Прекрасное далёко

Шурф Лонли-Локли впервые видит Макса в полоборота, сидящим за округлым столом в гостиной Джуффина. Конечно, ему интересно, что это еще за варвар с границ, которого Почтеннейший Начальник счел необходимым притащить в Ехо и назначить своим заместителем. Но любопытство это отстраненное – как бы там ни было, другого обладателя Перчаток Смерти в Тайном Сыске не предвидится. А если и предвидится – тем лучше: может быть, у него самого наконец появится больше свободного времени. Но Мастер Пресекающий совершенно не ожидает встретить такой взгляд: ошарашенно-восторженный, без тени того отчужденного страха, которым большинство столичных жителей награждает штатную Истину королевства. Шурф Лонли-Локли произносит традиционное приветствие, присаживается за стол, начинает сплетать сложносочиненный комплимент жителям Границ и тут же натыкается на вопиющее, прямо-таки поразительное невежество: его новый знакомый ничего не слышал об Энциклопедии Мира. Даже для переехавшего в Ехо варвара это настолько странно, что сэр Джуффин вдруг принимается рассыпать объяснения и шуточки, чтобы сгладить неловкость. Шурфу приходится помогать начальству, поминая сына великого путешественника сэра Манги, по какому-то непонятному капризу Джуффина до сих пор являющегося их коллегой. Впрочем, все они в той или иной степени каприз Кеттарийского Охотника, но Мастер Пресекающий не может решить для себя – плохо это или хорошо. Просто так сложилась жизнь, и это остается только принять. Или не принимать – суть вещей от этого не меняется. Они идут в дом соседа Почтеннейшего Начальника, и Шурф прислушивается и присматривается к будущему коллеге. И понимает, что с ним все не так. Этот самый сэр Макс стаскивает тюрбан и приглаживает пятерней волосы, а потом водружает тюрбан обратно, что совершенно немыслимо делать на людях, даже будь ты сто раз кочевник. Его руки путаются в складках лоохи, а за подол скабы он почти что умудряется запнуться. Все это, конечно же, еще можно объяснить непривычностью одежд или разницей культур. Но вот чего объяснить никак нельзя – это дыхания. Шурф никогда не слышал, чтобы люди или прочие существа дышали настолько взахлеб, как будто каждый вздох последний, других не будет. Он думает о том, что дышащий таким образом наверное и живет так же жадно, не думая о правилах приличия или о том, что ритм дыхания помогает сохранить душевное равновесие. И на короткий миг завидует ему. При виде застывшего Мелифаро, оплетенного отчетливо видимыми серебристыми нитями, будто бы обмазанного вязкими слюнями, в Шурфе с грохотом сталкиваются валы сразу двух эмоций: злорадства и страха. За первое он себя осуждает, а со вторым пытается бороться. В конце концов, в том, что случилось с Мелифаро, его вины нет. А сэр Халли, судя по всему, не спешит ругать себя за произошедшее с самым младшим из своих сотрудников, а значит, и Мастеру Пресекающему не в чем себя упрекнуть. Чтобы отделаться от этих мыслей, Шурф невольно замечает вслух, что хорошо, что сэр Мелифаро молчит. И краем глаза ловит короткую, словно бы на один бок, усмешку новичка. Мастер Пресекающий обещает себе приглядывать за тем в будущем, даже если его не придется учить магии. Просто потому, что он симпатичен ему куда больше, чем тот же Мелифаро. Который, по правде сказать, скорее раздражающ. Ну и еще потому, что сэр Лонли-Локли любопытен, а этот неизвестно откуда взявшийся Макс, зачем-то прикидывающийся кочевником, – еще не разгаданная загадка. Тварь из Зазеркалья рассыпается на мириады искр, за ней следуют оба зеркала, после чего штатная Истина приводит Мелифаро в порядок, смутно досадуя, что эффект немоты тоже исчезнет. Шурф подозревает, что произошедшее так ничему и не научило Дневное лицо Почтеннейшего Начальника, и тот останется все тем же беспечным оболтусом, каким всегда был. И не изменится даже через три сотни лет. Если они у него конечно будут, эти три сотни, при такой вопиющей беспечности. Впрочем, свои соображения он оставляет при себе, как делает почти всегда. Новичок срезает бесконечную трепотню Мелифаро пренебрежительной шуточкой, и