Концепция магии и всеобщего блага

Jet propulsion disengage. Dancing towards our future. A future of nothing. A future towards nothing. Between the Buried and Me — Silent Flight Parliament

      Будильник разбудил меня как обычно без пятнадцати семь. Я с трудом разлепил глаза и уставился в потолок. А ведь ещё учёные говорят, что утром люди всегда просыпаются с хорошим настроением. Врут они. Комната была всё ещё в полумраке, но утреннее майское солнце уже взошло над нашей широтой. А вы что хотели: до конца учебного года осталась неделя. Да и та неполная.       Я посмотрел в потолок. Через некоторое время будильник зазвонил заново. Уже было без восьми семь. Да ведь прошло мгновение, откуда семь минут набежало? Нет, надо всё-таки вставать. Я спустился на пол и не забыл отметить, что первой на пол ступила правая нога. Нет, я не суеверный, просто интересуюсь. Всегда было интересно проследить, с какой ноги я встаю. И оглядел свою небольшую комнату в Среднем Общежитии при Академии.       Объективно говоря, Академия — одна из многих школ-интернатов Великобритании, расположенная в прекрасной сельской местности неподалёку от замечательного городка. Есть три общежития, разделённые по принципу деления классов на младшую школу, среднюю и старшую. В каждом общежитии проживает своя возрастная группа в определённых условиях. Так, например, младшеклассники живут по пять человек на комнату. Средняя школа (к которой я принадлежу) живут в маленькой (всего 15 квадратных метров) квартирке по одному человеку. Вроде как это в нас воспитывает самостоятельность, ответственность и так далее. А вот старшей школе везёт, на мой взгляд, больше всех: живут они в двухкомнатных квартирах разнополыми парами, простите за такой оборот. По идее это их готовит к взрослой супружеской жизни, хотя вроде как необязательно сожителям состоять в отношениях, которые уже больше, чем дружба. И уж тем более необязательно, чтобы это были разнополые пары, но согласно устоявшейся традиции делают именно так.       Моя квартира небольшая, но она моя полностью и в ней есть всё то, что мне нужно для выживания в подобных условиях: телевизор, письменный стол, компьютерный стол с компьютером (компьютер — дело святое), шкаф книжный и для одежды и кухонька с плитой, холодильником, раковиной. Говорить про санузел более чем бессмысленно.       Вот стол. И портфель. Домашняя не сделана, да и шут с ней, всё равно уже не проверяют. Хотя надо бы сделать… Вот ради такого дела я и встаю в такую рань. Разобравшись с немногочисленными заданиями, что задали для пятикурсника средней школы, я включил компьютер. Так как уроки начинаются в полдевятого, а сейчас уже семь (будильник ещё раз затрещал), то у меня есть время для того, чтобы поиграть в игры. Не успел моргнуть глазом, как уже время стало полвосьмого, и тут мне по телефону позвонил Рон Уизли:       — Привет, Гарри! — раздался из трубки жизнерадостный голос главного хакера нашего класса. — Ну что, как обычно впереди планеты всей встал ради своих игрушек?       — Угу, и тебе доброго, — отозвался я, изображая заспанный голос. — И вообще, кто бы насчёт игрушек говорил, уж не ты ли меня подсадил меня на них?       — Может, и я, — задумался Рон. — Всё равно это не отменяет того факта, что ты — игроман. Я собственно к чему? — я подождал, пока он вспомнит свою мысль. — Точно, слушай, ты же сделал физику, да? — похоже, Рон вспомнил, ради чего звонил. И сейчас последует главный вопрос: — Дашь списать?       — Дам, только дай поиграть, — нет, а самому что, слабо сделать?       Хотя, в общем и целом, у меня списывают почти все. А те, кто не попал во множество «почти всех» сами делают и дают другим «почти всем», если их моё задание не устраивает. Жестокая капиталистическая конкуренция в отдельно взятом классе.       — Угу, спасибо, Гарри! — обрадовался Рон. — Я знал, что выручишь! Через пару минут приду! Пока!       — Э-э, погоди… — но в трубке уже звучали гудки сброшенного звонка. И так почти каждое утро.       И Рон Уизли безо всякого стука ворвался в мою квартиру уже с протянутой рукой. Это был высокий рыжеволосый парень атлетичного телосложения. Был одет в какую-то рубашку навыпуск и в джинсах.       — Пользуйся, — я сидел в кресле, в домашнем халате, так что мог позволить себе достаточно пафосный жест, суть которого в том, что я разворачиваюсь в кресле и протягиваю Рону тетрадку, что я сейчас и сделал.       — А как же «Привет, Рон»? — гость забрал тетрадку и попутно умудрился даже скрестить руки на груди.       — Мы уже здоровались, — проворчал я. — Ну что, пошли в Академию?       — Да ты что? — он наглейшим образом расположился на моём письменном столе. — Я же толком домашнее задание не сделал. В отличие от некоторых, — он даже многозначительно посмотрел на меня, но я-то знал, что он мог иметь в виду только меня.       — Мне по должности положено вставать, не надо мне тут, — я продолжал ворчать. — Эх… Ладно, давай по-быстрому переписывай, а я пока… — я выключил компьютер.       — Да ты же меня знаешь, — кивнул Рон. — Я же быстро. Чик-чик-чик и я всё сделал.       И действительно — через несколько минут он уже все уроки списал (помимо физики, да он такой) и подгонял меня, пока я облачался в человеческую, на мой взгляд, одежду — рубашку с короткими рукавами навыпуск и джинсы.       Заперев квартиру, я вместе с ним пошагал к лестнице. Попутно он мне рассказывал о своих похождениях в мире компьютеров, а я лишь угукал. Я вообще человек молчаливый. Это в компании друзей и знакомых я разговорчивый, а за пределами квартиры и слова не вытянуть.       А пока мы спускались, а он рассказывал, как снова спалил какую-то влюблённую парочку за непристойностями на заднем дворе Академии через камеры видеонаблюдения (— Вообще, куда смотрит охрана? — возмущался праведным гневом Рон. — Им же за что платят?) мы встретили нашу одноклассницу и сестру-близнеца Рона, Джинни Уизли.       В отличие от своего долговязого брата, она была не такой высокой, в разы симпатичнее своего брата, но зато с такого же рыжего цвета волосами, которые она заплела в косу. Была одета в какое-то подобие спортивной формы.       — Привет, Гарри! — она помахала мне рукой, я ответил тем же. — Дай я угадаю, Рон, ты опять не делал домашнее задание?       — А как же «привет, братец»? — Рон оторвался от живописного описания этих непристойностей.       — Ага, привет, братец, — Джинни безразлично глянула на брата, а потом перевела взгляд на меня. — Гарри, ты же сделал информатику? — ответом послужила тетрадка, которую я из рюкзака достал. — Ага, спасибо большое. Я тебя обожаю!       — Ты бы лучше у меня спросила, — надулся Рон. — Во-первых, я твой брат. И, во-вторых, я же, как-никак, главный по компьютерным делам на деревне, верно, Гарри? — я лишь согласно кивнул, не желая оспаривать этот титул.       Мы спустились на первый этаж, где находится несколько интересных мест, которые, как предполагаются, будут остро необходимы ученикам: спортивный зал (активно используется), библиотека (не используется) и мифическая столовая, которая теперь служит просто складом. В холле же находится контрольно-пропускной пункт. Чтобы миновать его, достаточно достать электронный пропуск и приложить к валидатору. Тётенька-вахтёрша тут исключительно для виду. Она проявляет активность только в начале учебного года, где запоминает пятиклассников, переехавших сюда, а потом только отлавливает незнакомых. Правда, если посетитель назовёт номер желаемой квартиры и её обитателя, тётенька пропустит этого посетителя.       И вот, мы вышли из издания Общежития и оказались на территории Академии. Хотите знать, как это выглядит? Так вот, это я мог бы назвать площадью с клумбами, рощей, скамейками и дорожкой к непосредственно главному зданию. Скамейки были заполнены учениками, которые занимались разнообразными делами: скатывание или написание домашней, совсем ранний завтрак. У меня предательски заурчал живот.       — Опять ничего не ел? — услышал это Рон, оторвавшись от подробного ответа на вопрос своей сестры, а о чём же мы разговаривали. Я угукнул. — Ты смотри, совсем себя запустишь.       — Смотрю, товарищ адъютант, — буркнул я, вспомнив фразу из одной книги, герой которой часто её употреблял.       На подходах к Академии нас нагнала Гермиона Грейнджер — главный историк нашего класса и одна из тех самых «не почти все», кто у меня не списывает. Но в целом это милая барышня, чуть повыше Джинни, была одета в какую-то блузку, через которую был виден бюстгальтер, но для этого надо было всматриваться, а пялиться — это плохо, даже я понимаю. Ещё на ней была средней длины юбка в шотландку. Брюнетка с роскошными волосами, не собранными ни во что. Ей идёт. Точнее, мне нравятся девушки с распущенными волосами. Как и с «понским хвостом».       Она нас догнала и поприветствовала. Мы ответили каждый в своей манере: Джинни радостно, Рон словно между делом, а я односложно и кратко. Затем и она узнала, кто и чем занимался тогда-то и когда-то где-то и так далее. И за такими разговорами мы и зашли в здание Академии и поднялись на четвёртый этаж.       Вообще Академия представляет собой шестиэтажное здание. Первый этаж — актовый зал, администрация, столовая, спортзал и так далее. Второй принадлежит младшей школе. Третий, четвёртый и половина пятого — всем остальным. А вторая половина пятого и шестой этаж отдан различным кружкам, секциям и клубам.       Первым уроком у нас история, в кабинет которого мы отправились и расселись по местам: Рон за третью парту (они тут одноместные) у окна, я за последнюю, шестую парту у окна, Гермиона за пятую парту у окна, то есть, передо мной, Джинни сидела за пятой партой среднего ряда, то есть, справа от Гермионы. А между Гермионой и Роном сидел Невилл Лонгботтом, некогда пухлый парень, который устал от репутации «толстяка» и занялся собой. Теперь это высокий широкоплечий красавец, на которого поглядывают многие девушки нашей школы.       Невилл обменялся со всеми нами приветствиями, а затем я стал слушателем в диалоге на тему холодного оружия и применения его в различных ситуациях. Не та тема, в которой я мог бы применить свои ограниченные знания. Я зевнул, лёг на парту и уже собирался было задремать, но мою дрёму немилосердным образом прервала Полумна Лавгуд.       — Гарри, не спи, учителя ругаться будут, — я поднял взгляд и осмотрел эту хрупкую девушку с волосами цвета слоновой кости и меланхоличным личиком. Эта девушка всегда ходила в школьной форме какого-то иноземного образца, чем здорово выделялась на фоне остальных. — А никто из нас не хочет, чтобы на тебя ругались.       — «Никто из нас» — это кто? — я зевнул, а Полумна села за шестую парту среднего ряда.       — Да все мы, — Полумна всегда отличалась способностью не говорить ничего конкретно и многое необходимо было из её речей додумывать и предполагать.       Сегодня не должно было произойти ничего экстраординарного. Но согласитесь, что такая формулировка подразумевает как раз наличие этого. Спешу расстроить, я просто любитель заковыристых фраз.

***

      Я уже не знаю, кто конкретно первым предложил сегодня прогуляться до города и посидеть в МакДаке, однако никто из нас шестерых ничего не имел против этой идеи.       Академия окружена лесами, и кратчайшая дорога до ближайшего Города проходит через лес. Грунтовая такая дорога, машины по ней ездят по большим праздникам. Есть «официальная» дорога в обход леса, но ученики ей не пользуются — проще срезать путь через лес.       И вот, когда закончилась физкультура, я вышел из раздевалки и неподалёку от неё увидел, что Гермиона, Полумна и Джинни уже дожидались нас, чтобы отправиться в город.       — Ещё раз привет, Гарри, — улыбнулась Гермиона. — Эй, ты чего такой мрачный и угрюмый? — на её лице проступила искренняя забота о моём душевном равновесии.       — Я всегда такой, — это дежурный ответ на вопросы подобного плана. Гермиона неубедительно что-то пробормотала, и за сим разговор завершился, не успев начаться. Окончательный гвоздь в крышку гроба диалога между мной и девушками заколотило появление Рона.       — Подождите, не покидайте нас! — взмолился он.       Когда мы все шестеро собрались внизу, то двинулись в сторону выхода на улицу. Впереди шагал Рон, который уже в сотый раз рассказывал о похождениях какой-то парочки за Академией этой ночью. Позади вышагивали Гермиона, Джинни и Полумна. Строй замыкали Невилл и я.       Мы вышли из Академии и направились к чёрному въезду на территорию Академии. Хоть он и является запасным, но он постоянно открыт, так как дорогой в Город пользуются все, перелезать никому не хочется, а учителя не возражают. Мы шли в тени берёз. Вместе с нами шагали такие же группки ребят, что и мы.       Мы вышли из лесу и оказались в «буферной зоне» — пространство между дорогой, служащая границей Города, и лесом, покрытое всякой сорной травой. Собственно сама дорога редко когда бывает забита машинами. Вот и теперь по ней проехало всего ничего. Ну, а сама дорога вела непосредственно к МакДаку.       — И кстати, я тут сон вспомнил. Придём — расскажу, — пообещал нам Невилл.       Мы дошли до ресторана, зашли в него. Зал представлял собой большое помещение, которое было полупустым. Кондиционеры работали на полную мощь, так что температура в зале разительно отличалась от уличной жары. Преимущественно в зале были ученики Академии или из других школ. Тут мне пришло в голову простая мысль, что у нас школьной формы нет. А это я к чему?       — Я не знаю, — ответил на чей-то вопрос Невилл. — Может тогда все напишут, что будут, сдадут свои деньги и успокоимся?       — Нет, не прокатит, — покачал головой Рон, после чего предложил: — Давайте уж лучше кинем вещи, оставим кого-нибудь за ними следить, а сами закажем. А кто первый придёт, тот сменит караульного. Кто за? — ответом послужили кивки девушек и моё вялое мычание. — Хорошо, тогда караулить будет Гарри, Всё равно от него толку не… Э… Стой. Ты куда пошёл? — я решил хоть как-то бороться с этой несправедливостью, и пошёл первым заказывать. Сзади меня появился Рон, Гермиона, Невилл и Джинни. — Спасибо, Гарри, из-за тебя Полумна осталась караулить, — сокрушался Рон.       — Ничего, не умрёт, — буркнул я, а потом развернулся к стойке, сделал заказ, дождался, а потом с подносом вернулся к столику.       — Если что, Гарри, я не считаю, что ты виноват, — сказала Полумна, когда я сел за стол. — Я сама хотела заказать позже всех.       В общем и целом через какое-то время уже все собрались и стали слушать сон Невилла:       — Мне снилось, что мы на шестом курсе средней школы. Уже конец года, но почему-то мы считаем Джинни новенькой. Хотя она и была новенькой. И вот, у нас урок химии. И ещё у нас в классе учится какой-то иностранец, Драко Малфой, во.       — Господи, ну и имечко, — фыркнул Рон. — Пафос на пафосе. Небось, и козлом он был тем ещё?       — Вроде того, — согласился Невилл. — Он весь такой крутой из себя, из лука стреляет, на шпаге дерётся, из лука стреляет, деньгами сорит. И тут началось зомби-нашествие, — в этот момент Рон перестал с безразличным видом пить коктейль и стал слушать во все уши. — Они покусали много народу. Гарри был какой-то слишком строгий, Гермиона таскалась с каким-то чемоданом. А Драко стрелял в зомби из лука, вот. И мы прокрались в общагу, которую забаррикадировал Рон. Дальше… А дальше Гарри вскрыл себе вены…       — Что? — я поперхнулся. — Я что, совсем больной у тебя, да?       — Ну уж прости, я не хотел, — Невилл улыбнулся. — Ну и вот, дальше вот что: ты убил себя, а потом… А потом была скука, я уже и не помню. А потом кто-то пришёл. Точно! А потом оказалось, что Драко, хоть и смазливый красавчик, но на самом деле — женщина.       — Я не хочу знать, что творится в твоей голове, Невилл, — сказал Рон. — Я раньше думал, что ты более-менее разумный. Но ничего, бывает.       — К слову, о снах, — Полумна подняла руку. — Я тут сама вспомнила один сон. Красочный такой. С магией.       — Магией? — как попугай переспросил Рон.       — Магией, — кивнула Полумна. — Будто наша Академия — школа чародейства и волшебства, расположенная где-то в горах. Мы умеем колдовать, и с нами происходит много интересных и не очень событий. Вот. Но остальное я уже и не помню.       — Раз уж у нас тут образовался такой импровизированный кружок сновидений, я внесу свою лепту, — сказала Гермиона. — Был недавно один сон у меня, крайне напряжённый. Я от кого-то бежала через лес, спала в какой-то палатке, на меня кто-то нападал. И… — она посмотрела на меня. — Там был ты, Гарри. Ты прятался вместе со мной в этом лесу и отбивался от тех врагов.       — Это уже интереснее, — улыбнулась Джинни. — Что же в твоих снах делает Гарри, а, подруга?       — Да я сам не имею ни малейшего представления, — сказал я.       Наевшись, отправились обратно в Академию. Мы слушали пенье птиц, смотрели в небо и тому подобное. Добрались без приключений. Уже в Общежитии разбрелись по комнатам. Вернулся в свою четыреста восемнадцатую и закрыл её, бросил сумку в углу и лёг на кровать. Нет, это ещё не самый трудный день. Бывало хуже, но…       Давайте поговорим по душам: вам же тошно слушать про эту слащавую школьную комедию, да? Мне, честно говоря, как её непосредственному участнику, это всё уже поперёк горла стоит. Я уже устал от этой повседневщины. Всё повторяется раз за разом уже без малого восемь лет. Годы тянутся, дни текут, секунды сыплются. Время идёт, а того, что принято считать смыслом, у меня так и не появилось. Ни Сюжета, Ни Кульминации, Ни Развязки. И чего я ною, как обычно приду к выводу, что виноват сплошь и всегда я. Это уже было. Вот такая хандра и меланхолия на меня находят в конце года всегда, я уже это заметил. Думаю, через пару дней всё пройдёт. А пока мне будет лучше немного отдохнуть.       Я наклонился и нажал на кнопку включения компьютера.

