Концепция магии и всеобщего блага

      Знаете, начинать что-то крайне трудно. Очень тяжело придумывать ту самую первую фразу, то самое начало, которое сразу введёт читателей в курс дела, которое сразу задаст вектор развития моей мысли. Но зато очень легко бросить какую-то громкую, броскую, яркую, эпатажную фразу, чтобы заставить читателя самостоятельно впоследствии разбираться с тем, что она означала.       Одним словом, я поцеловала девушку, и мне это понравилось.       Согласитесь, довольно интригующее начало, не так ли? Конечно, в английском языке прелесть той фразы теряется ввиду отсутствия в нашем языке рода у глаголов. В иных языках, где у глаголов или даже местоимений может существовать категория рода, фраза звучит в разы лучше. Здесь лишь по смыслу приходится догадываться, что подлежащее «я» — женского рода.       Однако одним громким заголовком сыт не будешь, на самом деле. И пускай мне с младых ногтей прививали любовь к журналистике и к писательскому делу, сама я как-то и не пробовала себя ни в каком из журналистских жанров.       Зато я умею шокировать честную публику. Дочь главного редактора «Придиры» по определению умеет взбудоражить аудиторию и читателей похлеще этой вашей Риты Скитер. Вся её журналистика зиждется на элементарном эпатаже. «Придира» же не эпатирует, но с непроницаемым лицом вещает то, что по общепринятому мнению никто не может говорить в здравом уме.       Однако кому интересно всё это, если речь началась с того, что мне нравится целоваться с девушками? Думаю, заинтригованный читатель ждёт того, что я начну рассказывать о данном аспекте своей жизни. А если мой читатель — девушка, то с высокой долей вероятностью она попросту отложит в сторону данную повесть, сочтя автора извращенкой и недостойной быть прочитанной.       Однако почему же я всё-таки начала именно с этого? Ведь, как известно, первое слово, первая глава, первое впечатление самое сильное. В первый раз нужно чем-то зацепить читателя, чтобы он неотрывно сидел за книгой, вникая в хитросплетения повествования. А если это не повествовательный жанр, а рассуждение, то за ходом мысли автора. А таким вводным словом я отпугну половину читателей, но, в то же время, найду себе и такую аудиторию, на которую я не могла рассчитывать.       Так почему, спросите вы? Наверное, потому что я — это я, потому что хотела окатить своего многострадального читателя ледяным душем откровенности. Потому что именно такого и ждут от Полумны Лавгуд — рациональное сумасшествие. Полумна Лавгуд считается всё-таки не такой одиозной личностью, как её отец, однако повергать в шок она всё же научилась. С ней «Придира» перестала быть заштатной газетёнкой, в которой мой дорой отец изощрённо скрывал правду, а стала рубить правду-матку, за счёт чего и стала такой известной — британский читатель тоскует по оппозиции и иному мнению, «Ежедневный пророк» уже всем набил оскомину.       Так что можно ожидать от повести, которая начинается с невольного признания в любви целовать девушек? Это точно не будет тонкая, хрупкая, белоснежная и эфемерная повесть о том, как же тяжело девушке любить другую девушку. Это не будет слезогонный рассказ о нелёгкой жизни девушки с нетрадиционной ориентацией. Я не буду анализировать саму себя в данном аспекте своей жизни, в конце концов, я рискую быть осмеянной настоящими борцами за права геев и лесбиянок (и прочих) за «неправдоподобное отображение мысли угнетённого слоя общества». А если даже верить Гарри и допускать вероятность, что я — плод воображения, причём, возможно, и мужского, то моё отношение к женским поцелуям так и вовсе рискует тогда быть подвергнуто критике как «очередное проявление мужского шовинизма, ведь они (мужчины, надо понимать) не имеют никакого представления о том, какого это быть лесбиянкой, что мужчины, будучи воспитанные эротикой и порнографией, совершенно не умеют отличать вымысел от реальности, и что они вообще все извращенцы, которым только и подавай девушек, которые любят друг друга». Словом, писать про геев и лесбиянок опасно. Да и это вообще такое безблагодатное дело, что уж лучше вернуться во времена статей о морщерогих кизляках, ей богу.       Однако я отвлеклась. Я очень сильно отвлеклась. А ведь речь пойдёт совсем о другом.       Данный текст был составлен мной в августе две тысяча второго года. Вообще-то говоря, я задалась целью написать биографический роман о Гарри, Гермионе, Эйлин и себе, однако на самом раннем этапе разработки романа поняла, что ими действие не ограничится, что необходимо в этот роман вовлечь ещё нескольких людей. Хотя бы того же Леонида Колдунова, Северуса Снегга, Сириуса Блэка… Словом, список тех, кто оказал то или иное воздействие на события девяносто шестого — девяносто восьмого годов оказался таким обширным, что я решила вернуться к изначальному плану: биографический роман о Гарри, Гермионе, себе и Эйлин плюс вставки от лица кого-нибудь, кого я сочту нужной. Так же смею предположить, что определённый процент моих читателей задастся вопросом: а имею ли я, двадцатиоднолетняя ведьма, составлять автобиографию? Думаю, что да. В конце концов, ничто мне не мешает через лет двадцать написать вторую часть и охватить мою жизнь от двадцати до сорока лет. И так раз в двадцать лет.       На самом деле, магия позволяет заметно упростить процесс писательской деятельности. Достаточно заколдованного компьютера (мы живём в век высоких технологий, которые всё-таки добрались и до магов), который будет писать в текстовом редакторе все мои мысли независимо от того, насколько далеко я нахожусь от компьютера. Причём, что самое главное, данное компьютер конспектирует абсолютно все мои мысли, что кому-то может показаться неудобным, ведь после этого приходится вручную проверять те десятки страниц, что оказываются напечатаны или даже нарисованы на компьютере (всё-таки не всегда мои мысли имеют форму текста, иногда это и рисунки), а затем так же вручную оформлять нужные мысли в нужном порядке в нужной форме (такой процесс так же можно подвергнуть магической автоматизации, но я предпочитаю хотя бы это делать своими руками). Кто-то может сказать, что талант писателя как раз и заключается в том, чтобы в тот момент, когда писатель оказался один на один с белым листом бумаги, излить все нужные мысли в нужном порядке и в нужной форме, однако я скажу, что порой человек элементарно что-то может забыть, что-то упустить из виду, а порой мысль так и вовсе воспроизводится на бумаге не так, как надо.       Я села за работу в августе две тысяча второго года, однако временные рамки, которые я постараюсь осветить в этой части своего романа, будут варьироваться между четырнадцатым января далёкого уже девяносто восьмого года и настоящими днями. Однако повествование будет скакать туда-сюда исключительно по моему желанию, в том порядке, в котором я сама захочу. Но не волнуйтесь, весь повествовательный беспорядок и анахроничный порядок текста существует исключительно для того, чтобы показать динамику развития наших характеров, наших мировоззрений, а так же постепенно приоткрывать завесу тайны над некоторыми фактами нашей, без сомнения, насыщенной жизни.

***

      Семейство Гринграсс оказалось одним из немногих чистокровных семейств, что не запятнало себя участием во Втором Пришествии Волдеморта, а именно под таким названием в историю магической Британии вошёл период с июня девяносто шестого года по январь девяносто восьмого. Гринграссы не поддерживали ни Волдеморта, и оппозицию, так что оставили после себя в целом положительное впечатление. При этом мало кто старался вспоминать, что сёстры Гринграсс учились именно на Слизерине. В поствоенное время все так старательно изображали единение во имя процветания и будущего, что о том, что было до девяносто восьмого года, старались не вспоминать.       Так причём тут семейство Гринграсс? Давайте вспомним старую добрую забаву всех благородных и чистокровных семейств магической Британии, а именно, торжественные приёмы, на которые приглашаются все видные деятели Британии, а так же друзья и родственники семейства, что даёт званый вечер. Зачем это надо? Во-первых, до окончания действия Статута о Секретности магам попросту нечем было заняться. Вспомните Великобританию XIX-ого и начала XX-ого века: масс-медиа только зарождалось, мир казался устойчивым и прекрасным, и пока работяги горбатились на станках за гроши, аристократы занимались тем, что развлекались, прожигали жизнь, строили интриги, влюблялись, рожали наследников. Тем же самым до недавних пор занимались и маги.       Как можно догадаться, сейчас речь пойдёт об одном из званых вечеров, устроенных высокородным семейством Гринграсс. Даже в новую эпоху существования магии, когда Статут о Секретности прекратил действовать, когда всякий маг имеет возможность улучшать мир маглов, а маглы совершенствовать наш мир, такая невинная традиция как торжественные вечера осталась. Почему же приём именно семейство Гринграсс удостоен такой чести? Наверное, потому что, как уже было сказано ранее, они не запятнали себя членством в Пожирателях или же оппозиционной деятельностью, почему являют собой эдакий символ того, как невмешательство и спасло Британию от больших проблем. Поэтому на приёме у Гринрассов можно кого угодно встретить. Раньше самым элитным приёмом считался у Малфоев, а до них — у Блэков. Однако кому интересно всё это дело, если основная концепция приёмов — знакомство тех, кому надо, с теми, с кем надо, — осталась неизменной? Просто поменялась обложка, поменялась атмосфера, поменялись декорации, даже лица чуть-чуть поменялись, но всё осталось по-прежнему.       За сим вводную я считаю завершённой, и можно уже переходить к непосредственному повествованию. Седьмое июня две тысяча второго года, восемнадцать часов, и я стою напротив имения Гринграсс, которое, как и любое имение благородных чистокровных магов (у неблагородных чистокровных магов вроде Лавгудов имение выглядит чёрти как), выполнено в стиле викторианской эпохи, а архитектура викторианской эпохи в массе своей представлена неоготическим стилем. Чтобы вам было проще представить, включите любую экранизацию романов сестёр Бронте (или экранизацию жизни сестрё Бронте) и с вероятностью в девяносто пять процентов действие будет происходить в таком вот особняке.       