Прекрасное далёко

Уже на следующий день Лонли-Локли практически жалеет, что спас этого самого сэра Макса. По крайней мере, подумывает начать об этом жалеть, когда Джуффин посылает ему очередной Зов: – «Скажи, сэр Шурф, как с тобой дружить?» Мастер Пресекающий, застигнутый врасплох этим вопросом, молчит почти минуту, формулирует. Потом отзывается: – «Если Вас интересует качественная сторона вопроса, то думаю – сложно. Если Вы имеете в виду методику действия, то я ничем не могу помочь, поскольку никогда не дружил сам с собой». Тут Мастер Пресекающий понимает, что именно сказал, и поправляется. «Я имею в виду не какой-нибудь внутренний конфликт, а то, что я не могу дать каких-либо конкретных рекомендаций». Судя по ощущениям, сэр Халли хохочет на все Управление. Лонли-Локли пережидает веселье начальства и наконец задает тот вопрос, с которого и должен был начать. – «А почему, собственно, вы меня об этом спрашиваете?» – «Видишь ли, небезызвестный тебе сэр Макс осознал, что оказал тебе знак дружеского внимания, а дружить с тобой не умеет. Переживает, между прочим, боится обидеть». Теперь Почтеннейшему Начальнику приходится ждать, пока его ученик справится с изумлением. – «Вы хотите сказать, что у этого парня никогда не было друзей? Да у него на лице написано, что он – душа компании и рад подружиться с любым подвернувшимся под руку охламоном». – «На лице, может быть, и написано, – отчетливо хмыкает в его сознании Джуффин. – Но подружиться он хочет именно с тобой. И я бы на твоем месте от этого не отказывался». Сэра Шурфа берет на короткий миг такая досада, которая заставляет его вспомнить самого себя в молодости. Вот уж чего он никогда не искал, так это общества людей ради этого самого общества. Тем более, общества юных, ничему не обученных, хотя и непозволительно могущественных коллег. – «Как скажете, сэр Халли, – отзывается Шурф деловито. – Я постараюсь оказать ему наиболее понятные для него знаки дружеского расположения». – «С ума сойти», – почему-то грустно отвечает Почтеннейший Начальник и исчезает из сознания. Мастер Пресекающий выходит в сад и присаживается на качели. Сэр Макс хочет с ним подружиться. И даже заручился поддержкой начальства. А сэр Халли и рад стараться. Шурф отталкивается одной ногой и далеко не в первый раз думает, что в своем стремлении разыгрывать старого добродушного весельчака Почтеннейший Начальник переигрывает. Но это привычно и неизбежно. А вот что действительно неприятно, так это тяга новенького к глупым шуточкам в стиле Мелифаро. Лонли-Локли только начал думать об этом сэре Максе с некоторым уважением. Мастер Пресекающий позволяет себе чуть заметно улыбнуться, пока его никто не видит. Шеф, сам того не подозревая (или подозревая?), вложил ему в руки превосходное оружие, позволяющее надолго избавить себя от нелепых шуток нового сотрудника. – «Сэр Мелифаро, могу ли я попросить Вас уделить мне пять минут Вашего внимания?». Дневное Лицо, к счастью, сэра Шурфа в этот момент не видит. А интонации некоторого злорадства в Безмолвной речи безупречно вежливого Лонли-Локли, разумеется, не слышны. Сэр Мелифаро, конечно же, делает именно то, чего от него ждет Мастер Пресекающий. Утверждает, что связался с отцом и вываливает на коллегу ворох самых нелепых сведений, какие только можно себе представить. Лонли-Локли качается на качелях и запоминает. Песни, значит. В полночь. Обмен менкаловыми седлами. Ну от этого придется отказаться: не заводить же менкала ради воспитания сотрудников Тайного Сыска. Самое главное, ему не в чем себя упрекнуть. Информация получена из источника, компетентность которого никто не поставит под сомнение. Ровно как нет никаких сомнений и в том, что после изъявления дружбы в стиле кочевников Пустых земель этот самый сэр Макс начнет обходить своего коллегу десятой дорогой через ворота Кехервара Завоевателя. Поразмыслив, Мастер Пресекающий решает заменить полночь на полдень, поскольку признает, что имидж Тайного Сыска все же важнее сведения счетов между сотрудниками. И даже важнее личного интереса. Кроме того, окна Дома у Моста зачарованы от