***

      Я посмотрел на время. 5:32. Задумался: это поздно или рано? Ведь это то время, когда понятия «рано» и «поздно» стираются. Я взял мобильный и отключил на нём будильник. Дневник для проставления итоговых я уже сдал, так что попрошу Рона походить в школу за меня, забрать дневник и всё. Учителя на такие пропуски внимания никогда не обращают, что не может не радовать.       Я выключил компьютер и лёг спать. Разбудил меня звонок Рона как обычно в полвосьмого. Он, поприветствовав меня, тут же как обычно поинтересовался, сделал ли я домашние задания. Я же заспанным голосом признался, что нет. На вопрос, с чего это, я ответил, что не хотел. Он возразил, что он тоже не хочет, так что с этого? После этого я сообщил ему, что не пойду сегодня в школу. До него наконец дошло, что он немного разбудил меня, а после того, как я попросил его дать поспать дальше, он заявил, что он придёт разбираться. Мне оставалось лишь угукнуть, ведь его не переспоришь. И через минуту он постучал в дверь. Я с трудом встал, пошатываясь, подошёл к двери и открыл ему. Он зашёл, разглядывая меня.       — Неважно выглядишь. Что, всю ночь играл в игры? — я кивнул и пошагал к постели. — Ты это, завязывай с ними, а то они тебя в гроб вгонят, — я неопределённо мотнул головой и забрался с головой под одеяло. — Может врача вызвать? — я отрицательно мотнул головой. — Не верю я тебе, Гарри. Ты скажи, ты правда в порядке? — по голосу, он мне сочувствовал.       — Правда. Я действительно в порядке. Просто… У меня хандра.       — А, хандра! Ты бы сразу сказал, я бы тебе её вылечил бы, Гарри. Я бы тебе такое нашёл бы, что бы у тебя хандры ещё три года не было бы! — он толкнул меня за плечо. Вернее то, что он принял за плечо. Хотя это и было плечо.       — Нет, просто возьми мой пропуск. Отметь меня, что я посетил уроки. Буду тебе признателен, — я высунул голову. — И захвати, пожалуйста, мой дневник.       Рон задумчиво посмотрел в потолок, а затем всё же смирился:       — Ладно, возьму. Ты только это, хех, вены себе не режь, ладно? — он вспомнил сон Невилл. Я вяло отмахнулся и повернулся зубами к стене. Тебе повезло, что я такой вялый, я бы тебе тогда в морду заехал за излишнюю наглость. — Ладно, пока! Если умрёшь, то укокошу тебя в твоей следующей жизни, понял? — он вышел и закрыл дверь. Я встал, запер дверь и улёгся дальше спать…       Я проснулся. Солнце уже давно светило в мои окна, подсказывая, что я проспал довольно долго. Посмотрел на часы. Полдвенадцатого. Оно и не удивительно, ведь я всю ночь не спал. Я сел на кровать и стал вспоминать сон, благо он ещё не выветрился из головы.       Чёрт, а может, лучше было бы в школу пойти? Я посмотрел на пол. А полу валялись газеты. Откуда они у меня? Не суть важно. Я лёг на кровать и взял с собой газету. Пробежался по заголовкам статей. Как обычно: политика, оппозиционные речи, экономика, светская лабуда, научная лабуда и остальная лабуда. Лабуда, в общем. Я кинул её на пол и отправил вслед за ними свои носки, в которых я был со вчерашнего утра.       Тогда я с пола же взял журнал. Рассчитывая увидеть там опять лабуду, я пролистал до колонки юмора. Пару раз посмеявшись, я оставил его на полу. Тоже лабуда. Я посмотрел на компьютер. Это было трудно, учитывая, что я лежу головой в его сторону, но я справился. Ай, что он без дела стоит. Включу его, всё равно делать нечего.       Я уже было встал, но тут заурчал живот. Точно. Я уже давно как не ел. Пройдя на кухню, я сделал неприятное открытие — холодильник был пуст, а выходить сейчас и нарваться на кого-нибудь — смерти подобно. Ладно, значит, буду сидеть голодным, а потом выберусь в Город, что уж поделать.       Удручённый, вернулся в комнату и включил телевизор. Нашёл новостной канал. В мире тишь и благодать, хоть на этом спасибо. Скучно. Может всё-таки включить компьютер, что мне мешает? Ну да, я всё-таки сел за стол и нажал на кнопку включения питания. Когда он загрузился, я решил, что буду просто лазить по сайтам в поисках интересного. Вообще хочу лечь и снова полежать. Тогда я свернул браузер, открыл медиа-плеер и лёг на пол. А пол прохладный. Не, я вообще люблю на полу спать, честно говоря. Эх, я вообще ни о чём не хочу говорить и рассуждать…       …А проснулся я уже в три часа утра от стука в дверь. Пока до меня доходило, что я спал на полу, кто-то продолжал, не переставая, стучать в дверь. Я проворчал, что иду и попросил его (её? хотя это маловероятно) прекратить стучать, если он хочет увидеть меня живым. На что мне голос Рона ответил, что будет стучать, столько, сколько ему нужно. Тогда же я открыл дверь и увидел его.       — Ты точно здоров? — он перестал стучать. Видимо, он вдоволь настучался. Я ответил кивком. — Ну ладно, хех. Вот, держи свой дневник, — он протянул мне его. — Посмотри, там есть на что посмотреть.       Мне даже было лень ему отвечать, поэтому запер перед его носом дверь. Тогда он снова стал стучать. Помня опыт предыдущих переговоров, я ему уступил и открыл дверь.       — В общем, Гарри. Ты мне сейчас всё выложишь начистоту, — он беспардонно вломился в мою квартиру и уселся за беспрестанно гоняющий заставку компьютер, — что и как с тобой. А то Гермиона беспокоится. Джинни беспокоится. Полумна беспокоится. Невилл беспокоится. А ты сидишь и закрываешь дверь.       — У меня хандра, — безразлично ответил я. Господи, Рон, пойди вон, я уже устал от тебя.       — А может, и вправду оставить тебя в покое? — спросил самого себя Рон.       — Мудрое решение.       — Ладно, твоя взяла. Дневник у тебя есть, задания на дом я тебе вписал. Так что давай, хандри дальше, я мешать не буду. Удачи, — он вышел из квартиры.       Я облегчённо вздохнул и запер квартиру. Хотя стоп. Надо не забыть вечерком сходить в Город за едой. Так… Я залез в кошелёк. Оттуда вывалилась пятидесятифунтовая банктнота. Ух ты, а я, оказывается, неплохо живу!       Нам в конце месяца полагаются деньги, а то мы совсем загнёмся-то. Ведь не у всех есть родители и деньги у родителей, которые они могут отсылать своему чаду. Нет, у кого всё это есть, такое не полагается, а вот таким, как я полагается стипендия. В конце триместров побольше, а под Новый Год и в конце учебного года — довольно крупная денежка.       Я принадлежу к группе, у которых нет родителей, готовые отсылать деньги чаду. Нет, вообще у меня есть родители, но тут такое дело, что я им не особо нужен. Они как меня в первом классе сюда привели, так я их больше не видел. Я даже не помню, как они выглядят. Да я и толком не помню, как их зовут. Те семь лет, что я жил с ними, моя судьба их не интересовала. Когда я родился, матери было восемнадцать, её свободная и счастливая жизнь была омрачена моим появлением. Отец, который тогда ещё в университете учился, считал меня своей главной ошибкой и обвинял в моём появлении некачественные презервативы. К их чести, разговоры о моей ошибочной сути они вели наедине друг с другом, но я и это слышал. И не такое услышишь в квартире в пятиэтажке. Как видите, меня в семье любили и уважали. Так что единственным для них выходом было сбагрить меня куда подальше и забыть про меня. У меня даже нет номера их мобильных телефонов, а даже если и были бы, я бы ни за что им не звонил. Я не очень распространяюсь на тему своих родителей. Даже среди своих лучших приятелей.       Я разглядывал лежащую на полу пятидесятифунтовую банкноту. Это, конечно, хорошо, но с такой купюрой на улице опасно появляться. Значит, нужно найти кого-то, у кого я могу разменять деньги. И я решил по такому поводу прогуляться до квартиры Гермионы.       Одевшись и обув тапки, вышел в коридор и направился к квартире Гермионы. Уже на месте, я постучался в дверь.       — Кто там? — ответил мне голос Гермионы. Правильно спрашиваешь, в наше время никому нельзя верить.       — Это я, Гарри.       — Гарри, ты действительно жив! — она распахнула дверь и втащила меня внутрь. — Ты чего сегодня в школу не пошёл?       — Хандрил, — ответил я, удивившись гостеприимству Гермионы. — Но вообще я хотел у тебя пятьдесят фунтов разменять. Будет?       Гермиона задумалась, а потом сказала, что только пятифунтовыми банкнотами. Меня это вполне устраивало. Разулся и прошёл за ней.       Я разглядывал её квартиру. Чистая, без каких-либо постеров или плакатов. У меня и то на стенах больше всякого рода макулатуры. В основном это плакаты из игровых журналов. Я стоял, прислонившись к стене, и ждал, когда она надёт в своей сумке кошелёк.       — Вот, держи, — она протянула десять купюр номиналом пять фунтов. Пересчитал. Обмана нет. Достал свою банкноту и отдал девушке. Равноценный обмен. Поблагодарил её. Она улыбнулась. Обожаю её улыбку. И она предложила мне выпить чай. В этот момент на кухне как раз засвистел чайник. Я решил не отказывать ей и согласился.       Она пошла на кухню разливать чай, а я скромно сел на краешек её компьютерного стола. Компьютер как компьютер. Через какое-то время она вернулась, неся в руках две чашки. Я, как настоящий джентльмен, встал и забрал у неё обе чашки, чтобы она не мучилась и поставил чашку на стол. Она смущённо меня поблагодарила. Она села за свой рабочий стол, я же оставался за компьютёрным. Я сделал глоток. Горячий. Пусть остынет.       — Так почему тебя не было сегодня? — спросила у меня Гермиона. — Не бойся, я не хочу отчитывать тебя, я просто беспокоюсь за тебя. Ты ведь достаточно часто грустишь, и нам, как твоим друзьям, хочется понять, отчего.       — Сезонное, — ответил я. — Ничего страшного. Но спасибо, что беспокоитесь обо мне. Я это очень ценю.       Гермиона ответила мне мягкой улыбкой.       — А я ведь подумала, что уже первого сентября начнётся последняя глава нашей школьной жизни, — неожиданно заявила она, посмотрев в чашку. — А потом нам нужно будет разбиться на пары. Звучит как-то грустно, на мой вкус. А ведь в нашей компании как раз всё поровну: нас шестеро, трое парней, трое девушек, легко поделиться. Рон и Джинни собираются жить вместе. А Полумну устроит любой сосед, но, кажется, Невилл был бы не прочь быть с ней. Так что…       — Если мы будем соседями по комнате, то я буду только за, — прервал я Гермиону. — Если ты к этому клонишь.       — Да? Вот и слава богу, — на лице девушки появилось облегчение. — Просто между нами не было каких-то особых приключений.       — Что ты подразумеваешь под «особыми приключениями»?       — Ну, просто… Ты с Полумной однажды весь день просидел на снежной крыше и любовался солнцем. Однажды ты с Джинни разозли нашу учительницу по химии и сбежал с уроков и играл в игры весь день. Я уж молчу про то, сколько вы с Роном и Невиллом дров наломали, когда были маленькими шкетами. А вот со мной — ничего интересного.       — Зря ты так сокрушаешься, — сказал я. — Во-первых, нас с тобой объединяет множество споров касательно того, как надо и не надо делать домашние задания. Во-вторых, у нас ещё всё впереди. Впереди как минимум три года обучения. А если мы ещё и поступим в один университет, о чём мы мечтаем, то ещё несколько лет дружбы нам гарантированно. У нас всё ещё впереди, Гермиона.       — Эти слова прозвучали всё равно слишком странно, — сказала она. — И почему у тебя постоянно хаос на голове? — тут она озорно улыбнулась. — А хочешь, я тебе волосы причешу?       Я принял это щедрое предложение. Гермиона взяла со стола расчёску, встала впереди меня и начала расчёсывать мои непослушные волосы.       Знаете, а я ради этого готов годами не стричься! Так приятно, правда! И ведь она не только расчёской работала, но и руками тоже. На выходе результат мало чем отличался от моего обыденного состояния, к большому разочарованию Гермионы.       Ещё немного поболтав и допив чай, я распрощался с ней и отправился таки в магазин. Без приключений спустился на первый этаж и вышел на улицу мимо вахтёрши, которая дремала.       Я пребываю в некотором страхе перед таким временем суток, когда солнце ещё красит небо в оранжевый свет, уже повеяло ночной прохладой, тени удлиняются, сливаясь, а жизнь замирает. Мне всегда кажется, что именно в это время и случаются всевозможные странности. Я не знаю, откуда такие мысли и такие ассоциации, но это так. Я вообще люблю это время суток именно за то, что оно единственное вызывает у меня такие эмоции.       Я уже шёл из Академии в сторону дороги. Мимо меня проходили кучки учеников, и таким образом, я спокойно вышел в «буферную зону». Дорога была как обычно полупустой, поэтому я без труда перебрался на другую сторону. Вообще Город — довольно интересное место, где двухэтажный частный сектор на окраине переходит в многоэтажную застройку. Но мне в центр не надо, я могу и на окраине отовариться. Я посмотрел по сторонам, ища свой любимый магазин.       Закупившись всем необходимым, без приключений добрался до своей квартиры и как обычно запер её. После обеда на меня снова нашла хандра и меланхолия. Тоска зелёная. Сегодняшний променад и даже нежности с Гермионой никак не отразились на моём душевном состоянии. Может, оно и не было заметно, но у меня весь день было отвратительно настроение, и в душе был не то, чтобы червь сомнения, а некая незаполненная пустота, которая меня беспрестанно терзала.

***

      Я стою напротив невзрачного домишки. Вокруг меня — зловонный Коукворт, от которого меня тошнит всякий раз, когда я в нём оказываюсь. Грязный, вонючий городок, замусоренный, полный галок и сорок, с наглыми, хамоватыми жителями, которых ничто не волнует. Да вообще как тут можно жить? Однако этот город — родина моей мамы и, по моим данным, именно здесь сейчас и живут мои родители. Почему они переехали именно сюда, для меня загадка, над разрешением которой я не собираюсь ломать голову.       Хоть на дворе уже июнь и летнее солнце вовсю греет, сама атмосфера этого городка видоизменяет погоду так, что морально здесь температура на десяток градусов ниже, чем во всей остальной Британии. Я иду по пустынным улицам, на которых сидят приснопамятные галки, кричат друг на друга, взлетают и улетают прочь.       Неприметный проулок, на котором стоят такие же шаткие дома, покрытые копотью. По каким-то неведомым мне причинам именно здесь решили обосноваться мои родители, именно в этом богом забытом районе Коукворта, который даже на фоне всего остального города выглядит убого. Дошёл до домишки, в котором, по идее, живут мои родители. Сделал глубокий вдох, постучался в дверь. Минута тишины. А потом за дверью зашуршали и раздался мужской голос:       — Кто там?       Я не предпринимал никаких действий, так как с ужасом для себя понял, что совершенно не знаю обладателя этого голоса. Там явно был не мой отец, но тогда кто?       Я постучался ещё раз. Всё тот же мужской голос проворчал, что сейчас откроет. Послышался звук отпираемой двери, она распахнулась, и передо мной предстал высокий черноволосый мужчина с лицом землянистого цвета, крючковатым носом, облачённым в чёрную пижаму. Он посмотрел на меня, и на его лице появилось выражение лица, которое я бы описал как смесь удивления и презрения.       — Поттер, — выдавил он. — Что ты здесь делаешь?       — Я вообще-то ищу своих родителей, — сказал я. — А вы не похожи на моего отца.       — Ясное дело, что не похож, я-то и не твой отец вовсе, — ответил мужчина. — Или ты забыл, что твой глупый отец помер?       — К-как это помер? — я стал перебирать в памяти все воспоминания о родителях… но не нашёл их. Я точно знал, что до семи лет жил с родителями, а потом был отдан в Хог… Академию, я помнил, что ненавижу своих родителей, но за что и почему — непонятно и неизвестно.       — Так и помер, — ответил мужчина. — Когда это свершилось, твоя мама всё-таки вернулась ко мне, и мы зажили долго и счастливо. А тебя мы отдали родственникам, чтобы ты не мешал строить наше счастье.       — Да кто ты вообще нахрен такой?!       — А тебе какое дело, Поттер? Ты меня не обязан знать, ты мне вообще в этой жизни не нужен. Так что убирайся прочь, неблагодарный мальчишка.       — Дорогой, с кем ты там разговариваешь? — этот женский голос, раздавшийся из глубины дома, я ни с чем не перепутаю — это точно моя мама.       — Мама! — крикнул я и предпринял решительную попытку штурма дома, прошмыгнув между мужчиной и стеной. Он слишком поздно спохватился, и я пробежал по коридору и ворвался на кухню, где увидел и свою маму, и…       — Эйлин? — откуда я знаю имя этой черноволосой девушки, которая сидит и ошарашено смотрит на меня? — Что здесь, во имя всех святых, творится?       — Гарри? — теперь пришёл черёд моей матери удивляться. — Сынок, что ты здесь делаешь?       — Кто ты вообще такой? — возмущалась Эйлин.       — Убирайся вон, Поттер! — на кухню прибежал и Северус Снегг.       — Я никуда отсюда не уйду, пока не разберусь, что здесь, во имя всех святых, творится! — заявил я. — Какой ещё Сириус, какой ещё Снегг, какая ещё Эйлин, если я учусь в Акаде… Академии? Я разве учусь в Академии? Я ведь не учусь в Академии.       Чтобы окончательно всё запутать, в небольшую кухню ввалились чёрт знает откуда взявшиеся Рон, Гермиона, Полумна, Невилл и Джинни. Краем глаза я заметил на кухне огромное старинное зеркало.       — Вас тут и не должно быть, — сказал я.       — Нас тут и не должно быть, — вторили мне все присутствующие жутким многоголосым эхо.       — Вы — не те, кем являетесь, — я начал понимать, что здесь происходит, но пока что мне не удаётся связать воедино два и два. — Однако от перемены лиц ничего не поменяется.       Лица присутствующих начали осыпаться словно штукатурка, обнажая совершенно иные лица.       — Да, конечно, вы ведь все — персонажи моего «Академического цикла», — говорил я, узнавая каждое лицо, которое проявлялось. Вот мои друзья стали самим собой, Северус Снегг и Лили Поттер — моими родителями из Цикла, а Эйлин — их ребёнком, которого они родили, чтобы заменить меня. — Вот и всё, что мне надо знать о вас.       Я отвернулся от них и посмотрел в зеркало. В нём лица всех находящихся в комнате постоянно менялись. Моё лицо так же постоянно преображалось. Я дотронулся до него. Вроде бы в реальности ничего не менялось, а вот в зеркале…       — Я отправился в этот мир, чтобы отыскать ответ на вопрос о Концепции Магии и Всеобщего Блага, — начал вспоминать я. — Однако этот мир начал преображаться, превращая моих персонажей в моих друзей и знакомых. А всё потому что…       Нет совершенно никакого смысла в том, как назвать человека. Концептуально, он играет ту роль, которая ему предписана сюжетом, Мирозданием. И с этим ничего не поделать.       — Так что… — теперь в мире не осталось ничего, кроме меня и зеркала. — Пришло время узнать ответ на самый главный вопрос: а кто я сам такой? Какова моя роль во всём это? — я коснулся зеркала, и мир обратился в ничто.