Почтеннейший Начальник ухмыляется почти отечески. – «Он такой же кочевник из Пустых Земель, как я придворная дама», – Мастер Пресекающий обращается на Безмолвной речи к начальству, не поворачивая головы. – «Боюсь разочаровать тебя, сэр Шурф, но ты гораздо больше похож на придворную даму, чем Макс – на кочевника». У начальства веселый тон, за которым таится внятное «так надо», но иногда любопытство сильнее Лонли-Локли. – «Тогда зачем?» – не выдерживает он. – «Потому что так веселее», – отвечает начальство абсолютно серьезно. И добавляет: «Надеюсь, ты сможешь убедить его и всех окружающих, что веришь в эту легенду?» Сэр Лонли-Локли флегматично пожимает плечами и отмалчивается. Приказ есть приказ, обсуждать его не имеет смысла. Сэр Макс, так и не удосужившийся сообщить свою фамилию, кажется, сам забавляется над своим выдуманным происхождением, изрекая одну нелепицу за другой с видом знатока. Мастер Пресекающий поддакивает и делает вид, что впечатлен этим потоком сведений, а заодно не упускает случая выиграть пару очков в их вечном с Мелифаро сражении за правильность произношения его старинной угуландской фамилии. Шурф Лонли-Локли в одна тысяча четыреста семьдесят шестой раз обдумывает возможность отомстить коллеге равноценным образом, то есть исковеркав его фамилию, и в который раз отвергает эту мысль. Во-первых, он не может позволить себе опуститься до уровня избалованного плебея, а во-вторых, у обиженного жизнью бедняги и так одна лишь фамилия, а если начать ее коверкать, окружающие вообще перестанут понимать, о ком идет речь. К тому же, в древних манускриптах упоминается одна из практик устранения противника путем определенных манипуляций с его родовым именем. А это будет уже несоразмерной местью... и занятый размышлениями такого рода Лонли-Локли сам не замечает, как соглашается прийти вечером в «Обжору». Формально, чтобы отпраздновать благополучное избавление Мелифаро, а на самом деле – для всеобщего знакомства с новым сотрудником. Судьба сегодня явно не благоволит к отпрыску уважаемого сэра Манги: как будто бедняге мало было простоять всю ночь готовой к употреблению едой, а потом чувствовать себя обязанным какому-то варвару, так еще и бесконечно занудливая Истина Тайного Сыска вдруг изменяет своей нелюбви к шумным сборищам, и Мелифаро приходится срочно вспоминать, что вообще-то именно он – Дневное Лицо, а значит самое время приступить к выполнению служебных обязанностей. По крайней мере, к физическому присутствию на рабочем месте, тем более, что большего от него ждать не приходится, по мнению сэра Лонли-Локли, конечно. Мастер Пресекающий знает, что это недобрые мысли, не слишком похожие на правду, но все же позволяет себе смаковать их несколько минут. Мелифаро настолько ошарашен тем, что сэр Лонли-Локли желает пойти в «Обжору» и посидеть с коллегами, что даже почти не сопротивляется чтению должностных инструкций и прочим издевательствам, на которые горазд педантичный сэр Шурф. Мастер Пресекающий подает руку леди Меламори, и на лице его, как впрочем и всегда, не отражается ни единой эмоции, но внутри себя он пребывает в невероятном изумлении. В самом деле, почему это вдруг ему хочется пойти в этот оскомину набивший трактир? Действительно ли дело в необычном новичке, или он просто хочет окончательно избыть гадливость, которую пришлось испытать сегодня утром при виде Твари из Зазеркалья? Он старается не врать самому себе и с неохотой признает, что чувствительность к разного рода тварям утратил примерно пару десятков дюжин лет назад. А значит, дело действительно в этом якобы варваре. Это странно, и это волнует Лонли-Локли так сильно, что он далеко не сразу понимает, что Мастер Преследования что-то доверительно рассказывает ему. Удивительно, но всем прочим коллегам леди предпочитает именно его компанию, хотя трудно найти двух более несхожих людей. Может быть, ее привлекает то, что в его учтивости нет ни мужского интереса, ни начальственной покровительственности – только хорошие манеры, которые или прививаются с детства, или не прививаются вообще. На самом деле, Лонли-Локли уверен, что