Вообще какая-то подозрительная тяга у магов многое заимствовать у маглов. Пиши я эти строки во времена действия Статута, могла бы совершенно спокойно обрушиться с критикой на действующий порядок вещей, где маги, особенно чистокровные, демонстративно презирают маглов и считают их либо низшими существами, либо же несчастными людьми, обделёнными магией, однако беспрестанно заимствуют у магов всякое разное. У нас, магов, до настоящего момента не было ни своей культуры, ни своей живописи, ни своей архитектуры, ни своей музыки, ни своей технологии, ни своих традиций. У магов не было ничего, что идентифицировало нас как независимый народ. Всё, что нас отличало от маглов — это магия, технологии уровня Нового Времени, безумные наряды. Мы читали магловские книги, слушали магловскую музыку, строили по магловским традициям, у нас всё было почти магловское. Но теперь во времена, когда маги и маглы — друзья, когда больше нет никаких границ между нами, как-то глупо критиковать сложившийся порядок.       А если вы не хотите смотреть экранизацию романов сестёр Бронте (вполне разумное, должна заметить, и объяснимое желание), то можете вспомнить поместье Малфоев (как вы его будете вспоминать — дело десятое). Представили? Поместье Малфоев изобилует таким наличием всяких украшений: тут тебе и дракончик над парадным входом, и по горгулье в каждом углу впендюрено, и барельефы, и ещё чёрт пойми что. У Гринграссов же всё в разы скромнее и не так помпезно. Итак, думаю, что достаточно рассуждений об архитектуре поместий благородных чистокровных семейств, надо возвращаться к делу.       Я стою напротив этого поместья, ярко светит солнце, и меня под руку держит Гарри Поттер, уже двадцатидвухлетний молодой человек, без сомнения, самый известный маг не только Британии, но и Земли и нескольких окрестных миров. В отличие от меня, облачённой в серебристое одеяние, переливающееся на свету, Гарри предпочитает чёрную мантию с высоким воротником, которая эффектно развевается на ветру (сложно сказать, откуда у нашего некогда скромного Гарри появилась некоторая тяга к театральности). Мантия глухо застёгивается, так что видны лишь чёрные джинсы и сапоги. Но я знаю, что под мантией обычно какой-нибудь серый джемпер. Ну, а на голове — Шляпа Поттера, которая некогда была Распределяющей Шляпой, но теперь она принадлежит Гарри, а в Хогвартсе создали новую Шляпу, которая как и века назад продолжает распределять всех на четыре факультета. Вы, наверное, спросите, как это Гарри не жарко в таком наряде? Магией себя охлаждает. Зачем он так одевается? Ну…       — Сынок, ну почему ты никак не хочешь хотя бы раз сходить на какой-нибудь приём в том смокинге? — Гарри держал меня под левую руку, а под правую он держал свою матушку, Лили Поттер, ведущей в настоящее время жизнь тихой домохозяйки в Годриковой Впадине. В настоящий момент на сорокалетней женщине, выглядевшей от силы на тридцать, было длинное чёрное платье, что ей шло, надо сказать.       — Потому что всё закончится как обычно: я устану от великосветских особ ещё до того момента, когда опять появится кто-то из Сераля, после чего меня вырвут на очередное задание в очередном заштатном мире, — ответил Гарри, пока он вёл нас по тропинке к вратам поместья. — А в смокинге по мирам путешествовать нехорошо. А вот в моём наряде — самое то. Или если какие-нибудь террористы нападут, то я вас накрою этим плащом, и всё будет хорошо. Я уж молчу про свою Шляпу.       — Да, ты готов к битве, но мы-то не на поле боя идём, — говорила Лили.       — Любой банкет — такое же поле боя, только бой ведётся не заклинаниями или огнестрельным оружием, а словами, мимикой и жестами, поступками, взглядами и так далее и так далее, — настаивал Гарри. — Это ещё более жестокое место, чем даже гуща боя.       — Это всё потому что ты неприспособлен к словесным баталиям, — изрекла я. — Тебя не учили тому, чему учат любого чистокровного отпрыска благородных полей. Поэтому-то у тебя и репутация смутьяна и крайне тяжёлого в общении человека.       — Ну и пусть, — сказал Гарри. — Общественное мнение меня волнует мало. Пусть думают, что хотят.       — Но зато это небезразлично нам, — сказала Лили. — Нам не всё равно, что думают о тебе.       — Но обо мне ничего такого же и не пишут, матушка, — заявил Гарри. — Так что незачем переживать.       Минут через пять мы уже дошли до непосредственно парадных ворот, где нас встретила чета Гринграссов (ему уже за пятьдесят, а ей приблизительно сорок пять, мистер Гринграсс — полноватый мужчина с короткими каштановыми волосами, тронутыми сединой и с бородкой, а миссис Гринграсс — худощавая дама с серебристыми волосами с несколько измождённым выражением лица, в отличие от её улыбающегося и добродушного мужа). Обменялись приветствиями, лестными словами друг о друге, прочим политесом, который Гарри так сильно не любит, но который он умеет соблюдать. Миссис Гринграсс даже оценила букет цветов, который Гарри, словно волшебник (ха-ха) достал из рукава своей мантии. Словом, начиналось всё вполне безобидно, да и продолжилось относительно мирно.       Пока в большом банкетном зале, где было множество гостей из самых разных семейств, Гарри не встретился с Драко Малфоем.       — О, ты, — так прокомментировал свою встречу с Малфоем Гарри. Когда произошла встреча между этими двумя Лили Поттер уже отпустила своего сына в свободное плавание и присоединилась к группе из нескольких дам её примерно возраста, среди которых точно была и хозяйка дома, и теперь я и Гарри были предоставлены сами себе, и судьба решила нас столкнуть именно с Малфоем-младшим.       — Да, я, — с вызовом заявил Драко и несколько критически осмотрел наряд Гарри. Сам-то он был в смокинге, чёрных брюках и блестящих чёрных туфлях, и на его фоне Гарри выглядел… иначе. Не как гость приёма, а как самый настоящий волшебник, особенно со своей неизменной шляпой. Конечно, для отпрыска благородного семейства, привыкшего к роскошным и дорогим нарядам нынешний облик Гарри откровенно потешен. Закончив разглядывать Гари, Драко обратил свой взор на меня. — Добрый вечер, Полумна, — отвесил поклон, — ты сегодня выглядишь замечательно.       — Я тоже рада тебя встретить, — я натянуто улыбнулась.       — Да-да, мы все друг друга чертовски рады видеть, мы уже поняли, — проворчал Гарри, а от меня не ускользнуло то, что в его зелёных глазах мелькнула ревность. — Ладно, Малфой, раз уж мы встретились, давай поболтаем, — мимо нас проплыл поднос, с которого Гарри забрал три бокала, два из которых он отдал мне и Драко.       — Позволь уж мне прочесть тост, — сказал Драко. Гарри пожал плечам, а его скучающее выражение лица означало что-то вроде «валяй». — За эти четыре года наши миры значительно изменились, и под мирами я имею мир магов и мир маглов.       — Да-да-да, — закатил глаза Гарри.       — Но эти изменения не были бы возможны без твоей помощи, Поттер, — продолжал Дракон, проигнорировав причитание самого Гарри. — Если бы не твои бессмысленно-беспощадные методы по наведению порядка в Хогвартсе, свидетелями которых я сам был, нас бы тут не было бы. И теперь, когда ты шляешься не пойми где, мы можем быть уверены, что Британия и вся Земля находится в надёжных руках! Так выпьем же за всеобщее процветание!       Тут я услышала, как сзади нас начали поднимать бокалы и говорить что-то вроде «За Гарри Поттера!»       — Ага, за Всеобщее Благо, — усмехнулся Гарри и отпил из бокала. Я так же пригубила бокал, и горьковатая жидкость влилась в моё горло. Никогда не понимала, почему все любят употреблять алкоголь.       Судя по всему, после того, как Драко зачитал тост и все выпили, прочие потеряли интерес к нашей троице, и мы снова оказались предоставлены сами себе.       — И где же Гермиона и твоя сестрица? — спросил Драко.       — Они работают, — поморщился Гарри. — У этого департамента регулирования отношений между магами и маглами слишком много работы. А ведь казалось бы, уже сколько лет мы вышли из тени. Ладно, Малфой, ты лучше скажи, зачем тебе понадобилось тост-то читать?       — А почему бы и нет? — Малфой осмотрел свой бокал. — Это же правда, что ты сожительствуешь с сорока девушками?       — С тремя, а другие двадцать семь лишь вламываются в мой дом, едят мою еду и требуют от меня спасать миры, — лицо Гарри продолжало излучать некоторое недовольство тем, как всё в этой жизни складывается. — Знаешь, в первые несколько раз это было весело. А потом мне это немного надоело. Но зато хоть платят как полноценному аврору, и на том спасибо.       — А ты не можешь их прогнать просто? — нахмурился Драко. — Чтобы не ходили и не заставляли ничего делать?       — Я пытался, — сказал Гарри. — Но они каждый раз возвращаются, но не просто возвращаются, а могут появиться буквально над моей головой. Их ничто не останавливает.       — Всё равно я не понимаю твою проблему, Гарри, — после раздумий сказал в итоге Драко. — Ладно, меня это и не волновало, начну с этого. Просто пытался понять, насколько ты у нас везучий с… везучий.       — Поверь, в столь повышенном внимании от женщин нет ничего замечательного, — настаивал на своём Гарри.       — Вообще-то говоря, Поттер, с тобой хотела зачем-то поговорить моя матушка, — заявил Драко. — И сказала, чтобы ты привёл с собой и своих подруг, сколько бы их не было. Нет, Поттер, я не знаю, что ей понадобилось от тебя.       — Для посыльного ты слишком много говорил, — заметил Гарри. — И от посыльных не требуется зачитывать тосты.       Протиснулись через толпу, обнаружили матушку Малфоя. Нарцисса оказалась в компании ещё нескольких женщин своего возраста, но завидев сына с спутниками в лице нас, покинула компанию и направилась в нашу сторону. Увидев меня и Гарри, на лице Нарциссы, чей истинный возраст (сорок семь лет) никак нельзя было определить по внешности, расцвела счастливая улыбка, словно она встретила свою старую подругу. Ну, наверное, так оно и есть.       — Здравствуй, Полумна, — однако Нарцисса довольно быстро взяла себя в руки, и улыбка счастливая преобразилась в улыбку деловую. Мне на долю секунды показалось, что сейчас она с криком «Полумночка!» заключит меня в объятия и расцелует в обе щёка. К счастью (или увы), мои интуиция меня подвела. — Уж сколько лет мы не виделись?       — Вообще-то, всего несколько месяцев, миссис Малфой, — заметила я. — Уже точно не помню, но на одном из таких вот торжеств мы точно пересекались.       — Могла бы и подыграть, — холодно заметила Нарцисса, после чего повернулась к Гарри. — Мистер Поттер, какая приятная неожиданность!       — Рад вас видеть, — Гарри попытался изменить свою кислую морду на что-то вроде дружелюбия и даже поклонился женщине. Я уж подумала, что сейчас он точно скажет что-то вроде «Вот только вы сами искали меня и послали за мной своего сына», но обошлось.       — Можешь идти, Драко, — сказала Нарцисса, и её сын, кивнув головой, удалился восвояси. — Гарри, Полумна, раз уж мы все тут встретились, давайте прогуляемся. Банкетный зал — это хорошо, однако не посетить парк Гринграссов было бы преступлением против тяги к прекрасному.       Сложно сказать, применима ли в данной ситуации фраза «Гарри понял намёк», однако факт того, что он в своих несколько смешных попытках быть джентльменом предложил всё-таки повести миссис Малфой под руку, остаётся фактом.       Мы вышли через задние двери в парк. Что вы должны себе представить, чтобы понять, как он выглядел? Думаю, что аналогии с фильмами о викторианской эпохе всё ещё будут актуальны: дорожки, усыпанные гравием, живые изгороди вдоль дорожек, фигурные деревья в форме животных, газебо вдалеке. Нарцисса сказала, что ежели оно, газебо, не занято, то мы можем расположиться в нём. Так и вышло.       — Ты изменилась за эти годы, Полумна, — так начала наш разговор Нарцисса Малфой.       — Миссис Малфой… — начала было я, но она прервала меня, сказав, что можно просто обращаться к ней как «Нарцисса». — Нарцисса…       — А ведь раньше ты звала меня «тётя Цисси», — несколько мечтательно протянула женщина. — Помнишь те времена?       — Я бы предпочла их вспоминать не так часто, как оно получается на самом деле, — сложно сказать, какой чёрт дёрнул меня изъясниться так витиевато. Не думаю, что в подобной ситуации нужно быть вежливой. — И я уже давно выросла из подобного обращения, Нарцисса.       — Я просто пыталась возродить атмосферу той странной осени девяносто седьмого года, — сказала женщина. — Согласись, у тех времён был свой непередаваемый шарм.       — Мёрзнуть в палатке изо дня в день, голодать неделями, постоянно менять место дислокации, — встал вспоминать Гарри, — читать книжки о магии, философствовать с Гермионой о смысле жизни и всяком таком… Знаете, я даже могу с вами согласиться, Нарцисса, если задуматься.       — Вот видишь, Полумна, даже твой вечно ворчливый Гарри смог найти в той эпохе что-то хорошее, — улыбнулась Нарцисса.       — … Хотя стойте, — продолжил Гарри после слов миссис Малфой. — Точно, мы же не просто так в палатке мёрзли: Пожиратели Смерти, обвинения в терроризме, уничтоженный Орден Феникса, грязнокровок используют для увеличения поголовья магов… И это вершина айсберга. Да, славные были времена, — ядовито усмехнулся Гарри. — Я уж молчу про то, что всё закончилось тем, как я носился по Британии как ошпаренный в попытках спасти Гермиону и Полумну из вашего же, миссис Малфой, плена. И я прекрасно знаю, что мы уже давно как закрыли эту тему, что вроде как друг другу принесли извинения и всё такое в этом духе, однако, Нарцисса, что же такого непередаваемого вы находите в той безумной осени?       — Наверное, то, что ничего принципиально отличного от обычного и не было той осенью, — начала говорить Нарцисса. — Для любой чистокровной и даже полукровной семьи период с девяносто шестого по девяносто восьмой не являются такой уж эпохой тирании, как об этом любят рассуждать недобитки Ордена или ты, Гарри. Единственный слой населения, который страдал в те времена — маглорождённые девушки, но в целом, нация процветала, пускай и процветание это было крайне далеко от всеобщих представлений о процветании. Счастье небольшого числа людей было привнесено в жертву Всеобщему Благу, разве не в этом заключается концепция Всеобщего Блага, адептом которой был Альбус Дамблдор, царствие ему небесное?       — Насчёт концепции Всеобщего Блага по мнению Дамблдора, вы абсолютно правы, Нарцисса, — на лице Гарри появилась заинтересованность, ему уже начинал нравиться разговор, а это уже хорошо. — Вот только он пытался минимизировать число пожертвованных до одного человека — меня. А вы же…       Тут Гарри замолчал, судя по всему, пытаясь прикинуть в голове, сколько же всего маглорождённых. Я так же задумалась на эту тему.       — Пытаешься понять, сколько всего маглорождённых вообще существует? — спросила Нарцисса, полностью угадав мысли парня. — Я читала исследования зарубежных магов, они пишут, что из ста рождённых детей как минимум десять будут маглорождёнными, что обеспечит приток новой крови в магическое сообщество. Таким образом, Гарри, в жертву было принесено лишь пять процентов всего народонаселения Британии. И даже если попытаться подсчитать, сколько это — пять процентов, число выйдет не таким уж и большим.       — Всё равно политика Пожирателей с использованием маглорождённых… — но Гарри не успел договорить, ибо Нарцисса его прервала:       — Однако режим Дамблдора отмечается потаканием маглорождённых. Альбус делал всё возможное, чтобы продвинуть маглорождённых на высокие места, убеждал всех, что они не просто такие же маги, как и все, но зачастую даже превосходят обычных магов.       — Не могу не согласиться, — сказала я. — Вспомните Гермиону! Или хотя бы маму Гарри, Лили Поттер! Маглорождённые зачастую…       — «Зачастую превосходят обычных магов»? — закончила за меня Нарцисса и деликатно хихикнула. — Полумна, а ты назови ещё каких-нибудь маглорождённых, добившихся великих успехов в учёбе и магической науке. Я вот ещё назвать никого не могу. Не подумайте ничего такого, я не пытаюсь принизить маглорождённых, просто намекаю, что считать, что всякий маглорождённый на голову превосходит остальных магов, несколько наивно. Количество гениев и неучей везде одинаково, как среди маглорождённых, так и среди чистокровных.       — Однако мы как-то забыли про математику, — подал голос Гарри. — А какой процент от общего числа населения составляют чистокровные?       — В Британии — до сорока процентов населения, — в голосе Нарциссы прозвучала гордость за свою родину. — Это самый высокий показатель во всём магическом мире, между прочим!       — Надо полагать, — заметил Гарри. — В остальных-то странах не было чистокровных фанатиков, а в некоторых так и вовсе магов истребляли… Так, а откуда сорок процентов-то взялось?       — Откуда-то, — ответила Нарцисса. — В Британии, вообще-то, крайне много магических семейств, другое дело, что не всякое магическое семейство обеспечено и благородно. Вот, скажем, Лавгуды — потомственные чистокровные, а однако же. Или те же Уизли — один из древнейших родов, а как живут-то? И таких вот семейств, живущих скромно и безвестно, на территории Британии великое множество. Они и составляют эти сорок процентов. А хотите я ещё приведу объяснение тому, откуда берётся такое число чистокровных магов? Как мне помнится, из моего выпуска почти все в итоге переженились друг на друге. И так из года в год. Поверь, Гарри, если бы ты учился в Хогвартсе, то взял бы в жёны кого-то из своих однокурсниц. На моей памяти лишь единицы выходили за кого-то не из круга магов. Та же Эйлин Принц. Мир так тесен: моя матушка тесно общалась с Эйлин, а когда она вышла замуж за того магла, то их дружеским посиделкам пришёл конец, а через несколько лет я услышала на пиру, как шляпа вызвала Северуса Снегга… А потом я узнала о существовании Эйлин Уайт. Северус такой сентиментальный — любой, кто хоть что-то знает о его прошлом и родословной мигом сложит два и два и догадается, кто эта девочка.       — Но, однако же, никто не догадался, — за моей спиной раздался низкий голос бывшего зельевара и бывшего же директора Хогвартса. Мы с Гарри повернули головы, чтобы разглядеть Северуса Снегга. Он же, стоявший за пределами газебо, решил всё-таки зайти внутрь него.       — Вот с вами мы точно не виделись уже очень и очень давно, — заметил Гарри, и когда Северус оказался рядом, поднялся на ноги с явным намерением пожать мужчине руку.       Мистер Снегг, надо сказать, заметно сдал за эти четыре года: и без того вечно болезненное лицо дополнилось несколькими морщинами, а чёрные глаза, некода излучавшие лишь холод, несколько безжизненно смотрели на всё происходящее. Волосы у мужчины отросли ещё сильнее, словно его не заботила такая мелочь как длина волос и причёска вообще.       — Здравствуй, Поттер, — Северус, подумав, всё же достал руку из кармана, и мужчины обменялись рукопожатиями. — И вам доброго вечера, дамы. Не бойтесь, я не собираюсь слишком долго вам докучать. Пришёл убедиться, что у Поттера вроде как всё в порядке.       — Вы с моей матерью уже беседовали? — поинтересовался Гарри.       В настоящее время о том, что Лили Поттер без малого шестнадцать лет жила у Северуса Снегга знает крайне узкий круг людей, причём сама Лили в него не входит — по просьбе Гарри ей была изменена память так, чтобы она была искренне убеждена, что всё это время пробыла в странном анабиозе, который наслал Волдеморт по одному лишь ему ведомым причинам. О том, насколько это решение правильное, порассуждаю в другое время.       — Да, — сказал Северус. — Рад, что у неё и у Эйлин всё хорошо.       — А вы сами что здесь делаете? — спросила я. — Вы не похожи на человека, который любит торжественные приёмы, я бы сказала, что всё ровно наоборот.       — На подобных встречах можно найти богатых потенциальных покупателей, которые обеспечат меня интересной работой, — ответил Северус. — Рад был поболтать. Всего хорошего, — и он вышел из газебо, словно его и не было.       — Всё-таки он интересная личность, — резюмировала появление бывшего зельевара миссис Малфой. — Пережиток эпохи рыцарей и просто недобитый романтик, байронический герой, сошедший со страниц романов прошлого… то есть, позапрошлого уже века.       — Пару лет назад я бы описа личность Снегга ёмким словом «козёл», — заметил Гарри. — Да и сейчас он какой-то… Не знаю. Спрятался вдали ото всех, забаррикадировался, знай себе верит зелья и продаёт их, причём по почте работает, да ещё цены задирает порой. Но зелья качественные, не отнять.       — Но мы отвлеклись, — сказала я. — Мы уже установили, что десять процентов всех магов Британии — маглорождённые, сорок процентов — чистокровные, так что пятьдесят процентов — полукровки.       — Но речь не о полукровках, а о чистокровных, — подхватила мою сысль Нарцисса. — И в итоге получается, что Дамблдор своим покровительством и протекторатом маглорождённых принёс в жертву счастье сорока процентов народонаселения. Сорок процентов ради десяти процентов — не слишком ли высокая цена?       — И что же такого ужасного делают маглорождённые, что вам, чистокровным, так не нравится? — Гарри скрестил руки на груди.       — Можно сказать, что занимают наши места, однако это было бы не самым главным, — ответила миссис Малфой. — Во-первых, термин «чистокровный» стал почти синонимом словосочетанию «расист, поддерживающий или сочувствующий идеям Тёмного Лорда». Теперь стыдно признаваться, что ты — о ужас — родился в семье двух магов! На тебя же сразу будут смотреть как на кандидата в Пожиратели Смерти, и тебе придётся несколько минут извиняться лишь за то, что тебе не повезло родиться в семье чистокровных магов. Конечно, в этом вина и Пожирателей Смерти, и таких, как моя семья, Блэки, вот только мы — меньшинство от того разнообразия чистокровных магов, что ныне существует в Британии. Основная вина как раз ложится на Дамблдора, на его идеи о том, что чистокровные маги, извините меня за следующее слово, зажрались, что маглорождённым нужно открывать все двери лишь потому что они маглорождённые. Не потому что они лучше нас или хуже, они, как я убедилась, такие же маги, как и мы, но просто потому что они родились в семье маглов, они — униженный слой общества, поэтому им нужны привилегии. А ведь то же самое происходило и в мире маглов до недавних пор. А теперь…       — А теперь весь мир объединился в едином порыве счастья от воссоединения магической и немагической половин человечества, — сказал Гарри. — И локомотив бытия стремительно несётся в светлое будущее, в котором магия и технология возвеличат человечество, возведя его на пьедестал мироздания.       — Ты слово в слово процитировал слова того весёлого дяденьки, который занял пост главы Международной Конференции вместо того политикана, — вспомнила я ту напыщенную речь в далёком уже девяносто восьмом году, когда маги всего мира покончили со Статутом о Секретности.       — Не суть, — пожал плечами Гарри. — Главное, что теперь вроде бы проблема маглорождённых должна забыться, что теперь проблема немного в другом. Вот есть маглы, которых теперь маглами как-то совестно называть, наверное. Они знают о существовании магии, а маги, в свою очередь, делают всё возможное, чтобы обеспечить стремительный прогресс. Вот только маглы могут потребовать их самих превратить в магов, а это уже будет чревато последствиями. Ведь именно поэтому я так и не использовал Концептуализатор, ведь каждый Оператор может лишь раз в своей жизни использовать его, после чего Концептуализатор блокируется до рождения следующего Оператора. Я уже разработал систему нового наследования, однако до сих пор не представляю, как же я должен поменять Концепцию Магии, чтобы обеспечить счастья для всех и даром.       — А может, проблемой концепции магии тогда займётся твой наследник? — спросила Нарцисса.       — Это было бы слишком безответственно, — покачал головой Гарри.       — И к слову о наследниках, — продолжила Нарцисса, — когда мир услышит новость о том, что Гарри Поттер всё-таки заключил официальный брак с Гермионой Грейнджер, Полумной Лавгуд и Эйлин Снегг?       — Это будет явно нескоро, — сказал Гарри. — Нам и вчетвером живётся неплохо и без всяких браков. А ведь если брак, то обязательно нужно будет устраивать свадьбу, потому что иначе никак, не поймут, а если свадьба, то готовиться надо, и не просто готовиться, а тратиться и приглашать всяких людей, и это всё слишком сложно и несколько неприятно, как по мне. К тому же, в нашей стране многожёнство запрещено.       — Для тебя могут и исключение сделать, — сказала Нарцисса. — Ты же герой Британии и маг, к тому же. Можешь просто сказать, что у нас, магов, многожёнство в порядке вещей. Ладно, Гарри, с тобой всё ясно. Мужчины всегда тянут с браком. Но ты-то, Полумна, попробуй убедить Гарри в необходимости жениться.       — Мы и не хотим его убеждать, нас вполне устраивает нынешнее положение, — сказала я. — И вообще, один раз я уже была невестой, — Нарцисса после этих слов не сдержалась и закатила глаза, будто пытаясь сказать, что «здрасьте приехали, опять они вернулись к этой теме».       — Ох, Полумна… — однако дальше этой реплики женщина не стала сокрушаться. — Мы же всё-таки не…       — Нет, я сейчас просто шутила, — я улыбнулась. — Я готова и во второй раз стать невестой и пойти с Гарри под венец, но это было бы вообще одной из самых странных свадеб в истории Британии, — тут я хихикнула. — Извините, я только что представила: вот церковь, орган играет, священник у алтаря, гости сидят на скамейках, и тут заходим мы: три дамы в белоснежных платьях, а посередине — Гарри. Причём Эйлин ещё и за его спиной прячется, ибо стесняется. И вот мы подходим к алтарю, а священник кричит что-то в духе «Грешновато!» и убегает в закат.       — Да, было бы занятно, — согласилась Нарцисса, улыбаясь скорее из вежливости. Шутка была неудачной, признаю. Стенд-ап — явно не для меня. — Но я имела в виду совершенно другое. Разве тебе, Полумна, не хочется почувствовать себя невестой? Мне казалось, каждая девочка мечтала когда-нибудь всё-таки примерить белоснежное подвенечное платье и совершить этот короткий поход от дверей церкви к алтарю.       — Мы же, маги, не устраиваем свадьбы в церквях, — сказала я.       — Это уже зависит от магов, — ответила Нарцисса, — вы, может, и не устраиваете, а Блэки, Малфои и прочие некогда великие семейства устраивали. Но я хотела сказать совсем другое. Совершенно другое, если можно так выразиться. Мы ведь начали с того, что я хотела бы вернуть то странное время, когда, казалось бы, наступило процветание: мы заняли полагающееся нам место, больше не надо было заискиваться перед Министерством. А ещё, Полумна, это было прекрасное время, когда ты жила с нами. Хочешь верь, хочешь нет, но мне было бы крайне приятно увидеть тебя в качестве своей снохи. Ты ведь замечательная девушка, Полумна, причём это относится не только к твоему характеру, твоему мировоззрению, твоему мироощущению, но ещё и к твоему телу, чего уж греха таить.       — Миссис Малфой, — я рассердилась на женщину, — давайте всё-таки не будем возвращаться к этой теме. То, что было между нам, пусть и останется между нами и, возможно, Гермионой.       — Как скажешь, — кивнула женщина. — Вот только я пришла сюда не только поговорить с вами. Люциус хотел бы встретиться с тобой, Гарри. Желательно как можно скорее.       — Давайте тогда после этого приёма, — решил Гарри. — Планов на сегодняшний вечер у меня нет, так что постараюсь разобраться с вашим мужем как можно скорее.       — Гарри, мне кажется, ты подобрал неправильные слова, — сказала я.       — В любом случае, было интересно с вами поболтать, Нарцисса, — Гарри встал, и я поднялась вслед за ним. — Не скажу, что полностью соглашаюсь с вашей точкой зрения, но на то она и жизнь, что мы сталкиваемся с огромным количеством тех людей, с которыми мы не можем согласиться, но в споре рождается истина, — тут Гарри взял руку женщины, наклонился и осторожно поцеловал тыльную сторону ладони Нарциссы. Я лишь закатила глаза — порой попытки Гарри стать джентльменом меня откровенно смешат. Но судя по улыбке Нарциссы, ей понравилось внимание со стороны Гарри.       Интересно, миссис Малфой уже вошла в возраст, когда женщины уже достаточно старые, чтобы за ними ухаживали, но всё ещё считающие себя достаточно привлекательным и соблазнительными, что приводит к тому, что они всегда принимают любые ухаживания от молодых парней, а в клинических случаях так и вовсе сами начинают бегать за молоденькими мальчишками?       В любом случае, Нарцисса на прощание всё-таки одарила меня поцелуем в щёку. Не то, чтобы я этого сильно ждала, однако сейчас, когда я просматриваю всё то, что успела наготовить в качестве материала, который ляжет в основу биографического романа, то выясняю, что данная конкретно часть начинается со слов «Я поцеловала девушку, и мне это понравилось», а значит, теперь я обязана как-то время от времени вспоминать данную истину.       Верно, к тематике моей ориентации мы ещё вернёмся. Возможно, что прямо сейчас.       Мы с Гарри шли по парку поместья Гринграссов, когда я обратилась к нему:       — Гарри, я немного лукавила, когда говорила с Цисси, мне тоже нравилось быть с ней. То есть… Ну, это было два очень спокойных месяца: я жила в прекрасной золотой клетке, меня регулярно навещала сама Нарцисса, но… Золотая клетка остаётся клеткой, а где-то в подземельях томился мой отец, а где-то за пределами поместья была диктатура и безысходность. И тогда я позволила себе непозволительную роскошь и забыла про то, что творилось снаружи. Быть игрушкой в руках Нарциссы было в разы проще, чем беженкой или же революционеркой-повстанцем. И даже сейчас, четыре года спустя, когда установился мир во всём мире, я всё ещё корю себя за своё легкомыслие.       Гарри положил свою руку мне на плечо, но сам ничего не сказал. Он прав — глупо говорить какие-то успокаивающие слова сейчас, что свершилось, то и свершилось. События четырёхгодичной давности уже стали историей, и за эти четыре года каждый из нас уже успел проанализировать всё произошедшее, так что успокаивать меня как-то и не надо. Я просто высказывалась.       — А ведь ты никогда не рассказывала о своём заключении у Малфоев, — прервал долгую паузу Гарри. — Нет, не хочешь, не рассказывай, я тебя не буду заставлять.       — Да и как-то нечего рассказывать, если подумать, — я уже давно готовилась к этому разговору, так что говорила легко и без раздумий. — Был октябрьский день, мы жили спокойно в квартирке вдали от Британии, но тут ворвались Пожиратели, короткая схватка, и мы с отцом уже лежим, парализованные и связанные, на полу, а над нами нависли Пожиратели. Они пускали сальные шуточки, но я пыталась абстрагироваться от происходящего и уже готовилась к худшему и неизбежному, но среди нападавших был юный Драко. Он сказал, что никто никого сегодня насиловать не будет, а я становлюсь его почётной пленницей. Тогда я подумала, что мне невероятно повезло, и у Драко проснулось что-то вроде совести, или он решил пожалеть старую школьную подругу… Словом, когда меня доставили не в подземелья, а в одну из комнат поместья, я ликовала — со мной ничего страшного не случится. А потом я узнала цену своего относительного благополучия: женитьба на Драко и регулярные ночи любви с Нарциссой. И знаешь что, Гарри? Последнее меня не пугало так сильно, как первое. Нарцисса была со мной нежной и обходительной, а вот Драко я боялась. Но никто никогда не называл конкретной даты этой самой свадьбы, и скоро я позабыла про всё это. Но в один день в мою комнату Нарцисса завела Гермиону… До сих пор стыдно вспоминать, что там в итоге произошло.       — Но ведь мы время от времени повторяем что-то похожее, — заметил Гарри. — Я, ты, Гермиона и Эйлин.       — Но к этому-то мы уже привыкли, а тогда это было… — тут я задумалась, подбирая нужное слово. — Слишком необычным опытом. Но я не могу сказать, что мне вот так категорично не понравилось, отнюдь.