***

      Скажу сразу, я восхищён. Волдеморт смог собрать разрозненные и ослеплённые гневом отряды Пожирателей, Егерей и прочих приспешников в единый кулак, направить их на южный фронт и организовать с их помощью сопротивление наступающим армиями Конфедерации. Что самое главное, ему это даже удалось сделать. К счастью, когда армии русских, японцев и Пожирателей встретились, они не начали резать друг друга. Я уж боялся, что у кого-то из них дрогнут нервы, и кровавое колесо мести и ненависти снова начнёт свой ход, превращая на своём пути всё новые и новые трупы в кровавую кашу.       Я размашистым движением распахнул дверь в Большой Зал, и моему взору предстал настоящий полевой госпиталь или, скорее уж, морг: закутанные в меха кошкодевушки ходили от трупа к трупу, возрождая их к жизни. К моему прискорбию, среди мертвецов большинство было членами Отряда Дамблдора, которые в своём бесконечном благородстве и бессмысленном консерватизме разорвали союз. Мне их, увы, не жалко — я дал им рецепт счастья, а если они насколько глупы, что не могут им воспользоваться и погибли, то это уже не мои сложности. Откровенно говоря, их надо проучить, не возвращать к жизни, а оставить в состоянии мертвецов, но это было бы слишком жестоким уроком.       Помимо врачевавших кошкодевушек в зале были представители всех собравшихся под крышей Хогвартса фракций: союз русских и японцев, Великобритания, Отряд Дамблдора, остатки Ордена Феникса, Пожиратели Смерти, подконтрольные Джеймсу Моргану «организации» и послы Конфедерации (которые пришли сюда выдвинуть условия своей капитуляции). Для полного комплекта не хватало только меня.       Я шёл по залу, и невольно ловил на себе взгляды окружающих. В глазах людей читались совершенно разные эмоции, весь их спектр можно было испытывать ко мне, и каждая эмоция была верна. Но теперь всё уже окончено. Несмотря на возникшие сложности, проблема Конференции решена. Теперь осталась проблема Пожирателей Смерти.       Я чувствую, как меня схватили за ногу. Я останавливаюсь и смотрю на того, кто меня взял за ногу. То был щуплый светловолосый парнишка, выглядевший даже в свои шестнадцать-семнадцать лет малолетним мышонком.       — Гарри Поттер, — прошептал он, — пожалуйста, пойми, я не хотел предавать. Я хотел остановить.       — Я знаю, — ответил я.       — Криви, не бойся, мы знаем это, — улыбнулась ему Гермиона. — Не все в Отряде Дамблдора под конец сошли с ума.       — Мы и не будем их наказывать, — пообещал я. — Если, конечно, их вина не будет настолько велика, что без репрессий не обойтись.       Я слукавил — скорее всего, наказывать Отряд придётся. Всех придётся наказать за элементарное непослушание и нежелание следовать простому совету, который привёл бы всех к счастью.       Тут меня передёрнуло от моих собственных мыслей — я стал до ужаса напоминать самому себе условного Дамблдора, который ради Всеобщего Блага готов был идти по чужим головам. Надо остановиться, пока я не стал тем, кого не люблю сильнее всего в этой жизни.       Криви отпустил мою ногу, и я продолжил свой путь. Осталось провести последний на сегодня разговор, чтобы окончательно и бесповоротно завершить историю с Волдемортом, чтобы Мальчик, Который Выжил, прилюдно и демонстративно выполнил своё святое предназначение и сверг Волдеморта с трона.       Каждый мой шаг давался мне тяжело. Я чувствовал, как груз ответственности, возложенный на меня жестокими обстоятельствами, придавливает меня к земле. Я уж давно как научился жить с этим грузом, но ещё никогда этот груз не ощущался настолько сильно. Я чувствовал, что приближаюсь к Финалу истории, логической развязке всего повествования.       Я преодолел ту часть Большого Зала, что была отведена под «морг». Тут уже лежали те, кто просто был ранен в бою, их родственники и друзья. Здесь лежали все подряд. Врачи готовы были исцелить и дать вторую жизнь кому угодно, независимо от того, кто на какой стороне сражался несколько часов назад. В конце концов, это была битва идеологий, и когда она завершилась, идеологические барьеры больше не играли никакой роли.       А ведь путешествие Другого-Меня тоже завершилась, по существу, здесь, в Большом Зале Хогвартса. Другой-Я, человек, из-за глупости и недальновидности которого в песках Дуата погибли Гермиона и Полумна, смог добраться до Хогвартса, ворваться внутрь и устроить разнос.       В моих ушах до сих пор стоит голос Северуса Снегга из той безумной реальности, где в мою жизнь попала Кэролайн Линч:       — Дорогие ученики Хогвартса, — его голос было слышно в каждом уголке зала так, будто он стоял передо мной в полуметре. — Сегодня, двадцатого июня тысяча девятьсот девяносто восьмого года я имею честь встретить всех вас на заключительном пире по случаю окончания очередного учебного года, — аплодисменты. — Этот год был, несомненно, переполнен различными событиями, и мне доставляет искреннее удовольствие видеть всех учеников живыми и целыми. Конечно, этот год, как и любой другой, не обошёлся без различных казусов, эксцессов и… споров. Сейчас я должен был назвать победителя Кубка Школы, но, как мы знаем, я его сразу же, как только стал директором, отменил из-за его неэффективности. Так что я передаю слово Лорду Волдеморту…       Тогда я дотянул дело до июня, а здесь уже середина января, и всё окончится через несчастные полчаса. Если я, конечно, смогу эти полчаса протянуть.       После Зеркала меня каждую ночь преследуют кошмары, вызванные видениями из Зеркала. Я отчаянно пытаюсь убедить себя, что увиденной мной там — лишь варианты развития событий, что всего этого безумия, к счастью, никогда и ни за что не произойдёт со мной, что нынешний-я не имеет с другими-мной ничего общего, но подсознание упорно сопротивляется, и всякий раз мне приходится вспоминать о тех грехах, что я совершал в тех мирах.       — Прости меня, Эдвард… Как же я слаба…       Несчастный голос женщины, лишённой на долгие годны ласки и любви, преследовал меня, напоминая мне, что между этими событиями проходит ужасно тонкая грань, один вопрос, заданный в нужный момент нужному человеку. Одна лишь случайность меняет всё, и переворачивает всё с ног на голову.       — Прости меня, Шарли… Твоя мама хочет сделать тебя счастливой…       Я преодолел «больничный отсек» и добрался до преподавательского стола, за которым сидели все стороны конфликта. В одном конце стола сидел Лорд Волдеморт, в юношестве Том Реддл. Второй конец стола пустовал — предполагалось, что там должен буду сидеть я и мои подруги. Оглядев всех присутствующих, среди которых я углядел Бартемиуса Крауча, Минерву МакГонагалл, Невилла Лонгботтома, Рональда Уизли, Леонида Колдунова, Джеймса Моргана — словом, почти всех, кто сегодня, четырнадцатого января девятьсот девяносто восьмого года, принимал решения — правильные или нет, рассудит история.       Я и мои подруги сели за стол, и я осмотрел присутствующих.       — Мистер Уизли, мистер Крауч, мисс МакГонагалл, что это было? — спросил я в первую очередь. — Что это было за вероломное предательство?       — Мы действовали в интересах нашей родины, мистер Поттер, — процедил Крауч, — и уж кто-кто, но вы не имеете никакого права, особенно морального, нас осуждать. Вы спелись с нашими врагами и личностями, которых язык не повернёт назвать даже «подозрительным». Всё указывает на то, что вы нашими руками пытаетесь узурпировать власть или, что ещё хуже, передать власть над Британией иностранцам и иноземцам.       — Пожиратели Смерти — наш враг, Поттер, — Рон высокомерно тряхнул своими рыжими патлами. — С ними невозможно договориться, если ты не их приспешник, а раз ты смог склонить их на свою сторону, то ты — враг. Тёмная Мессия, если захочешь.       — Рон, образумься! — возмутился Невилл, сидевший напротив Уизли. — За всё время, что здесь находится Гарри, Пожиратели не сделали вообще ничего плохого!       — Они поубивали половину наших! — вспылил Рон.       — Исключительно из-за того, мистер Рональд Уизли, что вы напали на нас, — поспешил напомнить Волдеморт. — И то была целиком ваша вина. Пожиратели, допрашивавшие ваших соратников, утверждают, что предательство Отряда было целиком и полностью вашей, мистер Уизли, инициативой.       — Вы отвлеклись от темы, — вмешался Крауч. — Я не готов мириться с тем, что по залам Хогвартса разгуливают иностранцы, жаждущие захватить нашу страну.       — Захватить нашу страну пыталась Конференция, — я указал на сидевшего здесь представителя Конференции, — вот только благодаря нашим совместным усилиям, этого удалось избежать. Будь мы разделены глупыми спорами, Конференция нас размазала бы. Но этого не произошло — на ваше счастье, я убедил Пожирателей не уничтожать Отряд Дамблдора дальше, а выместить весь свой гнев на Конференции. Как видите, это у Пожирателей получилось просто великолепно, у Конференции не было ни шанса против объединённых наших сил. Вот только факт предательства остаётся неизменным, и я спрашиваю вас, почему? Чего вы пытались достичь и на что надеялись? Чего искали? Справедливости? Возмездия? Независимости? И вы это нашли?       — Пожиратели Смерти — наши враги, — упрямо заявил Рональд Уизли.       — «И поэтому их надо истребить»? — закончил я за него. — Смешно, Рон, смешно. С врагами можно и нужно договариваться. Истребление до последнего — последний шаг. Всегда нужно проводить мирные переговоры, находить компромисс. Я компромисс в случае с Пожирателями нашёл. У меня, не буду скрывать, было несколько аудиенций с мистером Реддлом, когда я был заключён в Концептуализаторе. Он сдаётся мне на милость и готов помогать мне в обмен на одно простое условие: я изменяю Концепцию Магии. Звучит просто, и это соглашение устраивает каждого из нас.       Увы, в мире Другого-Меня переговоры пошли совсем иначе…       — Дорогие ученики! — властным голосом заговорил Тёмный Лорд, повелитель всей Британии из моих воспоминаний и из реальности, показанной Зеркалом. — Как же мне отрадно видеть ваши лица и знать, что следующие два месяца вы проведёте в своих домах, готовясь к следующему учебному году! А наших семикурсников я хочу поздравить с успешным завершением ЖАБА! Я знаю, вы на протяжении всего года готовилось к ним, однако я хочу сказать простую вещь: ЖАБА значит не так много, как хотелось бы. Ведь самое настоящее, что ценится — это то, что в ваших головах! — в руках Волдеморт держал палочку, и он ткнул ей в свою голову. — ЖАБА — индикатор, демонстрирующий ваши знания, однако он может быть и неверен. Таким образом, я хотел бы вам пожелать найти свой путь после того, как вы раз и навсегда покинете стены нашей школы. Возможно кто-то хочет сказать, что в нашей стране нет смысла жить. Я знаю, о чём вы думаете. Многие называют меня тираном, деспотом, тёмным лордом, однако вы не понимаете, что всё, что я делаю, всё ради Всеобщего Блага. Я защищаю интересы магов. Я — истинный патриот Великобритании. Скажите мне, чего добилось мирное правительство Дамблдора за те года, что оно царило на наших островах? Мы застряли в Средневековье, мы отрицали те достижения науки, техники и магии, которых добились прочие государства! Я же хочу всего лишь одного — процветания, друзья мои!       — Процветания?! — один из гриффиндорцев вскочил на ноги, и я к своему ужасу узнал в нём Невилла. — Ты называешь разрушенную страну процветанием, Волдеморт?!       Со стороны стола слизеринцев раздались нестройные голоса критики, а сидевшие рядом с Невиллом гриффиндорцы попытались его усадить обратно, однако Волдеморт взмахнул палочкой и прогремел гром.       — Тишина! — произнёс он. — Мистер Долгопупс, я готов внимательно выслушать ваше… ваше мнение. Не бойтесь его высказать, я вас внимательно выслушаю. Другое дело, приму ли я его.       — Вы — деспот, и ничто не изменит этого! — говорил Невилл, пока по залу нарастал шум и гам. — Профессор Снегг сказал, что здесь собрались все ученики, но это ложь! — Невилл забрался на стол гриффиндорцев. — Где Гермиона? Где Полумна? Скажи мне, Волдеморт, где же они? А я тебе скажу, где они. Они погибли. Погибли, сражаясь с тобой и твоими прихвостнями за нашу свободу, за мир и покой! Ты не принёс нашей стране ничего, кроме горя и боли! Или же они сейчас где-то у какого-нибудь престарелого говнюка, которому повезло родиться чистокровным, чтобы свободно иметь у себя грязнокровок! Я прекрасно помню, как под рождество Малфой похитил Гермиону и хотел сделать её женой! И знаешь, что произошло? — в этот момент шум в зале стал таким громким, что Волдеморту снова пришлось всех заткнуть молнией. — Её спас Гарри Поттер! И, запомни мои слова, Волдеморт, рано или поздно, он придёт за тобой и убьёт тебя, и спасёт всех нас! А может… он уже здесь.       — И как же ты должен будешь изменить эту твою Концепцию? — едко выдавил Рон Уизли.       — Так, как это вижу я, — ответил я. — И поверь, я знаю об изменении Концепции Магии предостаточно, чтобы быть уверенным в своих действиях. А теперь… — я поднялся на ноги. — Наши переговоры окончены. Мистер Крауч. Силой, что была мне дана обстоятельствами, я лишаю вас звания исполняющего обязанности министра магии…       — Вы не имеете права! — Крауч вскочил на ноги и наставил на меня палочку, но он не успел даже направить её, как она вылетела из его рук, и находившийся рядом Леонид скрутил его по рукам и ногам. — Отпусти меня, проклятый коммунист! Вы не превратите Британию в очередной ГУЛАГ!       —… я не договорил, — поморщился я. — Вы назначаетесь министром магии.       —… что? — опешил Крауч. Леонид его отпустил и вернулся на своё место, но мужчина не сдвинулся с места. — Что вы?..       — Вы назначаетесь министром магии, — спокойно повторил я. — Кроме вас, мистер Крауч, никто не может навести порядок в послевоенной Британии. Я, в отличие от многих, кто оказался бы на моём месте, готов прощать бывших врагов. К тому же, ваше преступление, если подумать, продиктовано наилучшими мотивами — вы истинный патриот нашей родины, а такие личности и нужны нам в сей тяжёлый срок.       —… Вы сейчас серьёзно? — Крауч ещё не мог прийти в себя. — Я же…       — «Предал вас и пытался вас остановить»? — закончил я за него. — Вижу, я угадал ваши мысли. Да. Вы действительно громче всех требовали убрать меня и моих союзников, но…       — Замолчите, мистер Поттер, — Крауч выставил вперёд руку. — Я понял, — он выдержал долгую паузу. — Учтите, мистер Поттер, если ваши союзники посягнут на наш суверенитет…       — Этого не произойдёт, — заявил Леонид. — Нас не интересует ваши промозглые острова. Тут слишком мокро и слишком тепло. Нам нужно, чтобы круглый год было минус пятьдесят летом и минус триста зимой.       — Если наши союзники посягнут на наш суверенитет, мы их остановим, — заверил я. — Вот только в этой клятве нет никакой нужды.       — Мистер Крауч, что вы несёте? — опешил Рональд Уизли.       — Мы — люди взрослые, мистер Уизли, — сказал Крауч. — Наши разногласия можно разрешить, и мы должны принимать точку зрения других людей. Ваша упёртость не делает вам чести. И мы не союзники. У нас совпадали цели, но не взгляды.       — Что касается мистера Рональда Уизли, то я бы попросил тебя, Невилл, взять его и всех мятежных членов Отряда под свою ответственность, — сказал я. — Я не допущу повторного мятежа, непродиктованного ничем, кроме глупости и дурости. Уведите Рона.       — Пошли, Рон, — Невилл поднялся на ноги, обогнул стол и нагнулся над Роном. Тот лишь фыркнул, поднялся на ноги, и Невилл, завязав заклинанием руки Рону, увёл его.       — Теперь вы, профессор МакГонагалл, — я взглянул на пожилую женщину. — Вы пытались защитить учеников, я прав?       — Совершенно верно, — согласилась Минерва. — Я была уверена, что Пожиратели нас предадут, и поэтому…       —… и поэтому решили предать их первыми? — я приподнял бровь. — Опрометчивый шаг. Ведь в результате вы оказались ничем не лучше, а может, и хуже Пожирателей. Но я вас не осуждаю.       — Нам не нужно ваше осуждение или одобрение, — проворчала МакГонагалл.       — Возможно, — согласился я. — Возможно. А теперь… Мистер Реддл, позвольте мне сделать одну формальность, — я поднялся из-за стола. — Пора завершить последний акт войны с вами, мистер Реддл.       — Я понимаю, — Волдеморт поднялся на ноги, и мы проследовали от стола в сторону небольшой трибуны, за которой я вчера выступил с речью.       Теперь мне придётся произнести ещё одну речь. Я бы не сказал, что готовил её долго, что мне есть, что сказать сверх необходимого, однако формальность остаётся формальностью. Усилив свой голос, я начал:       — Дамы и господа! — мой голос разнёсся по всему замку, и каждый посмотрел в мою сторону. Я чувствовал, что на мне сосредоточены взгляды не только тех, кто присутствует в зале, но ещё и тех, кто просто слышит мой голос. — Товарищи. Сегодня мы пережили страшный бой. Хвала богам, что при этом нам не придётся отпевать погибших, мы их можем вернуть обратно без последствий. Благодарности за это всем, кто этого заслуживает, я попрошу оставить на потом, потому что сейчас нужно завершить одно дело. Я, Гарри Джеймс Поттер, обременённый судьбой и обстоятельствами силами вершить, официально объявляю об окончании эры Тома Марволло Реддла.       Я снимаю с головы Шляпу, снимаю перчатки и, не глядя на Волдеморта, протягиваю ему руку, и чувствую, как он кладёт мне в неё палочку. Как только она коснулась рук она уже потеряла свою силу, но чтобы завершить начатое, я беру её в обе руки и немилосердно переламываю пополам и отбрасываю в сторону. А потом, облачив руки в перчатки, одеваю Шляпу обратно и взмахом руки заключаю Волдеморта в кандалы.       — За сим я объявляю о начале суда над Томом Марволло Реддлом. Свои дни, до окончания суда, он проведёт в Азкабане, как и все его приспешники, Пожиратели Смерти, — я увидел, как ко мне подбежало несколько авроров и увели Волдеморта прочь под бурные апплодисменты. — А теперь, друзья мои. Возможно, у нас были некоторые разногласия и недопонимания. Я могу сказать только одно. Нам придётся отбросить и отказаться от них всех. Нас впереди ждёт эра единения и эра процветания. Она не начнётся в один момент, для этого нам придётся преодолеть ужасно долгий путь, но начало уже положено. Статут о Секретности больше не действует. Миры магов и маглов объединяются и, будьте уверены, недалёк момент, когда различия между магами и маглами сотрутся окончательно.       Увы, моя речь из предыдущего мира была в разы злее. Я не объявлял о победе Добра над Злом, а выплёскивал свою ненависть. И сейчас, в атмосфере ликования и счастья, в моей голове твердят голоса из моих ночных кошмаров.       — Гарри Поттер? — хохотнул Волдеморт. — Боюсь, что он давно как канул в лету. Может, он уже давно сбежал в другое государство, не желая вас защищать. Он вас бросил!       — Боюсь, что это не так! — я скинул с себя мантию-невидимку под всеобщий вздох удивления. В правой руке я держал револьвер, а на левой руке я стянул только что перчатку. — Здравствуй, мистер Реддл.       — О, вот оно как, — Волдеморт вышел из-за трибуны и одним этим заткнул весь зал. Я нагнулся, правой рукой поднял мантию и накинул себе на плечо, чтобы не потерять ненароком.       Я крутил головой и видел, как на меня смотрели все ученики Хогвартса. Я увидел Эйлин и восторг в её глазах, я видел Невилла и одобрение в его глазах, я видел Рона и его искреннее недоумение, и Джинни, и… А я ведь больше тут никого не знаю. У меня тут нет друзей.       — Что же, значит, вот оно как, — повторил Волдеморт. — Ты пришёл всё-таки сразиться со мной, да?       — Нет, — сказал я, и по залу прошёлся удивлённый возглас. — Мне нужно одно — Концептуализатор. На остальное я плевал с высокой колокольни. Отдай мне Концептуализатор, и ты не пострадаешь, Реддл.       — Гарри, что за чушь ты несёшь?! — я увидел, как ко мне перебирался Рон Уизли. — Ты должен убить Волдеморта, а не договариваться с ним. Ты же герой, чёрт тебя дери!       -Боюсь, что если вам нужен герой, то вы обратились не к тому человеку, — сказал я ему. — Что же, позвольте теперь и мне рассказать свою грустную историю! — я осмотрелся, но не нашёл никакой возвышенности, поэтому я пошёл в сторону Волдеморта. Встану-ка я за трибуну. — Я родился семнадцать лет назад в семье Джеймса и Лили Поттеров, — я прошёл мимо Волдеморта, который стоял между столами Гриффиндора и Когтеврана. — Когда я родился, мне вынесли приговор — сквиб, — я дошёл до трибуны и встал за неё. Впереди меня было несколько сотен школьников и Волдеморт. Позади — учителя, среди которых Снегг. Неплохое место. — Слово «сквиб» — это клеймо, смертный приговор, однако мои родители не отчаялись. Они надеялись, что мои дети будут полноценными волшебниками. Однако судьба…       — Заткнись ты уже! — из-за стола Слизерина встал какой-то парень. — Авада Кедавра! — он кинул в меня зелёный шар. По залу прошёлся вой ужаса, но я поймал шар одной левой. Тут этого слизеринца повалили его же соратники и скрутили.       — Как видите, судьба решила родить меня антимагом, человеком, который может прикосновением руки уничтожить абсолютно любое проявление волшебства, — продолжал я, будто ничего не произошло. — И вот, однажды Лорд Волдеморт пришёл в дом моих родителей, убил их, но потерпел крах в первый раз. Мистер Реддл, вам есть что сказать в своё оправдание?       — Могу сказать только одно, — сказал Волдеморт. — В тот день я пришёл в дом Поттеров по одной лишь причине — мне нужен был Оператор, Гарри Поттер, чтобы изменить Концепцию Магии! Если бы у меня получилось, весь мир уже давно превратился в утопию! Однако меня остановил профессор Дамблдор! Он наложил на меня Империус и заставил попытаться убить мальчишку! Ваш великий профессор Дамблдор опустился до Непростительных Заклинаний лишь для того, чтобы не позволить Гарри Поттеру изменить магию и превратить мир в утопию!       — Как видите, — продолжил я, — Дамблдор играл в свои игры, в которых нам отводится роль пешек. Мои родители хотели, чтобы после их гибели меня воспитывал мой крёстный или их друзья, однако Дамблдор отправил меня к мои маглам-родственникам, у которых я не знал любви и покоя! Шестнадцать лет я жил в страхе и унижении. Шестнадцать лет я не знал счастья и тепла человеческой любви! В этом виновен и Волдеморт, и Дамблдор! Один уничтожил мою семью, а второй ради Всеобщего Блага лишил меня всякого счастья! Прикрываясь эфемерностью какой-то кровной защиты, он обрёк моё детство на гибель! Но однажды я попал в руки Ордена Феникса. Они спасли меня из того болота, в который превратилась моя жизнь, выручили меня, однако потом оказалось, что Орден Феникса — очередная игрушка Дамблдора, одна из фигур в его безумной игре! Всё, что им было нужно от меня, это чтобы я исполнил свою роль, а потом они хотели бы выкинуть меня на свалку истории, так как знали, какой разрушительный эффект я бы мог иметь на вашу реальность!       Я бросил взгляд на стол преподавателей. Среди них много членов Ордена, странно, что они меня не перебивают и не пытаются переубедить. Ладно, так же лучше.       — Но Орден Феникса пал! Он погиб, был уничтожен! И что же произошло потом! Ничего! Когда Орден Феникса погиб, магическая Британия, которая якобы стонет под пятой Волдеморта, не предприняла ничего! Они ждут того, что Гарри Поттер придёт и наведёт порядок! Никто и пальцем не шевельнул, чтобы как-то остановить бесчинства и беспредел! Нет, я знаю, не все — безмозглые тунеядцы, есть и те, кто ведут партизанскую войну в силу своих способностей!       — А что делал ты?! — выкрикнул кто-то. — Почему ты поливаешь нас грязью, если сам не сделал…       — Ничего? — закончил я за него и рассмеялся смехом безумца. Я знаю, как звучит смех безумца, и я специально придал ему несколько лишних оттеков сумасшествия. — У Волдеморта было множество союзников из других миров! Я воевал с ними и одержал над ними верх, но дорогой ценой! Позвольте мне рассказать историю о России и Японии, двух государствах с очень сложными судьбами! Япония шла впереди планеты всей и первой осознала, что маги и маглы должны жить вместе, но их никто не понимал! Россия же — остаток некогда могущественнейшей державы, в которой маги превращены в сырьевой придаток! Они объединились, чтобы отыскать меня и с моей помощью изменить магию так, чтобы все были счастливы! Они воевали с силами Волдеморта! Именно они открыли для меня другие, дивные миры, в которых другие народы и другая магия! Но они пали в битве с союзниками Волдеморта!       А теперь позвольте мне рассказать о Гермионе Грейнджер и Полумне Лавгуд, двух девушках, без которых меня бы здесь не было на сцене перед вами.       И тут я увидел, что некоторые ученики Гриффиндора и Когтеврана встали из-за столов, будто желая почтить их память. За ними встали и все ученики двух факультетов, а за ними — и пуффендуйцы. Даже некоторые слизеринцы, самые, видать, разумные, встали.       — С-спасибо, — растерялся я. — Я не думал, что они так… что… — я не знал, что сказать, поэтому решил просто продолжить рассказ. — Гермиона Грейнджер и Полумна Лавгуд, как вы знаете — или не знаете — два года назад пропали из школы. Однако вышло так, что им стёрли память по приказу Дамблдора! Они знали слишком много, и за это они были лишены права учиться в школе, чтобы Волдеморт не добрался до них! Так что же с ними произошло? Дамблдор отправил их в обычную школу маглов… в которой обучался я, Гарри Поттер. Я рос в страхе и ненависти ко мне. Я был презираем, и у меня не было друзей. Но именно они, не помня своих насиряших имён и не зная меня, подружились со мной и стали моими первыми в жизни друзьями! Они помогли мне выкарабкаться из отчаяния, помогли мне стать обычным школьником и обрести счастье! А потом они сражались бок о бок со мной! И погибли вместе со мной! Я проклинаю себя за то, что не помог им, что не спас их, что не выручил их, что не смог их спасти так, как они спасли я. Однако их жертва не будет напрасной! За Гермиону! За Полумну! — я поднял в воздух правую руку с пистолетом, и вслед за мной рявкнул и весь зал. Я почувствовал себя настоящим тираном, ей богу! — Вы хотите у меня спросить, зачем же я тут распинаюсь?! Зачем я это говорю! Я говорю это с одной целью — чтобы сказать несколько слов: я не буду сражаться с Лордом Волдемортом. Он убил моих родителей, но он уже искупил этот грех, когда развоплотился. Мой главный враг — это магическая Великобритания!       