Прогуляемся по тонкой линии?

— Я смотрю, вы хорошо провели время, — папа встал позади меня, когда я случайно открыла на ноутбуке папку с фотографиями из нашего маленького отпуска вместо папки с вариантами кухонной мебели, которую мы собрались установить нашей бабушке, — покажешь? Мне становится неловко, но я всё же даю папе место за ноутбуком и полную волю. Фотографий вышло не так уж и мало, но немаленькая часть из них не качественны, сделаны ночью без вспышки либо половину фото закрывает палец фотографирующего в данный момент; мы только-только вернулись и я успела лишь загрузить фото в свой ноутбук, не сортируя. Когда отец дошёл до первой нашей совместной фотографии с Кевином, на которой мы смотрим друг другу в глаза, выглядим как парочка влюблённых (тут стоит закатить глаза, потому что этой самой парочкой мы, неожиданно только для нас, но не для остальных, становимся раз одиннадцатый), он тяжело вздыхает. — Лина, солнце, ты же понимаешь, что сейчас не самое лучшее время? — спокойно, без злобы в голосе, спрашивает он у меня, продолжая листать фото дальше. Не отвечаю ничего. Делаю вид, будто занята приготовлением чая для нас. Я всё понимаю. Но сердце моё не согласно, оно рвётся к нему, меня всю трясёт, когда я думаю о том, что вечер проведу с ним, пусть он и опять будет напряжённо ожидать неприятных новостей о моём соседе или о моей матери, пусть язвительно спросит, во сколько меня ждут дома, но я всё равно на все сто десять процентов уверенна, что и он ждёт меня, что ему не всё равно. — Прости, пап, — вырывается у меня, когда я вижу затаившуюся грусть в его глазах, — я знаю, что мой обман рано или поздно вскроется, я всё понимаю. Я правда думала, что меня давно отпустило прошлое, но я не могу без него. Он порой невыносим, часто пьян и его не бывает дома, но зато он знает, что мне нужно, как никто другой, играет мне на своём синтезаторе самые красивые произведения, у нас только-только наладились отношения, я боюсь потерять его опять. — Я понимаю тебя, зайчонок, — папа кладёт свою ладонь на мою, — он твоя первая любовь, такое не забывается, как ни крути. Но ты вспомни, как вы раньше всё время ругались. И каждый раз ты говорила, что никогда больше, ни при каких обстоятельствах не заговоришь с ним. — Я ненавижу Юргена, пап, — начинаю злиться на него, понимая, к чему он клонит, — я держусь здесь из последних сил только из-за тебя. Но я хочу быть счастливой, понимаешь? Не ходить на деловые приёмы и званые ужины, а жить жизнь, в которой мне комфортно. Папа хотел что-то сказать, но его телефон начал вибрировать, оповещая о входящем звонке. Он бросает лишь 'я что-нибудь придумаю' и торопливо уходит прочь, оставляя меня один на один с моей начинающейся истерикой. Через час мне нужно быть в "сарае", ещё через несколько часов мы с Лисой идём по магазинам. Я люблю такой ритм жизни, но сейчас мне хочется закрыться в своей комнате и ничего не делать, только лежать и залипать в одну точку. Без музыки, без друзей, без чего-либо ещё. Закрываю глаза, мысленно возвращаюсь к нему в объятия. Чувствую тяжёлое дыхание между лопаток, когда стою у окна лишь в его приспущенной рубашке. Будто снова на моей талии его сильные руки. Представляю, как он разворачивает меня к себе, приподнимает и прижимает к стеклу. Шепчет, что никогда и никому не отдаст. Прикусываю губу, прокручивая в голове то, как он опускает меня на кровать и медленно целует сначала шею, опускается вниз, задерживаясь на ключицах. Одной рукой он сжимает мою грудь, другой - мои руки над головой. Он играет со мной, пытается наказать. Но мы оба знаем, что и сам Кевин сдерживается с трудом. И я убеждаюсь в этом, когда с моих губ хриплым шёпотом срывается его имя. Мгновение — и вот мы уже одно целое. Кевин обещал быть нежным и не спешить, но сейчас он снова не сдерживает своё обещание, и я понимаю, что ничего другого нам в данный момент и не нужно. Ощущая на себе его тело, чувствуя его поцелуи, я теряю рассудок. Мои руки скользят по его волосам, вцепляются в его плечи. Мы теряемся в пространстве, ничего не имеет хоть каплю значения, кроме того, что теперь мы снова есть друг у друга.