леди Блимм просто подспудно знает в нем равного по происхождению, которому не надо доказывать, что она не такая или, наоборот, такая же. Или, быть может, потому, что Мастер Пресекающий регулярно выслушивает ее, но не позволяет себе высказать все, что он думает по поводу ее откровений. А молчаливое поощрение собеседника кивками всегда действует лучше осуждения. Она слишком верит в судьбу, эта избалованная девочка, верит настолько, что почему-то считает, что судьба непременно пошлет ей особый знак в случае чего. А знаком может быть что угодно: проливной дождь, вторую неделю поливающий Ехо, консонанс букв в фамилии последнего задержанного или – как сейчас – внезапное появление нового сотрудника. Леди несет в подарок драгоценную «Вечную влагу», очевидно, рассчитывая, что осведомленный о традициях новичок непременно оценит и широту жеста, и хитрый намек, основанный на старой игре ассоциаций в названиях блюд, которой любили развлекаться в богатых семьях еще до принятия Кодекса. Мастер Пресекающий не уверен, что кроме него и, быть может, сэра Кофы, кто-нибудь из собравшихся вообще знает о таких вещах. Впрочем, может статься, еще Джуффин знает, изучил когда-нибудь, чтобы не попадать впросак и не казаться провинциалом, но речь-то не о нем. А о человеке, который не вполне уверен, где у скабы перед, и уж он-то – не знает точно. Сэр Макс выходит из положения с таким изяществом, что Шурфу хочется поаплодировать ему. Отвешивает леди именно тот комплимент, который ей так хотелось бы услышать, делит «Вечную влагу» между присутствующими, низводя слишком интимное для подарка от почти незнакомой женщины название вина в плоскость дружеских попоек. Лонли-Локли ловит себя на том, что хочет удивить этого незнакомца, поймать на себе еще раз тот самый восторженно-изумленный взгляд, который достался ему сегодня утром. Стараясь не признаваться себе в истинных мотивах, он извлекает свою Чашу. Уж если Хельна за столько лет супружества все еще ахает при виде непроливающейся из дырки жидкости, что тут говорить о прибывшем издалека незнакомце. Усилия Мастера Пресекающего не пропадают втуне – его награждают полным неверящего восхищения взглядом, и он почти ожидает просьбы посмотреть, потрогать и попробовать. И – невероятно – даже готов удовлетворить эту просьбу. Но новичок то ли следует своему представлению о хороших манерах, то ли побаивается грозных Перчаток Смерти, то ли все вместе, но просьба так и остается невысказанной. Шурф думает о том, что, может быть, стоит дать Чашу Хельне хотя бы однажды. Ну прольется из нее вино – велика ли беда, если пятно можно вывести одним движением мизинца? Зато жена наконец удовлетворит свое любопытство. Он пьет и глядит на странного сэра Макса. Тот веселится, отпускает шуточки, пробует все стоящее на столе: немного отсюда и кусочек оттуда – восторгается, рассыпает комплименты, принимает похвалы, почти что заглядывает в рот собеседникам. Но глаза его не смеются, они живут своей, независимой жизнью. Темнеют грозовым небом, искрятся драххловой зеленью, синеют, как предвечерний Хурон. Шурф Лонли-Локли чувствует, как по позвоночнику пробегают невидимые холодные лапки, и с изумлением обнаруживает, что боится. Боится тем самым нерациональным страхом, возникающим у детей, которым няньки рассказывают всякие страшилки, а потом выключают все светильники в комнате. Для человека, больше сотни лет носящего Перчатки Смерти, это почти небывалый опыт. И этот страх еще сильнее разжигает его любопытство. Новый сотрудник приступает к работе, и, по правде сказать, Шурф Лонли-Локли не видит от него особой пользы и продолжает не понимать, зачем вообще потребовался ночной заместитель. В Доме у Моста всегда есть кто-нибудь из дежурных подопечных генерала Бубуты, и даже самый тупой из них знает, как действовать при подозрении на использование высоких ступеней магии: послать зов сэру Джуффину, сэру Йоху или сэру Лонли-Локли и держаться подальше. В целом, вполне доступно даже для тех, кто и мечтать не смеет попасть в белый список. Сэр Макс исправно ходит на службу, исподтишка развлекая коллег то неправильно