Когда я это сказал, по залу прошёлся изумлённый возглас. О, да, я знал, что им понравится эта реакция!       — Магическая Великобритания породила Лорда Волдеморта! — продолжал я. — Магическая Великобритания обрекла меня на шестнадцатилетние муки! Магическая Великобритания не сделала ничего, чтобы сбросить с себя оковы! Магическая Великобритания навеки застряла в пустоте собственного консерватизма! Именно поэтому я и пришёл сюда! Чтобы положить ей конец! Чтобы разрушить её и основать на её руинах новое общество! Именно для этого мне и нужен Концептуализатор, артефакт, который может исполнять любое желание… но только человека, наделённого антимагией, Оператора! Мистер Реддл, отдайте мне его! Но если вы не хотите мне верить… — я посмотрел на невидимые часы. — То вы поймёте, до чего дошёл ваш консерватизм!       И в этот же самый миг наверху грянул взрыв, словно по замку дали залп из артиллерии. По залу раздались испуганные визги, но мой крик их прервал:       — Это пришли силы Конференции Магов! Конференция Магов, во главе которой стоит известный политик маглов вынесла нам, магам, СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР! Вы считали, что вы скрываетесь от маглов, чтобы они вам не завидовали? Отнюдь! Вы сбежали от них, когда поняли, что они стали сильнее вас! У маглов есть оружия в миллиарды раз страшнее самых ужасных заклинаний! Они могут одним нажатием кнопки испепелить всю Земли, превратить её в пустоши! И они могут уничтожить Хогвартс одним движением руки! Им не нужна магия, их у неё нет, и именно поэтому они изобрели технологии, чтобы тягаться с магами на равных… И они превзошли вас! И лишь в моих силах остановить это! Я построю общество, в котором все будут счастливы, в котором никто и никогда не будет пытаться унижать другого за то, что он сильнее или лучше! И всё, что мне нужно — Концептуализатор!       Начали греметь новые взрывы. Маглы серьёзно принялись за нас. Что же, скоро этому будет положен конец…       — Мистер Реддл! — крикнул я. — Организуйте оборону замка и эвакуацию школьников! Господа профессора! — я развернулся к ним. — Вы имеете дело с врагом, который вас не уважает, но боится. Простые люди боятся магов, и поэтому против вас будут использоваться всевозможные средства! Подчиняйтесь Волдеморту, он знает маглов в миллиарды раз лучше!       — Что ты несёшь?! — раздались выкрики из зала. — Ты предал нас! Ты изменник! Ты должен был уничтожить Волдеморта, а не примкнуть к нему!       — Я пытаюсь вас спасти, идиоты! — выкрикнул я, повернувшись к залу. — Я хочу, чтобы вы все встретили завтрашний рассвет, и я хочу, чтобы завтра Великобритания проснулась обновлённой! А теперь! — грянул ещё один взрыв, и задрожал потолок. — Идите и сражайтесь! Это последний бой!       — Мы не будем подчиняться тебе! — тут я заметил, что многие гриффиндорцы, когтевранцы и пуффендуйцы, которые ещё недавно в едином порыве выкрикивали имена Гермионы и Полумны, стоят стеной, будто не хотят выпустить меня. В их руках я заметил палочки. — Мы не будем биться вместе с Волдемортом!       — Как же вы не понимаете! — из толпы выбралась Эйлин Вайт, моя дорогая сестричка и пошла в мою сторону. Она встала рядом со мной и продолжила: — Как же вы не понимаете, что хочет сказать Гарри! Он пытается сказать, что у нас есть враг, в разы сильнее Волдеморта, и что мы должны объединиться, если хотим выжить!       — Мы лучше умрём, чем будем сражаться с Волдемортом! — таково было решение учеников Хогвартса.       — Тогда вы умрёте, — печально вздохнул я.       И тут я увидел, как что-то блеснуло за окном. Я повернул голову и увидел за окном вертолёт.       — ЛОЖИТЕСЬ! — выкрикнул я, рухнул на пол и повалил Эйлин за собой.       Следующие мгновения были наполнены криками, взрывами и стрекотом пулемёта. И тут слева раздался взрыв. Вертолёт уничтожили, и я поднялся, чтобы посмотреть ущерб.       Половина зала была попросту наполнена трупами. Многих взрывами разорвало на куски, некоторым отрубило ноги-руки, выбило глаза. По залу стоял шум паники, ор, крики, ненависть. Кто-то атаковал Волдеморта, он легко отбился, кто-то пытался выбраться из зала, кто-то хотел выбраться раньше прочих, у входа завязалась потасовка, сверкали заклинания школьник шёл на школьника, брат на брата, умирали люди, текла кровь, вытекали внутренности…       Я не смог предотвратить кровопролития в прошлый раз. Я обрёк магическую Британию на уничтожение и, что самое жуткое, так и не смог извлечь никаких уроков из своих приключений. Я продолжал там брызгать слюной и искал виноватых там, где этого не следовало. Я не смог предотвратить ничего, я вместо этого кувыркался с Кэролайн, оплакивая гибель моих лучших подруг.       Добросовестно отсидев весь праздничный пир, устроенный вечером четырнадцатого января девяносто восьмого года, я воспользовался суматохой и сбежал через чёрный выход Большого Зала. У меня оставалось ещё одно дело, которое я должен был завершить. Я должен был встретиться с Кэролайн Линч в этом мире и принести ей извинения за грехи, совершённые мной.       В другом мире судьба свела меня их по воле случая: я оказался при смерти, когда они нашли меня, забрали домой, отогрели, вылечили, а потом помогли подняться на ноги. Как я вспоминаю, я провёл у них без малого два-три месяца, потому что дом Линчей для меня стал словно новой родиной, тем местом, которое я всегда искал в своей жизни.       — Извините, миссис Линч…       — Кэролайн, — поправила его женщина. Я сидел на кухне и завтракал, а она мыла посуду. — Зови меня так, Гарри.       — К-кэролайн… Мне кажется, что я уже могу идти, но… Знаете, — мне было трудно подбирать слова, потому что стыдился того, что хотел сказать. — Я… Я хочу отблагодарить вас за вашу доброту. П-позвольте мне помогать вам, пока я не уплачу ваш долг.       — Гарри, — она отложила мойку посуды и повернулась ко мне, — ты можешь оставаться в нашем доме так долго, как тебе этого хочется.       — Я не хочу сидеть у вас на шее, — сказал я. — Так что позвольте мне вам помогать. Я буду вам мыть посуду, стирать, пропалывать огород, ходить за покупками. Я хочу быть полезным для вас! Пожалуйста, Кэролайн!       Женщина какое-то время смотрела на меня, а затем рассмеялась.       — Боже, как же ты мне сейчас напомнил моего мужа! — сказала она, закончив смеяться. — Он всегда хотел мне помочь и сделать мне приятное! Гарри, оставайся, конечно, но я не позволю тебе превратиться в домового эльфа. Я тебя не буду особо сильно гонять, но если ты так хочешь…       — И, пожалуйста, переселите меня куда-нибудь, — сказал Гарри. — Хоть в чулан под лестницей. Я не хочу жить в комнате вашей дочери. Мне невероятно стыдно из-за того, что она должна уступать мне, незнакомцу, свою комнату.       — Хорошо, — кивнула женщина. — У нас в доме не так много комнат… Спальня моего мужа подойдёт? Конечно, после того, как он умер, я в нём не прибиралась, но ничего страшного там быть не должно.       — Конечно, — кивнул я, — а я зато в ней приберусь и наведу там порядок.       …Шли дни. Весна начала вступать в свои права, и я начал помогать Кэролайн в саду. Она была домохозяйкой и зарабатывала на жизнь исключительно тем, что продавала то, что собрала в своём саду. Доход был небольшим, но стабильным. Поэтому их дом был не очень богатым, но уютным. На ум почему-то приходила «Нора» Уизли, и там и там жили рыжеволосые люди, жили бедно, но счастливо. Вот только Кэролайн нравилась мне больше, чем Молли Уизли. Миссис Линч была… глупо, наверное употреблять какие-то эпитеты, но она была такой, какой я хотел бы видеть свою маму.       Шли дни. Я часто отправлялся в деревню в магазин, где закупался продуктами. Этот городок был небольшим, и в нём было очень сложно заблудиться. Но ещё интереснее было то, что неподалёку от него был островок. И я, рассматривая тот остров, поросший лесом, вспоминал очень давнюю просьбу Гермионы, просьбу из другой жизни.       — Гарри, давай прекратим всё это, — сказала века назад Гермиона. — Трансгрессируем на далёкий островок, я окружу его чарами, а там мы вдвоём построим домик, заведём небольшое натуральное хозяйство. Нам не будут нужны ни маги, ни маглы. А потом…       Вот он, островок. Он не так далёк, как хотелось бы, но если окружить чарами, то можно на нём спрятаться от посторонних глаз. Вот только на нём некому больше прятаться…       Часто со мной ходила Шарлотта, но Кэролайн дала строгий наказ не баловать девочку. Я этот наказ тщательно исполнял… Ну… только если совсем иногда… покупал конфетку-другую…       — А мне уже одиннадцать, — однажды похвалилась Шарлотта, когда я в очередной раз отправили в магазин. — Я с сентября пойду в Хогвартс.       — Это замечательно, — иногда я видел, как девочка предпринимала неуклюжие попытки колдовать палочкой (как я понял, она принадлежала отцу), и у неё даже получалось. Но обычно я старался не допустить особых разрушений.       — Но мама говорит, что она не отпустит меня туда, — продолжала Шарлотта. — Она говорит, что в Хогвартсе опасно, там плохой директор и вообще там пока делать нечего. Скажи, Гарри, ты же спасёшь Хогвартс?       — Спасу, — кивнул тогда я…       … но с каждым днём всё больше и больше сомневался в этом. Трясина повседневной жизни в семье Линчей засасывала меня всё глубже и глубже. С каждым проведённым днём я всё больше привязывался к Шарлотте, она мне заменила Эйлин, которая учится в Хогвартсе, а Кэролайн… Скоро я к своему ужасу понял, что она заменила для него Гермиону, Полумну и мать в одном лице.       А однажды я понял, что обе Линчи тоже нуждаются со мне, потому что сам стал для них заменой. Для Шарлотты я стал чем-то средним между старшим братцем и отцом. Она часто просила Гарри рассказать о магии, а я делал это, вспоминая то, что прочёл в книгах несколько месяцев назад, когда путешествовал с Гермионой во имя ничего. Однажды она даже заснула, положив голов мне на колени и называя меня во сне папочкой…       А для Кэролайн… для неё я стал заменой её мужа.       Я всё чаще замечал, что Кэролайн смотрит на меня особенно печальным взором. На её красивом лице обычно царит улыбка, однако всё чаще при взгляде на меня улыбка исчезала, оставляя грусть. В глубине души я начинал понимать, почему это происходит. Я всё чаще помогал миссис Линч в саду, брал многие её обязанности. Иногда она говорила, что это так похоже на её мужа, что как же я на него похож…       Но ещё хуже было то, что я сам начал привязываться к женщине. Мне доставляло искреннее наслаждение находиться с ней в одной комнате наедине, пока Шарлотта в своей комнатке тренировала магию и разговаривать с ней о разном. Мне нравилось любоваться её красивым телом. Я ловил себя на мысли, что хоть ей уже около тридцати, она всё ещё хороша собой. И то, что я предал память Гермионы и Полумны, выводило меня из себя и попросту сводило с ума. Я не знал, что с этим делать.       И я знал, что тем же самым страдает и Кэролайн. Я прекрасно видел, что она тоже пытается бороться с предательством памяти её мужа.       Однажды мы чуть не сорвались. Одним ранним апрельским утром я пришёл в кухню, а там Кэролайн уже пила кофе. Работал телевизор, и ведущий рассказывал о том, что в России начались какие-то восстания, что кто-то с кем-то там начал воевать. Задним умом я вспомнил, что когда-то русские пришли в Британию, чтобы изменить мир и сделать всех счастливыми. Но что из этого вышло?..       Кэролайн пила кофе. Впервые я увидел её в ночном одеянии: она всегда была одета строго и целомудренно. Её же ночное одеяние поразило парня: чёрные трусы были видны под неглиже из чёрной же ткани, похожей на тюлевую. Рыжие волосы женщины вместе с чёрным одеянием придавали Кэролайн дикий и страстный вид.       Наши взгляды встретились, и я подошёл к женщине. Её лицо стало таким же красным, как и её волосы.       — Пожалуйста… — прошептала она. Я не знал, чего же именно она у него просила, но я поцеловал её губы.       Я понял, что это был его первый в жизни поцелуй. И я его отдал женщине, матери, скорбящей вдове, которую знаю полтора месяца… Кэролайн не сопротивлялась. Она медленно погрузилась в поцелуй, и тут я почувствовал, как их хочу хочет её как мужчина.       — Но нельзя… — сказал я, когда разлепил поцелуй. Я смотрел Кэролайн в глаза, а в них читал ужас и желание.       Тогда я едва не удержался от того, чтобы сбежать из этого дома, где стал своим. Весь этот день я и Кэролайн не пересекались друг с другом, пытаясь притвориться, что утренних событий не было.       Однако этой же ночью произошло то, что произошло.       — Госпожа Кэролайн, прошу меня простить за мой рассказ, за тот поток сознания и сумасшествия, что хлынули из моего рта, однако прошу меня понять, что говорю я правду и ничего кроме неё, — я сидел на безумно знакомой кухне и разговаривал с женщиной, ради которой я предал память погибших Гермионы и Полумны. Она смотрела на меня с сочувственной улыбкой.       Я появился на пороге их дома полчаса назад, и все эти полчаса рассказывал Кэролайн о причине своего появления в их жизни. Эти полчаса я рассказывал о всём, начиная от своего знакомства с Гермионой, заканчивая разветвлением в истории. И я уже подходил к самому главному.       — Кэролайн. — Я люблю вас…       Я должен был сказать эти слава другой женщине. Я должен был их сказать Гермионе. Я должен был их сказать Полумне. Я должен был их сказать много-много-много дней назад, когда мы только попали в Дуат. Я должен был признаться им, сказать, что я хочу сделать их счастливыми, что я обеспечу им счастье. Но я… но я опоздал. Но я позволил своей глупости допустить их гибель. И теперь… И теперь я не знаю, что я делаю. Прости меня, Гермиона, Полумна. Я вас предал.       — Я согрешил с вами в тот день, — я смотрел в стол. — И мне за это нет никакого прощения. Прошу меня простить, госпожа Кэролайн, но я должен был выговориться. Рассказать вам о том, что мы согрешили, опустились на моральное дно, чтобы кошмары перестали меня преследовать. Надеюсь, вы простите меня.       — Я тоже тебя люблю. Пожалуйста, Гарри, стань моим мужем… Будь моим Эдом. Стань папой для Шарли…       — Прощаю, мистер Поттер, — сказала она. — Это же стряслось не с тем Гарри, что сидит тут передо мной, а с другим, ведь так?       -— Я… Я очень этого хочу. Я этого искренне хочу. Но ещё сильнее я хочу вернуть тех, кого я любил… Но мне этого не сделать. Никогда. И ни за что.       — «Этот» Гарри, «другой» Гарри, это сути не меняет, — отмахнулся я. — За мои грехи расплачиваемся все мы. А теперь позвольте мне откланяться. Я рассказал всё, что хотел. Я сознался в том грехе, что совершил, и не смею больше вас задерживать.       — Да, Гарри. Именно поэтому мы должны бросить прошлое.       — Гарри, может, всё-таки останешься, повидаешься с Шарлоттой? Она должна обрадоваться гостям — у нас вообще мало гостей, я морально готовлю дочь к Хогвартсу, чтобы оборвать все связи, что связывают её с предыдущей жизнью.       — Ты права…       — Нет уж, я сюда пришёл только ради принесения извинений. Чтобы извиниться за несбывшееся прошлое, настоящее и будущее.       — Мы должны отбросить его, перестать за него цепляться…       — Но всё же, Гарри… Что нас ждало? Расскажи, чем в итоге всё закончилось-то? Или это секрет?       — Ты говоришь ужасные вещи…       Не такой уж и секрет, если подумать.       Раз за разом мне снится один и тот же сон, в котором я прихожу в дом номер четыре по Тисовой улице, отворяю дверь и вижу, что в этом доме живёт Гермиона с Полумной. Раз за разом одно и то же. Однажды я не выдержал и поехал туда, но никого не нашёл. Тогда я отправился в Годрикову Впадину, но и там никого не было. Ни на площади Гриммо дом одиннадцать, ни в Сомерсетской базе. Никого нигде не было.       Я должен перестать питаться иллюзиями, в конце концов. Гермиона и Полумна мертвы, и ничто — НИЧТО это не исправит.       Я проснулся. Начинался новый день. Солнечный свет лился в мою спальню. Я выбрался из постели и осмотрел свою комнату. С тех пор, как я перебрался в дом Линчей, прошло два месяца, а в самом доме стало немного многолюдно.       Когда я изменил Концепцию, то отправился вместе с Эйлин за моей мамой. Я обнаружил её в Сомерсетской базе, где она уже могла ходить на ногах и чувствовала себя более чем прекрасно. Я узнал у неё, что за всё моё время никто так и не пришёл из Дуата. Когда я объяснил, что я нашёл место, где можно жить, мама легко приняла этот факт. Но я предупредил её, что места там маловато, но это было легко исправлено: Эйлин поселили к Шарлотте, а Лили спала в спальне Кэролайн. Логичнее, наверное, было бы поселить миссис Линч ко мне, но это было бы… короче, мы всё ещё пытаемся скрыть наши отношения, хотя, кажется, моя мама ничего не имеет против. К тому же, обе женщины очень быстро нашли общий язык, равно как и Эйлин подружилась с Шарлоттой. Словом, все счастливы, и только я продолжаю тосковать по Гермионе и Полумне.       Я встал из постели, оделся и пошёл на кухню. Как ни странно, там было пусто. Я включил телевизор, а там как раз были новости:       — … по всему миру прошлась странная волна необъяснимых актов безумия, — вещал диктор. — По всему миру начали появляться люди, которые называли себя волшебниками! У всех их были палочки, но они, разумеется, не могли ничего сколдовать.       Кадр сменился: несколько полицейских заталкивали в полицейский грузовик человека в мантии, в котором я узнал старину Люциуса Малфоя.       — Я волшебник! — Малфой бессильно махал палочкой. — Мне принадлежит всё министерство магии! Прочь, уберите от меня руки, грязные маглы! Прочь! — однако без своей магии он ничего не мог поделать, и полицейские без труда затолкали его внутрь и захлопнули за ним дверь.       — Вот уже месяц по всему миру появляются сумасшедшие с одними и теми же симптомами, — вещал корреспондент на фоне лондонского парламента, — они утверждают, что они — волшебники, называют обычных людей маглами и у каждого есть волшебные палочки! Учёные теряются в предположениях о происхождении данного феномена.       — Ну… э… — на экране появился какой-то доктор каких-то наук. — Возможно, мы имеем дело не с сумасшедшими, а с теми самыми сектантами, против которых мы боролись. Не исключено, что они действительно умели колдовать, но теперь они почему-то разучились. Достаточно сказать, что два месяца назад по всему миру прошлась мощная… Эм… как бы это назвать? Информационная буря. Это сложно объяснить словами, но я считаю, что именно эта информационная буря и послужила причиной появления этих людей… или же причиной, почему у них нет больше магии.       — Ну что, Гарри, — спросила меня покоящаяся на полке Распределяющая Шляпа, — ты доволен? Это и есть тот мир, которого ты желал, ради которого сражался?       — Да, — кивнул я, взял пульт в руки и выключил звук в телевизоре. Мне уже надоели репортажи на эту тему. — Ты же помнишь, что именно означают мои изменения?       — Я прекрасно помню, — сказала Шляпа. — Ты изменил Концепцию Магии так, чтобы каждый человек стал магом… Теперь люди не умеют колдовать с помощью палочек, но каждый человек одним своим присутствием плавно и ненавязчиво редактирует реальность так, чтобы она стала такой, в котором каждый человек был бы счастлив.       — Совершенно верно, — я встал и подошёл к плите. Надо готовить завтрак. — Мне пришлось немного изменить психологию людей и ввести параметр «Всеобщего Счастья». Пока прошло всего два месяца, результаты не видны, но через год, два, три, десять, мир превратится в ту утопию, о которой грезило человечество с момента зарождения цивилизации. Каждый человек делает жизнь других лучше, а если человек, так скажем, плохой, то его самого плавно меняет Магия. Конечно, мне пришлось оставить некоторые заклинания. Я, например, оставил людям возможность перемещаться между мирами, для этого теперь нужно просто знать номер другого мира и, сказав «номер мира такой-то», щёлкнуть пальцами. И я изменил проявление силы Оператора. Я больше не антимаг, как ты помнишь, а такой же обычный маг, как и любой другой человек. Фактически, Оператор ничем не отличается от любого другого человека, вот только он знает, что он — Оператор. Я оставил идею перерождения, так будет справедливо, но теперь в семнадцать лет к Оператору будет являться аватар Концепции Магии, который расскажет о его роли в мире и о том, где искать Концептуализатор. Ну и для мелочи убрал всех магических существ и рас. Не нужны. Хотя домовики были полезны, не спорю.       — И ты считаешь, что тебе это простят? — спросила Шляпа. — Ты подаришь миру утопию, однако это будет очень нескоро. Сейчас же многие маги Британии ищут тебя. Они знают, что это именно ты отнял у них магию. Они не понимают твоего замысла.       — Пускай, — сказал я. Что же, с завтраком покончено, я могу посидеть и подождать, пока всё приготовится. — Через несколько месяцев они изменятся и поймут весь мой замысел. К тому же, ничто не мешает вернуть всё на свои места. Я оставил такую возможность. Может, когда-нибудь даже я верну старую магию. Я пока просто очень зол на людей и хочу их немного наказать. Пусть поживут без магии, что ли.       — А как ты решил проблему Выжигания? — неожиданно спросила Шляпа. — Я знаю, что для перемещения по параллельным вселенным нужно пройти сквозь эту процедуру, но…       — Выжигание — это хрень собачья, — сказал я. — Просто одним из пунктов в параметрах мира является «Не пускать человека в мир с альтернативной версией». Я снял этот параметр, вот и всё, и никакие Выжигатели не нужны. Такие дела.       — А Зеркало где, напомни?.. — поинтересовалась Шляпа.       — А Зеркало в этом подвале, — ответил я. — Я не дурак, я не хочу ещё раз таскаться в Хогвартс, этого не перенесу ни я, ни Кэролайн, ни кто-либо другой в этом доме. Вот только… Из-за меня Шарлотта так никогда и не пойдёт в Хогвартс.       — Если тебя это обрадует, она бы попала на Когтевран, — сказала Шляпа. — Как и её отец. Я помню Эдварда Линча, прекрасный был студент, идеальный когтевранец, но в нём было много гриффиндорского. Его дочка характером очень похожа на меня.       — Интересно, мои дети унаследуют моё слизеринства? — хмыкнул я. — То есть Шарлотта тебя надевала?       — Конечно, — ответила Шляпа. — А я постаралась ей объяснить, почему её братец сделал именно так. Кажется, она меня поняла.       Я вспомнил, что между Шарлоттой и Эйлин существует негласная вражда, ведь каждая из них считает, что только она имеет право называть меня «братом»… Да уж…       Сейчас сентябрь, и Эйлин пошла в обычную школу. Моя мама хорошо её обучала, поэтому она легко смогла обустроиться на новом месте. В конце концов, раз она не может больше колдовать, то она всё равно должна получить образование, ведь у меня с этим всё невероятно печально.       Я с тоской подумал, что рано или поздно Эйлин покинет этот дом, выйдет замуж за кого-то и будет жить своей жизнью. То же самое будет и с Шарлоттой через много-много лет. А потом — и с моими детьми. Кэролайн мне намекнула, что она всё-таки забеременела от меня. Господи, что за сумасшествие!.. Однако когда она сказала, что морально готова сделать аборт, я отказался. Я должен понести ответственность, чёрт подери.       Сегодня была суббота, поэтому все сегодня оставались дома. Я выключил телевизор. Не хочу его смотреть. Сделав это, я вышел из кухни отправился во внутренний дворик.       Там среди различной растительности в самом конце на краю обрыва, за которым шумело море, стояли две плиты. Конечно, я бы не хотел именно здесь устраивать этот мемориал, но если не здесь, то где ещё? На камнях были выбиты имени Гермионы и Полумны, указаны даты их жизни. Вместо точной даты смерти было просто написано «1998».       — Здравствуй, Гермиона, — сказал я. — Здравствуй, Полумна. Как вам, в Раю? Надеюсь, вам там хорошо. Пожалуйста, простите меня за то, что я в итоге бросил вас ради другой женщины… Я… Извините. Вы навсегда останетесь в моих сердцах, но… п-простите. Звучит так, будто я перед вами оправдываюсь. Я… Я просто хотел сказать, что жизнь идёт своим чередом, он выкидывает совершенно сумасшедшие повороты событий, и… трудно понять, как и зачем что-либо происходит. Вот. Так что… Надеюсь, вас успокоит то, что я счастлив? У меня есть любимая женщина, любящая мать, две любимые сестрички, одна из которых мне скорее как дочь. Так что… Ваша жертва не напрасна. Вы умерли не просто так. И я вас не забуду. Никогда.       Я развернулся и пошёл обратно в дом. Несмотря ни на что, жизнь продолжала идти своим чередом. Как бы мне этого не хотелось, как бы я ни ругался, этот мир всё ещё ужасен и прекрасен одновременно, он заслуживает самого лучшего, что вообще можно себе представить — Счастья. Раньше в Концепцию Магии и Всеобщего Блага было положена Любовь. Но никто не сказал, что такое Любовь, и Любовь была причиной множества горя и множества добра. И тогда я изменил Концепцию Магии на Счастье и дал ему определение. Будет ли удачен мой эксперимент? Возможно. Впереди у меня вся жизнь, чтобы это понять. И, надеюсь, моя жизнь будет долгой…       И счастливой.       — Эта счастливая жизнь построена на безумии и лжи, — сказал я в итоге. — Но больше её не будет, Кэролайн. Я смог сделать так, чтобы избавить мир от кровопролития, от истребления, от сумасшествия.       — И как же ты всё-таки поменяешь Концепцию, Гарри?       — Я не знаю. Но я планирую найти ответ. Впереди у меня — вся жизнь на исправление Концепции и на построении утопии. Но это точно будет не то видение Концепции, какое я изложил тебе, Кэролайн. А теперь, прошу меня простить, я должен отправиться. Простите, что ворвался в вашу жизнь.       И я исчез из её жизни. Пришёл в неё незваным гостём, да так из неё и ушёл. Чтобы больше никогда, к своему счастью, туда не возвращаться.