***

      Нурменгард поразил нас своими циклопическими размерами. Гриндевальд явно задавался целями заселить эту крепость не одной тысячей узников, что будут не согласны с его концепцией Всеобщего Блага, посему и воздвиг эту огромную готическую крепость, дабы она служила мрачным напоминанием всем тем, кто посмеет посягнуть на режим Гриндевальда. Можно отчасти посочувствовать Геллерту, что теперь его же крепость, воздвигнутая руками каторжников и пленников концлагерей, причём трудились на этой стройке как маги, так и маглы, стала для него темницей и местом, где он встретит свою бесславную смерть.       Когда Гарри сказал, что желает этим летом помимо всего прочего посетить и Нурменгард, мы, естественно, какое-то время пытались разубедить его в этом, но после недолгих раздумий каждая из нас (я полагаю) поняла мотивы, которые побудили Гарри добавить в наш длинный список мест, которые мы собирались посетить летом девяносто восьмого года (надо сказать, мы успели посетить все места). И Нурменгард вполне спокойно уместился в плане между Францией с Шармбатоном и Болгарией, где Гермиона рассчитывала как-то пересечься с Виктором Крамом. Честно признаться, лично меня больше удивляет в этом списке именно Болгария, а вовсе не Германия с её Нурменгардом.       День был солнечным и жарким, так что мы были одеты довольно легко, а Гарри держал свою Шляпу в руках. Мы стояли перед воротами в Нурменгард и рассматривали высокие шпили замка. По задумке Гриндевальда, это место должно было стать памятником глупости тех, кто дерзнёт выступить против него, поэтому величие замка должно было подчёркивать неотвратимость провала бунта против нового режима.       — «Ради Всеобщего Блага», — Гарри прочитал надпись на воротах тюрьмы, где заключены самые опасные маги континентальной Европы. — Знаем мы ваше Всеобщее Благо.       Закончив разглядывать ворота, Гарри направился непосредственно на пункт охраны. Предстояла бюрократическая волокита, связанная с тем, чтобы позволить нам посетить одну из самых охраняемых камер тюрьмы. Добрая половина всей волокиты, как мы надеемся, прошла в министерстве магии Германии, которая в настоящий момент несёт полную ответственность за безопасность Нурменгарда. Они не могли отказать Гарри Поттеру, чьё имя было известно ещё до января сего года, а теперь и вовсе стало на слуху не только у магов, но и у простых смертных. И вот теперь нас встретили у самого пункта охраны, и несколько хмурых магов в мантиях и с палочками в руках потребовали документы. Гарри без промедления их предъявил. Маги-охранники их долгое время осматривали, проверили заклинаниями на подлинность, после чего один из них, самый хмурый, потребовал сдать палочки и шляпу. Мы, ясное дело, подчинились.       — Следуйте за нами, — сказал тот самый, который самый хмурый и самый же пожилой. — По протоколу мы обязаны присутствовать при посещении особо опасных преступников, так что уж не обессудьте. Сами понимаете, безопасность превыше всего.       — Я понимаю, — Гарри достал из кармана перчатки и надел их. — Что-то ещё?       — Нет, можем идти, — и мы покинули сторожевой пост и отправились по пустому внутреннему двору к главной башне Нурменгарда. Гарри и самый хмурый шли впереди, мы втроём шли за ними, а замыкали строй ещё два стражника Нурменгарда. Меня невольно пробрала дрожь, словно мы здесь не гости, но будущие узники. С другой стороны, у Гарри всё ещё есть его антимагия, так что… выберемся.       — А у вас тут крайне мрачно и депрессивно, — заметила вслух Эйлин, невольно начав высказывать мои же мысли вслух. — Я не хотела вас обидеть, просто… Вот казалось бы солнце светит, а всё равно такое ощущение, что сейчас трескучий мороз. Или обжигающе горячо. Или холодно и горячо сразу.       — А, значит, на вас уже начала действовать магия стен Нурменгарда, — сказал самый хмурый (так и буду его звать, «самый хмурый»), когда мы уже вошли в главную башню и начали подъём по монументальной винтовой лестнице. — Гриндевальд, зараза, на славу постарался, когда делал этот замок: он снабжал каждый камень, который шёл на строительство крепости, заклинаниям и рунами, которые создают такую маниакально-депрессивную атмосферу. Запускать сюда дементоров он не рисковал, но зато пропитал эти стены магией этих тварей, используя в своих жестоких ритуалах различные части тела этих существ. Вот поэтому мы все тут такие угрюмые сидим. Но не переживайте, здесь охранниками работают самые устойчивые и суровые парни всей Европы, прошедшие специальную физическую и моральную подготовку.       — Но помогает это вам неважно, — заметил Гарри.       — Увы, — сказал самый хмурый. — Но, наверное, вам интереснее узнать что-то о Гриндевальде, да? — наше задумчивое молчание он трактовал как «да». — Ну, бывший Великий Враг поживает лучше многих. На него магия этих стен не действует, поэтому он спокойно себе поживает в своей камере на вершине этой башни. Он туда хотел поместить Дамблдора, царствие ему небесное, но в итоге сам оказался там. Первые годы, как он сюда попал, он много буянил, был крайне общительным, выдвигал свои новые безумные тезисы и программы по управлению маглами, но через какое-то время он угомонился, а теперь с ним можно даже разговаривать. То есть, он тут самый интеллигентный и интересный собеседник, если говорить откровенно.       — Звучит обнадёживающе, — сказал Гарри, — я ведь как раз ради того, чтобы с ним поговорить, пришёл.       — Может быть, даже сможем подать ходатайство об освобождении Гриндевальда, — сказал самый хмурый. — Ну, вы сами на него посмОтрите.       Подъём по винтовой лестнице был долгим. Нурменгард не предполагал удобств ни для обитателей, ни для надзирателей. Всё в этом замке подчинено восхвалению человеческой глупости, и подъём по лестницам на своих двоих является составной частью «человеческой глупости». Однако давайте будем откровенны, никакой это не памятник, просто Гриндевальд любит издеваться над людьми (или тут просто всё сделано через одно место, такой вариант тоже не стоит сбрасывать со счетов). Однако каким бы этот подъём не был долгим, он всё-таки завершился небольшой лестничной площадкой с единственной дверью на ней. До этого все площадки, которые мы проходили, имели несколько дверей, ведущие в иные коридоры, здесь же была лишь одна дверь, так что логично было предположить, что мы дошли до точки назначения. Самый хмурый достал палочку, провёл её по двери, нашёптывая заклинания (ясно, что одной Алохоморой эту дверь не открыть), после чего сказал, что мы можем входить.       Внутри мы обнаружили не самую крупную камеру, где из всей мебели была лишь койка и стол. Геллерт Гриндевальд лежал на койке и смотрел в потолок. Одет он был в видавшую виды робу, от былой красоты (я некогда листала книженцию Риты Скитер о Дамблдоре, где была фотография юного Альбуса с юным же Геллертом) не осталось и следа, глаза впали, кожа сморщилась, шевелюра представлена редкими седыми волосами, однако в глазах я углядела жажду жить. И тут я обратила внимание, что в углу комнаты стояла приличного размера стопка книг, бумаг, журналов, газет. Похоже, что Гриндевальд тут от скуки не умирал, что уже неплохо.       Когда мы вошли, Гриндевальд повернул голову в сторону двери, а когда увидел, что к нему пришли посетители, его брови от удивления поползли вверх. Он принял сидячее положение и выжидательно посмотрел на посетителей. От меня не ускользнуло то, что он посмотрел на Гарри, и взгляд бывшего тёмного волшебника скользнул по его шраму.       — О, Гарри Поттер, — сказал в итоге Гриндевальд (за нашими спинами закрылись дверь, и один из магов начал нашёптывать заклинания, запечатывающие камеру). — Какой приятный сюрприз. Что стряслось, начальник, раз ко мне пришёл сам Поттер?       — Он просто с тобой желает побеседовать, я пока не знаю, о чём и зачем, — ответил начальник, он же «самый хмурый».       — Тогда прошу меня извинить, тут сидеть негде, так что предложить присесть я не могу, — сказал Геллерт. — Но вы, мистер Поттер, можете посидеть со мной на койке.       — Не бойтесь, я готов постоять, — сказал Гарри. — Вы не против, мистер Гриндевальд, если я задам вам несколько вопросов?       — Конечно, — ответил он. — В конце концов, кто я такой, чтобы перечить вам, великому мистеру Поттеру? Не удивляйтесь, слава о ваших деяниях добралась даже до этих мрачных стен, — и Гриндевальд кивнул на стопку бумаг. — Но позвольте мне задать вам один вопрос, мистер Поттер: зачем вы потревожили мой покой?       — Узнать из ваших уст об Альбусе Дамблдоре, о Всеобщем Благе, о Дарах Смерти и поговорить с вами, понять, что вы за человек такой. Такой ответ вас устраивает?       — Очень даже, — сказал Гриндевальд. — Давно со мной на такие темы не разговаривали. К тому же, мистер Поттер, я надеюсь, что вы окажетесь интересным собеседником. И к слову, вы бы не могли представить своих спутников?       Гарри по очереди представил каждую из нас. Судя по отстранённому выражению лица, наши имена и фамилии ему ничего не говорили. Лишь на моей фамилии, Лавгуд, он призадумался и спросил, не мог ли он её где слышать. Я ответила, что вполне мог — моё семейство достаточно древнее плюс наши предки отметились некоторыми исследованиями в области магии. Гриндевальд ещё какое-то время подумал, после чего переключил своё внимание на Гарри.       — Ну что, Гарри, с чего хочешь начать свой допрос? — спросил Гриндевальд.       — В чём заключается концепция Всеобщего Блага? — сходу спросил Гарри. — Это, так сказать, будет вводным вопросом, который определит весь вектор нашего разговора. И прежде, чем вы начнёте отвечать, я хотел бы объяснить, откуда у меня такой интерес к Всеобщему Благу. Не удивлюсь, если вы что-то слышали о Концептуализаторе, я буду прав?       — Совершенно правы, о, как же вы правы! — закивал Гриндевальд после секундных раздумий. — Помню, как вчера: полуночная библиотека Дурмстранга, я осторожно отодвигаю магией древнейшие фолианты, пока не нахожу на самом дне неприметный чёрненький томик. Говорят, хочешь что-то спрятать хорошо, спрячь на виду, но так же надёжно можно спрятать и в куче мусора. Я уже и не помню, зачем я полез за той книгой, может, хотел откопать какое-нибудь очередное заклинание, которое не входило в программу обучения, не суть, но главное, что заклинаний в той книге я не нашёл, но нашёл рассказ о существовании артефакта, который способен изменять реальность, перестраивать законы магии и мироздания. Я ему значения тогда не придал, просто решил, что это чьи-то бредни, но потом я узнал о существовании Даров Смерти, которые если собрать, то они позволят победить Смерть. И тогда я сложил два и два и получил пять, и возликовал я тогда — когда найду Дары Смерти, то изменю весь мир! У меня тогда не было даже идеи о Всеобщем Благе! Это когда я с Альбусом спелся, мы родили эту прекрасную идею! Нам тогда это казалось прекрасным, подчинить себе маглов и магической мудростью подчинить себе жалких людишек! Мы лелеяли надежды заполучить Дары Смерти, но я никогда ему не рассказывал о втором назначении Даров Смерти, менять реальность, боялся, что он сам захочет их заполучить, чтобы самому править всем миром. Словом, это было очень весёлое лето: планов у нас двоих было громадьё, один величественнее другого! Это сейчас с высоты возраста всё это кажется такой глупостью, но тогда… Тогда мы были попросту ослеплены жаждой власти и желанием перестроить всю вселенную, но мы не видели дальше своего носа. Альбус это понял раньше всех, но для этого мне пришлось убить его сестру. Да, как-то коряво прозвучало. Я не хотел убивать Ариану, это вышло случайно, но то роковое заклинание, которое таки убило бедняжку, сорвалось всё-таки с моей палочки. Но именно после смерти Арианы с Альбуса пала та пелена безумия, что окутывала нас двоих. У меня этот процесс затянулся на долгие годы, но в итоге завершился. Но тогда… Тогда я начал собирать армию таких же чистокровных единомышленников, грезящих жаждой власти. Ну, а дальше вы знаете: несколько десятилетий подготовки, затем союз с Гитлером, Вторая Мировая, дуэль с магами всей Европы и самим Дамблдором, снизошедшим к жалким континентальным европейцам с небесного Туманного Альбиона, который довершил начатое и усадил меня в тюрьму.       — Меня больше всего поражает то, что так много людей так негативно отзывается о Дамблдоре, — в разговор вмешалась Гермиона Грейнджер. — И я всё никак не могу внять в толк, как же он тогда умудрился окутать себя ореолом благородства? Нет, я могу понять, почему: он же победитель Гриндевальда… ну то есть вас. Вы не в обиде?       — В обиде, на самом деле, — сказал Геллерт, — меня не Альбус победил, меня одолела объединённая коалиция магов всей Европы, а старина Альбус подоспел к шапочному разбору, сделал пару громких заявлений, вызвал меня на дуэль, сразился со мной и забрал себе все лавры. Альбус, на самом деле, прекрасный манипулятор общественным сознанием: он знает, какие слова нужно говорить, какие поступки совершать, как себя вести на людях и наедине с самим собой, чтобы тебя весь мир боготворил. И весь свой талант управлять людьми он направил на исправление своих собственных ошибок, но при этом переусердствовал и допустил рождение этого вашего Волдеморта. Кстати, где он?       — Волдеморт? В Азкабане сидит, — сказала Гермиона. — Отбывает, как и вы, пожизненный срок за преступления перед человечеством. Гарри настоял, чтобы к нему не применяли Поцелуй Дементора.       — Я считаю, что перед смертью он успел искупить часть своих грехов и заслужил хотя бы пожизненное, — сказал Гарри.       — Тогда надо будет с ним как-нибудь встретиться, хех, — усмехнулся Геллерт Гриндевальд. — Это будет интересная встреча двух величайших злодеев современности, ха-ха. Но мы говорили об Альбусе, если мне память не изменяет. Этот старый лис умел настраивать людей в свою пользу, и в своём стремлении отречься от идеалов бурной и буйной молодости стал подобием меня, но со знаком «плюс»: он создал диктатуру толерантного отношения к маглам и маглрождённым, превратив слово «чистокровный» в ругательство, синоним негативного отношения к маглам. Он незаметно приучал людей к мысли, что нужно стыдиться своей чистокровности, своего происхождения, своей истории. И я не говорю, что нужно поступать как я в молодости или как Волдеморт, я говорю, что нельзя делать жизнь одного слоя населения счастливее за счёт дискредитации другого слоя населения, чем и занимался Дамблдор.       Я ещё тогда не знала, что четыре года спустя похожие слова я услышу от Нарциссы Малфой, что наталкивает меня на мысль, что если похожие идеи пришли в головы столь разным людям (он — один из самых опасных магов прошлого, а она — дитя своей эпохи и своего окружения, примерная жена и домохозяйка), то, значит, Дамблдор что-то действительно делал не так. Вот только что?       Ответ на мой вопрос я получила от Геллерта Гриндевальда.       — В этом и заключается концепция Всеобщего Блага, Гарри, — сказал старик. — Малая жертва во имя большого счастья. Дамблдор, как я мог посудить из газет и разговоров о нём, не осознавал это до самой смерти. Но мне больше интересно, что же побудило тебя, Гарри, так относиться к Альбусу?       — Заключение в Концептуализаторе, — сказал Гарри.       — Да, я сам знаю, что Концептуализатор — это не Дары Смерти, — вставил Геллерт, — А что это, всё-таки? И я даже знаю, что ты — Оператор. Я, собственно, даже хотел попросить волшебную палочку и что-нибудь наколдовать, чтобы своими глазами увидеть антимагию в действии, но кто бы мне вообще дал в руки палочку?       Если так хочешь, поколдовать можем мы, — сказал начальник и наколдовал из воздуха стул. Гарри вытащил руки из кармана, стянул перчатку и коснулся стула, тот растворился в воздухе.       — Теперь я могу и умереть спокойно, — Геллерт всё это время неотрывно наблюдал за действиями антимага. — Ладно, развлеклись и будет. Так что же всё-таки такое Концептуализатор?       — Пусть это останется секретом, — сказал Гарри. — Но я оказался заключён в Концептуализатор. Ловушку подготовил Дамблдор. Он не хотел, чтобы я менял Концепцию Магии, а если и изменил, то в соответствии со своим мировоззрением, и он создал настоящий… театр, наверное, с помощью которого он хотел склонить меня на свою сторону. А я очень не люблю, когда моей жизнью управляют, когда её направляют в том русле, в каком я не хочу, я презираю тех людей, которые считают, что мной можно играться как игрушкой. Дамблдор и так мою жизнь достаточно сильно попортил, чего уж греха таить. Но попытка изменить мою точку зрения, попытка меня ограничить… Словом, к чёрту Дамблдора. Умер и умер, даже поминать его не хочу.       — Похоже на того Альбуса, которого я знал, — сказал Геллерт. — Он меня иногда навещал в этой тюрьме, интересовался, отказался ли я от своих идей. Я тогда был слишком упёрт, так что смеялся ему в лицо, обзывал его глупцом, но потом присмирел и несколько лет назад, когда он навестил меня после перерыва в двадцать лет, я смог ему с уверенностью сказать, что отказался. Он мне читал морализаторские лекции. Боги, какие же он мне нотации читал, аж тошно становится! Раньше-то я был глух к ним, но потом я всё осознал и без него, и от его прописных истин хотелось выброситься из окна… — Геллерт тяжело вздохнул. — Ну, Гарри, я ответил на все твои вопросы?       — Наверное, — сказал Гарри. — О Концепции Магии и Всеобщего Блага подискутировали, Дамблдору косточки перемыли… Кстати, — осёкся Гарри. — В чём заключается Концепция Магии? Что бы вы изменили в магии такого, чтобы наступило счастье для всех, даром, чтобы никто не ушёл обиженным?       — Людей изменил бы, — сказал Геллерт Гриндевальд.       — Людей Концептуализатором, увы, изменить нельзя, — возразил Гарри. — Так что нужно менять именно принципы магии. Мне доступно крайне мало возможностей для изменения фундаментальных понятий, в основном весь мой инструментарий направлен на изменение магии.       — Тогда попробуй делать так, чтобы сама магия делала людей правильным, — заявил Геллерт. — Это единственный совет, который я пока могу дать. Если хочешь более развёрнутого ответа, посоветуйся со мной через пару недель, когда я обдумаю этот вопрос тщательнее. Если хочешь, поройся в той стопке, там у меня множество мыслей записано.       Я подошла к той стопке и начала перебирать бумагу. Геллерт не возражал. Тогда я поинтересовалась, могу ли забрать у него все его записи и наработки, на что получила такой ответ:       — Конечно, мисс Лавгуд, — ответил Гриндевальд. — Вот только какой от этого тебе будет прок?       — Я бы могла составить из них книгу, — ответила я. — «Гриндевальд: путь от Общего Врага до кающегося грешника», в которой ваше становление было бы показано через призму ваших же мыслей. В этих бумагах ведь сосредоточены все ваши мысли за полвека! Великолепнейший материал для исследователей вашей личности!       — Какой восторг, однако, — в голосе Геллерта я услышала восхищение. — Писательница?       — Дочь главредактора газеты, — объяснила Гермиона. — Её хлебом не корми, но дай почитать что-нибудь интересное. А за свою биографию можете не переживать, она будет грамотно составлена и скомпонована.       — Вот только никто это, увы, не позволит издать, — вздохнула я. — А если буду заниматься распространением самолично, обвинят в каких-нибудь нехороших грехах. Увы. Однако можно будет попытаться, всё-таки не всегда же читать про белых рыцарей и прочих неподкупно великолепных героев? Да и про Гриндевальда уже все позабыли, ваше имя стало лишь историей, причём давней историей.       — Оно и к лучшему, что про меня уже никто не вспоминает, — к такому выводу пришёл Геллерт. — Да, коротка человеческая память. И всё же, Гарри, что же в итоге случилось с Дарами Смерти?       — Один, мантия-невидимка, у меня, — сказал Гарри, — второй, камень, неизвестно где, но я смею предположить, что он не может и десятой доли того, что ему приписывают. Где же палочка, мне не ведомо.       — А ведь палочка у меня была, — усмехнулся Геллерт. — Я похитил её у Грегоровича. Крайне занятная вещь эта Бузинная Палочка, ведь она объединяет в себе два главенствующих направления в изготовлении палочек. Вы уж простите, что тут в основном говорю я, сами понимаете, собеседников у меня немного, а тут вы подвернулись, хех… Мда, — Геллерт причмокнул, призадумался, а потом продолжил: — Вы же знаете, что это палочка выбирает волшебника, а не волшебник — палочку, да? Так вот, это лишь одно направление в изготовлении волшебных палочек. Сторонниками «индивидуальных палочек» были Олливандеры, например. У них каждая палочка была очень могущественной, но подходила лишь определённым людям. Нельзя, разумеется, сказать, что на каждого мага приходится лишь одна подходящая палочка, это было бы глупо, но всё же. Второй подход — «универсальные палочки», которыми может пользоваться кто угодно и как угодно. Это и Грегоровичи, например. Их палочки уступают в мощи «индивидуальным», но зато в них содержатся могущественные составляющие, за счёт чего компенсируется разрыв между «индивидуальными» и «универсальными». А Бузинная Палочка была попыткой объединить в себе оба этих подхода: она была изготовлена из могущественнейших составляющих, плюс наделена возможностью выбирать себе хозяина. Словом, интересная вещь, но крайне капризная в обращении. Нужны годы, чтобы подчинить её себе. Недостаточно победить предыдущего хозяина, нужно ещё укротить её… Интересно, кому она досталась, когда умер Дамблдор?       — Она была у Дамблдора? — удивился Гарри. — Это… Интересно…       — Может, у моего отца? — впервые за всё это время заговорила Эйлин. — Он же… победил профессора Дамблдора?       — Думаю, это не играет никакой роли, — сказал Гарри. — В любом случае, я сказал и узнал всё, что хотел. Спасибо за содержательную беседу, мистер Гриндевальд.       — Всегда пожалуйста, — Геллерт встал, протянул Гарри руку, и они обменялись рукопожатиями. — Если что, заходите. И, мисс Лавгуд, я буду с нетерпением ждать вашей книги о самом себе.