заколотым лоохи, то свернутым на женский лад тюрбаном. И все также смотрит на Мир с веселым нетрусливым любопытством то ли блаженного, то ли бога. – Неплохо было бы, чтобы кто-нибудь объяснил ему, что Ехо все-таки – не собственная спальня, где нечего бояться и незачем оглядываться по сторонам, – замечает однажды Мастер Пресекающий, когда поутру за Максом закрывается дверь Управления. Джуффин не отшучивается, смотрит куда-то в сторону, медленно набивает трубку – не паузу тянет, а действительно думает. – Мне кажется, этот парень просто не готов пока бояться. А когда станет готов, тогда, будь уверен, найдет чего испугаться и в собственной спальне. Предсказание сэра Халли сбывается с настолько пугающей точностью, что Шурф позволяет себе несколько минут исподволь рассматривать шимарские скулы своего начальника, гадая, не могло ли в нем быть крови кейифаев. Приходит к двум закономерным выводам: никаких кейифаев в роду Почтеннейшего Начальника замечено не было, и предсказывать тот как не умел, так и не умеет. Просто все происходящее – часть какого-то хитроумного плана, раскрывать который целиком сэр Халли никому не собирается. Собственно, как и всегда. Убивая фэтана, занявшего сразу два тела, Мастер Пресекающий размышляет: так ли случайно новичок поселился окно в окно с бывшими Толаканом и Фэни Ен, и если не случайно, то какие аргументы мог изобрести сэр Халли в пользу невзрачного крохотного домишки? Впрочем, эти мысли тут же забываются, когда амулет-Хранитель Дома с размаху вонзает свой гарпун сэру Максу сзади в шею. Позвонки сминаются с омерзительным хрустом, и сэр Джуффин подхватывает клюнувшего носом вперед заместителя. При этом лицо у Кеттарийского Охотника на минуту делается жестким и молодым – настоящим. И неимоверно перепуганным. Сэр Шурф убеждается, что его помощь не требуется, поворачивается спиной и поднимает отработавшую свое статуэтку, давая начальнику время прийти в себя. Через пару мгновений Макс морщится и потирает шею, Джуффин безмятежно подшучивает, а Мастер Пресекающий думает о том, что этот странный парень принес страх не только в его собственную жизнь. Почтеннейший Начальник тоже страшно боится – боится потерять нового сотрудника, ну а сам сэр Лонли-Локли... больше всего страшится не разгадать эту будоражащую нервы загадку. А еще больше его пугает, что эта загадка куда-нибудь исчезнет, так и оставшись неразгаданной, и больше ничто не сможет потревожить спокойное однообразие его жизни. Потом обнаруживается, что сэр Макс все-таки сторонится хозяина Перчаток Смерти и откровенно вжимается в стену, когда Шурф хочет помочь ему спуститься с лестницы. Лонли-Локли с трудом удерживается от комментария, привычно делая вид, что ничего не заметил. Но ему отчего-то обидно. Впрочем, как следует обидеться ему не удается – вместо ужина и горячей камры их ожидает еще одно дело. Уже по дороге к дому Джубы Чеборбаго, испепелив взбесившуюся игрушку вместе с частью одежды незадачливого горожанина, перепуганного настолько, что бежать куда глаза глядят ему важнее, чем прикрыть голый зад, Лонли-Локли начинает подозревать, что дело будет не слишком приятным. Хотя приятные дела на этой службе вообще выдаются редко. Ну а прибыв на место, Мастер Пресекающий вовсе забывает о своей досаде из-за нелепого поведения новичка, поскольку его оглушает досада куда более сильная. Зачем нужно было тратить в свое время столько сил на обучение этого страдающего дальтонизмом юного шалопая, если тот так и не научился применять магию в нужное время? Вместо того, чтобы обойтись парой-тройкой подходящих заклинаний, Мелифаро рвет свихнувшихся кукол руками на части. Шурф морщится: что может быть хуже нерационального использования сил и знаний? Или, может быть, отпрыск сэра Манги предполагает, что с него, как с генерала Бубуты, напишут эпическое полотно, перед которым будут благоговеть потомки? Тогда неудивительно, что в таких-то заботах парень упустил половину этих грешных кукол. Веером рассыпавшиеся заклинания указывают векторы направлений, ну а догнать коротконогих неодушевленных злодеев с неестественно красивыми