***

      Откуда всё началось? Где та отправная точка, от которой можно отсчитывать моё существование? Да и уместно в данном контексте вообще использовать местоимение «моё»? Я — это кто? Я — Гарри Поттер? А Гарри Поттер — это я? Несмотря на то, что последние два вопроса кажутся, по сути, одинаковыми, между ними — смысловая пропасть.       Понятия «Я» и «Гарри Поттер» не есть тождественные, в этой простой истине я убедился совсем недавно, но я продолжаю задаваться вопрос: А Гарри Поттером ли я являюсь? И если я — не Гарри Поттер, а Гарри Поттер — это не я, тогда кто я, а кто — Гарри Поттер?       А может, начать нужно с самого начала? С самого первого заданного мной вопроса? «Откуда всё началось?»       Мои первые воспоминания… Своим самым первым воспоминанием я считаю зелёную вспышку Авада Кедавры, которая убила моих родителей. Хоть мне тогда было полтора года, оно произвело на меня настолько сильное впечатление, что и потом оно регулярно возвращалось в моих кошмарах.       Однако если не считать воспоминание о роковой октябрьской ночи, то самым ранним воспоминанием я считаю странный сон, датируемое, наверное, трёхлетним возрастом: я проваливаюсь в яму, и в меня пластилиновые гномы кидались камнями. Чтобы я знал, что этот сон символизирует. Что ещё я помню из самых ранних воспоминаний?.. Наверное, детский сад, игры в песочнице. Я леплю куличик, но приходит Дадли и ломает его. Я плачу, но никому нет до меня дела. Более-менее целостные воспоминания начинаются уже с первого года в школе.       Эти воспоминания, несомненно, принадлежат Гарри Поттеру, вот только если эти воспоминания принадлежат и как мне, и как Гарри, значит ли это то, что Гарри Поттер и я — одно и то же лицо?       Проблема, на самом деле, таится не в том, определяет ли принадлежность тех или иных воспоминаний личность того, кому они принадлежат.       Что означает быть Гарри Поттером? Какие отличительные характеристики, так скажем, выделяют Гарри Поттера из среды всех прочих людей, персонажей и делает Гарри Поттера — Гарри Поттером? А что означает быть Роном Уизли? Гермионой Грейнджер? Полумной Лавгуд? Драко Малфоем? Джинни Уизли?       Этот список я могу перечислять до бесконечности, и всё это упирается в простую идею: отныне эти имена не имеют никакого смысла. Они — бренды, которые можно использовать как угодно в угоду желаниям.       Если отвечать на вопрос «откуда всё началось?», то тут нужно, как в физике, выбирать систему отсчёта. Что считать «всем»? «Всё» — это что конкретно? «Всё» — это история Гарри Поттера, который искал Концептуализатор? «Всё» — это история Гарри Поттера в общем и целом?       И даже если мы определились с тем, что считать под «всем», найти точку отсчёта невозможно, потому что её попросту и нет. Вру, есть Большой Взрыв, но оттуда считать — слишком глобально и муторно. Нужно чуть-чуть сузить наше мышление.       Итак, для начала пусть будут две даты: тридцать первое июля 1980-ого года, день моего рождения, и двадцать шестое июня 1997-ого года, когда в Нулевом Мире вышла первая книга о Гарри Поттере. Эти два значения можно смело считать двумя днями рождения Гарри Поттера, если не вдаваться в совсем далёкие рассуждения о том, что вообще-то идея о волшебнице со шрамом посетила голову автора книг задолго до девяносто седьмого года. Итак, в июне 1997-ого года книга о Гарри Поттера увидела свет, и с тех пор он начал существовать как концепция литературного жанра, завоевал безумную популярность, стал каноном жанра «городское фэнтези», превратился в образец для подражания, за которым до сих пор многие пытаются следовать с разной степенью успешности. А в июле 2007-ого года свет увидела последняя часть повествований о Гарри Поттере. Тогда-то и завершилась эпоха выстраивания и созидания Изначального относительно меня Мира. Тогда были заложены все каноничные взаимоотношения, выстроены все характеры, началась полноценная история существования Гарри Поттера как культурно-медийного факта и феномена.       Гений писателя заключается во многих вещах. Самым простым критерием гениальности писатели — создание такой книги, которая, будем выражаться общими словами, «цепляет», «заставляет раз за разом возвращаться к себе», «создаёт уникальный мир» и всё то, что так любят учителя словесности в сочинениях на тему классической литературы. Однако критерием гениальности писателя можно считать и огромное количество произведений, созданных на основе гепталогии с использованием тех же самых персонажей. Это, кстати, тоже один из методов как можно дольше не расставаться со своими любимыми персонажами. Действенный, простой, эффектный и эффективный одновременно. При должном мастерстве можно даже превзойти оригинал.       Таким образом, Гарри Поттер как концепция существует уже очень долго, и превратился в эдакий обобщённый символ всего и сразу. Гарри Поттер постепенно становится именем нарицательным, он настолько прочно вошёл в культуру Нулевого Мира, что без него уже сложно представить современное искусство, которому он дал такого мощного пинка под зад, что до сих пор искусство пытается угнаться за Гарри Поттером.       Однако речь совершенно о другом. Чёрт с ней, с историей успеха Гарри Поттера как культурно-медийной концепции.       Что вообще такое «Гарри Поттер»? Что приходит на ум на этих словах? Что означает быть Гарри Поттером? Что определяет Гарри Поттера? По каким характеристикам выделяется Гарри Поттер? Эти вопросы уже были озвучены, но ответа на них так и не последовало.       У Гарри Поттера из Каноничного Мира есть вполне определённый характер, конкретная мотивация и всё такое в этом духе. У Рона Уизли из Каноничного Мира всё это тоже присутствует. Так можно сказать про любого персонажа, однако… Тут снова нужно вернуться к Производным Мирам. Соблюдаются ли те самые каноны, заложенные гепталогией, там?       Нет, ничерта не соблюдаются.       Производные Миры могут отличаться от Каноничного настолько, что уже превращаются в самостоятельные миры, которых связывают лишь общие персонажи. Но даже назвать этих персонажей «общими» язык не поворачивается. Это совершенно иные персонажи, у них совершенно другие характеры, привычки, даже внешность может меняться.       Всё, что их объединяет — одинаковые имена персонажей. Гарри Поттер сотоварищи превратились в бренды, наклейки, символы, триггеры, маркеры, условные обозначения, переменные, которым можно придать абсолютно любое значение.       Как вообще выглядят Производные миры в идеале? Берутся персонажи Каноничного мира, сохраняются их характеры, помещаются в условия, отличных от Каноничного мира, и уже дальше история идёт совершенно иначе с учётом этих самых новых условий. Персонажи должны определять сюжет, а не сюжет — персонажи.       Но на деле выходит всё в точности наоборот.       За долгие годы развития Производных миров персонажи стали жить своей жизнь, полностью независимой от Каноничного мира. Они, как уже было сказано, стали образами, символами, крайне удобными условными обозначениями, которые всем понятны.       Именно поэтому я не могу называть себя Гарри Поттером, потому что нужно сначала определиться с терминологией и понять, что мы вообще подразумеваем под «Гарри Поттером».       У каждого из нас своя роль в повествовании, который, опять же формируется зачастую исходя не из персонажей, которые должны словно живые как-то менять мир вокруг себя, а по воле всесильного автора-демиурга, который в своём тексте господь бог, вершащий судьбы мироздания. Каждый из нас играет эту роль, не замечая этого, не в силах что-то с этим сделать и как-то разорвать этот порочный круг. Всё предопределено задолго до нас, и с этим ничего не поделать. Однако самое страшное не только это. Мы не просто символы, но ещё и инструменты самоудовлетворения. Используя наши имена, нашим символы, наши бренды, любой человек, созидая Производный Мир, маскирует самого себя за нашими именами, превращая нас в подобие самих себя.       И теперь, когда я нахожусь в абсолютном нигде, осмысливая самого себя, мой разум приходит к до ужаса простым и нелепым выводам. Как я уже сказал, имя каждого из нас не играет роли концептуально, но именно эти имена наполняют нас смыслом. Если избавить меня от имени «Гарри Поттер» и наделить другим именем, тем же «Юджином», то почти ничего и не придётся менять: останется история о сироте, который рос и угодил в приключения, только про Юджина никто читать не будет, а про Гарри Поттера — будут. Но это не проблема ни читателей, ни автора, ни Юджина, ни Гарри, это проблема реальности, которую нельзя менять.       У каждого из нас есть своя уготованная сюжетом и обществом роль, которую мы обязаны отыгрывать до самого конца. У каждого из нас есть своя концептуальная роль, кристаллизация всего, что делает нас людьми, выжимка из наших характеров. Каждый из нас обязан отыгрывать эту роль, которую назначили даже не мы, а кто-то иной.       Откуда начать? Нет смысла начинать откуда-то издалека, с тех людей моего родного мира, которых даже я знаю очень мало. Их концептуальная роль проста: ежели автору нового Производного Мира захочется блеснуть знанием Каноничного Мира, ему лень выдумывать новые имена или он хочет сойти за умного, то тогда он вытаскивает из недр Каноничного Мира персонажа, приписывает ему любую роль, оправдываясь тем, что «про него же ничего не сказано, значит, можно всё». Откровенно говоря, многие из тех, о ком дальше пойдёт речь, относятся как раз к этой категории, но вот только во многих Производных Мирах они стали неотъемлемой частью культуры и видения сюжета, от них уже никуда не деться. Здесь же я веду речь лишь о самых малоизвестных персонажах. О тех, чьё имя хоть как-то у слуху, я поговорю позже.       Однако чтобы продолжить разговор о концептуальных ролях обитателей моего мира, разумнее будет разбить их на условные круги, начиная от самых дальних персонажей, тех, кто расположен от меня во многих Производных мирах достаточно далеко, до непосредственно моих друзей, ближайших сторонников и злейших врагов.       И начну я издалека, с тех людей, что как в моём мире, так и в Каноничном фигурируют как легенды, отцы-основатели всего и сразу и просто интересные люди. Тут будет и Мерлин с Морганой (что-то не помню, чтобы в моём мире маги использовали их имена как ругательства, хотя это во многих Производных мирах считается чуть ли не фишкой магов), и трое братьев Перевеллов, и Николас Фламель, и четвёрка Основателей Хогвартса. Ради чего они нужны? Чтобы, ясное дело, раскрыть ту или иную тайну магии, которой не было в Каноничном Мире. Звучит невероятно лицемерно, ибо весь мой Производный Мир буквально-таки зиждется на факте существования антимагии, Концептуализатора и Операторов.       Вот тут уже начинается крайне тонкий момент, который я уяснил лишь недавно: нельзя просто попасть в Каноничный Мир из Производного, когда ты это делаешь, создаётся очередной Производный Мир, который от Каноничного отличается лишь тем, что в него кто-то отправился. Влияние этого путешественника между миров может быть нулевым, но факт остаётся фактом: изменить Каноничный Мир может только автор, который, в свою очередь, существует в Нулевом Мире. Таким образом… Нельзя сказать, что Каноничные Миры подчиняются законам Операторов, Концептуализаторов и перемещения по мирам. Равно как и нельзя сказать, что эти законы действуют везде и всегда. Мироздание вообще очень и очень интересно устроено…       Так вот и выходит, что и в моём мире легендарные личности сыграли свою роль — они вычленили из массы магии Концептуализатор, превратили его в Распределяющую Шляпу и Зеркало Еиналеж, а потом запрятали этот секрет, чтобы вплоть до нашей эры никто не предпринимал никаких попыток этот самый Концептуализатор отыскать. Я тут понял, что многое, что говорю, по сути своей, лицемерно до одури. Но не говорить я тоже не могу.       Но отцы-основатели — это хорошо, про них можно много какие Производные миры найти, где либо описывается их жизнь, либо они каким-то магическим образом попадают в наше время, кто-то из нашего времени попадает к ним, либо вообще какой-то человек-персонофикация автора Нулевого Мира вводит себя в текст. Однако гораздо интереснее рассматривать и анализировать тех, кого я либо застал лично, либо хоть что-то о них слышал или знаю из уст тех, кого знаю.       И тут нужно сразу перескочить к тем, кого я хотел рассматривать в последнюю очередь, потому что именно эти персонажи определяют весь ход повествования, а по моей внутренней логике, о них речь должна была зайти в самую последнюю очередь перед тем, как я вынесу сам себе вердикт. И речь пойдёт о Волдеморте и Дамблдоре, лидерах Зла и Добра соответственно. Но всё не так просто, как кажется.       Потому что покуда я — уроженец того мира, в котором родился, необходимо сюда добавить Джеймса Моргана… И себя самого.       С Джеймсом Морганом всё просто и сложно одновременно. Во-первых, он — один из немногих чужих на этом празднике жизни. По факту, ему тут вообще нечего делать, он — гость, чужак в этом стройном мире. Во-вторых, я не могу понять его концептуальную роль. В-третьих, я никогда не смогу понять в полной мере всех его мотивов, причин его поступков, логику его мысли и всего такого. Сомнений в том, что он — эгоист и гедонист, ведомый жаждой удовольствия, у меня нет. Лишь недавно я понял, что помимо всего этого он пытался приблизить мир к появлению человека, который сможет ворваться в Нулевой Мир. Я пока что не имею никакого представления о том, откуда он вообще получил знания об этом, но факт остаётся фактом: он одновременно трудится и на благо всех, и ради самого себя. Скорее уж что ради себя любимого. Он олицетворяет одну жизненную позицию: «всё ради себя». Или олицетворял. Чёрт его поймёт.       Лорд Волдеморт, он же Том Реддл — личность ещё более неординарная по элементарной причине: концептуально, он — мой антагонист, мой злейший враг, тот, кто желает убить меня, тот, с кем я должен схлестнуться в последней битве Добра со Злом. При этом его роль в Производных мирах может варьироваться как угодно: начиная от бессмысленного злодея и заканчивая моим вторым отцом, когда он либо раскаивается, либо нет.       Моё личное мнение таково: если в произведении есть антагонист, то он обязан быть самым интересным персонажем после главных героев, с невероятно продуманной мотивацией. Антагонист должен быть достойным соперником главному герою или хотя бы таким, чтобы его можно было понять и даже сопереживать. Злодеяния ради злодеяний — это скучно, пресно, но только если нет каких-то интересных обоснований. Вот, скажем, Джокер из Бэтмена (ха, сто лет назад я даже наряжался Джокером…) — сумасшедший, который творит хаос ради хаоса, но именно своим безумием он и притягивает читателей, зрителей. А что же Волдеморт из Каноничного Мира?       Я его не понимаю. Неужели всё, что им двигало — это идея убить всех маглов? А потом — убить меня? Зачем? Почему всё обязано быть так пресно и скучно? Может, именно поэтому Волдеморт моего мира и движем иной мотивацией? У него свои представления о справедливости и пресловутом Всеобщем Благе. Если для Джеймса Благо заключается в том, что всё должно подчиняться его и только его прихоти, Волдеморт полагает, что осчастливить всех невозможно, поэтому он создаёт мир, в котором комфортно могут существовать лишь его последователи. Таким образом, он приносит большинство в жертву меньшинству, но главный парадокс заключается в том, что это самое большинство и не роптало: оно покорно терпело иго Волдеморта как в семидесятых, так и в конце девяностых.       И Альбус Дамблдор. Раньше я думал, что Волдеморт — фигура противоречивая и неоднозначная, но Дамблдор переплюнул его с лёгкостью. Кто такой Альбус Дамблдор? Вопрос не менее сложный, чем попытка установить мою собственную личность, идентифицировать себя самого. Но ответ на вопрос о Дамблдоре существует: он величайший светлый маг и самый опасный человек Британии, он добрый директор и хитрый интриган, он мудрый человек, способный заменить отца или дедушку кому угодно, и беспринципный политикан, разбрасывающийся жизнями и судьбами союзников направо и налево во имя Всеобщего Блага. Собственно, именно благодаря Альбусу и существует сам термин Всеобщего Блага как одна из концепций, пришедших из Каноничного Мира.       Отношение к Альбусу зависит исключительно от собственного мировоззрения созидателя Производного Мира. Он может как быть тем, кем он является в Каноничном мире, так и быть злом похлеще Волдеморта. А что я сам думаю о Дамблдоре? Я считаю, что он действительно дирижирует многими событиями Каноничного Мира, но делает это из лучших побуждений. То, чем это закончилось в моём мире, лишь иллюстрирует поговорку «благими намерениями вымощена дорога в ад». В иных мирах мотивы Альбуса совершенно иные, равно как и методы. Но в конкретно моём случае Альбус считает, что можно пожертвовать меньшинством ради большинства. Таким образом, это Альбус и Волдеморт друг другу противоположны, а не я и Волдеморт или Альбус и я. Я ни Дамблдору, ни Реддлу не враг и не соперник. Я — лишь человек, родившийся не тем, кем должен был.       Таким образом, есть два основных вектора развития британского общества: «всё ради избранных» и «малая жертва во имя большого добра». Для обывателей конфликт представлен в совершенно ином виде: есть Пожиратели Смерти во главе с Волдемортом, есть Министерство Магии во главе с очередным не самым компетентным министром магии, есть Орден Феникса во главе с Дамблдором, при этом вообще нихрена не понятно, кто чего и, что самое главное, зачем хочет. Поэтому обыватель выбирает того, при ком живётся спокойно. В этом и весь треклятый британский консерватизм, и мещанский образ мысли, и, что самое главное, нормальное человеческое мышление. Перемены нужны, но происходить они должны эволюционно, а не революционно. Тот же Карл Маркс в своих учениях говорил, что переход от капитализма к социализму, а затем — к коммунизму должен происходить постепенно. Но речь не о Марксе, а о магической Британии, где противостояние Волдеморта и Дамблдора несёт характер войны двух идеологий, а я должен был выбрать между этими двумя противоборствующими сторонами.       Но речь идёт не совсем о них, а о других персоналиях этого мира, тех, кто оказался вовлечён в эту войну не на роли руководителей или идеологов, а простых смертных, тех, чьими судьбами распоряжаются любые великие, сколь великими и добрыми они не были. Начать стоит с самой простой категории, с Министерства Магии. Чем она руководствуется и какова её роль в повествовании, зависит исключительно от воли создателя Производного Мира. Министерство вообще место крайне интересное, но одно ясно точно: они редко когда сотрудничают с Орденом Феникса, предпочитая действовать самостоятельно и в своих интересах. Обычно «свои интересы» — это «сохранить власть в своих руках любыми методами». Министерство вообще место интересное — судя по Каноничному миру, иных магических мест, кроме министерства, Хогвартса, Хогсмида и Косой Аллеи в Британии попросту нет, поэтому если нужно поместить повзрослевших героев куда-то, то выбирается именно Министерство. Я видел так много кадров из иных миров, где я работал либо аврором, либо министром магии, либо ещё кем, что уже завтра могу выйти на работу и даже проработаю, не вызывая подозрений. Но тут я вспомнил, что и так работал в аврорате, но мало. Точно.       В Министерстве Магии есть Корнелиус Фадж, который может быть как полным кретином, так и достойным оппонентом Дамблдору и даже Волдеморту. Там ещё есть департамент правопорядка, где всем непременно заправляет Амелия Боунс, которая, зачастую, имеет своё мнение, занимает свою собственную сторону и стоит на страже справедливости и порядка, не подчиняясь никаким авторитетам. Это очень удобно, если создателю Производного Мира угодно как-то очернить Дамблдора или Фаджа — достаточно раскрутить это дело через Амелию, и дело в шляпе. В Министерстве есть Визенгамот, которым управляет Дамблдор. Насколько правильно и мудро Дамблдор им управляет, зависит от того, насколько «плох» Альбус. Так же Визенгамот нужен для того, чтобы устроить какой-то показательный для повествования суд, который изменит историю Каноничного Мира на сколько угодно градусов. Ещё в Министерстве есть аврорат, где я и работаю, Отдел Тайн, где есть всё, что сюжету угодно, и ещё десяток департаментов, на которые всем плевать, потому что они не представляют интереса.       Мимоходом стоит осветить проблематику журналистики магической Британии. Судя по всему, в «Ежедневном Пророке» пишет одна Рита Скитер, иных журналистов попросту не существует. Однако если автор достаточно продвинутый, то тогда компанию Рите может составить кто-то иной. Но тут проблема исключительно в том, что помимо Риты иных журналистов попросту в Каноне не было упомянуто. Можно, конечно, рассказать и о «Придире». О ней известно то, что ей управляет Ксенофилиус, там можно писать всё, что угодно, включая оппозиционные и противречащие официальному курсу правительства вещи. Кто пишет «Придире»? Да кто угодно.       