Luxtos

POV Леви Бурная река, что омывает берега моих земель, выслушай мои мысли. Столько времени я провела у твоих вод, столько раз находила в тебе отраду, когда кончались силы и казалось, что я уже не смогу бороться. Теперь же даже мой покровитель мне не помощник и не кому мне более рассказать о своих муках. Я стою у края, как сейчас у твоего берега. Все из-за НЕГО. Когда он похитил меня из дома, я его ненавидела и боялась. И на зло ему я боролась со своим страхом, что бы он никогда не смог стать сильнее меня. А он уводил меня все дальше от дома. Жестокий и дикий, словно зверь, что потерял самое дорогое и предавший себя, он не жалел ни союзников, ни меня, ни себя. И все же… Все же было в нем что-то, к чему потянулась моя душа, словно цветок, распустивший свои лепестки и тянущий их к солнцу. Когда мы встретили его сестру, я стала смотреть и слушать. И услышала боль, что он носит в себе. И тогда мне стало его жаль. Но страх все еще жил во мне, как в нем — зверь. И этот зверь попытался лишить меня чести. В тот миг, когда он навис надо мной, во мне боролись два чувства — страх и сочувствие. Мне от чего-то хотелось быть ему другом, а не жертвой. Хотелось не дрожать от страха, хотелось оттолкнуть его с себя, но посмеяться над тем, что произошло. Но это было не возможно. И я боялась, как и положено слабым и бессильным перед теми, кто их одолел. Когда на него кричали мои друзья и те, с кем я вместе жила и росла, мне отчаянно хотелось его защищать. Кричать, что он не виновен и не стоит так делать… И я не могла так поступить. Он действительно напал на нас, украл меня, заставил меня испугаться. Но все же, той злобы, что шла от моих близких, было слишком много. Дедушка смог их успокоить, но я все еще молчала. Я боялась подойти к нему и нарваться на взгляд колючих и жестоких глаз того, кто отвергнут всеми, боялась выйти к людям и сказать, что их жестокость была излишней. А потом вернулся Лаксас и они в гневе все рассказали ему… Мой брат, тот с кем мы выросли вместе, пришел в бешенство. Конечно, он считал меня слабой и всегда смеялся надо мной и Люси. Но он любил нас, как свою семью, и защищал так же. Он плавил воздух своим гневом, узнав о том, что произошло в священном лесу. Не желая никого слушать, он поспешил вершить то, что назвал «правосудием»… Увидев, что брат обратился к силе Тараниса и пытается убить того, кого теперь пленили мы, я не смогла больше противится себе. Мне хотелось защитить этого чужака, что-то внутри вопило о том, что я не хочу его смерти. В тот миг я и предала всех и вся, кинувшись защищать его собою. Я навсегда запомнила взгляд брата, в котором было удивление и боль от моего предательства. Дедушка, стоявший рядом, тоже был поражен. Все племя не знало, как реагировать на мой поступок. Но мне было все равно. Что-то внутри твердило, что я поступаю верно. В тот день он ослеп. Быть может, Лакс был прав, и боги так вершили свое правосудие, но мне это казалось жестокостью. В тот миг мне было жаль моего похитителя. И я взялась выхаживать его. День за днем я приходила и лечила его невидящие глаза. Я изучила каждую черточку его волевого лица и увидела, что на деле он красив. Все эти кусочки метала на его лице перестали меня пугать. Он даже таким казался мне сильным. Черные волосы я аккуратно приводила в порядок, понимая, что мне безумно приятно это делать. Вот только заговорить с ним я не решалась. Я приходила к нему каждый день, стараясь скрыть радость. Мне было радостно за ним ухаживать, приводить его в порядок. И лишь в один день я пришла печальной. Пришли новости о том, что южную рощу уничтожили люди с Нарбона. Казалось, что этот день собрал в себе всю грусть и печаль. И в тот день он сам заговорил со мной. О, Вианна*, как же я в тот момент была рада. Он заговорил со мной как с другом. Не как с чужаком или жертвой, а именно так, словно был давно со мной знаком. Я была рада и удивлена. И не знала, как отвечать ему. С того момента мы говорили каждый день. Я смеялась все чаще, а он периодически словно дулся на меня. Но все равно было как-то легко рядом с ним, приятно. Я стала нуждаться в нем. За это время, его глаза, что раньше были карими с ярко-рыжими лучиками, стали краснеть. И в день, когда я последний раз сняла с него повязку, они стали алыми как кровь. Он снова видел мир и мне так хотелось провести его по улицам родного дома, показать, как прекрасен мир, что окружает деревню. И отвести на свадьбу его сестры. Он смотрел на меня как ребенок, впервые увидевший свет Солнца. И мне хотелось танцевать от того странного чувства, что наполнило меня. Когда мы возвращались со свадьбы Джувии, я снова говорила с ним. Он хихикал и пытался меня поддеть, а меня не отпускало это чувство. Чувство счастья. В какой-то миг я увидела отражение этого моего чувства в его глазах и