Anhedonia

Звездам уже десятки миллиардов лет, а ему только вчера стукнуло восемнадцать, но его глаза сияют ярче всех небесных светил. Звезды неизменны, их вид все так же завораживающе прекрасен, но этой ночью, глядя на них, мы вновь одиноки. Мы переглядываемся, я вижу, как тают тени на его лице, как свет мягко проникает сквозь тонкую кожу. Я пытаюсь убрать с его лба прядь волос, но затекшая рука не слушается, мурашки пробегают до локтя и обратно волной. Этой ночью место на пляже только наше, лишь мы видим, как гаснут звезды. И слышим, как волны разбиваются о песчаную насыпь. Над нами пустота, она же и впереди — печальное холодное море, не знающее света. Он тогда шепнул мне на ухо свое желание. Оказаться далеко-далеко отсюда, уйти вместе со мной. Его голос был совсем тихим, срывающимся, а в моей голове он царил безгранично, заглушая сердитый шум воды. Если бы звезды знали, хоть на секунду смогли понять, как мало ощущать холодные пальцы в ладонях и больше ничего. Ничего, кроме холода рук. Какая же глупость, головокружительная и инфантильная, лежать с ним на покрывале, которое не спасает от холодного песка, держась за руки, и смотреть в чертово небо. Что там искать? Я бы смотрел в его глаза, правда, зачем нам эта недосягаемая высота. И мы наблюдали, как восходит солнце со стороны стального серого моря. Людвиг прислушивался к нему, строго приложил палец к моим губам, когда я попробовал что-то сказать. Мне казалось, что я никогда его не знал до этого. Не этого ожидал я от ночной прогулки по пляжу. Не того, что полюблю его снова и еще сильнее, чем раньше. Сердце оборвалось, небосвод упал — не знаю, что произошло. Или просто огонь вырвался, и наша дружба рухнула в океан, утонула, смялась глубинным давлением. Погасла она, чтобы дать место новому. Тому, что ни в коем случае нельзя признавать. Но ошибка уже свершилась и путь назад замело. Чудак. Он прикрыл глаза и слушал море. Светлые волосы затянул в тугой пучок, который все же немного растрепался. Я бы отдал сейчас все, чтобы ощутить его объятья, чтобы он доверял мне, как раньше. Сейчас я и не сомневался в этом, хотя и знал, что мы не скоро еще увидимся. Он вытащил руку из моей ослабшей хватки и поднял ее к небу. — Артур, запомни, мы всегда будем здесь, — голос с хрипотцой вывел меня из раздумий. Я перевернулся на бок, уставившись в песок. Никогда меня не переполняла жажда большего, чем я получал от него сейчас. Прогулки, беседы, дружеские потасовки. Он сел, потрепал меня за плечо, и я нехотя повернулся к нему, часто моргая, чтобы сдержать предательские слезы. Глупо. Наш первый поцелуй был на рассвете, за несколько часов до того, как мы должны будем разлететься по разным городам и забыть нашу общую историю. Мы оба знали, что делаем это зря, но я почти умолял ночь остановиться, не дать рассвету разлучить нас. Только не сегодня… Когда я смотрел на Людвига раньше, видел лишь каменное лицо и глаза изо льда, ничего не значащую усмешку на губах, брови, приподнятые в притворном удивлении. Холод остался, но он был полон нежной тоски и жалости к тому, как мы распоряжались своим временем раньше. Под звездами вечность будут разбиваться волны. И, иногда, люди. Он стал парнем, которого я так и не смог узнать, и остался мужчиной, которого я никогда не узнаю.