Помимо Министерства, как уже было сказано, магическими местами являются Хогвартс, который я оставлю на потом, Хогсмид, в котором есть лишь Аберфорт, брат Альбуса, да мадам Розметта, причём оба этих персонажа никому не сдались и появляются лишь тогда, когда автор хочет выпендриться или описать секс с Розметтой, ибо что может быть романтичнее перепиха с обворожительной хозяйкой таверны? Во многих дешёвых фэнтези-романах обязательно кто-то попытается присунуть официантке из таверны.       Но кроме Хогсварта и Хогсмида есть Косая Аллея и Лютный Переулок, о которых сказать всё же надо. В Косой Аллее можно найти вообще всё, что есть в Каноне плюс то, что нужно для сюжета. Тут и учебники покупаются, и старые книги в букинистических лавках, и артефакты всех сортов и размеров, и магазинчик близнецов Уизли, и, что самое главное, банк Гринготтс, которым заправляют гоблины. И… Ох ты, боже мой, тут я ступаю на очень и ОЧЕНЬ скользкую тему того, что называется «Родовой Магией», потому что мимо этой темы я пройти не могу.       Что такое «Родовая Магия»? В Каноничном мире этого точно не было, однако Родовая Магия существует во многих Производных Мирах, поэтому мимо этого явления я пройти не могу. Зачем она нужна — сложный вопрос. Но суть проста: чистокровные маги ДЕЙСТВИТЕЛЬНО обладают некими силами, которые превосходят обычные представления о магии. Существуют различные Роды, члены которой умеют колдовать сильнее, есть различные ритуалы по вхождению в Род, нужно выбирать хорошего партнёра для заведения потомства и усиления Рода, в особо запущенных случаях партнёр может быть того же пола, тогда вообще чёрт ногу сломит в попытках понять, что творится. Родовая Магия существует во многих мирах, относиться к ней можно по-разному, но она есть. Сам несколько раз был в таких мирах, поэтому, наверное, стоит высказать своё мнение. Оно таково, что она имеет право на существование, но в контексте существования Каноничного Мира, где её отродясь не было, где вся концепция Каноничного Мира о том, что происхождение мага не играет никакой роли, что лишь талант, труд и упорство делают из мага величайшего волшебника, попросту противоречит идее Родовой Магии. Именно поэтому Родовая Магия — такая скользкая тема, потому что как идея она неплоха, но реализация всякий раз оставляет, мягко говоря, желать лучшего.       Но, как всем известно, чтобы узнать о существовании Родовой Магии и обнаружить, что стал наследством ста с хреном древних как сама Вселенная Родов, нужно зайти к гоблинам в Гринготтс, где тебе по капле крови расскажут всё, начиная от твоих предпочтений в нижнем белье и заканчивая тем, какая конкретно обезьяна начала эволюционировать в тебя и когда конкретно эта конкретная обезьяна научилась колдовать, основав древнейший и могущественнейший магический род. Вообще гоблины — универсальные существа. Им можно приписывать всё, что угодно, хуже уже явно не будет. Хорошо это или плохо? Думаю, что это как минимум весело.       Но чёрт с ним с Косой Аллеей, есть же Лютный Переулок! Вот если правила приличия и совесть не позволяют впихнуть на Аллею всё, чего затребует душа, к вашим услугам всегда будет Переулок! Там можно купить вообще всё, что можно: супер-могущественные артефакты, не отслеживаемые Надзором волшебные палочки, супер-пупер ингредиенты для супер-крутых зелий... Может, что даже и рабынь, чем чёрт не шутит. Таким образом, кто виноват, что всё сосредоточено на двух улочках, зажатых в центре Лондона посреди четырёхмерного пространства? Много кого, на самом деле. Нет смысла искать виноватых в том, что наш мир именно таков, какой он есть.       Как уже говорилось, есть две основные стороны конфликта: Орден Феникса и Пожиратели Смерти. Плюс Министерство Магии, которое занимается всяким разным. Но про Министерство мы всё уяснили — концептуально, его роль варьируется от «единственной адекватной стороны» до «сборища бюрократов» с промежуточными остановками в лице «пособники Волдеморта». Министерство Магии, помогающее воевать с Волдемортом или сотрудничающее с Орденом Феникса — тот ещё нонсенс. Вот что такое Орден Феникса — это уже вопрос более интересный. Что такое Орден Феникса все понимают — они противостоят Волдеморту. Вот только какие конкретно они цели преследуют — уже ответить становится трудно. Обычно Орден позиционируется как бессмысленно скучное добро, которое исключительно мешает Гарри на его становлении самым крутым и великим магом всего мира. Часто Орден становится злом похлеще Пожирателей, вот только всё это «зло» сводится к построению козней Гарри, подливанию ему любовных зелий и так далее и так далее. И таким нехитрым образом, проблематика морали добра сводится исключительно к тому, кто и что сделал лично Гарри.       Пожиратели Смерти — очень и очень интересные личности. В Каноничном Мире они представлены как таки абсолютное зло, где лишь Малфои способны искупить свои грехи, вовремя переметнувшись на сторону света. Стоит ли после этого любить и уважать Малфоев? Отнюдь — они остаются скользкими людьми, которые гонятся исключительно за теми, кто готов предоставить им право на спокойное существование. Они преследуют свои цели, потакаемые чистокровностью, спесью, деньгами и амбициями. А что до Пожирателей, то довольно часто они представлены либо как глупое зло, либо же как «жертвы обстоятельств» — только ленивый, наверное, не попытался обелить Пожирателей, придать им мотивацию и оправдывать их поступки. Почему это происходит? Очарование тёмной стороны силы, ясное дело, потому что Добру скучно сопереживать — оно побеждает всегда и везде, а вот Зло должно иметь крайне чёткие мотивы, понятные и простые, и даже не противоречащие моральным устоям.       Вообще традиция обелять зло не нова — ещё задолго до нас этим занимались все, кому не лень, используя тот же «Властелин колец», «Звёздные войны», комикс-вселенные… Почему происходит именно так? Это тема для отдельного эссе, моя задача здесь — определить концептуальные роли Ордена Феникса и Пожирателей Смерти. Орден чаще всего мешает Гарри, а Пожиратели могут ему и помогать. Так же стоит упомянуть, что почти любую девушку Ордена или Пожирателей можно «подсунуть» Гарри, равно как и под любого мужчину Ордена или Пожирателей можно подложить Гермиону, но это — тема отдельного, очень и очень интересного разговора.       Однако всё ранее указанное — чепуха. Гарри Поттер-то — школьник, а, значит, основное, центральное повествование завязано вокруг его альма-матер, школы чародейства и волшебства Хогвартс. Таким образом, покуда есть Хогвартс, все остальные вещи попросту отходят на второй план, ибо тогда сюжет Производного мира может вообще перестать обращать внимание на противостояние Добра и Зла, а переключиться на школьное бытописание. Школа, да?.. В школе возможно такое огромное количество сюжетов, что все их объять, попросту невозможно. Можно удариться в юморески, писать короткие юмористические зарисовки, можно углубиться в то самое мирное бытописание, даря читателю уют от спокойной школьной жизни, а можно просто писать романтику: слащавую романтику, слёзогонную романтику, весёлую романтику, трогательную романтику, эротическую романтику, порнографическую романтику, трагическую романтику. Романтика, романтика, романтика…       Что есть в Хогвартсе? В Хогвартсе крайне запутанная география. Так как Каноничный мир лишь в общих чертах обрисовал что, где, как и зачем находится в замке, многое приходится додумывать самим. Таким образом, одним из странных плюсов всей нашей вселенной является недосказанность — каждый из нас может быть демиургом, доделывающий эту вселенную, используя элементы Канона как конструктор. Можно просто следовать инструкции и собрать то, что задумывал автор. А можно сделать свои детальки, позаимствовать из другого набора, переделать всё с ног на голову и получить на выходе что-то очень далёкое от оригинала.       В этом и есть суть всего современного творчества: использование того, что было раньше, чего-то придуманного не нами и до нас, переработка, переосмысление. Наш современный мир — это огромный текст, сотканный из столь огромного количества языком и символом, что многие символы уже потеряли то, что они означали, и стали обозначать самих себя.       Хогвартс — это центр всего британского магического мира, и ничего иного в нём попросту не может существовать. Всё действие всегда будет разворачиваться либо в Хогвартсе, либо вокруг Хогвартса, либо ради Хогвартса, иные варианты создаются теми, у кого есть идея и желание показать что-то необычное, удариться в артхаус. Почему так вышло? Потому что сам Канон сконцентрирован вокруг именно Хогвартса, и именно этот замок прописан более всего. «Гарри Поттер» — это история о взрослении и становлении обычного британского школьника, а не хитрый политический триллер-фэнтези, так что зачем нам проработанный магический мир, если всё действие будет сосредоточено исключительно в нескольких локациях?       Что есть в Хогвартсе? В Хогвартсе есть привидения. Нужны они? Нет, всем на них глубоко начхать. Иногда, конечно, они вводятся в сюжет, но зачастую они — эдакий рояль в кустах, который торжественно выкатывается прямиком на ошарашенного читателя, чтобы сбить его с ног неожиданностью откровения. Кроме привидений в школе есть домовики, но они нужны только для того, чтобы готовить героям вкусности, приводить школу в порядок и не давать героям отвлекаться от спасения мира и всего такого на всякие бытовые мелочи жизни. Так же есть человеческий персонал, включающий в себя бедолагу Филча и мадам Помфри. Филча никто не любит, он отвечает взаимностью, нужен исключительно ради того, чтобы над ним измывались. Мадам Помфри же может даже покойников с того света возвращать, она же может выступать в роли единственного на всю страну колдомедика, даром что есть целая больница Святого Мунго. А ещё она может давать противозачаточное зелье или даже зелья для аборта, например. Почему бы и нет?       Однако главные взрослые в Хогвартсе — это учителя. Учителя считаются как заведомо более сильные и могущественные волшебники, нежели ученики, так что они обладают различными тайными знаниями… В теории. На самом деле, все тайные знания хранятся либо в библиотеке, либо в книгохранилищах древних родов (ага!), но только не в голове учителей. Для чего тогда нужны учителя? Создают атмосферу, мешают (или даже помогают, но редко) главным героям делать дела, в качестве ценных советников выступают нечасто. В особо запущенных случаях те учителя, о которых известно крайне мало, неожиданно омолаживаются во имя странного.       Однако в основном под учителями все подразумевают профессоров МакГонагалл, Стебль, Флитвика, Снегга (о котором можно говорить очень и очень долго), Трелони, так же ещё можно вспомнить огромное количество преподавателей защиты от тёмных искусств (ещё одно развлечение — придумывание оригинального персонажа на роль нового преподавателя защиты) и, разумеется, Альбуса Дамблдора. Вот только вся школьная жизнь обычно протекает независимо от учителей.       Но главное в Хогвартсе — это ученики. Причём главное не только в плане того, что это всё-таки школа, а в том, что все события Производных миров (как и Каноничного) развивается именно вокруг них. Все персонажи, как уже было сказано, стали символами, а в случае учеников концепция символов возведена в абсолют. Во-первых, о многих учениках много что известно, что позволяет прекрасно моделировать их поведения. Во-вторых, ученики — крайне удобное средство ретрансляции самого себя в магический мир. Не надо изобретать велосипед или нового ученика, если есть огромнейшее количество персонажей. Шутка ли, на курсе Гарри, включая его самого, есть сорок названных поимённо персонажей, а если приплести сюда ещё персонажей с других курсов, то уже штук шестьдесят точно будет. Можно брать абсолютно любого персонажа и скрещивать его с кем угодно, наверняка найдётся ещё один человек, которому это придётся по душе.       И с этого момента придётся приступить к более подробному анализу концептуальных ролей персонажей, потому что про взрослых говорить скучно, это все понимают, про взрослых пишут взрослые, а Производные миры создаются не ради взрослых, а во имя чего-то иного. Так что… Начать придётся вообще не из Хогвартса, а из Дурмстранга, где есть Виктор Крам. Известно, что он вроде бы как какое-то время встречался с Гермионой, а ещё он отличный игрок в квиддич. Более ничем не запомнился. Но под него любят класть Гермиону, так что пускай будет.       После Дурмстранга обращаем наши взоры на Шармбатон, в котором, несомненно, самые красивые школьницы (ой ли?). Габриель Делакур, несмотря на свой относительно малый возраст (для некоторых даже это - не помеха), относительно популярный персонаж. Всё-таки она милашка, ещё и вейла, да и её Гарри спас, так что идея детской влюблённости маленькой девочки в большого парня многих привлекает.       Флёр Делакур — разговор крайне необычный. Всем известно, что она чертовски привлекательна, а так как Уизли в массе своей не любят (об этом позже), то обычно её стараются спарить с кем-то другим. Например, с Гарри. И хотя в Каноничном мире они были только друзьями (вроде как)… Кого это вообще останавливало? Кого вообще что-либо останавливало?! (Кстати, матушка сестёр, Апполина, в сюжете иногда выступает в крайне необычном амплуа, но это редко, а если и появляется, то, значит, действие перенеслось во Францию.) Характер к Флёр обычно нормальный, не стервозный, но… как бы сказать? Характеры у персонажей — та ещё условность, поэтому и идёт речь именно о концептуальной роли, а не о характера. И вот таким образом концептуальная роль Крама — «спортсмен и бывший любовный интерес Гермионы» (последний пункт крайне важен), Габриэль — «милая девочка», а Флёр — «сексапильная блондинка».       Хогвартс, помимо всего прочего, поделён на четыре факультета, которые можно охарактеризовать так: «слабоумие и отвага», «нас все ненавидят», «мы вроде бы как самые умные» и «на нас всем плевать». Пуффендуй в Каноничном мире несправедливо обделён вниманием, хотя по идее, это самый дружелюбный и миролюбивый факультет. Тот же хвалёный Гриффиндор всё-таки более шебутной, там больше проказников и хулиганов. Когтевран так же немного обделён вниманием, хотя именно оттуда происходит Полумна, а про Слизерин и говорить нечего — в Каноничном мире это настоящее зло во плоти. Ну почти.       Однако концептуальные роли у факультетов таковы: Гриффиндор — «скучное добро», «хулиганы и задиры», «славные ребята», Слизерин — «несправедливо обвиняемые во всех грехах», «злодеи и задаваки», Когтевран — «умные и скучные», Пуффендуй — «славные ребята» и вообще любая иная роль, которая нужна автору в данный момент времени.       Вообще такое понятие как факультеты в пределах фанфиков — понятие крайне номинальное и условное. И хотя противопоставление Гриффиндора и Слизерина в основном соблюдается, их роли и акцентирование внимание на тех или иных аспектах жизни факультетов кардинально меняется от мира к миру. Таким образом, концепция факультета вообще стирается к чертям собачьим, а определяющую роль оно играет именно в контексте того, кто окружает главного героя (главный герой, если что, тоже понятие крайне растяжимое).       Но прежде, чем перейти к непосредственному окружению главного героя (зачастую это и есть Гарри Поттер), включающего в себя его однокурсников и одногодников, нельзя не обсудить тех, кто либо старше Гарри, либо моложе. В конце концов, жену-то себе Гарри из Каноничного мира нашёл именно что среди тех, кто моложе его. Так вот, начнём, пожалуй, с приснопамятного Пуффендуя, персонажей из которого в Каноне можно буквально пересчитать по пальцам одной руки. С Пуффендуя прославился лишь Седрик Диггори, да и тот всем больше известен как «смазливый красавчик». Опять же, его характер может меняться от случая к случаю, никого это не волнует. После Пуффендуя по количеству упомянутых персонажей идёт Слизерин, откуда нам известен только Маркус Флинт, вечный капитан сборной факультета по квиддичу, плюс несколько эпизодических персонажей, чья задача — появиться, а потом кануть в пучине небытия. С Когтевраном, как ни странно, ситуация получше хотя казалось бы, они не самые лучшие друзья Гриффиндора и не заклятые враги, которых нужно знать поимённо: тут тебе и Чжоу Чанг, первая любовь Гарри, «скромная азиаточка» или «шлюха», Мариэтта Эджком, «предательница» и Пенелопа Кристалл, «подружка Перси».       Ясное дело, что Гриффиндорские старшекурсники и младшекурсники известны нам больше всего. Но в основном старшекурсники, те, кто моложе Гарри, его не интересуют (максимум, на год моложе). Помимо Уизли всех сортов, размеров и возрастов (о коих позже), тут есть два брата Криви, про Колина все забыли после второго курса («безумный фанат»), а второй, Деннис, вскользь мелькнул на четвёртом, после чего так же канул в пучину безвестности. Есть Ли Джордан, «лучший друг близнецов» (это всё, что о нём нужно знать), Кормак Маклагген («приставал к Гермионе», что чертовски важно!) и Ромильда Вейн («приставала к Гарри», это так же бывает важно).       Отдельное место в этом списке занимает сборная Гриффиндора по квиддичу образца первого-третьего курса обучения Гарри. Оливер Вуд — «капитан, повёрнутый на спорте», причём степень повёрнутости определяется методом рандома, никак иначе. Близнецы Уизли будут упомянуты позже, а вот трио охотниц может играть самую разнообразную роль. Обычно Анжелина Джонсон считается «привлекательной мулаткой и вторым по важности человеком в команде», может даже брать на себя роль старосты Гриффиндора и вообще лидера того или иного начинания. Алисия Спиннет и Кэти Белл в силу своего возраста (Кэти лишь на год старше Гарри) уже могут претендовать на более важную роль, даже претендовать на сердце Гарри, например. Обычно эта участь достаётся Кэти, но и про Алисию забывать не стоит. Что про охотниц можно вообще сказать? Да нечего, по большому счёту.       Как можно понять, ученики, отличного от Гарри возраста, обычно играют роль массовки и персонажей второго плана. Внимание им уделяется нечасто. На то есть как объективные причины, связанные как с фактами из реальности (мало кто в школе дружил не со своими одноклассниками и учениками из параллельных классов), так и с незначительностью и ненужностью этих персонажей.       Однокурсников Гарри тридцать девять, а включая самого Гарри — сорок. И тут уже без совсем подробного анализа не обойтись, ведь сложно найти такого женского персонажа, которую не сочетали бы с Гарри или Драко и невозможно найти такого мужского персонажа, которого не связывали с Гермионой. Казалось бы, кому какое до того, кто с кем встречается? Но нет. В Производных мирах это настолько важный пункт, что дальше уже некуда.       Начнём с гриффиндорцев, ибо за исключением ключевых персонажей, их не так много. Дин Томас — «мулат, любитель футбола и просто славный парень». Так же встречался с Джинни и заглядывался на Полумну. Любвеобильный парень и просто дружелюбный человек. Нареканий не вызывает. Симус Финниган — «любитель взрывов (чего в Каноничном мире не было, это пришло из Адаптационного) и скептик», ибо на пятом курсе не верил Гарри. Никаких историй с ним не связано, поэтому его можно интерпретировать как угодно. Лаванда Браун — «соседка Гермионы по общежитию, привлекательная девочка, любвеобильная особа, встречалась с Роном, сплетница, лучшая подруга Парвати». Ничего интересного с ней не связано. Парвати Патил — «соседка Гермионы по общежитию, привлекательная девочка, индуска (важно! всегда можно начать гнать чушь про "особую, индийскую магию"), сплетница, лучшая подруга Лаванды». Интересна именно своими индусскими корнями. Для любителей экзотики. Так же зачастую именно Парвати является более дружелюбной и общительной, чем Лаванда.       Таким образом, за исключением Гарри, Рона, Гермионы и Невилла, остальных обитателей Гриффиндора можно назначать на почти любые роли, и, несмотря на свою «близость» к героями, особо никак не прописаны.       После Гриффиндора пойдёт Когтевран, об однокурсниках Гарри которых известно преступно мало. Есть Терри Бут, Майкл Корнер и Энтони Голдстейн, и это единственные, кто сразу приходит на ум. Если покопаться в списке всех сорока учеников, можно найти и ещё кого-то, вот только кому это надо? Ввиду полной неизвестности, Терри Майклу и Энтони можно приписывать какие угодно свойства, с определённой вероятностью можно даже попасть в точку. С девушками, что интересно, ситуация вообще не лучше. Помимо Падмы Патил, сестры-близнеца Парвати (просто копируем и вставляем описание сестры с Гриффиндора), в Каноне никто не мелькает. Ну не упоминать ту же Лайзу Турнип, которая появляется лишь в дополнительных материалах?       