коленях тело там, в Коукворте, однако мой разум и моя голова совершали сумасшедший полёт через пространство, пока в итоге трубы не закончились, и моему взору не предстала сияющая и опрятная гостиная. На стенах были обои цвета лайма, в тон ему был подобран и широкий диван. Ковёр, а в углу стояла рождественская ёлка. Выглядела гостиная так, будто сошла с американских рекламных проспектов 50-х. Неужели именно этот стиль нравится мистеру Снеггу? Или же декором дома занималась моя мама?       Моё одиночество скоро было прервано. В гостиную зашла женщина с длинными рыжими волосами. На неё был аккуратный зелёный халат, поверх которого был одет белоснежный фартук. Но самым интересным в этой женщине были её глаза.       Изумрудные. Как мои.       Я едва не удержался от того, чтобы, закричав, «Мама!» броситься к ней на шею и обнять, хоть я и не представлял себе, как это провернуть через каминную сеть. Но мой порыв остановился о безжалостную логику бытия. На ней наверняка лежит какое-то заклинание подчинения, и одного моего прикосновения будет достаточно, чтобы вернуть мою мать. С другой стороны, сколько лет прошло? Шестнадцать? За это время мою мать могли изменить до неузнаваемости, перекроить её разум, адаптировав под себя…       Она же стояла и задумчиво на меня смотрела, наклонив вбок голову. Судя по тому, что её мои зелёные глаза не заинтересовали, она меня не помнит и не знает. Это осознание словно ножом прошлось по моему сердцу.       Меня не узнаёт моя родная мать. Каким же двинутым должен быть этот мир, чтобы позволять подобному повороту событий существовать?       — Извините, а вы?.. — спросила у меня мама… Или мне её называть Лили Снегг?..       — Возможно, вы меня не знаете, но я — напарник вашего… мужа, — на секунду я запнулся, пытаясь придумать, как же корректнее назвать Северуса. — Меня прислал из Дуата мистер Том Реддл с срочными донесениями, которые, мне было велено, необходимо передать мистеру Снеггу лично.       — Мой муж мне такого ничего не говорил, — Лили отвела взгляд. — Однако раз вы со мной сейчас разговариваете, значит, он вам доверяет. Так что проходите, пожалуйста.       Я кивнул, после чего начал передвигать своё туловище в далёком Коукворте в камин. Когда мне это удалось, моё оставшееся тело охватило оцепенение, и через некоторое время тело встретилось с головой, и я кубарем выкатился на ковёр перед камином. Лили, наблюдавшая за этим, тихо рассмеялась мелодичным смехом.       — Похоже, вы не любитель путешествовать камином, — сказала она, улыбаясь, пока я поднимался на ноги и стряхивал с себя пепел и золу. — Хотите, я почищу ваш костюм?       — Нет нужды, — сказал я. — Разве что вы не могли бы подсказать, где я могу оставить свою куртку?       — Конечно, — Лили кивнула, — только для начала, пожалуйста, снимите обувь. У нас дома принято ходить в тапочках.       Я спорить не стал, поэтому послушно снял свои сапоги, которые Лили одним заклинанием очистила до первозданного состояния, а другим — положила передо мной тёмные тапочки.       — Я как раз готовила праздничный ужин, — начала говорить Лилию, пока я за ней шёл в прихожу снять куртку. — Вы же помните, что сегодня Сочельник?       — Конечно, как же забыть? — я снял перчатки, положил их в карман джинсов и повесил куртку на крючок. — Но скажу честно, я вовсе не напрашиваюсь к вам в гости и не буду претендовать на ваш ужин, — мы отправились на кухню.       — Однако вы наш гость, мы обязаны будем вас угостить, — сказала Лили. — Вот только вам придётся пока подождать моего мужа. Он ещё в Хогвартсе, занят какими-то срочными и неотложными делами. Как обычно… Весь в трудах аки пчела…       Последняя фраза была произнесена таким сладким голосом, что меня невольно передёрнуло.       Дом выглядел ухоженным, чистым, опрятным, словно сошедшим с картинки. Пожалуй, это идеальный термин: «словно сошедший с картинки». Искусственное. Ненастоящее. Натянутое. Неестественное. Всё это — ложь от и до.       Мы пришли на аккуратную кухню, где действительно готовка шла полным ходом: ножи сами по себе нарезали какую-то крупную птицу (индейку?), что-то перемешивалось в салате — короче, кипела магическая повседневная жизнь.       Значит, так выглядит обычная семейная жизнь магов?..       — Присаживайтесь, пожалуйста, — Лили указала на пустующий обеденный стол, — я скоро вернусь — позову дочь, — и когда я сел за стол, она вышла из кухни.       Да, я слышал, что у меня есть сестра. Вот она может меня раскрыть и намекнуть матери, что явно что-то пошло не так, что не надо было впускать незнакомца.       Через минуту в комнату зашла невысокая черноволосая девушка в простенькой чёрной мантии. Она была очень даже милой, причём это был тот тип красоты, который очень легко спрятать от посторонних. Я уже представил, как в Хогвартсе она ходит с распущенными волосами, которые укрывают её ото всех. Дело в том, что сейчас волосы моей единоутробной сестры были собраны в конский хвост, который колыхался сзади в такт её движениям, и на меня смотрело два удивлённых глаза: чёрный и изумрудный.       — Мама?.. — осторожно поинтересовалась у Лили её дочь.       — Я же сказала, что это знакомый нашего папы, — ответила Лили. — Нечего его бояться, Эйлин, он не кусается.       — Н-но ведь… — Эйлин не решилась продолжить фразу. — И как же этого знакомого зовут?..       — Юджин, — я представился тем именем, которое использовал для своего «книжного» альтер эго.       И только когда я представился, Эйлин отважилась сесть через стул от меня. Лили села во главе стола.       — И когда вернётся мистер Снегг? — в такой компании я решил упоминать Северуса уважительно.       — Он сказал, что подойдёт через пару часов, — ответила Лили. — Сказал, что возникли определённые сложности с некоторыми учениками.       — И что за сложности, если не секрет? — я решил поддержать разговор, а попутно узнать о том, какой эффект возымели сегодняшние события.       — Дуэль между учениками за сердце дамы, — сказала Лили. — Причём официальная, утверждённая Министерством. И всё было бы хорошо, но вот эту дуэль сорвали. Северус не сказал, что там конкретно произошло, но обвиняет во всём Орден Феникса.       — Я думал, он уже того, помер, — сказал я. — Орден, то есть.       — Ха-ха, я уже поняла, что вы имели в виду, — Лили элегантно наклонила в голову бок, задумываясь о чём-то. — Мистер Юджин, вы не считаете, что мы живём в очень интересное время, когда древние легенды оживают?       — Что вы имеете в виду?.. — я старался улыбнуться, однако ладони у меня вспотели. Неужели мама догадалась?..       — М-мама, — неожиданно воскликнула Эйлин, не дав Лили ничего сказать. — С-слушай, можно я кое-что скажу мистеру Юджину наедине? Я… я тут вспомнила, что папа просил ему кое-что передать!       Это была настолько очевидная ложь, что даже я это понял.       — Эх, вечно у Северуса какие-то секреты от меня… — разочарованно вздохнула Лили. — Даже моя дочь знает порой больше меня…       — Но ведь так папа заботится о тебе… — теперь уже Эйлин пыталась выкрутиться. Интересно, знаете ли, наблюдать.       — И посвящает свою маленькую девочку во всякие секреты… — сказала Лили. — Но, может, оно и к лучшему… Тебе же жить в новом обществе, а не мне.       — Мама, не вздыхай так тяжело, — сказала Эйлин.       — Если ты хочешь просто пофлиртовать с Юджином, то необязательно стесняться матери, — неожиданно на лице Лили появилась улыбка, будто она разгадала хитрый план своей дочери. И близко не туда, мама!       — М-мама! — я сам невольно покраснел, когда увидел, как вспыхнула румянцем моя сестрица. Смущённая Эйлин выглядит очаровательно, за ней должны хороводами парни ходить, если они не дураки! Но они дураки, как показывает практика.       — Папа же рассказывает, что у тебя нет особо подруг, вот я и беспокоюсь за тебя, — сказала Лили. — И вообще, мне просто хотелось тебя подколоть, не обижайся на свою старушку-матушку.       — Ты не старая! — сказала Эйлин. — Короче говоря! — она встала и схватила меня за руку и потащила за собой. Когда я покинул пределы кухни, то услышал, как Лили сказала что-то в духе «Ах, молодость».       Эйлин протащила меня на второй этаж, который, фактически, представлял собой одну подчердачную комнату, мансарду, если выражаться по-умному. И как только она закрыла за собой дверь, то наставила на меня палочку.       — Может, тебе и удалось одурачить мою маму, но мне тебе меня не одурачить, Поттер, — Эйлин оказалась страшна в гневе. — Или… мне называть тебя «братцем»?..       — Д-давай остановимся на варианте «Гарри», — я примирительно поднял руки вверх.       — Ну хорошо… братец, — Эйлин на секунду покраснела, но потом продолжила: — И зачем же ты заявился к нам? Я сама слышала от папы, что это ты сорвал свадьбу Малфоя.       — Я не солгал, я действительно пришёл поговорить с твоим отцом, — сказал я. — И если всё пойдёт хорошо, то даже ничего не сделаю.       — А если всё пойдёт плохо? — задала закономерный вопрос Эйлин.       — Надеюсь, у этой истории будет счастливый конец, — я выдавил из себя улыбку. — К тому же, я тебя не боюсь. Ты мне ничего не сделаешь ведь. Я слышал, у вас, магов, запрет на то, чтобы несовершеннолетние колдовали. Или его уже сняли?       — Н-не сняли, — согласилась Эйлин, и на секунду палочка даже опустилась, но в следующий миг девушка снова наставила её на меня. — Но это не значит, что я не могу не угрожать тебе! Если ты на меня нападёшь, я буду защищаться, и меня оправдают!       — Хорошо-хорошо, — вздохнул я.       — И вообще, — Эйлин продолжала гневно сверкать глазами, — ты же Гарри Поттер, главный преступник и просто тот, за поимку которого дают баснословные деньги! Я могу просто оглушить тебя и сдать тебя!       — Но ты же этого не сделаешь, ведь так? — я совершенно не боялся Эйлин. — Ты же не такой плохой человек. Гермиона о тебе много рассказывала, и всегда отзывалась о тебе как о славной девочек.       — Г-гермиона?.. — рука Эйлин дрогнула, и палочка медленно опустилась. — Откуда ты её знаешь?       — Я с ней путешествую, — ответил Гарри. — Мы хотим исправить сложившуюся ситуацию. Ты же умная, должна понимать, что…       — Замолчи! — крикнула Эйлин. — Хватит… Но ведь Гермиона же… Она же всегда права. Она всегда мне помогала, говорила правильные вещи, — она в итоге опустила палочку и задумчиво вздохнула. — Ладно, Поттер. Думаю, я смогу тебе поверить, что ты пришёл сюда с добрыми намерениями. Я не знаю, с какими, но…       — Я знал, что ты, сестричка, меня поймёшь, — я вздохнул с облегчением.       — Я тебе не сестричка, братик!       — Я тебе не братик, Эйлин! — я почувствовал, как от обращения «братик» покраснели мои щёки. — Права была наша матушка, когда сказала, что ты не умеешь общаться с парнями.       Эйлин недовольно тряхнула головой и развернулась к двери. Но уже у двери она повернула голову через плечо и сказала:       — Но учти, Поттер, если ты пришёл сюда, чтобы разрушить мою семью… Тебе придётся очень сильно постараться, чтобы заслужить моё прощение.       Извини, Эйлин, но, похоже, я именно за этим сюда и пришёл.       Когда мы спустились вниз, Лили всё ещё стояла у духовки, контролируя процесс готовки. Увидев нас, она сказала:       — Тут только что заглядывал Северус, сказал, что уже освободился и уже собирается. Но он посетовал, что ему всё равно придётся почти все каникулы провести в школе. Он же у нас директор…       Судя по всему, Лили решила не упоминать при Снегге меня. Ну и ладно. Мы с Эйлин сели на свои места, когда Лили снова заговорила:       — А всё-таки, мистер Юджин, ты же не союзник Снегга, ведь так?..       По моему телу пробежался холодный пот, а в голове вспыхнула одна мысль: она догадалась.       — Ну не похож ты на великого мага и чародея, — продолжала говорить Лили. — Но на школьника — очень даже. Эйлин, скажи честно, это же твой ухажёр, ведь так?       — Нет! — хором ответили я и Эйлин, после чего недовольно взглянули друг на друга, а затем отвели взгляд друг от друга. Я почувствовал, что снова краснею, а моя мама снова рассмеялась.       — Вы уже и одновременно отвечаете, — сказала она. — Юджин, тебе не было совершенно никаких причин лгать мне. Если бы ты просто сказал, что ты пришёл сюда ради Эйлин, я бы и слова не сказала. Хотя… — я посмотрел на Лили, а на её лице была задумчивость. — Получается, что ты пробрался в кабинет моего мужа, чтобы попасть сюда?.. Вот она, сила любви…       Однако ответить мне не было суждено — из гостиной раздался шум, и Лили, сказав, что это вернулся Снегг, побежала встречать своего мужа. Ненадолго мы остались с Эйлин сидеть одни в кухне.       — Ну, вот я и дома, -изрёк Северус задумчивым баритоном, который был слышен даже из гостиной.       — С возвращением, дорогой, — поприветствовала его Лили.       — Не пойдёшь встречать отца? — шепнул я Эйлин, но в ответ получил недовольный взгляд.       На кухню зашёл высокий худощавый мужчина в чёрной мантии и с чёрными волосами. Больше всего он походил на вампира. Сходство с Эйлин было очевидным, разве что красотой девочка пошла в мать, а не в отца. Но её чёрный глаз был такого же цвета, как и у отца.       Его взгляд скользнул по кухне, задержался на Эйлин, и в его холодных глазах на секунду возникло тепло, которое сразу же ушло, стоило ему заметить меня. Своими глазами он вперился в меня, начал меня откровенно пожирать. На долю секунду я застыл в страхе, но потом переборол себя, вскочил на ноги и протянул Снеггу руку.       — Юджин, — представился я. — Меня послал с вестями из Дуата мистер Реддл и мистер Морган.       — Юджин, да?.. — задумчиво повторил Снегг, и тут его улыбка, доселе счастливая, исказилась, превратившись в насмешку, но никто, кроме меня, этого не заметил. И он неожиданно пожал мне руку. Похоже, у него был свой план относительно меня, и я не буду ему в этом мешать. Пока не буду. — Похоже, мистер Реддл тебе очень доверяет, раз самолично без моего ведома дал тебе ключи от моего дома в Коукворте. Но если тебя послал Морган, он мог и не такую глупость выкинуть.       Обменявшись рукопожатиями, Снегг сел во главе стола, а Лили села рядом с ним.       — Так он всё-таки не ученик Хогвартса? — удивилась Лили. — Я думала, он просто приятель нашей Эйлин, но решил притвориться, чтобы… ну… я даже не знаю…       — Мама! — возмущалась смущённая Эйлин.       — Нет, он не ученик Хогвартса, — изрёк Снегг. — Он американец. Я же рассказывал, мы теперь много сотрудничаем с зарубежными магами, вот и он тоже… — он буравил меня взглядом, ну, а я достаточно вовремя догадался начать массировать виски. Я помню, что ты у нас, Снегг, хороший чтец мыслей, ну, а у меня есть великолепная защита от посягательств на мою черепную коробку. Но мне гораздо интереснее, зачем Снегг решил поддержать меня в моей лжи?..       Однако после этого разговора о моей персоне все позабыли. Через некоторое время Лили подала на стол ужин, и в этот момент я почувствовал, как что-то странное шевельнулось в моей груди. И я понял, что это: это то, что можно назвать чувством родного дома, уюта. Конечно, я это знал и до этого: обеды в доме Сириуса были такими же тёплыми моментами моей жизни, а несколько месяцев наедине с Гермионой и вовсе в моём сознании теперь могут интерпретироваться как самая настоящая сумасшедшая семейная жизнь. Но передо мной сейчас была самая настоящая классическая семья: мама, папа, дочь. Все друг друга любят и уважают. Нет ненависти, нет презрения, нет унижения, не оскорбления, нет боли, нет угроз, нет ничего, что было в моей жизни.       Вот только эта идиллия построена на лжи и обмане, на одной уничтоженной семье. Одна семья была привнесена в жертву во имя того, чтобы здесь и сейчас имела место быть идиллия. И рано или поздно это всё закончится. Я пришёл разрушить эти иллюзии, и ничто меня в этом не остановит.       