лицами не составляет труда. Светящиеся следы гаснут один за другим, их остается всего-то два или три, когда, выскочив из кривого переулочка, Мастер Пресекающий оказывается в тылу доблестной полиции. Одна из кукол, чуть заметно поскрипывая искусственными суставами, карабкается по стене из разноцветных камней, а храбрые защитники шумно и бестолково готовятся расправиться со страшным врагом. – Пристрелить эту дерьмовину! – громыхает голос генерала Бубуты. – Шевели свой тощей задницей! Давно и хорошо зная доблестную полицию Ехо, Шурф Лонли-Локли считает целесообразным укрыться за амобилером и уже оттуда наблюдать. Капитан Фуфлос, печально известный не только своей глупостью, но и своим невероятным умением стрелять из бабума в направлении, противоположном нужному, на сей раз правильно выбирает цель и уже оттягивает оружие, не порезавшись об острые края. Мастер Пресекающий даже пугается: не приведи магистры, на сей раз снаряд улетит в положенном направлении, а этого никак нельзя допустить. В Мире должно быть что-то постоянное, например, плохая стрельба капитана Фуфлоса, почему бы и нет. Никем не замеченный, он высовывается из-за машины и очень быстро, еще быстрее, чем летит снаряд, успевает изменить свойства каменной поверхности, на мгновение сделав ее упруго-пружинящей. А потом, поддавшись какому-то совершенно не свойственному ему шкодливому настроению, слегка меняет обратную траекторию шара, что не умаляет его взрывательных свойств. В дополнении ко грохоту взрыва раздается такой вопль, что в соседнем доме из открытого окна начинают сыпаться мелкие мозаичные стеклышки. Генерал Бубута вопит на одной ноте, держась руками за то место, которое столь часто поминает в своих тирадах. Форму на нем прожгло насквозь, и Мастер Пресекающий успевает вспомнить закон парных случаев и подивиться злокозненности судьбы. Почему этот закон для него должен был сработать в области голых мужских задниц сомнительной эстетической ценности? Он снимает защитную перчатку и выпрямляется, возникнув за амобилером так внезапно, словно пришел Темным Путем. Испепеляет удирающую куклу, о которой бравая полиция, разумеется, успела забыть. До кукол ли им тут, с такими начальственными переживаниями. Генерал Бубута умолкает, багровеет лицом, но молчит. Общеизвестное занудство сэра Шурфа, а также его Перчатки Смерти не вызывают у бравого генерала никакого желания обратить на себя внимание их владельца. Штатная Истина наклоняет голову в едва заметном издевательски-вежливом поклоне и покидает перекресток, опасаясь, что если не уйдет, то через пару минут генерал Бубута просто взорвется от невысказанных эмоций. Остается только догнать и убить оставшихся кукол, ну и, само собой, выслушать от начальства похвалу за быстроту действий, а то, мол, камры-то хочется уже давно. Сэр Шурф пересказывает происшествие с генералом Бубутой, чьи вопли до сих пор вносят оживление в тишину присмиревших улиц, и пережидает общий приступ веселья. Джуффин бросает в его сторону короткий взгляд: – «Развлекаться изволишь?» Мастер Пресекающий на один короткий миг позволяет эмоциям отразиться на лице, изобразив нечто среднее между «а вы как думали?» и «да как вы могли подумать!». Сэр Халли остается доволен. В Управлении сэра Лонли-Локли настигает очередное разочарование этого дня. Леди Блимм восседает на столе, держа задержанного пятками за шею. Да уж, видимо, только личная дружба сэра Халли с сэром Рогро Жиилем и с Его Величеством позволяет держать в тайне истинные «способности» некоторых молодых сотрудников Тайного Сыска столицы. Один рвет игрушки голыми руками, забыв о магии, и теперь чувствует себя героем, пострадавшим ради спокойствия жителей Ехо. Вторая не может вспомнить ни единого способа обезвредить преступника, кроме примитивного физического воздействия. Да этих способов навскидку, если не думать, пара дюжин. И еще дюжина, если подумать. Лонли-Локли недобрым словом поминает ополчившийся на него сегодня закон парных случаев и призывает все свое неистощимое терпение. За обедом выясняется, что, оказывается, сэр Макс поселился в захудалом домишке по