Парадоксально, но с Пуффендуем ситуация в разы лучше. Про Эрни МакМиланна известно довольно многое — «в целом персонаж очень даже положительный, предан Гарри», как и про Захарию Смита — «крайне противоречивый тип, предатель, преследующий какие-то низменные цели», поэтому Захарию можно использовать как байронического героя среди Отряда Дамблдора (ибо зло обаятельно и притягательно). Про Джастина Финч-Флетчли известно уже меньше — «нормальный парень, маглорождённый». Да и с девушками всё не так плохо: Сьюзен Боунс обычно приписывается роль «симпатичной русоволочой пухляшке», а иногда вспоминают, что она, немного немало, племянница самой Амелии Боунс, чем можно пользоваться только так. Ханна Аббот считается «красоткой», да ещё она в каноне стала женой Невилла… Ещё есть некая Меган Джонс, но тут уже полностью на усмотрение автора.       А вот про Слизерин известно много, пишут про них много и с удовольствием. Помимо очевидного Драко Малфоя, там есть его верные приспешники, Винсент Крэбб и Грегори Гойл, которые нигде и никогда не блещут ни умом, ин сообразительностью. Блейзу Забини удостоена более значительная роль — обычно он противопоставляется Малфою, а если и дружит, то не из-за подобострастия, а ради своих личных целей. Так же именно Забини считается лучшим другом Драко (ну не считать же друзьями Крэбба и Гойла, они максимум тянут на роль телохранителей). Теодор Нотт обычно представляется как крайне значимая и интересная фигура — он не был замечен в связях с Драко, а в Каноне мог бы быть даже разговор между ним и Малфоем, где последний считает Нотта равным себе. Что позволяет представлять Теодора как «независимого человека и вообще единственного адекватного во всём этом змеином гадюшнике».       Но гораздо интереснее рассуждать о слизеринках, потому что зло, как всем известно, обаятельно и привлекательно, а девушки по ту сторону баррикад обычно воспринимаются… приятнее, что ли? Зло сексуально, с этим можно поспорить, но чаще всего, это так. Почему у девушек по ту сторону баррикад есть такой шарм — сложный вопрос (то же самое относится и к парням, но речь о другом-то), однако если проигнорировать Миллисенту Буллстроуд («толстая слизеринка»), остальные девушки со Слизерина пользуются заметной популярностью у авторов. Пэнси Паркинсон, несмотря на то, что в Каноне обладала внешностью скорее отталкивающей, всё равно пользуется известностью и популярностью, причём её роль ничем не ограничена. Ей вообще приписывают всё, что угодно. С Трейси Дэвис ситуация интереснее — в каноне её не было, однако в текстах она появляется часто, так что её роль тоже зависит исключительно от воли автора. А вот с Дафной Гринграсс вышла такая ситуация, что она единогласно была признана общественностью «королевой Слизерина» даже несмотря на своё полное отсутствие в каноне. Её называют «роковой блондинкой», и чаще всего соединяют её именно с Драко, даже несмотря на то, что по канону за Драко вышла не Дафна, а её сестрица, Астория.       Почему такое внимание уделяется именно девушкам? Наверное, потому что Гарри Поттер — парень, поэтому пассию ему надлежит таки выбирать из представителей женского пола. И даже тут надлежит сохранять определённую дифференциацию характеров по факультетскому признаку. Всё-таки деление на факультет хоть и является условным и формальностью в массе случаев, зачастую всё-таки стараются сохранить хоть какое-то подобие сохранения характеров обитателей того или иного факультета. Какие-нибудь пуффендуйки считаются обворожительными пухляшками с кудряшками, будто рождёнными быть верными и примерными жёнами. Когтевранки же полагаются молчаливыми и загадочными, которые притягивают к себе именно своей холодной аурой вокруг самих себя. Слизеринки чем-то похожи, они такие же холодные. Но ещё и чертовски притягательны своей злой натурой. Гриффиндорки же активны, веселы и бодры, с ними попросту не соскучишься.       Эта речь принадлежит Нарциссе Малфой. Но не классической, каноничной Нарциссе, а той Нарциссе, что обитает на пределах данного текста. Эти слова выдуманы мной и вложены в уста Нарциссы Малфой. Почему именно она? Проблема даже не в том, что именно в Нарциссу, а в том, что они выдуманы мной, а она лишь предстала ретранслятором моей идеи. Да и могу ли я вообще опираться на слова этой Нарциссы? Они вообще имеют хоть какой-то вес? Хоть какое-то культурное и мифологическое значение? Отнюдь. Но это было лирическое отступление.       Деление на факультеты, опять же, способно породить различного рода драмы по той простой причине, что некоторые факультеты считаются противоположными друг другу. Гриффиндор и Слизерин — яркий тому пример. Ох, как много историй написано о роковой любви гриффиндорца или гриффиндорки к слизеринке или слизерницу соответственно! (О сакральной роли отношений между Драко и Гермионой речь пойдёт позже.) Однако, как некоторые отмечают, эти факультеты друг другу не противоположны. Истинными антагонистами друг другу являются Гриффиндор и Когтевран, Пуффендуй и Слизерин. Давайте подумаем: Гриффиндор ставит во главе ума честь, отвагу и доблесть. Они сначала делают, а уже потом думают, ради чего это сделано. Когтевран же сначала думает, а уже потом делают, они полагаются на силу разума и адеватность. Пуффендуй верит в силу дружбы и сотрудничества. Пуффендуй — это одна огромная семья, где все трудятся ради других. Слизерин же — сообщество, построенное на принципах индивидуализма. Каждый слизеринец трудится ради самого себя, ради своих собственных амбиций и целей, а друзей они находят лишь таких, которые могут принести пользу самим. Вот истинные антагонисты, а не Гриффиндор и Слизерин. Данный конфликт искусственен по натуре своей.       Учеников Хогвартса можно тасовать словно колоды карт, каждый раз раскладывая всё новую и новую вариацию пасьянса. Однако если у карт есть хотя бы масть и номинал, местные же карты лишены и этого — это просто набор пустых бланков, наверху которых написаны имена, а уже масть и значение карты предлагается самому вписать ручками. От всех этих персонажей остаются лишь имена.       Прежде чем перейти к почти финалу всех моих рассуждений, я не могу обойти вниманием семью Уизли. Здесь не пойдёт речи о её главном представителе, Роне, я постараюсь понять, как и в каком свете обычно представляются члены этого семейства. Ведь казалось бы. Они — друзья Гарри, его самые верные и преданные союзники. Жена Гарри — из этого семейства! Что вообще может пойти не так?       Оказалось, может. Как и в случае с Дамблдором, сложилась стойкая антипатия к Уизли, которая, однако, распространяется буквально на нескольких героев этого семейства. Почему так вышло? Причина проста — Рон недостоин Гермионы, а Джинни — Гарри. Это раз. Во-вторых, порой эти законопослушно-добрые персонажи готовы на что-то… неоднозначное. Ссора с Перси, нелюбовь к Флёр, плюс обыкновенный скепсис читателей к безусловно положительным персонажам. Так что в семье Уизли выделяют «положительных» персонажей, которые редко бывают злодеями, и «гадов», которые всегда портят кровь и здоровье героям.       К «положительным» относится, во-первых, Артур Уизли. Обычно он — «размазня, рохля, подкаблучник без амбиций», в лучшем случае — «чудак-человек». Редко когда он способен стать для Гарри вторым отцом, роль «второго отца Гарри» занята Сириусом Блэком. В эту же категорию попадают два старших сына — Билл и Чарли, но тут на руку им играет то, что канон про них попросту забыл, особенно про Чарли. Ну и последними безусловно «положительными» персонажами из семьи Уизли относят Фреда и Джорджа. Они всегда на стороне Гарри, что бы их семейство не делало. А ещё они часто завершают друг за другом фразы. А ещё они — весёлые шутники и раздолбаи. Хотя близнецы могут и ставить Гарри палки в колёса, а иногда доставлять таких проблем, что мама не горюй.       Таким образом, к «гадам» относится всё остальное семейство Уизли. С Перси всё понятно — сволочью и карьеристом он был всегда, но даже тут погодите-ка! А так ли вообще плох его карьеризм! Будь я сыном жалкого работника департамента, чьё название вызывает один смех, я бы тоже пытался всеми силами пробиться наверх и обеспечить хотя бы себе безбедную жизнь. Но обычно никто не пускается в такие философствования, поэтому про Перси все забывают. Гораздо интереснее Молли Уизли, безоговорочно «вторая мама Гарри» в книгах, в Производных Мирах она является «матриархом семейства, жестоким диктатором, которая хочет положить Джинни под Гарри, а Рона — на Гермиону, и ради этого не чурается никаких методов». Почему она превращается в злобную бестию?.. Ну… А разве в каноне не было её беспричинной войны с Флёр? Или вот Джинни, крайне… странный выбор, попрошу заметить. Первые несколько книг о ней не было ровным счётом ничего. Да, на втором курсе она фанатела от Гарри и натравливала василиска на учеников, и вообще она сначала предстаёт именно как «фанат Гарри», что-то на уровне Колина Криви. После этого книга про неё забывает, чтобы в пятой уже вывести её как вполне себе подругу Гарри и его компании, а уже в шестой внезапно превратить её в объект ночных фантазий Гарри. Столь резкая смена акцентов, представление Джинни как фанатки Гарри плюс неубедительность образа и являются причиной её крайней непопулярности как пассии Гарри. А Рон… Рон — отдельный разговор.       Однако не стоит забывать о существовании тех, кого я условно называю «ближним кругом взрослых» — это персонажи, относящиеся к совершенно разным фракциям — тут есть и Пожиратели, и участники Ордена, и нейтралы, и даже министерские маги — чьи судьбы относительно тесным образом соединены с жизнью Гарри или, возможно, они по тем или иным причинам обрели популярность среди созидателей Производных миров. Я много распинался, говоря, что школьные персонажи больше интересны авторам. Теперь же заявляю, что и про взрослых многие не забывают. Причины для этого кроются не столько в проработанности взрослых персонажей, сколько в Адаптационном мире.       На протяжении долгого времени я оперировал двумя понятиями — Каноничный мир и Производный. Каноничный — тот, в котором происходит действие гепталогии книг, а Производный — любой, какой отличается от Каноничного хоть на сколько-нибудь. Адаптационные миры уникальны тем, что являются самыми близкими к Каноничному, однако содержат в себе крайне незначительные изменения. Адаптационный мир — это тот мир, который в основе своей имеет некое иное произведение искусства, созданное как адаптация книг: фильмы, игры и всё такое в этом духе. От Производных их отличает то, что в Нулевом мире первоисточники миров являются официальными, а не созданы поклонниками. И самым влиятельным Адаптационным миром является тот, который основан на фильмах по Гарри Поттеру.       И я смею заявлять следующее: почти пятьдесят процентов успеха половины персонажей — это невероятно грамотное и удачное киновоплощение. Крайне правильно подобранные актёры плюс, естественно, отличный первоисточник и всё такое в этом духе обессмертили фильмы в Нулевом Мире.       Таким образом, кино-образы персонажей подменили «книжные». Но тут уже вина не фильмов или кино, а человеческой психологии — визуальные образы запоминаются гораздо легче, чем образы, созданные своей собственной головой. Потому что уже есть некий шаблон, и у хорошего читателя картина повествования сама выстраивается в его голове. Как многие говорят, «когда читаю книгу, вижу перед собой кино». Кино себе каждый может представлять разное, но вот «актёры» в нём одни и те же. И с появлением киноадаптаций невольно происходит замена образов. Мы настолько привыкаем к тому, что тот или иной персонаж выглядит именно как тот или иной актёр, что разорвать эту связь подчас попросту невозможно.       Точно такую же судьбу постигла, можно сказать, и Гарри Поттера. И именно поэтому популярны Малфои (все три), Беллатриса, Северус, например (и ещё парочка персонажей из Близкого Круга) и Гермиона. Нет, Гермиона популярна ещё и потому, что она, всё-таки, славная девочка, умница (но не красавица, попрошу заметить!), да ещё и подруга Гарри, второй по важности персонаж (или третий, если на второе место ставить Рона), так что к ней будет приковано самое пристальное внимание. Удачные и, что немало важно, красивые актёры — вот залог и ключ к успеху.       Именно поэтому мы и имеем дикую популярность Малфоев. Их сыграли настоящие красавцы, а так как значительная доля поклонников франшизы — девушки, то это вылилось в то, во что вылилось. Или же наоборот, из-за смазливых актёров в фэндом Гарри Поттера принесло девушек, история уже ничего не скажет. Но именно поэтому мы имеем ещё и настоящий хайп вокруг Северуса Снегга. Его крайне противоречивая натура — лишь половина успеха. Или даже треть успеха. Остальное занимает его киновоплощение.       Именно поэтому концептуальные роли тех, кто появился в фильмах, столь значительна и подробна, а тех, кого обошла стороной киноадаптация — столь невелика. Беллатриса Лестрейндж — сумасшедшая фанатичка или заблудшая душа, уродливый прихвостень Волдеморта или сексуальное зло с чёрными волосами, жестокая мучительница или маска, под которой скрывается настоящий ангел. Нарцисса Малфой — верная жена, любящая мать и всё такое в этом духе. Люциус Малфой — холодный аристократ, хитрый, умный, расчётливый, готовый любить кого угодно — Нарциссу, грязнокровек, мужчин… Нимфадора Тонкс — весёлая деваха, которая либо беззаветно любит Ремуса, либо же уходит к Гарри, всегда преданная настоящему Добру (то есть, героям) и всё такое в этом духе. И это только те, кого я вспомнил! Про Драко я пока вообще молчу, а про Снегга — тем более.       Я подбираюсь всё ближе к Гарри Поттеру. Я прошёлся по кинообразам, однако кино — ещё не вся сага. Главное — это книги и центральные персонажи. Но если я хочу понять Гарри Поттера и самого себя, то обязан обратиться к тем, кто воспитал Гарри.       Гарри Поттер — сына Джеймса и Лили Поттеров, однако почти всегда он проводит с ними крайне мало времени. Но обычно Джеймс и Лили — любящие родители, верные друг другу супруги, живущие душа в душу всю свою жизнь. А если внезапно Джеймс оказался мудаком, который вообще споил и совратил Лили, так знайте — этот Производный мир создала фанатка Северуса, которая хочет свести вместе Снегга и Лили и параллельно объяснить, почему же бедному Снеггу жилось плохо в школе. Это всё виноват злой Джеймс и злые Мародёры. Проблема ещё в том, что точно такую же позицию занял и автор Каноничного Мира. Пытаясь придать глубину образу Снегга, автор превратил Мародёров в малолетних бандитов, никак иначе. Да, сразу же Северус стал жертвой, но это уже перебор. А если по теме, то концептуальные роли Джеймса и Лили — «хорошие родители и любящие супруги».       Но всю свою жизнь Гарри растёт у Дурслей. А если не у Дурслей, то тогда Гарри обычно становится совершенно другим, но у своих родственников он предстаёт тем, кем предстаёт — забитым парнем без всякой самооценки. Дурсли — это классические «злые родственники, которые не любят своего приёмного сына». Шансов на исправление у них нет. Кроме Петуньи — она может выйти замуж не за Вернона. И у Дадли — даже Канон дал ему право на искупление. А вот Вернон как и его сестрица… Увы. Ещё сюда можно отнести Арабеллу Фигг, но она почти всегда верный прихвостень Дамблдора, поэтому ну её к чёрту.       Гораздо интереснее рассматривать самых ключевых персонажей всей этой саги. Именно они прославились, стали настоящими феноменами в своём фэндоме, обессмертили свои имена в мировой и массовой культуре. И начну я с самого простого — Невилла Лонгботтома. Во-первых, его сначала никто особо не воспринимал всерьёз — ну толстяк и в Хогвартсе толстяк, что с него взять? Однако актёр начал стремительно взрослеть и становится писаным красавцем, поэтому Невилл стал образом героическим — мало того, что он на седьмом курсе в одиночку занимался подрывной деятельностью в Хогвартсе, так ещё он и оказался вторым Избранным! Так что с ним чаще всего связаны именно сюжеты, где Волдеморт избирает именно его своей целью, а ещё ему любят давать в пассии либо Джинни, либо Полумну. Плюс зачастую именно Невилл становится четвёртым в команде Гарри. Пятым, если роль четвёртого занята каким-нибудь Драко или кем-то в этом духе.       Раз уж речь зашла о Драко… О… Тут уже начинается полный беспредел. Судя по всему, девочкам очень нравятся блондинчики со смазливой внешностью, потому что иначе никак нельзя объяснять тот факт, что Драко, жалкий, ничтожный и подлый парнишка, превратился в то, что имеем. Если в сюжете есть Драко, то он либо настоящий гений зла, либо же никем не понятый добряк, который просто хочет кого-то любить. Например, Гермиону. И, наверное, вся любовь к Драко автоматически переливается и на его окружение — семью, родственников, союзников, одноклассников и однокурсников. Драко стал символом того, как злой персонаж «обеляется» фанатами. И это всё, напоминаю, лишь потому что его сыграл симпатичный парниша, не более того. Не ищите в Драко смысла, его там попросту нет.       И раз уж я заговорил о бессмысленно популярном персонаже, на очереди он — Северус Снегг. И если в случае с Драко за его образом есть лишь смазливая внешность, у Северуса есть и великолепно его сыгравший актёр, и крайне — КРАЙНЕ — неоднозначная личность. Можно ли назвать его злодеем? Нет, он всё-таки на стороне Добра. Можно ли назвать его сволочью, подонком и зверем? Очень даже — его методы преподавания вызывают множество вопросов, а про его отношение к Гарри и вовсе лучше умолчать. Книга рисует нам образ героя, который одновременно может и откровенно подсуживать своему факультету, ненавидеть Гарри, перекладывая на него свою ненависть к его отцу и свою ревность Лили к Джеймсу, но при всём при этом защищающего Гарри и его друзей. Канон пытается сочетать несочетаемое, принося в жертву образу Снегга других персонажей. И она этого добилась! Если вы посмеете сказать, что вам не нравится Снегг или что-то в этом духе, вы сразу же превратитесь в этакого отброса общества, которого нужно гнать взашей. Снегг получился необычным персонажем, но, увы, он безнадёжно испорчен поклонниками — многие хотят подарить Снеггу истинную любовь — Лили, Гермиону или же самих себя…       Вообще концепция Мэри Сью попросту не имеет никакого разумного и рационального объяснения. Раз уж я прошёлся по Драко и Северусу, самое время помянуть недобрым словом этот слой персонажей. Мэри Сью — понятие такое, которое знаю даже я — слишком могущественный и хороший оригинальный (и не только) персонаж, который одним своим великолепием способен сразить главного злодея, уложить его на лопатки и всё такое в этом духе. Обычно Мэри Сью — попытка, проявить самого себя, самоакутализироваться, самовыразиться, убежать от реальности, представив себя не жалким человеком, одержимого плотью и бренностью бытия, а великим человеком, которого все любят и уважают. И чаще всего Мэри Сью себе ещё и находит истинную любовь, а в мирах по Гарри Поттеру, в роли таких пассий выступают Северус, Драко, иногда ещё и сам Гарри, но это редко. Однако Мэри Сью бывает же ещё и мужским персонажем, но чаще всего они хитрее маскируются — используется не оригинальный персонаж, а один из «каноничных» персонажей, и уже он превращается в настоящего терминатора, способного одним взглядом совратить всех и каждого.       Но хватит о грустном. Впереди — Ремус Люпин и Сириус Блэк. Я решил их рассмотреть вместе по той причине, что как бы они крайне важны для сюжета, но как бы не совсем. Ремус, несмотря на статус друга семьи Гарри, так и вовсе появляется лишь в третьей книге, а до этого о нём ни словом, ни духом. Почему он не пытался навестить Гарри — тот ещё вопрос. Но причина проста — его тогда ещё не выдумали. Но вообще Ремус почти всегда выступает как один из заменителей отца для Гарри наравне с Сириусом. Блэку вообще повезло — опять же, удачное киновоплощение плюс интересный образ персонажа, вот и весь залог успеха. А ещё именно его представляют как одного из Мародёров, сохранившего свой дух Мародёров. Эдакий «ребёнок в теле взрослого, но который способен и на взрослые поступки». Как-то с Сириусом все единодушны в представлении его как «второго отца Гарри». Кто, если не крёстный и лучший друг самого Джеймса? Про этих двоих, увы, мало что можно сказать, всё-таки да, действительно, раскрыть Драко и Северуса важнее!       