Я всего этого был лишён по вине Тёмного Лорда. Но вот в чём ужасная ирония судьбы: я могу вернуть себе хотя бы частично то, что было отнято. Снегг, какими бы мерзкими мотивами не был бы руководим, он спас мою мать. Как минимум за это я могу его благодарить. Но… Если это спасение и именно так он видел счастливую жизнь моей матери, то… Чем сам Снегг хуже? Почему он обрёк мою мать на такое существование? Неужели ненависть к моему отцу, Джеймсу Поттеру, так сильна, что ты готов был пойти на всё, чтобы избавиться от этого прошлого?       — Что-то не так? — меня из раздумий вывел мягкий голос моей матери… Нет, для меня она пока что лишь Лили Снегг.       — Извините, задумался.       Рождественский ужин продолжался. Я не вслушивался в разговоры, будучи погружённый в размышления о том, что же мне сейчас делать. Одна часть моего сознания твердила, что нужно прямо сейчас достать револьвер и прострелить башку Снеггу. Да, ужин сорвётся, а в худшем случае, так и вовсе выплеснется наружу от зрелища простреленного мужчины, в этом случае Авада Кедавра милосерднее, да вот это было бы правильно, я считаю. Я про убийство хоть в каком-либо виде. А потом я всё объяснил бы… Вторая часть сознания требовала сначала объяснить, откопать у Снегга Сыворотку Правды, влить ему в глотку, чтобы он всё как миленький поведал о своём преступлении. Тогда уж с последствиями его лжи будут разбираться обманутые им девушки.       Но третья часть сознания требовала доесть ужин, сказать что-нибудь Снеггу и удалиться восвояси. Последовать просьбе — или приказу, как рассматривать — Эйлин. Я здесь словно ошибка молодости, вот только действительно ли я ошибка?       — Однако же, я думаю, у мистера Юджина на уме что-то очень важное, — я услышал холодный голос Снегга. — Возможно, такое важное, что он всё ждёт, когда он может это мне поведать. Не так ли?       — Именно, — я кивнул.       — Что же, тогда с вашего позволения, мы скоро вернёмся, — Снегг встал из-за стола, а я пошёл за ним. Что же, похоже, Снеггу тоже надоела эта комедия.       Когда он дошёл до лестницы, то открыл дверь в чулан, оказалось, что в нём была лестница, ведущая подвал. Что же, я ничем не рискую: антимагия со мной, разве что только одну перчатку надену, чтобы из револьвера стрелять, а так дела вообще идут пока что лучше некуда.       Подвал оказался настоящей подземной лабораторией, и выглядел именно так, как я себе и представляю логово зельевара: склянки со всякими странными ингредиентами, разноцветные колбочки и всё такое в этом духе.       — Итак, — Северус, сказав это, достал палочку, — зачем вы сюда явились… Поттер? — мою фамилию он выплюнул с изрядной долей отвращения.       — Мне отвечать честно или так, чтобы вам понравился мой ответ? — с нескрываемой иронией в голосе поинтересовался я.       — Чтобы вы ни сказали, вам не удастся меня умаслить, Поттер, — сказал Снегг. — А теперь ещё раз повторюсь: зачем вы сюда явились?       — Мне казалось, это очевидно: чтобы положить этому конец, — спокойным тоном ответил я. — Твои игры подошли к концу, Северус. Больше ты не будешь обманывать мою мать. Опусти её, и мы разойдёмся миром, Северус. Если, конечно, мы сможем разойтись. Я не могу тебе простить того, что отчасти по твоей вине мне пришлось шестнадцать лет прожить среди моих мерзких родственников!       — Ничего иного сын Поттера не заслуживает! — выплюнул Снегг.       — Так, значит, банальная ревность?! — выкрикнул я. — Значит, именно банальная ревность и зависть к моему отцу побудила вас отнять у меня мою мать, искалечить её разум, сделать её своей наложницей?!       — Он не заслуживал такую великую женщину, как Лили, — заявил Снегг.       — Если моя мать — великий человек, как вы говорите, тогда почему, Северус, почему вы с ней сделали такое?! — кричал я. — Она не узнала меня, Северус, не узнала своего родного сына! Она выглядит как самый настоящий зомби, созданный исключительно ради того, чтобы радовать тебя жизни! Неужели ты её похитил ради такой жизни, Снегг? Ради этого существования в форме домохозяйки и горничной?       Никакой пощады. Уйти отсюда? Ещё чего. Ни за что и никогда. Пока я не заставлю Северуса раскаяться, я ни за что не покину этот дом!       — Так зачем вы продолжаете играть в эту иллюзию счастья и любви, Северус? — продолжал тем временем я. — Зачем вы продолжаете делать вид, будто всё идёт, как надо? И не надо мне начинать заливать о том, что у вас было тяжёлое детство. Тут у всех, мать его, было тяжёлое детство, не удивишь. А что до того, что Лили ушла от вас к другому… Так ты же в этом и виноват, Снегг. Или будешь это отрицать? Будешь оспаривать то, что из-за твоей же ошибки она разочаровалась в тебе?!       — Это было одно — одно, мать его, — глупое высказывание! — рассвирепел Северус, и с его палочки сорвалось какое-то заклинание синего цвета, которое я без труда поймал. — Почему вы все припоминаете мне то, как я однажды назвал Лили «грязнокровкой» в запале?! Почему вы все припоминаете лишь один этот промах, забывая, что Поттер в сотни раз больше сделал ошибок перед ней?!       — В своём глазу бревна не замечает, — вспомнил я поговорку. Похоже, это заклинание было просто срывом гнева, а не началом боя.       — В этом вся и проблема, Поттер, что люди не желают принимать раскаяние, — Снегг неожиданно успокоился и даже опустил палочку. — Причём люди крайне избирательно прощают. Одну ошибку они готовы припоминать всю свою жизнь, ну, а другому они прощают всё. Тебе, Поттер, это не кажется несправедливым?       — Я очень много чего в этом мире считаю несправедливым, — холодно заметил я. — Например, то, что из-за чьей-то похоти, из-за чьей-то ревности, глупости, жажды власти, страха мне пришлось перетерпеть шестнадцать лет унижений, потерять память о лучших моих годах жизни, проведённых с Гермионой и Полумной…       — Неблагодарный мальчишка, — Снегг вскинул палочку и отправил в меня ещё одно заклинание, — это я направил к тебе Грейнджер и Лавгуд! Ты должен у меня на коленях ползать за то, что я милостиво подарил тебе целый год счастья, а не обвинять меня!       — Ещё чего, — ответил я. — Ваши грехи несколькими добрыми делами не отмыть… Скажи мне, Северус, какого это — насиловать любимую женщину, осознавать, что она теперь безгранично принадлежит одному лишь тебе, что ты отнял её у своего соперника?       Неожиданно, но моя провокация не встретила той ответной реакции, которой я дожидался. Вместо этого Снегг убрал палочку в кобуру и подошёл к одному из шкафов.       — Поттер, ты слышал о такой штуке, как Омут Памяти? — спросил у меня Снегг.       — Доводилось, — ответил я. — Мне его советовали использовать, чтобы восстановить память. А что, хотите мне показать пару слёзных воспоминаний о плохом Джеймсе Поттере, несчастной Лили Эванс и бесконечно благородном Северусе Снегге? Избавьте меня от этого, пожалуйста.       — Я так и думал, — изрёк Снегг, отошёл от шкафа и снова достал палочку. — В вас больше Поттера, чем Лили. Воспитание у родственников не пошло вам на пользу. Вы такой же наглый, бессовестный, жестокосердечный и отвратительный в своём эгоизме подросток, как и ваш отец, Поттер. Твой папаша от восторга прыгал бы, увидь он такого наглеца.       — И теперь у вас не осталось никаких аргументов в свою защиту, кроме перехода на личности? — спросил я. — Можете не отвечать, всё и так ясно. Что же, — я достал револьвер, но в следующий миг…       — Экспеллиармус, — сверкнула вспышка, и мой пистолет вылетел из моей руки и рухнул за моей спиной. — Как видите, Поттер, вас можно победит магией. Ваша хвалёная антимагия не всесильна. Акцио, револьвер, — Северус направил палочку на моё оружие, и тогда я понял, что пора действовать.       Я рванул к Снеггу. Нужно успеть раньше, чем в руках у директора Хогвартса окажется моя пушка. Следующие несколько секунд в моём сознании растянулись настолько, что я смог запомнить всё в достаточных подробностях. Вот я бегу на Снегга, стянув перчатку. Вот Снегг всё-таки поймал мой револьвер. И вот… я хватаюсь одной рукой за ствол, а другой бью зельевара в живот.       