громких звуков, а ломать и заново возводить затем защиту сэр Шурф не считает нужным. Потом он напоминает себе, что Ночное лицо вряд ли настолько хорошо разбирается в обычаях своей «родины», так что от изменения времени суток вообще ничего не зависит. Будучи сначала Смертью, а потом Истиной на королевской службе, Лонли-Локли привык привлекать любопытные взгляды горожан и при этом не обращать никакого внимания на самое бесцеремонное разглядывание. Потому, распевая самую безвкусную из знакомых песен, не испытывает дискомфорта, пока на шум не высовывается хозяин дома. И все начинает идти совершенно не так, как планировалось. Во-первых, Мастер Пресекающий умудрился совершенно упустить из виду, что работающий по ночам сотрудник, разумеется, днем отсыпается. Во-вторых, по изумленной физиономии Макса со следом от подушки на щеке тут же становится ясно, что он вообще не в курсе, что у «его» народа существуют какие-либо выражения официальной дружбы. А значит, такая прекрасная затея летит к вурдалакам в задницу. Вместо того, чтобы прийти к закономерному выводу о ненормальности своего коллеги и решению держаться от него подальше, Макс втаскивает его в дом, и на лице у него при этом стынет непонятное Лонли-Локли испуганное выражение. Хозяин дома посылает зов в «Сытый скелет», бестолково пытается выяснить, что же случилось, а услышав про долг дружбы, теряется так явно, что Мастер Пресекающий умолкает, заполняя паузу камрой и выпечкой. Макс бормочет что-то про варварские обычаи своей родины, которым он давно не следует. Интересно, как это согласуется с заявлением Джуффина о том, что тот извлек нового сотрудника чуть ли не из кучи менкальего навоза, потому, дескать, он такой странный? Уж договорились бы между собой, кому чего врать. Хотя, конечно, для легковерных горожан это сойдет, плебс любит подобную дешевую романтику. Новенький окончательно умолкает и смотрит на сэра Шурфа со смесью надежды, растерянностью и еще чем-то таким, что невозможно классифицировать. И в этот момент до Мастера Пресекающего доходит немудрящая, как монетка в четверть короны, правда. Этот самый сэр Макс сейчас до полусмерти боится, что обидел его, потому что он вовсе не собирался над ним шутить. Он действительно спрашивал у Джуффина, как ему подружиться со своим коллегой. И уж конечно не знал, что добрый дяденька Джуффин – вовсе не тот человек, который может посоветовать что-нибудь путное, особенно в области дружбы. Насколько известно Лонли-Локли, друзей у Джуффина никогда не водилось, как и у него самого. Лонли-Локли заполняет повисшую паузу какой-то глупостью про уважение к обычаям предков, рассматривая своего визави. «Откуда же ты взялся парень, если вынужден спрашивать, как здесь заводят друзей?» – вот что хочется ему сказать на самом деле. А потом его посещает совсем уж горькая, но справедливая мысль: как он мог решить, что этот могущественный странный мальчик – такой же безмозглый шутник, как баловень Мелифаро? Почему, не раздумывая, приложил к нему ту же мерку? Счастье еще, что Максу не пришло в голову заподозрить за своим безэмоциональным коллегой тягу к запланированным издевательствам. «Впрочем, – думает Лонли-Локли. – Это, наверное, судьба. Если бы не этот невероятно глупый фарс, я бы так и не понял, что происходит на самом деле». Мастер Пресекающий делает попытку улыбнуться, с сочувствием наблюдая за тем, как сэр Макс всячески пытается оградить его от болезненной правды. Теперь бедняга решил, что Лонли-Локли стал жертвой розыгрыша развеселого Дневного Лица, и, судя по всему, явно собирается устроить тому небольшую битву при Укумбийском Архипелаге. Лонли-Локли всеми фибрами души поддерживает это несомненно благое намерение, прощается, выходит из крохотного дома, добрую половину которого занимают до безобразия перекормленные коты, и идет пешком. Он проходит сквозь расступающуюся толпу на набережной, поднимается на Гребень Ехо, сидит на низкой кованой скамейке в садах Левобережья и напряженно размышляет. Он бы тоже с удовольствием спросил бы кого-нибудь, как ему дружить с этим странным сэром Максом. И должен