соседству с фэтаном не благодаря советам сэра Халли, а вопреки им. Что ж, неплохой способ заставить кого-то плясать под твою дудку, хотя и не новый. Начальство откровенно развлекается, поглядывая на своего самого первого ученика. Читать его мысли он не может уже давно, но с успехом заменяет это многолетними наблюдениями и негласными законами обоюдной игры в загадки. Мастер Пресекающий всеми силами делает вид, что верит во все эти совпадения, и даже изрекает комплимент несравненной интуиции жителей Пустых Земель. Сэр Халли пристально вглядывается в свою кружку, чтобы не рассмеяться. Через несколько дней дверь кабинета Мастера Пресекающего слегка приоткрывается, и по неровному жадному дыханию Лонли-Локли тут же определяет, что за гость к нему пожаловал. Сэр Макс осматривается все с тем же неуемным восторгом, совершенно непонятным, если учесть, что в кабинете нет решительно ничего, способного привлечь внимание: стол, стул и шкаф с необходимыми для работы табличками и документами. Однако Ночное Лицо Почтеннейшего Начальника еще и переводит взгляд на потолок, как будто вычисляет общую площадь помещения, и только после этого смотрит на его хозяина. И улыбается так, будто встретил закадычного друга молодости. Шурф молча ждет, привычно перебирая разные варианты того, что может последовать за таким многообещающим началом. Но, как и всегда, продолжение довольно ординарное: – Джуффин сказал, что Вы можете научить меня прятать вещи в кулаке! Сэр Макс выпаливает это и снова улыбается, как будто ничего веселее элементарного трюка на свете не существует. Ну что же, сэр Халли в своем репертуаре. Играя с новеньким в свою игру, он умудряется перевесить ответственность на других. Иди, мол, мальчик, к доброму дяде Шурфу, он тебя научит. Ну разумеется, не будет же Почтеннейший Начальник вдаваться в тонкости взаимоотношений между Учителем и Учеником. Они с Шурфом и так их знают, а новичку и знать не положено, чтобы голову не забивал. А кому потом придется краснеть, как совсем недавно? Вот-вот. – Я могу объяснить Вам этот прием только в том случае, если Вы сможете мотивировать мне необходимость его освоения. – Мотивировать необходимость? – переспрашивает новенький, видимо, переводя фразу с официального языка на примитивный. – Именно. Лонли-Локли поднимается во весь свой немалый рост: руки в защитных перчатках скрещены на груди, на лице никакого выражения, хотя в глубине души он забавляется – что ему еще остается? – А у меня нет необходимости, – вдруг отвечает сэр Макс. – Я уже переехал, да и никаких громоздких предметов обычно не перетаскиваю. Просто очень мне этот фокус понравился, прямо пальцы чешутся его освоить. Да, такого ответа Шурф не ожидал. Он чуть щурится и смотрит на новичка иным взглядом, тем самым, который позволяет ему не питать особых иллюзий по отношению к окружающим. Почему он не рассмотрел его раньше, при самом первом знакомстве, например? Необъяснимо. Хотя нет – объяснимо. Сэр Макс – воплощенная Истинная Магия, источник силы такой мощи, что Лонли-Локли не уверен, видел ли он вообще в своей жизни что-то подобное. А ведь трудно, пожалуй, назвать хотя бы одного могущественного колдуна современности, с которым он не был бы знаком ну или не встречался бы в силу разных, скажем так, обстоятельств или рабочей необходимости. Да. Смотреть на настоящего сэра Макса – как на полуденное солнце в середине лета. Слепит глаза и еще полыхает потом раскаленным кругом под закрытыми веками. Шурф отводит взгляд, медленно снимает защитные рукавицы, потом убирает в шкатулку Перчатки Смерти. – Что ж, чешущиеся пальцы – лучшая мотивация в обучении магии, – говорит он вслух. – Тренироваться будем вот на этом шкафу, и учтите, сэр Макс, что все поврежденные или исчезнувшие отчеты Вам придется восстанавливать самостоятельно. – Так может их сначала... вынуть? – новичок посмеивается, даже не думая бояться и словно заранее зная, что у него все получится. – При правильном выполнении этого приема содержимое шкафа останется в первозданном виде на своем месте, – ровно отвечает Лонли-Локли. – Следите за моей рукой внимательно.