поспешила спрятать то, что так рвалось наружу. И пока я не знала его имени… Когда он не хотел показывать мне то, что сотворили с моим братом, я почувствовала тревогу. Тревогу за то, что сейчас все начнут винить его. И так и вышло. Как же металось мое сердце между братом и ним. И все же я верила, что он невиновен. Ведь он говорил мне и дедушке о том, что есть те, кто идут за ним… Вианна, я сижу на твоих берегах сейчас от того, что видела, как он сражается. И в тот миг мое беспокойство подсказало мне имя чувству, что терзает меня. Я допустила то, что никогда не простят мне боги. Вианна, земля моя, провидица Аллоброгов*, наших братьев и покровителей, я полюбила этого воина. Видимо в день, когда он попытался меня похитить, он украл лишь часть, но ту, что не даст мне спокойно спать. Я выкрикнула его имя наперекор своему племени и своему собрату. Выкрикнула искренне и от души. И он победил, Вианна. Он истинный Гельвет, тот воин, что сражается до последнего вздоха. И именно потому мне не раскрыть своих чувств. Я не могу отринуть свой долг — долг жрицы, как и он не отринет себя — воина. Бессмертная моя река, моя отрада, я не знаю, что мне теперь делать. Ведь дыхание сбивается, когда я вижу его, сердце бьется сильнее от его голоса, щеки розовеют от взгляда его. И никто мне не скажет, как быть, не спасет от наваждения. Да и мне уже не хочется быть спасенной от него… Как быть мне, бесчестной? Я опорочена собой же, но мне не хочется выбирать честь взамен него. И не могу предать свою богиню, не могу предать племя и покойную мать. Я не могу его отвергнуть и не могу принять. И лишь ты, родная моя земля, и воды Роданоса*, что омывают тебя, можешь меня выслушать… END POV Леви Девушка в белом встала на обрыв у реки. Темные воды Роданоса, священной реки, что омыла берега Вианны, священной земли ее племени, медленно уносили листья что упали с деревьев. А на другом краю берега, скрытый от ее глаз за раскидистым деревом, сидел галл с черной гривой волос и пристально смотрел в небо. POV Гажил. Эрикъюрэ*, великая мать наших народов. У вод Роданоса, на краю земель Гельветии и Вианны, услышь меня! Здесь, на самой грани между твоим и нашим миром, я, наконец, признаю тебя и всех твоих созданий. Однажды все вы меня прокляли, как если бы это мог сделать я сам. Прокляли сына Дивико, великого вождя Тигуринов, и его жены Металликаны. Прокляли за то, что я смеялся над вашими алтарями, бил их и кричал, что все вы — лишь безумная выдумка друидов. Я проклят вами в день, когда все мои молитвы к вам обернулись пустотой. Когда рука моей матери выпала из руки отца. В день, когда время Металликаны вышло. Я разрушил ваши алтари и разнес в щепки жертвенники. Я бросался на друидов и угрожал отцу. В итоге он и племя изгнали меня. Прокляли. Отвергли. А я лишь смеялся над ними. Смеялся сквозь слезы от того, что матери больше нет… Я принял изгнание. Принял ваше проклятие. Я принял даже то, что подчинился и служил другому племени, мечтая однажды усмирить собственное. Но то, что вы послали мне теперь… Это невыносимо. Я признаю вас всех здесь, у границы Вианны, что вы сотворили невозможное. В тот день я поклялся, что буду вас отвергать до тех пор, пока вы не сможете смягчить закаленное болью стальное сердце. И вы послали ее. Синеволосую жрицу с чистыми и невинными помыслами, добрыми, полными сострадания глазами, что подобны коре орехового дерева. Ее — маленькую, хрупкую и чистую — вы послали мне — жестокому, отвергнутому и проклятому. Я смотрю на нее — и сердце мое плавится. Ее жесты, ее взгляд, ее голос — я прикован к ней цепями. Я чувствую, что без нее погибну. Не пожелаю жить, если наши пути разминуться. И потому я взываю к вам и молю лишь об одном — не разлучайте меня с ней. Пусть даже мне никогда не быть с ней как с женой, пусть даже я не продолжу род, пусть я буду лишь помощником жрицы или ее хранителем, но не дайте нас разъединить! Молю вас, заклинаю всем, что осталось во мне от того мальчишки, что верил в вас. Дайте мне защищать ее, жить во имя ее или же погибнуть за нее, давая ее жизни свет. Только не разлучайте нас. Вианна, священная земля, Роданос, река, что омыла ее берега, заклинаю вас, будьте свидетелями моего покаяния и клятвы. Я клянусь защищать Леви, жрицу священных садов Кори, ценой своей жизни быть рядом с ней во что бы ты ни стало и умереть вместе с ней или во имя ее… END POV Гажил. Галл поднялся с земли и посмотрел на противоположный берег. Там, в своем священном одеянии, стояла жрица с синими волосами. Она смотрела в небо, словно моля его о чем-то в своих мыслях. Гажил не переставал поражаться тому, как она все же красива. Ей так быстро удалось забраться в его душу, зацепиться за самое сердце и замереть там, словно бабочке, нашедшей заветное тепло. Леви повернула голову. Взгляды их встретились и в