Изгнанник

Старенький «Додж», ревматично полязгивая на поворотах, быстро катил по почти пустой пыльной дороге. Симпатичный молодой парень, с видимым наслаждением новичка выкручивающий «баранку», обратился к своей спутнице – девушке примерно тех же лет, которая, сидя на пассажирском сидении, похоже, не знала чем себя занять (а быть может, просто немного нервничала) и поминутно теребила свою русую косу: – Ну вот, Эл, все идет по плану! Сегодня заночуем в мотеле – и не смотри на меня так, пожалуйста, возьмем две комнаты, я же обещал! Завтра доберемся до Хэтчинсона, а оттуда до Уичито, почитай что, рукой подать. Девушка ничего не ответила, но благодарно посмотрела на молодого шофера. Вдруг «Додж» резко подпрыгнул на очередной рытвине и громыхнул, словно коробка с гвоздями. Парень невероятным усилием удержал руль в руках и, чертыхаясь, выровнял машину. – Дороги! - в его голосе слышалось раздражение. - Это уже родео какое-то получается. Мне-то что, но вот наша дохлая старая псина может и не пережить. ¬– Что ты хочешь, Ник, это же тебе не дорога, вымощенная желтым кирпичом, - резюмировала его подруга. Парень бросил на нее молниеносный взгляд, но ничего не сказал. Девушка не заметила этого быстрого движения и мечтательно продолжала: – Здорово, что ты меня вытащил в эту поездку, Ник. Я уже сто лет нигде не бывала – дом-колледж, и обратно. Я сейчас себя чувствую так, словно опять вернулись прежние времена, и мы с Тотошкой и Страшилой бредем вперед по дороге – та же неизвестность, так же приятно щемит в груди. Знаешь, когда Железный Дровосек… Тормоза «Доджа» взвизгнули так, что девушка вскрикнула от неожиданности. Ник бросил руль и резко повернулся к попутчице. – Эл. Мне. Это. Надоело, - отчеканил парень, и Элли поразила настоящая злоба, почти ненависть, звучавшая в его словах. – Что, Ник? Ты о чем? – Не притворяйся, что не понимаешь! Ты меня уже затрахала этой твоей волшебной страной! Страшила то, Железный Дровосек се, уси-пуси, - Ник довольно удачно спародировал эллины интонации. - Хватит, очнись! Нет никакой волшебной страны! Поиграла в детство, но пора и честь знать. Я уже стесняюсь признаваться людям, что ты - моя девушка, честное слово. – Но Ник! Я же сто раз тебе говорила! Это было, было на самом деле! Волшебная страна существует, ну почему ты мне не веришь! - на глаза Элли навернулись слезы. Ник вдруг выскочил из машины, обежал ее кругом и резким жестом распахнул пассажирскую дверцу. – С меня хватит! Проваливай, девочка! *** Ночь была душной, и Элли не спалось. Во всяком случае, она сама себя убеждала, что не может заснуть именно от жары, а не от нерадостных мыслей, теснившихся в ее голове. Наконец, устав бороться с собой, она встала, завернулась в старенькую шаль и вышла во двор. Тут было немногим прохладнее, легкий ночной ветерок играл пыльными листьями кустов и надувал парусом занавеску на открытом окне. Элли услышала доносившиеся из комнаты голоса: родители тоже не спали. – Ох, Джон, беспокоюсь я за нашу девочку, - это говорила Анна. – Да брось, мать, - голос фермера Джона звучал успокаивающе, – Миссис О’Келли присмотрит за ней там, на озерах, по первому разряду. Все будет окей. – Да я не про Энни говорю, Джон. Я про старшенькую нашу. – Элли? А с ней-то что не так? Подумаешь, с парнем поцапалась. Дело молодое! Вот увидишь, после каникул помирятся, как пить дать. А не помирятся с этим – сколько их еще будет! Девчушка-то у нас ничего, хорошенькая получилась, тьфу-тьфу-тьфу, - Джон, судя по звукам, постучал по спинке кровати, «чтоб не сглазить». – Я не из-за Ника волнуюсь… Истомила нашу девочку эта волшебная страна, будь она неладна… не дает ей покою… Как побывала она там десять лет назад, так сама не своя. Живет, как не живет. Болит у меня сердце за нее, Джон. – Глупости говоришь, мать… При чем тут волшебная страна? Элли-то уж и вовсе позабыть должна была. Энни, та вот да, недавно… с ней же все в порядке, а? – Это разное, Джон… не знаю, как объяснить-то, господи, не мастерица я говорить… Ну представь вот: малыша малого, вовсе еще несмышленыша, в цирк-шапито на ярмарке повести решили. Вот за год начали ему расписывать, да какой это цирк, да какие клоуны, и как там музыка играет, и как собачки в кольцо сигают, и все такое прочее… И картинки рисовали, и так всяко завлекали, что у малыша глазенки горели, и он сам пуще всех в этот цирк просился. И вот наконец купили билет. Да зашли, да чинно сели папка-мамка да он в серединке. Это будто наша Энни… уж как она про ту волшебную страну грезила, мечтала. И поехала по своей воле, да с дружком, и все-все уж знала, что она там встретит. А другого малыша впихнули вдруг одного-одинешенька в павильон этот чертов, когда уже представление шло полным разгаром, и огонь погасили, и музыка гремела, да и дверь за ним захлопнули. Как Элеонору нашу, стало быть. Тот, первый-то малыш, ему понравится там, небось, в цирке? То-то. А второй, он, скажу тебе, отец, и вовсе с ума слететь может, бедняжка. – Ты хочешь сказать, что у Элли неладно с головой? - забеспокоился Джон. – Нет, слава богу, она у нас умница. Но душа у нее, бедняжки, с тех пор не на месте. Всю жизнь ее страна эта перевернула. Тянет ее туда, девочку нашу. Не слышал разве, как она плачет по ночам? Как зовет этих друзей своих, волшебных… Ох, отец, отец… Дальше Элли не стала слушать. Она бросилась прочь со двора, глаза ее застилали слезы. Всхлипывая, девушка бежала вперед, не разбирая дороги, и, наконец, споткнувшись о камень, упала ничком в пыльную жесткую траву. Нос Элли уткнулся в какую-то кочку, плечи ее сотрясались от беззвучных рыданий. Поэтому она далеко не сразу заметила огромную черную тень, с глухим шумом снижавшуюся над оврагом.