И прежде чем перейти к самым ключевым, на мой взгляд, персонажам, нужно помянуть тех, кого в моём мире уже не будет. Это детей Гарри и всех остальных, которые есть в Каноничном мире. Тех, кто не появится, потому что тех пар, в которых они родились, в моём мире уже невозможны. Хоть и зовутся они все по-разному, но у них нет ярко выраженных концептуальных ролей. Автор Канона не успел продумать их и проработать. Поэтому им можно на вполне законном основании делать какие угодно характеры, хуже явно-то не будет. Наверное, я мог бы перед ними извиниться за то, что они никогда не родятся, но… Не буду. Извините.       И первым пускай будет тот, кто в Каноне является моим лучшим другом — Рон Уизли. Он — самый странный персонаж, чего уж греха таить, даже в Каноне. С одной стороны, он сочетает в себе преданность и верность, но он не раз проявлял ревность по отношению к Гарри, а однажды так и вовсе предал его, оставив его наедине с чемпионством на четвёртом курсе. Рон Уизли стал первым лучшим другом Гарри, открыл ему, по факту, дорогу в мир магии, стал проводником, Вергилием, если оперировать высокими метафорами. Но вместе с тем Рон сохранял простоту характера, так сказать. Он ленивый, но может проявить недюжинное усердие и усидчивость. Он всегда был в тени тех, кто лучше его, и это его гнетёт. Так что… Что в нём нашла Гермиона Грейнджер? Этот вопрос терзает умы многих-многих людей уже не один год. Что же такого было в Роне, что заставило Гермиону полюбить его? Те, кто нашли ответ, защищают эту пару, а те, кто не нашли, ищут ответы в иных плоскостях, и каждый находит свой собственный ответ в соответствии со своим мировоззрением и мироощущением. Рон Уизли — камень преткновения. Одни защищают его, другие — ругают. Одни оправдывают его, а другие считаю, что ему нет оправдания. Он либо и так хорош, либо ему нет прощения. И даже в случае с ним виновата как обычно дама. Шерше ля фамм, как говорится.       Наверное, говорить об Эйлин Уайт я не имею права. Она, как-никак, порождение моей фантазии, поселённая в стройный мир, где ей не должно было быть места. Она создана мной ради высказывания моих идей. И пускай я пытался наделить её характером и персональностью, факт её вымышленности остаётся фактом. И пускай я сам люблю её как свою сестру и как девушку, я не должен забывать, что всё-таки она — мой вымысел. Вот только сам я кто?       Полумна Лавгуд считается общенародной любимицей — сложно найти человека, которой не была бы симпатична эта милая, наивная блондинка, вечно витающая в облаках, но которая способна всегда говорить истину в последней инстанции. Про неё, по-моему, попросту невозможно написать что-то её порочащее. Персонажей можно «обелить», «очернить», а вот с Полумной такой трюк, к счастью, не пройдёт — она всегда остаётся девственно чистой и неподкупной. Однако даже она может оказаться связанной с Северусом или Драко. Или ещё кем похуже. Увы, в этой жалкой и жестокой вселенной всех спаривают со всеми.       А вот с Гермионой Грейнджер всё очень и очень сложно, но и просто до одури одновременно — её киновоплощение получилось настолько удачным и великолепным, что оно буквально затмило собой книжный образ Гермионы. Если я скажу вам «представьте Гермиону», вы сразу вспомните фильм, а не то, как представляли её по книге. Вы вообще можете теперь самостоятельно представить себе Гермиону без подсказки от фильма? Я — нет. И никто не может уже. Образ кино-Гермионы настолько вошёл в наш разум, что теперь никак не отделить. Таким образом, когда я увидел разницу между Гермионой книжной и Гермионой кинематографичной, которая легла в основу очень, очень и очень многих Гермион из производных миров, сам начинаю задаваться вопросом: а что такое Гермиона вообще? Её концептуальная роль уже попросту стёрлась и перестала существовать Гермиона стала просто символом даже без значения. Если до этого все герои стали симулякрами самих себя, то Гермиона лишена даже смысла. Гермионой можно назвать кого угодно и как угодно, это всё — желание представь актрису Гермионы в тех условиях, в какие её хотят поставить. Гермиону кладут под всех, кому не лень, потому что это проще всего — все интуитивно понимают, что такое Гермиона, никому не надо объяснять, зачем и как нужна Гермиона, поэтому вот так вот всё и выходит. Так что я начинаю бояться — а не стал ли я сам жертвой этого вот отношения к Гермионе? Чем продиктована моя любовь к Гермионе — естественным ходом истории или же прихотью моего автора? Или автор — это я и есть? А кто я вообще всё-таки такой? И ради чего всё это вообще существует? Так что Гермиона стала жертвой своей красоты, превратившись из интересного персонажа в ничто.       И теперь остался я, Гарри Джеймс Поттер. Вот только я повторюсь, что Гарри Поттер и я — разные вещи, смею полагать. Так как Гарри — это главный герой, то его личность меняется чаще всего. Гарри Поттер — это табула раса, которой можно придать абсолютно любое значение, и никто ничего не скажет против. Даже обоснование необязательно продумывать, всё равно всё получится лучше некуда. Гарри Поттер уже перестал быть просто персонажем, а стал вообще символом магии. Гарри Поттер — это Гарри Поттер, с которым можно делать всё, что угодно.       Например, делать мной. Вот только… Вот только всё-таки я не смог осознать самого себя и понять, что же я, в конце концов такое. Хоть я и пытался найти ответ в том, кто такие все остальные, в постижении самого себя я безнадёжно застрял и отстал. Что ограничивает меня? И, что главное, это я рассуждаю как Гарри Поттер или нет? Что определяет меня и мой разум? Что вообще определят человеческий разум? Что является единицей познания мира? Какая наименьшая единица существует для осознания и принятия реальности?       Ответов на эти вопросы я пока не знаю, но тут осознаю простую вещь. Кем бы я ни был, я — ретранслятор чьих-то идей, чьих-то мыслей и смыслов. Моими устами глаголет некто, у которого есть сознание и воля, желание жить, созидать и видоизменять. Но он говорит не в пустоту. Есть адресат.       Это ты. Тот, кто читает эти строки. Тот, кто воспринимает эти строки. Тот, кто видит и знает. Но тогда возникает вопрос: а ты сам кто такой? Вряд ли это ведомо даже тебе самому. У тебя нет ни имени, ни лица, ни тела, ничего. Ты существуешь, чтобы своим существованием обеспечивать моим существованием. Я существую лишь пока ты читаешь этот текст, пока образ моего сознания отпечатываться в твоем сознании. Текст разбивается на смысловые отрезки, абзацы, предложения, слова, буквы, а буквы по существу — чернила или, в наш развитой век — пиксели на экране. Элемент двоичного кода: ноль один один ноль ноль. Мы — электроны, наше сознание — самая продвинутая электрохимическая система искусственного интеллекта. Нет смысла обманывать себя, если наше сознание — лишь кучка мечущихся туда сюда электронов между нейронной сетью мозга. Все наши переживания не имеют никакого смысла, равно как и нет смысла беспокоиться о том, кто мы такие. Моё сознание наделено именем — Гарри Поттер, и оно является частью этого текста, а ты — всемогущий относительно меня наблюдатель, смотритель, вершитель чужих судеб, определяющий существование иных миров. Однако относительно меня ты существуешь лишь в моем сознании. Я знаю о твоем существовании, я знаю, что у моей жизни есть наблюдатель, но физически тебя нет. Я не могу достичь твоего тела и задать тебе вопросы, потому что ты — это идея моего существования, нечто, связывающее меня словно канаты, приковывающее меня якорем к тому месту, где я существую. На самом деле, нет даже твоего духа, есть лишь твоё непостижимое сознание. Фактически, ты и есть христианский бог, вот только ты не бог, а такой же человек, как и я. И тебя нет. Ты не существуешь, равно как и не существую я сам. Но…       Всё относительно. Тебя нет относительно меня, но это не значит, что тебя нет. Ты есть, но просто я не способен тебя воспринимать как часть своей вселенной. Действует и обратное — я существую, но ты не способен осознавать меня своими чувствами. Мы скованы разными законами мироздания, и это прекрасно.       Осознание этого факта поразило меня как гром среди ясного неба. Все мои предыдущие переживания оказывались беспочвенны. Переживания относительно моего существования развеялись простой мыслью: существуем все мы — и я, и тот, кто меня создал, и тот, кто наблюдает за мной. Мы влияем друг на друга в равной степени и никого нельзя назвать первоисточником. Мы равнозначны. Мы существуем, мы все реальны. И концептуальные роли — лишь условности, мои попытки постичь волю всеобщего и всевеликого тебя. Равно как и тот, кто вложил в меня эти слова, пытается осознать существование Гарри Поттера как Гарри Поттера, принять его и разобрать, сделать частью своей вселенной.       Я мыслю, следовательно, я существую.       И как только я это осознал, то ко мне вернулось мироощущение. Я перестал быть бесплотным духом, обрёл физическую оболочку, а вселенная вокруг меня обрела пока что самую примитивную форму — абсолютно белое. Я встал и увидел перед собой зеркало, в котором отражался я — Гарри Джеймс Поттер. Я — одновременно и Гарри Поттер, и никто, и я сам.       Я шагнул прямиком в зеркало. Моим душевным терзаниям положен конец.

***

      Я очнулся в некоем резервуаре, наполненном странной мутно-зелёной субстанцией. Она была вокруг меня, на мне была дыхательная маска, через которую я и дышал. Руки и ноги были привязаны и покрыты датчиками, присосками. Стекло отгораживало меня от внешнего мира, а обозреваемый из капсулы внешний мир был покрыт сумраком.       А потом жидкость начала уходить. А когда она ушла, стекло передо мной опустилось вниз, будто приглашая прогуляться. Датчики отлепились, а сдерживавшие движение кольца тоже куда-то пропали. Теперь, когда меня освободили, я могу и прогуляться. Сделал шаг. Он мне дался легко. Вторым шагом я ступил на холодный кафельный пол. Свет исходил только от моей капсулы, и видно было лишь на несколько шагов вперёд. Потом я осознал, что одет в какой-то халат. И на том спасибо. Но через некоторое время надо мной включился свет.       И я увидел, что ряд капсул, подобных моей, кончается вдали. Они располагались по обе стороны коридора, иногда этот ряд пересекался с другими рядами. Я был в самом конце этого коридора. И самое интересное, что в каждой капсуле, которую я мог более-менее разглядеть, были люди. Ну, ладно, мне ничего не остаётся сделать, кроме как идти вперёд. Судя по всему, это и есть тот самый Нулевой Мир, о котором грезил Морган.       Я разглядывал капсулы. В каждой капсуле были люди: мужчины, женщины, подростки, старики. Ряд не кончался. Боже, сколько тысяч людей сейчас лежит в подобной спячке? Ещё бы понять, что эта самая спячка символизирует, на самом деле. Я шёл вперёд. И тут услышал шаги. Я остановился, а вот тот другой — нет. И через некоторое время я увидел перед собой мужчину в лабораторном халате, которого я сразу узнал.       — Джеймс Морган? — я не скрывал своего подлинного удивления. — А что ты… Кто ты такой вообще?       — Судя по твоей реакции, ты столкнулся с моей проекцией в твоём мире, — ответил Морган. — Что же, теперь мы можем представиться по-настоящему. Джеймс Морган, руководитель отдела по вычленению магии. Мне прекрасно известно, кто ты такой, но… для начала, я хотел бы услышать твоё собственное мнение о том, кто же ты сам такой.       — Я — Гарри Поттер, — ответил я. — Это не подлежит никакому сомнению. Я был, есть и буду Гарри Поттером.       — Звучит обнадеживающе, — кивнул Морган. — Ты — первый на моей памяти человек, который выбрался из капсулы и так ясно осознаёт своё собственное я. Обычно процесс пробуждения сопровождается более серьёзными психологическими травмами, — он покрутил головой. — Давай пройдём в мой кабинет, где за чашкой кофе или чая всё обсудим. Ты не против?       — Отнюдь, — сказал я. — Честно говоря, я всё ещё чувствую сонливость и усталость. Да и в ногах правды нет, в самом деле.       — Тогда следуй за мной, — и Джеймс Морган двинулся по коридорам с капсулами. — Пока мы идём, позволь мне задать тебе пару вопросов. Во-первых, ты понимаешь, где находишься?       — Догадываюсь, — ответил я. — Это — Нулевой Мир, исходный мир, относительно которого все прочие лишь являются выдумкой и фантазией, и это какая-то лаборатория по вычленению магии, как ты сам это сказал.       — Совершенно верно, — согласился Джеймс. — Во-вторых, у тебя есть предположения относительно того, кто и как поместил тебя в ту капсулу? Просто сколько людей из них пробуждалось, и у каждого своё мнение. И ещё никто на моей памяти не смог угадать.       — Подожди, то есть, ты хочешь сказать, что я — не единственный, кто смог достичь Нулевого Мира?       — Я предпочитаю термин «пробудился», — поморщился Джеймс. — Потому что ты был создан искусственно. Твоё тело и твоя душа зародились именно в той капсуле всего месяц назад. Тот, кого ты называешь Операторами — не более чем люди, зародившиеся в капсулах, у которых есть возможность пробудиться и обрести реальную плоть с тело, а Концептуализатор — лишь пульт управления капсулой и реальностью внутри капсулы.       — Ты пытаешься убедить меня в том, что моя истинная жизнь началась только несколько минут назад с пробуждением? — я приподнял бровь.       — А разве это не так? — удивлённо посмотрел на меня Джеймс и остановился напротив двери. — Вот мы и пришли, — он открыл её, и мы попали в небольшой кабинет, где было несколько шкафчиков, стол и кухонные тумбы. — Присаживайся, я тебе сейчас налью попить. Ты что будешь?       — Чай, пожалуй, — бросил я без особых раздумий и уселся за стол. Джеймс подошёл к кофе-машине и начал с ней взаимодействовать.       — Пожалуй, я должен был сначала объяснить тебе, что же это за капсулы такие, — продолжил говорить Джеймс. — Видишь ли, до сих пор твоё сознание пребывало в огромной базе данных, где и формировалось независимо от тела в капсуле. Твоё сознание было задано на основе как раз произведений о Гарри Поттере, а уже потом автоматически были сгенерированы отличные от оригинала условия, и уже на основе твоего сознания в той капсуле стало формироваться твоё тело: сначала из ничего появился зародыш, эмбрион, а потом ты вырос в ребёнка и стал тем, кем ты стал. Если бы ты не пробудился, тебя бы постигла участь многих других — взросление, старение, смерть и растворение в капсуле. Эта лаборатория существует уже без малого век, и за это время смогли пробудиться от силы человек десять. Ты стал одиннадцатым.       — А как же истории о том, что до меня было много-много Операторов?       — Вымысел — твой мир затачивался намеренно под тебя самого, всё в твоём мире подчинено было именно тому, чтобы именно ты пробудился и смог прорваться в настоящий, Нулевой Мир. Все твои друзья и знакомые — лишь шаблоны, уравнения с константами и некоторыми переменными, и этим переменным были выданы случайные значения.       Я приподнял брови. Это отчасти перекликалось с моими рассуждениями о том, что всем нам можно задать сколь угодно какие характеры и даже внешность. Сравнение с уравнениями мне показалось очень и очень уместным и точным.       — И даже тот Джеймс Морган которого ты знал по своему родному миру — такой же шаблон, — продолжил говорить Джеймс, садясь за стол с двумя чашками чая, — но у него всегда есть задача — найти Оператора и обеспечить ему помощь в пробуждении в Нулевом Мире. Скажи, какими методами пользовался Джеймс твоего мира? — он отпил из своей чашки.       — Он собрал вокруг себя толпу сторонников и несколько других операторов, которые передали мне силу, — ответил я и пригубил из своей чашки. — Он считал, что если мне передать способности Операторов, которые согласуются с Атрибутами Бога христианства, то я смогу оказаться здесь.       — Рассуждения твоего Джеймса не лишены смысла, однако их нельзя назвать такими уж точными — главным условием пробуждения является принятие факта своей нереальности и искусственности и искреннее желание разорвать оковы бытия и попасть в Нулевой Мир, — объяснил Морган. — Атрибуты Бога — лишь интерпретация этих условий, а вовсе не главная цель. Но зато это объясняет, почему недавно пара десятков капсул перестали отвечать, а Операторы капсул умерли.       — Они не умерли! — запротестовал я. — Они мне передали свои способности, но остались живы и здоровы! Я их даже вернул в родные миры, чтобы они именно там доживали спокойно свой век.       — Однако у нас они умерли и уже успели раствориться, — заявил Джеймс. — В их капсулах уже началось зарождение новых Операторов.       — Кстати, а то, что операторство, так скажем, может передаваться по наследству как ваши капсулы интерпретируют?       — В такой капсуле просто появляется два человека — нынешний Оператор и будущий Оператор.       — А то, что Оператор может быть артефактом?       — В некоторых капсулах ставится эксперимент, пытающийся наделить вещи разумом. Безуспешно пока.       — Надо думать, — саркастически усмехнулся я. — Итак, давай я сейчас обобщу всё вышесказанное. Ты утверждаешь, что реален только ваш мир, который мы называем Нулевым, что все мы существуем лишь как база данных в ваших машинах, что все Операторы могут пробудиться, а все остальные — нет, потому что они — лишь элементы двоичного кода в ваших суперкомпьютерах? — Джеймс кивнул. — Моё тело родилось и зародилось здесь, в вашем мире, а все мои воспоминания — ложь и искусственны? — ещё один кивок, на который я ответил усмешкой. — А вы не думали, что ваше мнение и ваша позиция совершенно не верны?       — То есть?       — А вы не думали, что реальны абсолютно все миры? — я начал объяснять свою мысль. — А что эта лаборатория — попытка методами вашего мира объяснить существование иных миров? Реальны абсолютно все — и ты, и я, и я до пробуждения, и мои друзья, и обитатели многих тысяч миров, однако ваш мир способен воспринимать наше существование именно как лабораторных крыс в капсулах и петабайты данных на ваших суперкомпьютерах?       — Мне кажется, ты ошибаешься, — деликатно улыбнулся Джеймс. — Другие миры появились только после того, как была создана эта лаборатория. Да и назвать это «другими мирами» было бы тем ещё преувеличением.       — Чего и следовало ожидать, — допив чай, я встал из-за стола. — Я совсем недавно постиг истинную Концепцию Магии, мистер Морган, — на этих словах у учёного глаза на лоб полезли. — Она проста: реально и истинно абсолютно всё. Существует абсолютно всё, другое дело — наше личное восприятие. Мы либо способны осознать реальность, либо не способны, вот и вся загадка. Для осознания нужно научиться смотреть гораздо шире.       Я протянул вперёд руки и ухватился за воздух. Делал это чисто интуитивно. Я просто знал, что если сейчас взяться за воздух и потянуть его, то смогу открыть ворота в свой родной мир. Это было что-то на уровне инстинктов, никак иначе.       И точно — когда я ухватился за воздух, руки пробрала приятная тёплая дрожь. Всё моё тело с готовностью ответило на создание портала в то место, где я родился и вырос.       — Однако даже то, что я постиг — не есть истина в последней инстанции, — продолжал я, медленно растаскивая воздух. Сам Нулевой Мир сопротивлялся мне, не желая признавать то, что он — лишь один из многих миров, а не исконный мир. — Концепция Магии — это синоним Смысла Жизни, на самом деле. Поэтому для каждого Концепция Магии своя! — и Нулевой Мир начал поддаваться — мои руки уже создали небольшую щель в другой мир, а Джеймс Морган не верил своим глазам. — Меня зовут Гарри Джеймс Поттер, и я родился в семье Поттеров! Мои родители — Джеймс Поттер и Лили Поттер, а не ваша глупая машина или капсула! Я двадцать три года прожил в Британии! И это так! — я начал узнавать место, куда я создал портал — гостиная дома номер четыре по Тисовой улице. — Я мыслю! Следовательно! Я! СУЩЕСТВУЮ!       И как только я это сказал, Нулевой Мир окончательно сдался. Ещё рывок, и передо мной появился широкий проём, ведущий и в самом деле в мою гостиную. Передо мной уже стояли Гермиона, Полумна и Эйлин с палочками наготове, но, увидев меня, они опустили палочки.       — Гарри? — спросила Гермиона, не веря своим глазам.       — Я вернулся, Гермиона, — я почувствовал, что сейчас сам заплачу. — Я же говорил, что обязательно вернусь!       — Тебя не было целый один день! — вмешалась в разговор Эйлин. — Тебе что, так не понравилось в твоём же созданном мире? И что это за наряд такой? И где твои очки?       — Очки? — тут я с ужасом ощупал самого себя и обнаружил, что моих очков и в самом деле больше нет. Зато шрам оказался на месте. — Ну, бывает.       — Ты говоришь из Нулевого Мира, я права? — спросила у меня Полумна. — Ты всё-таки достиг его.       — Достиг, — согласился я. — Но мне тут не понравилось, поэтому я ухожу оттуда, — я посмотрел на Джеймса Моргана. — Прощайте, Мистер Морган. Не могу не сказать, что я был очень рад вас повидать. Но, увы, мне пора идти — и я шагнул в воронку портала. Мои поиски подошли к концу.