них читалось гораздо больше, чем они могли бы сказать в слух. Мужчина подошел к берегу Роданоса и прыжком перелетел на другой его берег. Синеволосая не дрогнула, не было в ее глазах страха. Лишь радость и боль противоречиво уживались в ее груди при взгляде на воина, что стоял перед ней. Он упал перед ней на колени и обвил девичью талию своими сильными руками, словно пытаясь скрыться в этой девушке, без которой существование его было бессмысленно. Она нерешительно замерла. Не было в нем былой опасности или злобы. Она видела в нем ребенка, что потерялся и пытался найти в ней спасение. И этому ребенку более всего была важна любовь, что лечит сердце… Он вздрогнул всем телом, когда нежная маленькая ручка осторожно коснулась его волос. Словно любопытный малыш, что боится спугнуть шумом красивую птицу, поющую на ветке, она провела по его волосам. Дрожь прошлась по его телу. — Мелкая… Прости меня… Прости за все… — Наконец прошептал он. — Я давно не злюсь на тебя. — В голосе жрицы слышалась улыбка, но воин так и не решился поднять на не глаз, словно боясь потерять самоконтроль. — И простила тебе все. Я чувствую, что ты не хотел такого. Казалось, что объятия их длились вечность. — Нам пора возвращаться. — Шепнула Леви с грустью. — Люди ждут тебя, они желают, чтобы ты их учил. Он лишь бессильно дернул головой, напоследок сильно прижав к себе девушку. Отпуская ее из своих объятий, он мечтал никогда ее не отпускать от себя. Она же корила себя за мысли о том, что в тепле его рук она готова провести вечность. Она и в садах Ануна будет искать его, лишь бы не разлучаться… В деревне их ждали. Ждали нового члена семьи, что дал клятву сражаться вместе с племенем Слании и за его жителей. Ждали жрицу, что скоро должна пройти через последние обряды посвящения тайнам друидов. Ждали надежду, что эти двое несли в себе. Не ждал их лишь старый галл, что за южными воротами шептался с тенью в капюшоне. — Скажи мне, что нет опасности, мой старый друг, молю, не тяни. — Старик взывал к тени в отчаянии. — Боюсь, учитель, что не могу обрадовать вас. — Поклонилась тень. — Мои родные земли пахнут пламенем и смертью. Ветры несут запах гари так далеко, что все соседние племена знают о том, что зверь Нарбона пришел и выжег все, что ему встретилось на пути. Там больше не растут ароматные сады, не поют птицы и не танцуют люди. От них остались лишь обожжённые кости на черной и мертвой земле. Зверь же следует за своей целью, повторяя имя того, кого послал за ней чужими руками, ближе и ближе подбираясь к твоему дому, Макаров. — Голос тени был исполнен боли и печали. — Пламя Нарбонского зверя хочет убрать эту деревню, чтобы пали и остальные. Старик молчал, опустив голову и плечи. — Мистган, мальчик мой, мой дорогой друг. — Прошептал он наконец. — Смогу ли я хоть кого-то спасти, если призову ЕГО? Тень задумчиво склонила голову. — Он потребует невозможного, учитель. Или же сам сотрет вас с лица земли. — Произнес наконец голос. — Все решится, если ты отдашь зверю то, что он ищет. Только так ты спасешь всех. Тень развернулась, медленно исчезая в сумерках. — Прости меня, учитель. — Донеслось до старого друида. — Я бы сам желал сказать тебе иное… Старик остался один. Сгущающиеся тени медленно ползли к его ногам. — Выходит все это зря… — Глубокий вздох. — Тогда я до последнего буду спорить с судьбой, защищая своих детей! Слышишь меня, прародительница? Я не предам тебя и тех, кто пришел за тобой! Небо громыхнуло в ответ. Вдали сверкнули молнии. Буря медленно приближалась к тому месту, где ходила девушка с голубыми волосами и глазами цвета дерева… * Вианна - имеется в виду современный город Вьен в современной Франции, который омывается рекой Рона (Роданос) и в древности бывший столицей кельтского племени Аллоброгов. * Аллоброги - большой кельтский народ в Нарбонской Галлии, живший между Роной и Изерой, в северной части Дофине и Савойи до Женевского озера. Около 123 до н. э. они тщетно пытались защитить Галлию от римлян, которые около 125 до н. э. начали делать первые значительные завоевания на юго-востоке этой страны; в 121 до н. э. они были подчинены римскому владычеству Квинтом Фабием Максимом (который получил за это прозвище «Allobrogicus» — Аллоброгский), но окончательно вошли в состав Нарбонской провинции лишь при Юлии Цезаре. Главным городом аллоброгов была Виенна, пограничным же с гельветами — Женева. Из остальных их городов следует упомянуть ещё Куларо, переименованный около 379 в Грацианополь, нынешний Гренобль. * Роданос - река в Швейцарии и Франции. Одна из Великих рек Франции. * Эрикъюрэ - богиня, которой поклонялись в древнем мире, имеющая кельтское происхождение, упомянуто Юлием Цезарем в «Записках о галльской войне» в качестве прародителя галлов — как божество, от которого, по словам друидов, произошли галлы.