***

      Одним морозным декабрьским утром две тысячи первого года, когда календарный год медленно, но уверенно приближался к концу, аврорат Великобритании собирался дать самую настоящую пресс-конференцию, посвящённую итогам уже третьего года мирного сосуществования магов и маглов. Конечно, там вообще всё министерство магии собиралось рапортовать о том, как прекрасно теперь живётся в едином мире, но данная часть повествования будет сконцентрирована именно на пресс-конференции авроротата, ведь времена сейчас, откровенно говоря, не самые спокойные.       Во-первых, всё ещё действуют последователи идей Пожиратели Смерти — те чистокровные семейства, что во времена оные поддерживали Волдеморта лишь на словах, не рискуя выступать в открытую, но после того, как всех Пожирателей переловили, решили не забиться в дальний уголок, а попытаться заварить уже третью по счёту заварушку. У них появилось множество последователей, которых не устраивало новое положение магического сообщества.       Во-вторых, не все маглы с распростёртым объятиями встретили магов. Одни (в массе своей, верующие) объявили их слугами зла и потребовали возродить инквизицию и пережечь магов на кострах. Другие напоминали, что до этого маги несколько веков паразитировали на маглах. Противники магов объединялись в организации, которые боролись с магами либо на законодательном уровне, либо же на уровне терроризма.       В-третьих, когда были раскрыты секреты покорения других миров с помощью магии (о том, что именно благодаря магии можно путешествовать на другие планеты, противники магии предпочитают забывать, но при этом активно пользуются этими наработками и регулярно находят себе оружие и союзников именно за пределами Земли), произошли первые контакты с инопланетными цивилизациями, в том числе и с Альянсом Зверолюдей и Дуатом. Однако помимо прочего на Землю обратили внимания и некоторые агрессивные цивилизации, которые пожелали захватить Землю, пользуясь её слабостью. Вот только насчёт этого можно не волноваться, Альянс провозгласил протекторат над нами и теперь самоотверженно отражает атаки на Землю, да так успешно, что про это «в-третьих» можно было бы вообще забыть, не воюй Гарри с инопланетянами время от времени.       Но вообще сейчас наступила эпоха процветания: все братаются со всеми, террористов все ненавидят, про инопланетян никто не помнит, магия и другие миры позволяют снимать эпичные блокбастеры за минимум бюджета, так что сейчас если кто и выиграл больше всех от отмены Статута о Секретности, так это Голливуд: кинотрилогия «Властелин Колец», снятая с участием самых настоящих хоббитов, эльфов, гномов и орков (бОльшая часть бюджета ушла на гонорары этим ребятам, ибо они не желали играть отъявленных злодеев) взорвала кинотеатры и зарабатывает теперь миллиарды при бюджете в «всего лишь» сто миллионов долларов за всю эпическую трилогию длиной без малого восемьсот минут.       Сейчас искусство переживает крайне интересное время: смена парадигм, вызванная появлением в жизни широких масс людей магии, находит отклик в литературе, живописи, музыке. Многие писатели пишут пространные романы-анализы, героями которых становятся люди, ищущие себе место в новом мире чародейства и волшебства. Другие же пустились во все тяжкие, превратив фэнтези и научную фантастика в настоящую документальную хронику, благо теперь можно не выдумывать новые миры, а просто найти мага, попросить его начертить портал в новый мир, попасть в тот новый мир и записать его историю. Музыка пополнилась новыми жанрами и инструментами, заимствованными из других миров.       Смена парадигм продолжала совершаться, ибо парадигму вот так просто не изменить. До недавних пор учёные всего мира пытались найти способы делать чудеса без волшебства, теперь же в этом отпала всяческая необходимость, и многие учёные испытывали настоящий кризис. Сто лет назад было доказано, что ньютоновская физика работает не всегда, появилась теория относительности Эйнштейна. Теперь же было доказано, что законы физики, химии, биологии можно изменить мановением волшебной палочки, что можно плюнуть на теорию относительности, игнорировать второй закон термодинамики, обратить эволюцию вспять или же форсировать её, делая то, на что ушли бы миллионы лет, за часы, минуты, секунды!       теперь человечество училось жить в мире, где нет ничего невозможного, где всё меняется, где можно победить всё, кроме нескольких фундаментальных вещей: смерти и самого человека. Магия может улучшить физиологию, анатомию человека, но изменить его душу заклинанием она не в состоянии.       Однако я отвлеклась.       Когда я пишу эти строки, чемпионат мира по футболу две тысячи второго года, подходит к концу: Англия вылетела в четвертьфинале, а Германия достойно проиграла Бразилии, и именно в день чемпионата мира Гарри (и мы заодно) получили предложение, от которого нельзя отказаться. Об этом предложении я поведаю несколько позже. Сейчас я считаю своим долгом объяснить структуру своего биографического романа, ведь, как я считаю, отведённое мне мной же время подходит к концу.       Понятие «Смена парадигм» идеально описывает современное общество, и поэтому данная часть романа, повествующая от момента, когда мы угодили в ловушку, до финала, каким бы он ни был, должна носить именно это название. Однако сейчас общество — и мы тоже — переживаем пять стадий принятия смерти (или неизбежного) по Кюблер-Росс: Отрицание, Гнев, Торг, Депрессия и Принятие.       В настоящий момент мы (как и вся земная цивилизация) находимся в стадии Торга. Стадия Отрицания, по моей теории, была с двадцать пятого декабря по седьмое января, когда Леонид Колдунов и русско-японские силы объявили Совбезу ООН о существовании магов. В те времена все отрицали судьбу, боролись с законами и порядками ушедших веков. Стадия Гнева была в день Битвы за Хогвартс, когда никто не мог и не успел найти иных методов выражения собственных эмоций, кроме как гнева, сражения, баталии. Эйлин Снегг-Поттер просто не повезло оказаться в эпицентре гнева, но именно благодаря её невезучести именно она была избрана мной, чтобы поведать о стадии Гнева. О Торге расскажу я сама, ведь тут нужно чётко передать мысли каждой из сторон конфликта, что жажду найти ответа на фундаментальные вопросы, рассуждают и ищут ответы. Стадия Депрессии будет отведена Гермионе, как человеку, который лучше всех знает самого Гарри. Он может сколь угодно вести себя на публике, но каждая из нас знает, что его некоторый эпатаж — лишь маска, за которой он отчаянно скрывает глубокую печаль. И когда он это преодолеет (а стадия Депрессии идёт параллельно Торгу), наступит Принятие: Гарри расставит всё по полочкам, даст ответы на последние вопросы, мир приведёт себя в норму и наступит Всеобщее Счастье, к которому Гарри стремится всей душой.       Однако я отвлеклась.       Одним морозным декабрьским утром две тысячи первого года, когда календарный год медленно, но уверенно приближался к концу, аврорат Великобритании собирался дать самую настоящую пресс-конференцию, посвящённую итогам уже третьего года мирного сосуществования магов и маглов. Конечно, там вообще всё министерство магии собиралось рапортовать о том, как прекрасно теперь живётся в едином мире, но данная часть повествования будет сконцентрирована именно на пресс-конференции авроротата, ведь времена сейчас, откровенно говоря, не самые спокойные.       И в данный момент времени (девять часов утра), я, Гермиона, Эйлин, Гарри и дама из Сераля, мрачная тёмная эльфийка по имени Эрин, Оператор одной из параллельных Земель, чей Атрибут — Ревность Божия. Я помню, что в Серале Джеймс Морган (о котором не слышно уже четыре года), собрал двадцать семь Операторов, чьи способности, Атрибуты, олицетворяют те или иные способности Бога, согласно христианской теологии. По плану Джеймса, они рано или поздно должны передать Гарри свои силы, чтобы он стал Богом и достиг Нулевого Мира, где найдёт ответы на все вопросы философии: в чём смысл жизнь, кто мы такие, откуда вышли и куда идём, и так далее. Однако Гарри тянул с этим ритуалом, за что платился тем, что время от времени в нашем доме объявлялись девушки Сераля, требующие от Гарри спасать различные миры. Он им не отказывал. Иногда он приглашал и нас. Мы знаем, что он спасает миры не только из своего комплекса героя, но ещё и потому что всё ещё ищет ответ на вопрос о Концепции Маги и Всеобщего Блага, так что не мешали ему, лишь сочувственно качали головами: проведи ты уже этот ритуал, чего с ним тянуть-то?       Однако сейчас за столом дома номер четыре по Тисовой улице сидит не четыре человека, а пять: высокая дама в чёрном платье смотрела на чашку чая перед собой холодными зелёными глазами, задумчиво макая чайный пакетик в чашку. Её неестественно длинные уши едва заметно шевелились, а чёрные волосы ниспадали низ, придавая ей облик классической «готической красавице»: чёрные волосы, белоснежная кожа, холодные черты лица, но, как говорит Гарри, у неё доброе сердце.       — Эрин, почему всякий раз, когда у Гарри какое-то важное совещание или мероприятие, обязательно появляешься ты? — возмущалась Эйлин Поттер. — Не кто-то иной, а именно ты?       У меня врождённый талант появляться в самые неудобные моменты жизни иных людей, — Эрин продолжала буравить взглядом чайный пакетик. Закралось подозрение, что ей просто нравится процесс опускания и поднимания пакетика. — Так вот, Гарри, очередной мир требует помощи.       Это замечательно, но если я поспешу спасать тот мир, то этот рискует быть уничтоженным сегодня, погребённый под слоем бюрократии, что будут извергать министерские чиновники, — сказал Гарри, намазывая джем на поджаренный тост. — Моя задача — посидеть на этой треклятой пресс-конференции, время от времени останавливать поток канцелярита, а потом так и уйти, несломленный и непобеждённый продажной магической прессой. Нет, Полумна, я не имею в виду тебя и твою «Придиру», вы не продажные. Чёрт, там же будут и всякие Би-би-си, Си-эн-эн и ещё кто-нибудь, как я мог забыть?       — Пошли их всех нахрен, — посоветовала Эрин.       Я бы с удовольствием, но не могу, — сказал Гарри.       — Слушай, Эрин, может, твой очень важный разговор всё-таки подождёт хотя бы до вечера? — сказала Гермиона.       — Может, но я не хочу ждать до вечера, — ответила тёмная эльфийка, и тут она оставила в покое несчастный пакетик для чая и достала из-за пазухи объёмный чёрный фолиант, который положила перед Гермионой. Это была самая настоящая взятка: Эрин знала, что успокоить мисс Грейнджер можно лишь предложив знания из иных миров. Гермиона всё ещё слишком падка на книги…       — Ну, хотя бы до возвращения Гарри… — сказала Гермиона и забрала к себе книжку. Эрин посверлила Гермиону своими холодными зелёными глазами, но потом решила, что условие «до возвращения Гарри» звучит уже лучше, чем «до вечера».       Вот и славно, — кивнула Эрин. — А теперь я вас всё-таки покину. До встречи, — и с лёгким хлопком она испарилась, оставив после себя чай и пустой стул.       Дурдом, — резюмировал разговор Гарри. — Хотя я сам виноват, гнать их всех надо, а я же не могу их так прогнать… Ладно, после завтрака точно надо будет поспешить. Я-то и так в министерстве являюсь по большим праздникам, скоро позабуду, что и где там расположено.       с учётом того, что министерство магии переехало из-под земли в огромное сияющее здание в центе Лондона, опасения Гарри были небеспочвенны.       двадцать минут мы все дозавтракали и отправились одеваться. Мне, как главредактору «Придиры» предстояло присутствовать на пресс-конференции, внимать и задавать вопросы. Несколько вопросов я уже придумала. Гарри же предстояло стоически отсидеть эту конференцию, внимать и отвечать на вопросы. Гермионе и Эйлин предстояло отработать ещё один день в отделе урегулирования отношений между магическим и немагическим населениями. Работа не самая спокойная, время от времени отдел урегулирования отношений выбирается на самые настоящие боевые вылазки, но в основном в отделе урегулирования нужно умение общаться с людьми, находить компромиссы и не впадать в оголтелую и бессмысленно-беспощадную толерантность.       