Тот такой подлости не ожидал и оседает на пол, выпуская из рук и револьвер, и палочку. Последняя мне без надобности, я лишь ногой откатил её подальше, а вот пушку я забрал. Да, зря я за неё схватился, но я опасался, что он начнёт палить. Как видно, не начал. Я убрал револьвер в кобуру и посмотрел на лежащего предо мной зельевара. Похоже, что одного удара в живот оказалось достаточно, чтобы отрубить его. Вот бы влить ему в глотку какого-нибудь снотворного…       Но я походил по комнате, нашёл верёвки, тряпочку, поэтому просто связал мужчину и воткнул ему в рот своеобразный кляп. Пусть так и лежит. Ну, а я обратил свой взор на шкаф, рядом с которым Снегг начал рассуждать об Омуте Памяти. Я открыл шкаф, и действительно, я сразу же нашёл там крупное блюдо, в котором покоилась жидкость. Она не отражала, но в ней что-то переливалось. Я, подумав, надел перчатки и осторожно наклонился над Омутом.       В следующий момент я начал будто проваливаться в чашу, пока не нашёл себя в тесной комнатке. Я в нём узнал прихожую дома в Коукворте. Я увидел хрупкого черноволосого мальчишку, который сидел в коридоре, закрыв уши руками. И я понял причину: со стороны кухни доносились крики, чья-то ругань, звон бутылок… Похоже, это родители Снегга.       Затем эта сцена сменилась другой: солнечная полянка на берегу реки. Две девочки, в которых я признал маму и тётю, рассорились, и тут появляется Северус, который, такой хороший мальчик, утешил Лили и начал её рассказывать о том, как хорошо быть магом! Как же от этого тошнит, никаких сил на это смотреть.       Следующее воспоминание: в поезде Северус сидел с моей мамой и встретился с моим отцом и молодым Сириусом. Уже тогда, как я заметил, Джеймс обратил внимание на хрупкую рыжеволосую ведьму с изумрудными глазами, однако уже тогда Северус превратил в своём больном воображении моего отца в свою немезиду.       Потом последовало короткое воспоминание о том, как Шляпа отправила Лили на Гриффиндор, а Снегга — на Слизерин. Я мог бы Северусу посочувствовать. Наверное.       Итак, очередное воспоминание: поздняя осень, времена первого курса моих родителей, по коридору Хогвартса (Снегга можно поблагодарить хотя бы за то, что позволил хотя бы в такой вот форме побывать в Хогвартсе, незабываемое зрелище!) шли Джеймс и Сириус, а позади них плёлся Снегг. Разумеется, Снег шёл не с ними, а по пути с ними, однако всё равно было видно, что он старается услышать каждое слово, которое говорят мой отец и мой крёстный.       — Ну вот я и говорю Дженкинсу, что дурак он, и шутки у него дурацкие, — вещал Джеймс.       — Уж кто бы говорил, — одновременно сказали Сириус и Снегг, причём первый сказал это с дружеским укором и сопроводил своё замечание тычком в бок, а второй — с нескрываемой завистью и гневом.       — Нет, ну посуди сам — дёргать девочек за косы уже сто лет как немодно, — говорил Джеймс. — И вообще, это же возвращение к первобытному строю! Во времена мамонтов мужики таскали женщин за волосы, а у нас тут этот, индустриализм!       — Выучил умное слово и корчит гения, — ворчал себе под нос Снегг.       — Сам такой, — хохотнул Сириус в ответ на «индустриализм».       — Я это всё к чему, — похоже, что Джеймс дошёл до сути своего разговора, — если уж и потешаться над девушками, то нужны новые методы! Волосы — это неактуально! И вообще, Лили дёргать за волосы не позволю! Это моя прерогатива!       — Джеймс, я думал, Поттеры — нормальные, — улыбался Сириус, — я думал, уж тебя-то должны были научить, как правильно надо обращаться с девушками! Вы же все такие бла-а-а-ародные!       — Вообще-то так и надо, — заявил Джеймс. — Девушки любят плохих парней, а чем я не плохой парень?       — Ты просто придурок, — заметил Снегг.       — Ну… — Сириус неожиданно задумался. — Если ты у нас плохой парень, то тогда Лили должна была уже давно лезть к Нюниусу. Он у нас вообще очень и очень плохой мальчик.       — Ой, да кому нужна эта грязнокровка… — к несчастью, этот комментарий Снегг сказал слишком громко, и его услышали. Сириус и Джеймс остановились и повернули голову.       — Ба, кого я вижу! — воскликнул Блэк счастливым тоном. — Нюниус! Какими судьбами? Подслушиваешь?       — Придурок, у нас сейчас совместный урок, — Северус отшатнулся, понимая, что влип, но у него не было сил просто взять и сбежать.       — Шпионит, зараза, — вынес вердикт Сириус. — Товарищ Поттер, что прикажете поступить с вражеским лазутчиком?       — Допросить, — сказал Джеймс. — Я слышал, что кто-то сказал очень и очень плохое и оскорбительное слово… Сириус?       — Я тоже что-то такое слышал… — притворно задумался Сириус.       — Очень и очень плохое слово на букву «г»… — задумчиво пробормотал Джеймс. — Нюниус, что скажешь в своё оправдание? — неожиданно Поттер-старший стал серьёзным и схватил Снегга за грудки. — Знаешь, я ненавижу всяких типов, которые считают, что не то происхождение что-то значит.       — Но я… — Северус попытался вырваться, но бесполезно.       — Особенно я ненавижу тех, кто позволяет себе оскорблять других, — говорил Поттер-старший. — Чтобы я ещё раз услышал от тебя это слово, и ты пожалеешь… Особенно если ты так обзовёшь Лили…       — Мистер Поттер! — по коридору раздался крик женщины, в которой я узнал относительно молодую профессор МакГонагалл. — Что здесь происходит?       — Мистер Снегг изволил оскорбить даму, — ответил Джеймс. — И я решил, что надо нашему другу преподать урок вежливости.       — Минус десять балов Гриффиндору, — недовольно фыркнула профессор. — А теперь отпустите мистера Снегга, пожалуйста.       Было смешно наблюдать, как хрупкий слизеринец болтал ножками, когда его держал крупный гриффиндорец, но всё же Джеймс поставил Снегга.       — Но, профессор, Нюн… Снегг правда позволил себе обозвать Лили нехорошим словом! — заявил Сириус. — Неужели вы оставите неотомщённой нашего прекрасного товарища, профессор?       — Это правда, мистер Снегг? — теперь гнев профессора трансфигурации обрушился на слизеринца, и тот под гнётом её взора кивнул. — Что же, минус десять балов и с Слизерина. А теперь идите на урок, он скоро начнётся.       Воспоминание закончилось, и начались другие, в которых над Северусом начали потешаться, причём это делали и как Джеймс с Сириусом, так и некоторые другие ученики как с Гриффиндора, так и со Слизерина. Не все на факультете змей любили хрупкого задохлика непонятного происхождения. Дружелюбные пуффендуйцы и рациональные когтевранцы обходили Снегга стороной, хотя тот пару раз предпринимал попытки подружиться хотя бы с ними. И лишь Лили продолжала с ним иногда общаться. Эти воспоминания были особенно подробными.       Второй год обучения Снегга начался, и ничего не изменилось, стало только хуже: теперь в воспоминаниях особенное место уделялось Мародёрам. Все эти воспоминания были пронизаны общей тематикой: зависть и ревность. Вот Снегг подглядывает тренировку сборной Гриффиндора, на которой Джеймс выделывает немыслимые виражи. Снегг сам мечтает стать звездой квиддича, но у него ни талантов нет, ни метлы. Вот Сириус в окружении однокурсник и первокурсниц. Уже в двенадцать лет мой будущий крёстный пользовался любовью и почётом женской публики. Вот Люпин, здравомыслящий и рассудительный парень, который притягивал Снегга своей загадочной натурой, да вот беда — он дружок Джеймса и остальных. Ну, а существованием Петигрю Снегг пренебрегал и считал, что даже если такое ничтожество заслужило благосклонность Джеймса, то чем он, Северус, хуже?       — Тем, что ты не обзываешь кого попало «грязнокровками», — однажды Северус задал такой вопрос самому себе под нос, а получил ответ от Джеймса, рядом с которым ему не повезло в этот миг идти. — Вот исправишься, тогда и подумаем.       