ли он с ним дружить вообще? И захочется ли им дружить? И вообще как это – дружить? Но Мастеру Пресекающему, одному из самых грозных колдунов Угуланда, некому задать таких вопросов. И неоткуда получить ответы, пусть даже самые глупые. Поэтому он возвращается к дому сэра Макса за амобилером, накладывая на себя заклинание невидимости. Иначе, зная собственное везение, он обязательно повстречается с коллегой, и тогда придется отвечать на его неизбежные недоуменные вопросы. А Мастер Пресекающий вовсе не готов признаться в том, что неясная перспектива дружбы взволновала его до того, что пришлось успокаиваться длительными пешими прогулками. Он едет долго, почти не замечая дороги, размеренно дышит на двенадцать и так и не может выбрать какую-нибудь внятную линию поведения. Остается только уповать на судьбу. Судьба, как истинная леди, весьма непредсказуема. Следующее утро начинается с того, что в его кабинет врывается Меламори, привнеся в столь плодотворные для работы утренние часы сумятицу, всхлипы, возмущение и запах не по-женски крепкого табака. Мастер Преследования размазывает по щекам злые слезы, рычит, рявкает что-то невнятное и со всей силы лупит кулаком в стену. Лонли-Локли решает, что такое проявление эмоций в его кабинете все же требует выражения определенного интереса. – Что случилось, леди? Меламори смотрит на него почти враждебно и молчит, как провинившийся ребенок, не желающий признаваться в содеянном. Шурф отворачивается, набивает для нее одну из своих трубок и протягивает. – Принято считать, что кружка камры действует успокаивающе. По-моему, ни один из компонентов этого напитка не имеет седативных свойств, но я могу послать Зов в «Обжору», и мы можем выпить камры... здесь. От неожиданности Меламори перестает давиться злыми слезами, едва не роняет трубку и смотрит на коллегу во все глаза: общеизвестно, что в кабинете Лонли-Локли запрещено употреблять еду и напитки. Для всего этого вполне подходит рабочее место Почтеннейшего Начальника. Джуффин, конечно, иногда возмущается для вида, но поскольку сотрудники Тайного Сыска считают обед на рабочем месте чем-то вроде расширенного совещания, выхода у него нет. – Я смотрю, незабвенная, Вы уже успокоились, так что надобность в распитии камры отпала, – в голосе Шурфа отчетливо звучит облегчение. – Нет уж, обещал угостить леди – значит, угощай. Когда еще я смогу выпить камры в твоем кабинете? – Меламори косится на него, еще не улыбается, но уже хотя бы не кричит и не рычит. Мастер Пресекающий посылает Зов в «Обжору», уточняет, куда именно доставить заказ, и приглашающе показывает на ковер. – Так что случилось? Меламори усаживается, долго поправляет полу лоохи, вздыхает, отворачивается, смотрит в окно, потом разглядывает книги на полках и наконец отвечает: – Я встала на его след. – Не вижу ничего шокирующего в этом обстоятельстве, – с легким недоумением отвечает Мастер Пресекающий. – В этом и заключается Ваша работа, разве нет? – На след Макса. Шурф вспоминает, как, только начав работать в Сыске, эта маленькая леди пыталась отточить свой дар на коллегах. И Джуффин, и он сам тогда отделались довольно легко, но Лонли-Локли хорошо знает, как именно Мастер Преследования действует на свою жертву. Шурф складывает воедино странное поведение Меламори и то, что она ему сказала. Делает несколько ритмичных вдохов и выдохов, размышляя о том, что все-таки Макс довольно могущественный колдун, а значит, остается надежда, что все обошлось без непоправимых последствий. – Надеюсь, леди, ваша невинная жертва хотя бы осталась жива? Льда в его голосе с избытком хватит, чтобы заморозить весь Дом у Моста вместе с подземными ходами. – Невинная жертва! – рявкает Меламори с возмущением. – Да он даже не почесался! Радовался жизни, спрашивал меня, как дела, и шутил! Представляешь? Мастер Пресекающий ощущает явное облегчение, однако его негодование по поводу явного превышения служебных полномочий никуда не делось. – Нет, не представляю. Я на его месте был бы крайне недоволен таким поведением своей коллеги. Меламори во все глаза смотрит на Лонли-Локли и вдруг