Опустим ненужные подробности, ведь самое интересное началось на самой пресс-конференции. В центре стола авроров сидел нынешний глава аврората, мистер Праудфут, один из тех авроров, что во времена режима Волдеморта отказался ему подчиняться. Его назначение главой аврората было исключительно политическим шагом — он не запятнал себя ни в каких интригах и заговорах, что уже было достаточно весомым поводом для Бартемиуса Крауча, нынешнего министра магии (фактически, самопровозглашённого министра магии, но в январе девяносто восьмого нужен был хоть кто-то с мозгами в голове, чтобы разгребать всё то дерьмо, что осталось после Волдеморта, так что Крауч устраивал почти всех), назначить именно его главным аврором. Он говорил правильные слова, делал правильные дела, он всё делал так, как надо, а главное, он был достаточно глуп, чтобы им можно было манипулировать. Рядом с Праудфутом сидело ещё несколько авроров, из которых заметно выделялся огненно-рыжий Рональд Уизли. Он демонстрировал успехи на работе, но о его напряжённом отношении с Гарри знает всё министерство: Рон постоянно пытается подкопать под Гарри, доказать, что он вообще не имеет никакого права находиться в аврорате, однако расследования Уизли никто не читает и никто ему не внимает, хотя, напоминаю, он в самом деле отлично работает. Я уверена, будь Гарри и Рон друзьями, рыжик проявлял бы половину своего нынешнего усердия, так что ему просто нужен некий враг, которого он будет стараться догнать и перегнать. Гарри же сидел на другом конце стола относительно Рональда и мрачно сверкал глазами из-под своих круглых очков, уже ставших его неотъемлемой частью его гардероба. Мрачно сверкать глазами Гарри научился отменно, под его тяжёлым взглядом многие журналисты, пялившиеся на него, тупили взор и принимались имитировать бурную журналистскую деятельность. Словом, всё было замечательно.       Мистер Праудфут бодро рапортовал о том, что уровень преступности снизился, что было раскрыто несколько подпольных ячеек сочувствующих Пожирателям и противников магов, что вообще жить стало хорошо, жить стало веселее. Благодаря магии я могла подрёмывать — ручка активно строчила слова мистера Праудфута, главное, совсем не засыпать, иначе перо… то есть, ручка ничего не запишет — она конспектирует всё то, что услышала я сама.       Опустим расспросы мистера Праудфута, на время которых я вынуждена была очнуться от полудрёмы (на мой вопрос «Когда авроры всё-таки перейдут на огнестрельное оружие?» внятного ответа я не получила), а перейдём непосредственно к тому, ради чего я вообще решила вспомнить именно это собрание: выступление Рона Уизли с обличительной речью.       — За всю славную историю аврората ещё не было такого тяжёлого периода в нашей истории, когда наша репутация втаптывалась в грязь ежедневно! — так Рон начал свою речь. — Я буду немногословен: всему виной Гарри Поттер. Я понимаю, что многим, возможно, набил оскомину подобными заявлениями, однако покуда я и мистер Поттер состоим в аврорате, я не могу молчать. Я не могу молча наблюдать за тем, как своими действиями мистер Поттер развращает благородный отдел борьбы с тёмными колдунами!       На другом конце стола Гарри сидел и согласно кивал каждому слову Рона. Как уже было сказано, всем было известно о вражде Гарри и Рона, совсем немногие даже знали о том, что одним из поводов к конфронтации между парнями послужила Гермиона, к которой и Гарри, и Рон испытывают чувства. Многие же полагаю, что причина в том, что Поттер, хоть и числится аврором, действует совершенно самостоятельно, подчиняется непосредственно премьер-министру Великобритании (даже не министру магии!), ни перед кем не обязан отчитываться, а зарплату получает будь здоров какую. Гарри уже привык к подобным выступлениям, но он даже не опускался до попытки как-то себя оправдать, за него это делают остальные люди.       Однако разве не мистер Поттер предотвратил вхождение троллей в Альянс Эфериалов? — задан был вопрос из зала.       — Во-первых, не тролли, а ётуны, — начал говорить Гарри. — Во-вторых, мои заслуги в том деле слегка преувеличены: я всего-то не дал эфериалам добраться до делегации ётунов, и те обиделись и отказались сотрудничать с этими умниками. Никакой дипломатии, просто оказался в нужное время в нужном месте.       — Мистер Поттер известен своей вопиющей распущенностью, — Рон терпеливо дождался, когда все смолкнут, и лишь после этого продолжил говорить, — причём «распущенность» как в деловом смысле слова, так и в личном. Мистер Поттер демонстрирует удивительную безалаберность, за которую не несёт никакой ответственность, хотя в то же время любой иной сотрудник аврората, допустивший даже малейшую ошибку, подвергается критике и… ну и тому подобное, вот. И я уж не начинаю говорить о личной жизни Мистера Поттера.       — И не следует, — сказал сам «виновник торжества», Гарри. — Мне всегда казалось, что этикет и правила приличия требуют различать и разделять жизнь рабочую и жизнь личную. В конце концов, мы же не на каком-то ток-шоу, мы не даём интервью газетам, ориентированным на сплетни о знаменитостях, мы сейчас рассуждаем и обсуждаем высокие материи, разговариваем о достижениях обновлённого аврората, о том, каких значительных успехов добилось объединённое сообщество простых смертных и магов. И… Рон, мне кажется, что именно сейчас и именно мы должны показать всему миру, что и дальше опираться на старые дрязги — глупо. Что нет никакого смысла цепляться за старые обиды и регулярно возвращаться к одним и тем же темам. Рон, к тебе у меня уже очень давно нет никаких претензий. Уже все простили друг другу все обиды: я забыл, что именно министерство магии Великобритании пыталось вывести из игры силы русских и японцев, потому что я понимал, что действуют они не из-за ненависти, а из-за страха за самих себя. Уже даже бывшие сторонники Пожирателей Смерти начинают осознавать свои ошибки и возвращаться к свету. Так чем мы хуже? Ничем, я считаю, — сказав это, Гарри встал и направился на выход из зала.

***

      А что же Люциус Малфой?       Сейчас нужно в повествовании вернуться в июль две тысячи второго года, на торжественный приём у Гринграссов. Как мы и договорились с Нарциссой, после того, как Гарри посетил всех-всех, кого стоило посетить и с кем стоило поговорить на этом вечере, он сообщил матушке, чтобы она возвращалась без него, ибо у него есть дела. Лили Поттер ничего против не имела, так что мы дождались Нарцисса Малфой у выхода из поместья и отправились вместе с ней.       Имение Малфоев встретило нас лишь шумом природы. С тех пор, как я отсюда убегала вместе с Гарри четыре года назад, поменялось мало что. Когда мы пересекли ворота имения, я, однако, заметила сновавших в тишине домовиков, которые занимались тем, что ухаживали за садом. Больше никого здесь и не встретить было. Да, Малфоям не место в новом мире. Хотя вот кого я ожидала тут увидеть? Все дружки Малфоев уже давно как сидят в Азкабане, как и…       — Секундочку, — я наклонилась к Гарри и начала шептать, пока мы шли позади Нарциссы, — разве Люциус Малфой не сидит в Азкабане вместе с остальными Пожирателями?       Должен сидеть, — шёпотом же ответил Гарри. — Ты думаешь, почему я безоговорочно согласился отправиться сюда? Мне самому интересно узнать, что же задумала миссис Малфой. Держи оружие наготове, если что.       Дальнейший путь (а нам оставалось пройти всего ничего) мы провели в тишине. После чего Нарцисса открыла парадную дверь и сказала, что Люциус дожидается нас в своём рабочем кабинете. Мы с Гарри переглянулись, пошли за ней. Поднялись на второй этаж, и почти сразу я увидела дверь, за которой была моя комната. Я решила, что потом с Гарри буду предаваться воспоминаниям об этом доме.       вот, мы оказались в кабинете Люциуса. Представляйте себе любой дорогой кабинет из кожи, вы не прогадаете. Только добавьте к интерьеру ещё и камин, в котором зелёными всполохами играется огонь. И кресло-качалку, в которой сидит Люциус Малфой.       сразу, что четыре года Азкабана дались ему как-то излишне тяжело: волосы теперь были не платинового цвета, а просто седыми, щёки впали, от некогда благородного лица остались лишь воспоминания. Люциус Малфой сидел в кресле качалки и не подавал признаков активности, хотя его глаза были открыты, но они смотрели куда-то вдаль.       Вот таким он и вернулся несколько дней назад, — сказала Нарцисса дрожащим голосом. — Мистер Поттер, вы же помните, что недавно министерство объявило амнистию многим Пожирателям? Они забыли уточнить, что перед выпуском на свободу их будут награждать Поцелуями Дементоров.       У меня кольнуло в груди. Я могла как угодно относиться к Пожирателям, как угодно относиться к тем, кто их поддерживал и сопереживал им, однако даже я считаю, что министерство поступило крайне несправедливо с ними. То есть, амнистия предполагает, что заключённому отпускают все его грехи и освобождают на все четыре стороны. А то, что сделало министерство, вовсе не амнистия, а показательная казнь противников режима. Мотивы министерства понятны: напомнить, что Пожиратели Смерти — наши враги, что им никакого прощения не будет, что их судьба — либо гнить в Азкабане, либо же умереть, третьего варианта (понять и простить) не предусмотрено.       Министерство решило, что может безнаказанно закручивать гайки, — сказал Гарри после долгой паузы. — Я могу лишь посочувствовать вашему горю, миссис Малфой.       Сочувствие — это хорошо, — сказала Нарцисса, — но мне не это нужно. И даже не месть. Зачем мстить министерству, если я осознаю, что мой муж изначально выбрал неправильный метод борьбы? Я не ищу ни мести, ни справедливости, но лишь спасения для мужа. Мистер Поттер…       Женщина умоляюще смотрела на Гарри. Никогда прежде эта дама, известная тем, что даже в самые сложные жизненные моменты способна держать себя в руках, не позволяла так явно демонстрировать свои эмоции. Тут можно молча поаплодировать ей, её верности мужу и её выдержке. По нашему недавнему разговору в поместье Гринрассов было невозможно догадаться о том, какую боль она пытается сдержать. Откуда у неё эта способность?       Поцелуй Дементора не забирает душу, как принято считать, — после раздумий сказал Гарри. Он снял с себя шляпу, положил её на ближайший столик и стал снимать с себя перчатки. — Дементор просто заключает сознание в бесконечную темницу, сотканную из отчаяния, страха, ужаса, безысходности. Так что всё, что нужно — это разрушить эту тюрьму. Нарцисса, будьте готовы, что некоторое время после того, как я разрушу эту «темницу», вся тяжесть проклятия дементоров обрушится на него. Но это продлится мгновения. Потом он придёт в норму.       Женщина достала палочку, а Гарри встал напротив мужчины, сделал вдох и положил руку на лоб Люциуса. Секунду ничего не происходило, а потом Малфой сделал глубокий вдох, словно только что вынырнул из воды. И я сразу же увидела в глазах мужчины хоть какую-то мысль, хоть какое-то движение жизни. Сделав вдох, мужчина уронил голову и продолжил делать глубокие вдохи и выдохи. А потом он поднял голову и осмотрелся.       — Чт-… — он осёкся и начал кашлять.       Гарри отошёл от него, уступая место Нарциссе, которая уже бросилась выяснять, всё ли в порядке с Люциусом. Она рухнула на колени перед ним, обхватила его лицо руками и стала разглядывать его. Убедившись, что сознание к нему вернулось, она произнесла имя своего мужа и бросилась ему на шею. Тот ошарашено крутил глазами, пытаясь понять, что вообще здесь происходит.       — С возвращением с того света, мистер Малфой, — сказал Гарри.       После этих слов Нарцисса ослабила хватку и отпустила мужа. Люциус всё ещё пытался разобраться, что происходит, а потом сказал следующее:       — Я не в Азкабане… Я сплю, должно быть.       — Ты не спишь, дорогой, — Нарцисса, так и стоявшая на коленях, обхватила руки мужа.       — Думаю, что нам пора уходить, — сказала я и подошла к Гарри. — Миссис Малфой, мы можем воспользоваться вашим камином?       — Да-да, конечно, — бросила Нарцисса. Я взяла Гарри за руку и повела к камину. Я считаю, что негоже мешать семейной паре наслаждаться воссоединением.       — Мистер Поттер, — окликнул нас Люциус. — Я, наверное, должен вас как-то потом отблагодарить, ведь так?       — Может быть, — сказал Гарри у самого камина. — Но я бы просто хотел попросить вас… нет, даже настоятельно порекомендовать вам более в такие авантюры вроде Пожирателей Смерти не вмешиваться. И вам, и вашим потомкам настоятельно рекомендую уже с сего дня начать как-то очистить имя Малфоев.       Так почему именно Малфои? Почему именно их история оказалась одной из ключевых в стадии Торга? Думаю, что ответ прост: они — яркий пример того, как попытки найти ответы на вопрос о Концепции Магии и Всеобщего Блага могут привести к печальным последствиям. Я не сопереживаю им, я не считаю, что они пострадали несправедливо, просто так сложилась жизнь, что именно с Малфоями мы контактируем чаще всего из бывших сторонников Волдеморта. Именно Малфои сильнее всего повлияли на нас (из бывших сторонников).       Так что я считаю своим долго побыстрее рассказать их историю, чтобы позже никогда к ним не возвращаться. Ведь речь пойдёт о том, как тридцатого июня 2002-го года, в день финала чемпионата мира по футболу, Гарри, я, Гермиона и Эйлин отправились в мир, созданный из воображения самого Гарри. В мир, где протекали Игры Богов и Людей.