Однако с другой стороны, на втором курсе появились и светлые пятна: Лили всё ещё общается с ним, на Снегга таки обратили кое-какие старшекурсники со Слизерина, а однажды Снегг подглядел, как одна красотка-слизеринка с шестого курса поздно ночью в пустующем классе очень тесно и эротично обнималась с миленькой девочкой с кудрявыми волосами с Пуффендуя. Юный Снегг не понимал, зачем двум девушкам целоваться и так прижиматься друг к другу, но зрелище ему понравилось. После этой сцены Снегг представлял либо себя на месте одной из девушек, либо Лили в этой сцене. Воспоминания о первых эротических фантазиях Снегга были мерзки, поэтому я ждал, когда они закончатся.       Ещё было такое знаковое воспоминание, в котором ближе к концу второго курса Снегг издевался над какой-то первокурсницей с Пуффендуя под одобрительный гогот своих товарищей из Слизерина. Тогда-то Северус и вкусил вкус крови, такой приятный вкус боли и унижения над ближним…       Однако у этой сцены было продолжение. Если есть преступление, то должно быть и наказание: дружные пуффендуйцы, прознав, кто обидел их товарища, полезли с профилактической беседой к Снеггу и остальным, после чего многие, и слизеринцы, и Снегг, и пуффендуйцы, и примкнувшие к ним Мародёры загремели в больничное крыло.       — Ну что, Нюниус, — по злой иронии судьбы койка Снегга была аккурат между койками Джеймса и Сириуса, и теперь с Северусом общался Поттер, — будешь больше маленьких девочек обижать?       — А тебе какое дело?.. — проворчал Снегг, хотя сам понимал, что дерзить глупо.       — А такое, что я девушек защищаю, — сказал Джеймс, — даже слизеринок защищаю, если их кто в обиду даст.       — А у тебя защищалка выросла девушек защищать, Поттер? — с одной из кроватей раздался голос старшекурсника-слизеринца, и ученики изумрудно-серебряного факультета загоготали.       — Если б не выросла, я бы тут не лежал! — с вызовом ответил Джеймс. — Так вот, Нюниус, будешь девочек обижать? — Снегг промолчал. — Будешь, подлюга, по глазам вижу…       Третий курс ничем не запомнился: Снегг шкерился ото всех по углам, Мародёры над ним время от времени прикалывались, Джеймс блистал в учёбе и в квиддиче, Лили была всё так же добра к Северусу, хотя их отношения и заметно охладели. Ну, а у Снегга появились влиятельные дружки со Слизерина, которые поддерживали набирающего силы Лорда Волдеморта…       На четвёртом курсе был инцидент с философским камнем, антигероем которого стал непосредственно Северус. Он умудрился прогневать сильных мира сего и лишить всю школу развлечения под названием «прокрадись ночью в коридор на третьем этаже и попади в приключения». Но на четвёртом курсе детки уже стали достаточно взрослыми, чтобы обращать на представителей противоположного пола внимания. Тогда у Сева в голове, как я понял, начали рождаться в голове идеи касательно того, что на одной Лили свет клином не сошёлся, да вот только он понимал, что из всех девушек только она всё ещё уважительно относится к нему. Хотя рядом с ней этот Джеймс… Но она сама говорила, что Джеймс — дурак и задавака, так что ему ничего не светит… ну в самом деле, какая глупость…       Ну, а пятый курс стал переломным в школьной жизни Северуса: сначала инцидент, когда его чуть было не покусал оборотень, и только благородство моего отца спасло ему жизнь. Конечно, Северус как обычно решил, что Джеймс спас его исключительно себя ради… Ну, а потом после сдачи СОВ по защите от тёмных искусств разыгралась крайне нелицеприятная сцена, во время которой и мой папа с крёстным показали себя дураками, ну, а одно неосторожное слово Северуса (— Грязнокровка!), адресованное моей матери, стоило ему пятилетней дружбы. И как бы он слёзно не умолял её простить, он окончательно пал в её глазах.       Такую потерю Снегг переживал тяжело, я даже на секунду пожалел его, вспомнив себя, когда я осознал свою ничтожность от того, что даже у Дадли есть девушка, а у меня — нет. Какая злая ирония судьбы, ведь когда мы переживали об отсутствии отношений, нам обоим было по пятнадцать. Пару раз Снегг даже подумывал о суициде, однако именно тогда он нашёл отдушину в тёмных искусствах. И уже в начале шестого курса он стал своим в доску среди тех, кто потом примкнёт к Пожирателям.       И если в шестом курсе Северус успокаивал себя хотя бы тем, что по крайней мере Лили не достанется хотя бы Джеймса, то на седьмом курсе Снегг окончательно впал в пучину отчаяния: Джеймс изменился и стал хорошим и славным. Вообще, жинь Северуса на шестом курсе сильно изменилась — из белой вороны он превратился в Неуловимого Джо — то есть, он был нахрен никому не нужен. А на седьмом курсе Поттер-старший наконец-то взялся за ум, собрал все свои мозги, и вот, Снегг сам того не заметил, как Джеймс и Лили перестали друг друга обзывать, начали общаться, стали ходить рука об руку. А вот и подслушанный Снеггом разговор, как профессор МакГонагалл отчитывала (с хорошо скрываемой улыбкой на устах, правда) Джеймса и Лили за то, что они проводили ночи вместе.       Вот так и подошла к концу бессмысленная школьная жизнь Северуса Снегга: подруга детства, единственное живое существо, кроме, пожалуй, матушки, которое относилось к тебе хорошо, ушла от тебя к твоему злейшему врагу, твоему «хорошему» двойнику, который во всём был лучше тебя, как бы ты ни хотел это отрицать, за плечами несколько серьёзных проступков, тебя ненавидит три четверти школы, а из оставшейся четверти одни либо расценивают тебя как глупую «шестёрку», либо как глупое ничтожество. В голове ни единой мысли о том, как дальше жить, и ты подаёшься в Пожиратели. Ты надеешься, что хотя бы с ними ты станешь сильным.       В один ужасный для себя день Снегг узнал, что Лили родила… сквиба. Я видел, как Северус метался по своей лачуге и бил всё, что попадётся под руку.       — Твою… твою мать, — ругался он. — Говнюк, подонок! — под раздачу попала табуретка. — Сукин сын, этот Поттер обрюхатил Лили, и от него родился сквиб! Жалкий мерзкий сквиб! И на это ты променяла свою жизнь, Лили?! — вопрошал Снегг у пустоты. — На то, чтобы ты родила такое ничтожество, как сквиб? Ради этого… Твою м-м-м-мать… — и обессиленный Северус падает на кровать и плачет. — И ради чего… ради чего всё это надо было делать, Лили?       И вот однажды ты, Снегг, узнал о том, что есть пророчество. Ты, хороший мальчик, дослушал его до конца и слово в слово передал Тёмному Лорду. И теперь Северус ползает на коленях, умоляет Волдеморта передумать. В его воспоминаниях Волдеморт уродлив, он лыс, нос его похож на две щёлки, а глаза налиты кровью. Он сильно изменился за это время…       — Значит, ты, Северус, говоришь, чтобы я пожалел жену Поттера? — задумчиво шелестел Тёмный Лорд. — Что же, если ты поклянёшься, что никто и никогда не узнает об этом, то да будет так. Мне нужен только мальчишка. Мне нет никакого дела до пророчества, только глупцы верят в них, а вот сила, которая заключена в юном Поттере мне нужна…       — Но, Господин, он же… — начал было говорить Северус.       — Сквиб, да? — закончил за Снегга Волдеморт. — Нет, Северус, он в разы лучше чем даже маг!..       — Так, значит… — Северус с обожанием смотрел на Волдеморта.       — Да, можешь забрать себе миссис Поттер, — махнул рукой Волдеморт. — Но за это ты станешь моим вернейшим шпионом. Отправляйся к Дамблдору. Изобрази покорность, ползай у него на коленях, скажи, что я хочу убить всех Поттеров, изображай жалость, но ты должен втереться к нему в доверие. Он должен поверить, что ты пойдёшь на всё, чтобы спасти Лили, что ты даже будешь готов предать меня, Волдеморта.       — Д-да, Господин, — Северус откланялся, и воспоминание сменилось другим: вершина холма, на которой стояли двое: Снегг и Дамблдор.       — И что за весь мне шлёт лорд Волдеморт? — спрашивает бывший директор Хогвартса.       — Он… он хочет убить Поттеров… — говорит Снегг, запинаясь. — Это… как-то связано с пророчеством! Я…я подслушал его… Не полностью, но я всё рассказал Ему. И Он решил, что оно относится к Поттерам!.. Пожалуйста, господин Дамблдор, спасите хотя бы Лили!       — То есть, ты хочешь сказать, что я должен пожертвовать ребёнком и Джеймсом Поттером ради Лили? — в голосе Дамблдора читалось презрение. — Вы мне отвратительны, Северус.       — Но хотя бы спрячьте их! — взмолился Северус. — Сделайте хоть что-нибудь, но спасите Лили! Вы же величайший светлый волшебник нашего времени, вы можете всё! Спасите даже Поттера и его сына-сквиба! А взамен… вы получите меня! Я стану вашим вернейшим шпионом!       Воспоминание изменилось: Волдеморт и Снегг идут по Годриковой Впадине, и у меня ёкнуло сердце: я узнавал эти улочки! Они дошли до неприметного домика, ворвались туда. Тёмный Лорд убил моего отца, оглушил мою мать, а затем Северус забирает её и исчезает из Впадины.       Следующее воспоминание… Северус Снегг в своей утлой хибарке склонился над Лили. Её тело обнажено, и не трудно догадаться, что он собирается с ней сделать. К моему ужасу, он заклинанием привел её в чувство. Я отвернулся. Я мог только слышать, как она истошно орёт о помощи, но как ей чем-то затыкают рот, слышу, как скрипит кровать, как моя мать стонет от боли… Северус Снегг по-животному изнасиловал мою мать, орал ей, приятно ли ей, лучше ли он Джеймса, спрашивал у неё, какого это, отдаваться не Джеймсу, а глупому и жалкому Северусу. А когда всё закончилось, он её чем-то оглушил…       И я услышал плач. Я всё-таки решился посмотреть, что происходит, и увидел, как Северус плачет. Он накрыл бессознательную Лили одеялом и плачет.       — Что я наделал?.. — вопрошал у себя Северус.       — Ты её изнасиловал, — ответил я. Я знал, что он меня не слышит, однако я устал от всего этого. — Как последняя скотина изнасиловал её. И ты это называешь любовь, да, Северус?..       — Всё должно было закончиться не так… — всхлипывал Северус. — Почему… почему всё закончилось именно так?.. — он смотрел на мою мать, но ни я, ни он не находили ответов. — Чудище с зелёными глазами… вот кто ты, Лили… Ты превратила меня в такое…       — Это ты сам себя в такое превратил, и незачем кого-то иного в этом обвинять, — ответил я, однако уже начались другие воспоминания.       Вот Северус где-то путешествует, собирает какие-то травы, и как оказалось, лишь за тем, чтобы создать зелье, которое подчинит мою маму его воле.       И вот, начались тошнотворно-приторно-сладкие воспоминания о хорошей семейной жизни Снегга: вот он построил новый дом далеко-далеко, вот он превратил этот дом в золотую клетку для Лили, вот родилась Эйлин, вот она делает первые шаги, вот её первые слова. Матушка счастлива, Северус счастлив, а глупец Дамблдор и не подозревает, что Снегг служит не ему, а Тёмному Лорду, ведь это Волдеморт спас любимую Лили, а не Дамблдор.       И совершенно неожиданно посреди всей этой биографии Северуса затесалось воспоминание его дочки, Эйлин. Оказывается, её фамилия — Уайт, что должно типа служить какой-никакой конспирацией. Ну, разумно, я считаю. Итак, это воспоминание относится к тому моменту, когда Эйлин наконец пошла в Хогвартс. Она идёт по Большому Залу, и я первым делом решил найти своих знакомых. И преуспел: вот за столом Гриффиндора сидит маленькая Гермиона (боже, как она выросла-то!), уже долговязый и нескладный Рон (но ещё, похоже, адекватный), Невилл (он всегда был таким пухлым?), Джинни (она пока ещё не расцвела, но потом…). Затем я долго искал Полумну и таки нашёл (ну вот кто-кто, она точно не изменилась, только выросла чуть-чуть.       За всеми этими поисками друзей и знакомых я не заметил, как началась церемония Распределения. К счастью, Эйлин Уайт шла в конце списка, так что я как раз вовремя успел к тому моменту, как профессор МакГонагалл (по сравнению с первыми воспоминаниями Снегга она заметно постарела, но ещё держится бодряком, так держать!) на весь зал объявила имя тихой и маленькой Эйлин, которая пыталась буквально вжаться в пол. Однако ничего не поделаешь, девочка неуклюже пошагала к трёхногому табурету с Шляпой, пару раз оступилась, но не упала, а затем в итоге взяла в руки Шляпу, надела её и взгромоздилась на стул. Я подошёл вплотную к девочке, и услышал голос Шляпы:       — Очень и очень интересно, Эйлин! А ведь, что самое интересно, такие знакомые ауры… И столько всего намешано… Я даже теряюсь. Отвага в тебе есть, да. Ты умна, о, да, тебя очень хорошо обучали родители! Вот только хитрости маловато…       — Не надо меня на Слизерин, пожалуйста… — тихим, едва различимым шёпотом попросила Эйлин.       — Ты уверена? Разве твой отец не расстроится?..       — О-о-откуда?.. — вслух пропищала девочка. — Откуда вы знаете?.. Мой папа сказал держать это в секрете…       — Мне ведомы все твои чувства, мысли и переживания, девочка, — объявила Шляпа. — А ты точно не хочешь на Слизерин? С твоим-то отцом тебя там ждёт величие!.. Вот только какова будет цена этого величия…       — Грош ей цена… — вспомнила Эйлин поговорку. — Мой папа всегда говорил, что «змеям» веры нет, ведь сам был таким.       — Ну и куда же тебя, если не на самый очевидный выбор? — спросила Шляпа скорее саму себя, чем девочку. — Пуффендуйского в тебе нет ничего. Друзей у тебя не было никогда. Вечно взаперти, тебя воспитывал отец и мать, и твой отец боялся, что рано или поздно все узнают о твоём существовании. Лишь родители всегда были с тобой и поддерживали тебя, так откуда тебе знать, как помогать другим детям? Так что выбор небольшой: Гриффиндор или Когтевран. На первом ты обретёшь друзей, а на втором — знания. Но на втором ты можешь остаться вечной одиночкой, а на первой ты можешь не вписаться в коллектив. Так что ты выберешь: шанс на хорошую жизнь или гарантию образования?       — М-мой отец говорил, что если я поступлю на Гриффиндор, то только порадуется, — сказала Эйлин. — Он говорил, что если я пойду по стопам мамы, то будет даже лучше… Он её любит.       — Что же, тогда… ГРИФФИНДОР! — провозгласила Шляпа на весь зал, и на этом воспоминание закончилось.       Следующее воспоминание оказалось датировано вторым курсом обучения Эйлин. Снегг сидел в своём рабочем кабинете и проверял работы учеников. Как я понял, он был крайне недоволен результатам трудов подростков, но тут в кабинет кто-то постучался.       — Кто там? — грубо отвечает Снегг. У него все ученики сидят в печёнках. Будь его воля, он многих уже поубивал бы, но нельзя… нельзя…       — Это я, — сказала Эйлин, открыла дверь и зашла внутрь.       — З-зачем ты пришла? — насторожился Северус. — Кто-то тебя обидел?       — Нет-нет, честно! — сказала Эйлин. — Просто я разговаривала с Гермионой…       Ну, а Северус подумал, что это хорошо, что Грейнджер подружилась с его дочкой, но, с другой стороны, Гермионе хватит ума и прозорливости узнать о родителях Эйлин больше, чем того желал зельевар. К несчастью, думал-то Северус, и все его мысли узнал и я, так что речь Эйлин я не услышал.       — Так вот, она в разговоре упомянула Гарри Поттера, — вещала тем временем девушка, и я вместе с Северусом насторожился. — Отец, я так поняла, он достаточно известен, но почему-то ни ты, ни мама о нём не особо рассказывали. Кто это?       — Эйлин, — Северус тепло улыбнулся своей дочери, — тебе рассказать о Гарри Поттере правду или то, что говорят люди? Учти, что правда… не очень приятная. Очень.       — Отец, ты меня пугаешь?       — Я тебя предупреждаю. И ты же знаешь, Эйлин, я всегда с тобой честен, я никогда тебе не солгу.       — Т-тогда правду, — кивнула Эйлин после долгих раздумий.       — Что же, однажды жил да был один маг по имени Джеймс Поттер, — начал рассказ Северус. Похоже, он давно готовился к такому разговору. — Был он знаменит, и все его любили. Вот только одна девушка, Лили Эванс, его не любила. Но однажды он и её сломил, и она полюбила его и вышла за него замуж.       — Но ведь… это же моя мама! — воскликнула Эйлин. — Она же с тобой… И… И что делал с ней этот Поттер? Ты же потом в итоге спас мою маму, да?       — Можно и так сказать, — кивнул Северус. — Отчасти обманом, отчасти магией Джеймс заставил Лили любить его, однако судьба наказала его: их ребёнок, Гарри, родился сквибом. И вот однажды Тот-Кого-Нельзя-Называть решил напасть на них, ведь Джеймс и Лили были из тех, кто в первых рядах воевал против него. Однако надо признать, что Джеймс был очень сильным магом, как и твоя мама, Лили, и вдвоём они смогли победить Того-Кого-Нельзя-Называть, но дорогой для Лили ценой: её сын, Гарри, погиб, и её муж тоже.       — А в итоге ты её спас, и все жили хорошо, да? — закончила Эйлин.       — Да, — сказал Северус.       — Тогда почему Гарри Поттер считается героем, если он погиб? — поинтересовалась Эйлин.       — Маги имеют неприятную привычку преувеличивать, — сказал Снегг, — вот и родилась легенда, будто Гарри Поттер, годовалый мальчик, смог победить Того-Кого-Нельзя-Называть.       — Но тогда почему мы не должны никому рассказывать о маме? — спросила Эйлин.       — Потому что некоторые маги считают, будто это я украл её у Поттера, что не совсем так, — ответил Снегг. — И ещё, Эйлин, как ты помнишь, я упомянул, что Джеймс пичкал маму заклинаниями, чтобы она его любила? К несчастью, после этого у нашей мамы начались проблемы со здоровьем, и мне приходится ей делать зелья. Но не переживай, твоя мама не умрёт, но ей лучше не перенапрягаться.       Началось другое воспоминание: Северус увольняется из школы по поручению Дамблдора, так как нужно отправляться в стан Пожирателей и шпионить на директора Хогвартса. Другое дело, что Северусу нет никакой причины служить Альбусу, так что тот начинает совершенно искренне поддерживать скорейшее воскрешение Волдеморта.       И тут кино о жизни Северуса Снегга завершилось, и я вынырнул из Омута. К своему ужасу я понял, что пробыл там без малого час-полтора, однако когда я посмотрел на настенные часы, то увидел, что я провёл в Омуте от силы две с половиной минуты.       Я посмотрел на Снегга. Что же, осталось прояснить несколько моментов, чтобы я смог с чистой совестью вынести окончательный вердикт. Я несколько раз хлопнул его по щекам, и тот разлепил глаза.       — Не дёргайся, — я вытащил из его рта кляп. — И не кричи, иначе пристрелю. Ответишь на пару вопросов, и, может, я пощажу тебя. Понял?       — А куда я денусь… — прошептал Северус.       — Вот и замечательно, — сказал я. — Итак, и чем же ты поишь мою маму, что она любит меня и не помнит меня?       — Ммм… Ты слышал о лотофагах? — поинтересовался Снегг.       — Я не удивлюсь, если ты имеешь в виду тех лотофагов, которые упоминаются в «Одиссее» Гомера, — ответил я.       — Именно этих, Поттер, — усмехнулся Северус. — Как ты должен помнить, они питались цветками лотоса и впадали в счастливое забвение и подлинную нирвану. Разумеется, они употребляли некий цветок, который, если грамотно его использовать, создаёт зелье, позволяющее внушить человеку что угодно, подчинить своей воле… Но у этого зелья очень высокая аддиктивность.       — И если ты перестанешь кормить мою мать этим зельем, она свихнётся, да? — я очень тяжело вздохнул и начал массировать виски. — Но почему именно это зелье, а не какой-нибудь Империус или Обливиэйт? Только не надо мне говорить, что эти заклинания могут разрушить её психику, я так понимаю, твоё зелье ничем не лучше. Должна же быть какая-то причина.       — Причина есть, — согласился Северус. — Она стоит передо мной — патлатая причина в очках. Ты, Поттер, можешь снять своими треклятыми руками любое проявление магии. Если бы я держал Лили под контролем Империуса или стёр ей память, ты бы просто мог коснуться её, и всё вернулось бы на круги своя. Я ведь специально изменил память Грейнджер и Лавгуд именно с расчётом на то, чтобы ты восстановил им память. А если поить этим зельем…       — Ладно, идею я уловил, — мне было неприятно это осознавать, но Северус был чертовски хитёр. — Но раз есть зелье, должно же быть и противоядие. Скажи мне, это же беозар, да?       — Ух ты, Поттер знает, что такое беозар, — у Северуса нашлись силы издать хриплый хохот. — Увы — нет, не беозар. Рецептура противоядия очень сложная — особенно для тебя — но у меня есть всё необходимое, кроме пары компонентов, которые растут лишь в нескольких местах Земли. Ты, наверное, хочешь узнать, почему их у меня нет? Одна из мер предосторожности на случай, если ко мне ворвутся кто-нибудь вроде тебя, Поттер, чтобы им пришлось помучаться, прежде чем изготовить зелье…       — Ладно, ингредиенты — дело десятое, не переживай.       — Ты так говоришь, будто я согласен отдать Лили, — прошипел Снегг.       — Говоришь как третьесортный злодей, — сказал я. — К тому же, я тебя не прощу. Я не знаю, что ты хотел показать в Омуте, но я увидел всё, что мне нужно, и я могу с полной уверенностью сказать, что ты не достоин существовать, Северус Снегг, лучше бы ты сдох.       — Именно это я и собирался тебе показать, Поттер, — заявил Снегг. — Чтобы ты понял, что мы абсолютно похожи. Что и ты, и я росли в одинаковых условиях. Неужели ты не видишь этого очевидного сходства, Поттер?       — Нет, Северус, мы абсолютно разные. Я не разрушаю ради своего счастья…       — Или мне напомнить, что сегодня сделал ты, Поттер? — прервал меня Снегг. — Напомнить, что ты растоптал счастье Малфоя и хотя бы того же Уизли?       — Они пытались насильно женить на себе Гермиону и Полумну…       — А по-твоему, они не имеют права на счастье? — Снегг заговорил неожиданно уверенным и спокойным голосом. — По-твоему, только ты имеешь право лицемерить, обманывать, лгать во имя себя любимого, уничтожать счастье других ради самого себя.       — Я этого никогда не делаю!       — Ты именно этим и занимаешься: ты пришёл в мой дом, чтобы отобрать у меня мою жену и дочь…       — Ты похитил мою мать!       — Я спас её, Поттер, спас от сумасшедшего Тёмного Лорда! Спас от участи быть домохозяйкой в семье твоего ублюдочного отца…       — Вот только теперь она всё равно что мертва, — фыркнул я. — Она стала роботом, запрограммированным служить тебе и любить тебя. Ты этого счастья хотел, Снегг?       Ответа не последовало. Я воткнул ему в рот кляп.       — Скоро вернусь. Пришло время очной ставки.       Поднявшись наверх, я обнаружил, что Лили и Эйлин как ни в чем не бывало болтали между собой.       — А где папа? — вскочила со стула Эйлин.       — Он просил тебя спуститься вниз, — ответил я. — Сказал, что ему нужно что-то показать.       — Х-хорошо, — Эйлин не купилась на мою ложь, но иного мне и не надо. Главное, чтобы она пошла за мной, что она и сделала.       И когда она спустилась вместе со мной вниз, я быстро закрыл за собой дверь, чтобы хоть какое-то время она не могла сбежать.       — К-какого?!.. — Эйлин выхватила палочку, однако я наставил на неё револьвер.       — Ты знаешь, что это такое? — я кивнул на револьвер.       — Мама рассказывала… — Эйлин пыталась определиться, в кого ей целиться — в меня, чтобы вывести из строя, или же в отца, чтобы его вызволить.       — А теперь, пожалуйста, вынь кляп, — попросил я. — Ему нужно тебе кое-что рассказать. А, и ещё, пожалуйста, найди Сыворотку Правды и капни мне, себе и отцу пару капель, чтобы все мы были уверены, что говорим правду. И, пожалуйста, отпусти палочку, положи её на видное место, и я тогда уберу пушку.       — Я же говорила, Поттер, что не прощу тебя, если ты попытаешься разрушить нашу семью… — выплюнула Эйлин.       — Я и не ищу прощения, — ответил я. — Я жажду правды и справедливости. А теперь, пожалуйста, сделай то, что я попросил.       Первым делом Эйлин положила палочку, а затем достала откуда-то пузырёк и первым делом подошла ко мне, однако я не опускал пистолет.       — Я не знаю, какое это зелье, — сказал я, — так что даже не пытайся меня им напоить. Выпей его первым.       Эйлин скрежетнула зубами, но затем вернулась с другим пузырьком и капнула из него себе в рот несколько капель.       — Это Сыворотка Правды? — спросил я.       — Да, — кивнула девушка.       — А что ты мне пыталась подсунуть первым?       — Снотворное. Оно бы тебя не убило, но дало мне время спасти папу.       — А теперь… — я убрал револьвер. — Пожалуйста, дай мне этот пузырёк.       Эйлин тяжело вздохнула и отдала мне его. Я первым делом капнул себе несколько капель. Я ничего не почувствовал. После этого я подошёл к Снеггу и почти силой влил в него пару капель.       — Что же, мы все в равных условиях, — начал говорить я. — Эйлин, задай мне любой вопрос.       — Зачем ты это делаешь? — спросила она. — Зачем ты пытаешься разрушить нашу семью, Поттер?       — Потому что я люблю свою маму, — я чувствовал, что не контролирую свою речь, я говорил на автопилоте, — потому что я хочу спасти свою маму от той участи, на которую её обрёк твой отец.       — Ч-что он имеет в виду? — опешила Эйлин и посмотрела на Северуса.       — Я совратил Лили, — ответил Снегг, — фактически, это я отнял её у Джеймса, сделал своей женщиной. Если ты мне не веришь, то можешь посмотреть в моём Омуте.       Эйлин ошарашено смотрела то на меня, то на своего отца, после чего всё же решилась, подошла к Омуту и окунулась в него с головой. Зрелище, надо сказать, достаточно весёлое.       — И что меня ждёт, Поттер? — спросил у меня Северус.       — Я пока ещё не решил, что с тобой делать, — ответил я, — но ты точно поплатишься за всё то, что ты сделал. Я решил, что лучше моей маме ничего не рассказывать о том, что с ней происходит, но я могу и передумать… Кстати, как скоро моей маме надо будет пить твоё лотофажское зелье?       — Скоро, — ответил Снегг. — Возьми из шкафа номер три с третьей полки сверху чёрную колбу, — я решил подчиниться его приказам. — В этой колбе содержится сегодняшняя порция зелья. Дай его до наступления полуночи.       Сейчас, как я помню, ещё только поздний вечер, поэтому мне совершенно некуда спешить.       — Но почему не Империус? — поинтересовался я. — Я слышал, это заклинание следов не оставляет и в разы проще зелья. И привыкания не вызывает.       — Долгое воздействие Империуса может привести к сумасшествию, — послушно ответил Снегг. — Так же мне неинтересно было делать Лили своей рабыней, изменение сознания было мне выгоднее…       — Можешь не продолжать, — махнул я на него рукой и стал ждать, когда Эйлин досмотрит воспоминания.       Через минуту девушка вынырнула из Омута. На её лице застыло недоумённое выражение лица, которое постепенно переросло в паническое. Она посмотрела на своего отца.       — Зачем?.. — тихим шёпотом поинтересовалась она у него. — Зачем ты нас обманывал? Зачем ты так поступил с мамой? Зачем лгал? Зачем совершал злодеяния? Зачем завидовал? Зачем ненавидел? Зачем, отец, зачем?! — она перешла на крик.       — Потому что я был слаб, — отвечал Северус, — потому что я любил и тебя, и Лили, потому что хотел, чтобы и меня любили, но не знал, как этого добиться… — он замолчал. — Но я не знаю, как тебе ответить. Зелье Правды требует от меня ответа, однако в моём мозгу нет ответа…       Повисло молчание. Эйлин смотрела то на меня, то на Северуса. Никто из нас не знал, что сказать и как продолжить разговор. Я был опустошён и совершенно себе не представлял, что сейчас творится в душе у Эйлин.       — Папа… — пролепетала она. — Ты меня любишь?..       — Люблю, конечно, — ответил Северус.       — А маму любишь?       — И маму твою люблю… сильнее всего… Сильнее даже своей жизни.       — Тогда почему ты сделал с ней такие вещи?.. — спросила она. — Ведь то, что ты нам дал… Ведь… Это… Это всё неправильно! Ложь!.. Ты давал нам ложь… Но ведь… Ты нас искренне любил. И ты пытался исправить ошибки прошлого, я вижу это. Что-то хорошее в тебе ещё осталось, отец, ты не настолько плох, как можно показаться, отец, я верю в тебя! — девушка посмотрела на меня. — Убирайся, братец. И никогда не возвращайся. Я не желаю больше тебя здесь видеть. Я не позволю тебе разрушить нашу семью. Может, в ней есть проблемы…       — Зачем ты меня прогоняешь? — прервал я её.       — Потому что ты служишь напоминанием о всей той мерзости, что таится в нашей семье! — ответила Эйлин. — Из-за тебя я всё узнала! Я тебя не просила об этом, мне не нужна такая правда!       — Никому нахер не сдалась такая правда, — согласился я, — однако правда на то и правда, что она ужасна, но зато… — я задумался о том, как бы вывернуть разговор в свою сторону. — Эйлин, ты сейчас ничем не лучше лотофагов и тех глупцов, что пытаются сбежать от реальности, замаскировать проблемы и жить в мире иллюзий. И рано или поздно, Эйлин, ты бы всё узнала. Если бы не от меня, то от кого-то другого, и этот кто-то, я уверен, не был бы так же милосерден, как и я. Всё тайное становится явным. Так скажи мне, Эйлин, чего ты хочешь: иллюзии счастья, созданной на крови и грязи, или же жестокой, неприглядной правды?       — Я… — Эйлин запнулась. — Я хочу, чтобы всё было правильно. Мама и папа учили меня жить правильно… Но… — она посмотрела на отца.       — Извини, я был ужасным отцом, — изрёк Северус, — и человеком был ужасным. Я хотел бы сказать, что хочу умереть, но это было бы неправдой. Я очень хочу жить, я очень хочу вернуть всё обратно, чтобы этого разговора не было, однако сделанного не воротить, остаётся лишь просить Поттера о прощении.       — Я никогда не прощу тебя, — моментально выпалил я, — я это уже сто раз за сегодня тебе сказал, и могу ещё раз повторить. Но ты можешь хоть немного искупить вину: делай зелье, поддерживай в моей маме жизнь, но избавь её от иллюзий. Учти, я не позволю тебе работать в этих вольных условиях, и ты пойдёшь со мной. Моя мама тоже пойдёт со мной. А ты, Эйлин… А ты куда хочешь?       — Я не хочу никуда, — ответила она, — но я уже поняла, что уже ничего не изменить. Мы встретились в очень странный период жизни, братец. Ты ворвался в мою жизнь и сломал её, так что тебе придётся взять за это ответственность. Если у меня нет выбора, то я пойду за тобой, и не оставлю тебя в покое, пока ты мне не вернёшь семью и мирное существование.       — Обещаю, что это сделаю в ближайшее время, — сказал я. — Ведь у меня уже есть средства к тому, чтобы это сделать, — я надел перчатку и достал из кармана сквозное зеркало. — Сириус, можешь выдвигаться внутрь дома, — я увидел в зеркале своего крёстного. Кажется, вечность назад я видел его в последний раз. — Забери оттуда мистера Снегга и доставь его под заключение, но обеспечь его лабораторией для зелий. Хотя… Не надо ему лабораторию. У меня на Снегга другие планы. Мою маму… Будь с ней максимально нежен. И если найдёшь где-нибудь хороших магов, которые умеют чинить мозги, моментально расскажи об этом.       — Понял, даже не буду спрашивать, что он с ней делал, — сказал Сириус. — Ребята, за мной, — он махнул рукой Гермионе и Полумне, и связь на этом завершилась.       Я убрал зеркало в карман и подошёл к Эйлин.       — Прости… — я обратился к ней, а потом неожиданно для самого себя обнял её и прижал к себе. — Я действительно чудище…       — Да, ты чудище… — она даже не сопротивлялась. — Все люди — чудища, но кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. И ничего с этим не поделаешь, братец…       Я посмотрел на часы. Шесть часов назад Гермиона вышла из палатки, чтобы потом пропасть. За эти шесть часов мир вокруг меня поменялся так много раз, что это с трудом укладывается в моей голове.       И скоро этот бесконечный день завершится. Двадцать четвёртое декабря 1997-го года навсегда останется в моей памяти как день, когда я разрушил несколько семей, но обрёл свою. Пускай, отчасти и не такую семью, какую хотел, но всё же…       — Сестрёнка… — обратился я к Эйлин. Хоть я и знаю её всего пару часов, но я уже проникся к ней любовью. — Я тебя не брошу. Честно. Ведь кроме тебя… мне почти некого защищать.       Но теперь есть: Гермиона, Полумна, Эйлин, мама, Сириус, японцы и русские… Я буду сражаться ради них. Не ради всеобщего блага, а ради счастья близких мне людей.