Anhedonia

— Лода рыба-член? — насмешливо спрашивает Куро, падая рядом на диванчик. — Неплохо. Синг разглядывает свой плакат, прикидывая, как бы еще нарисовать письку-дракона и письку-Мирану. В руке дрожит черный маркер и линия неровно ложится на ватман. — Вместо стрелы член, — советует Куро, широко улыбаясь. Кто как не скромняга Куроки может понять смятение художника, ищущего музу в половых органах? Теплые глаза полны участия, когда Синг, жалуясь, кладет голову на колени Куро и глядит в потолок. — Они говорят, я больной, — рассказывает парень, успокаиваясь, когда смуглая рука гладит его по голове. — Они чертовски правы, — смеется Куро. — Эти твои писюны повсюду, ты озабоченный. — Все из-за тебя, — тихо говорит Синг, прищурившись. Куроки замолкает, хищно озираясь. На кухне слышится звон разбитых бокалов и вопли на китайском, а в гостиной на удивление пусто. Поэтому есть момент быстро наклониться и сорвать поцелуй с приоткрытых губ Синга. Только один маленький ничтожный поцелуй. А потом бессонные ночи, сливающиеся в бесконечное полотно рассветов, когда засыпаешь под утро, вырубаясь от усталости. Потому что раз за разом вспоминаешь глаза, в которые днем заглядываешь с надеждой, но не видишь ничего, кроме надоевшей нежности. Куро рассматривает татуировку, словно видит ее впервые, на самом деле просто ища повод не смотреть на обиженную физиономию Синга. — Ты дебил, — неожиданно произносит Синг, поднимаясь с дивана и прижимая брошенный на пол плакат к груди, — я уже жалею, что именно Лода стал членорыбой, знаешь… — Физиология хромает, тебе нужны практические занятия, — хрипло заявляет Куроки тоном, не терпящим возражений. — Чего? — переспрашивает Синг, почесывая затылок. Длинная черная челка падает на один глаз, он косится другим на Куро, который впервые встает и идет вслед за ним в комнату для массажа, где давно уже нет массажистки и желающих расслабиться под крепкими пальчиками азиатки. *** Следующим утром рассвет в одиночестве встречает Куро, сидя на балконе и наблюдая, как гаснут фонари. В прохладные утренние минуты его согревает лишь тепло родных глаз. Он никогда не видел их такими полными жизни и счастья, как вчера, в саммитовском доме, где им удалось урвать полчаса, пока их идиллию не нарушили. «Я сделал вид, что храплю и выгнал Лоду, приходи, 431-тый номер». Короткое сообщение заставляет Куро выронить телефон на холодную плитку. Крышка отлетает куда-то в угол и остается там, на нее совершенно нет времени. Его слишком мало. Когда Синг обнимает, он больно впивается пальцами в ребра, но это так привычно, как особенный ритуал. После боли будет что-то иное, будут те самые глаза, будут тощие руки и чернеющая в сумрачном коридоре полька, будут самые короткие часы, полные тепла. Будет что-то большее, чем серое ничто.