издает нервный смешок. – Так это ты, сэр Шурф. А он даже не заметил этого, ты понимаешь? Лонли-Локли размышляет о том, нужно ли поделиться с леди своими размышлениями о новом сотруднике, и решает, что не стоит. Она и так слишком уж много внимания уделяет Ночному Лицу, а рассчитывать на разумность ее поведения, увы, не приходится. – Какой бы ни была его реакция, леди Меламори, я бы не советовал Вам в будущем экспериментировать подобным образом. Он поднимается, открывает дверь и забирает у курьера поднос с кувшином камры. Сам наливает ее в кружку и подает. Меламори вздыхает, делает глоток и отставляет кружку в сторону. – Даже камры не хочется, представляешь? Даже в твоем кабинете. – Я тоже считаю, что это не самое подходящее место для еды и питья, – одобрительно кивает головой Лонли-Локли. Меламори фыркает в кружку, все-таки допивает камру и поднимается. – Как я теперь буду ему в глаза смотреть? Я его боюсь, Шурф. – Не стоит, леди, особенно если учесть, что он, кажется, не прочь познакомиться с Вами поближе. Меламори вздыхает и закусывает губу. – Это-то меня и пугает. – Я понимаю, – внезапно для себя говорит Лонли-Локли. – И отмечает про себя, что это не фигура речи: он действительно понимает. Единственная леди Тайного Сыска благодарит его кивком и выходит, тихонько притворив дверь и даже прихватив с собой грязную кружку. Мастер Пресекающий решает, что если уж работать ему не дают, стоит прогуляться по Управлению. Потом признается себе, что на самом деле хочет узнать, чем же все-таки кончилось дело и не нужна ли кому-нибудь его помощь. То есть Меламори, конечно, утверждает, что ее невольная жертва в полнейшем порядке, однако леди явно пребывает в некоторой экзальтации, то есть лучше все проверить самому. В Зале Общей работы обнаруживается сэр Кофа с газетой, кувшином камры и какими-то деликатесными штучками в хрустящих ажурных бумажных обертках. Бывший Генерал Полиции Ехо умудряется делать все невероятно заразительно, вот и сейчас он так аппетитно смакует напиток, что сэр Шурф понимает, что тоже хочет есть и пить. К счастью, скупость не относится к многочисленным достоинствам сэра Кофы: он замечает коллегу, делает приглашающий жест рукой, наливает горячей камры и придвигает несколько неведомых штучек. – Попробуй, сэр Шурф. В «Сытом скелете» новый повар, говорят, его бабка из ташерцев. Некоторое время оба сосредоточенно и молча жуют, потом приходят к выводу, что все-таки в Ехо всех ташерских специй не достать, поэтому перца пожалуй что многовато, а вот тертой коры дерева илххи, придающей пикантную кислинку, повар пожалел. Мастер Пресекающий понимает, что сама собой их застольная беседа на нужную ему тему не перейдет, поскольку сэр Кофа предпочтет кулинарный диспут любому другому. Поэтому ему приходится заняться тем, к чему он обычно совершенно не склонен, а именно – начать сплетничать о коллегах: – Говорят, Меламори пыталась встать на след нашего новенького. Судя по острому взгляду, который бросает на него Мастер Кушающий-Слушающий, Шурф не слишком преуспел в скучающе-небрежной интонации, которую вежливые люди используют, чтобы обсудить что-нибудь в меру благопристойное во время обеда. – Я слышал, что на след она встала, вот только у нее ничего не вышло, – все-таки отвечает Кофа, и Лонли-Локли делает закономерный вывод, что тому тоже интересно произошедшее. – То есть на него вообще не подействовала сила Мастера Преследования? Кофа бросает на своего собеседника очередной пронзительный взгляд и лезет за трубкой. В свое время сэр Кофа Йох немало побегал за Безумным Рыбником, но ни догнать, ни поймать так и не смог. Вероятно, к счастью. Теперь они относятся друг к другу с теплым уважением хороших врагов, каждый из которых весьма неплохо знает другого. – Сэр Шурф, ну деталей я не знаю, барышня наша к тебе бегает горестями делиться, а не ко мне, – усмехается Кофа. – Однако я все-таки послал зов Джуффину, и тот сообщил мне, что все в порядке. Кажется, его эта история изрядно развлекла. – Не сомневаюсь, – флегматично кивает Лонли-Локли. «А вы еще более любопытны, чем я думал, сэр Кофа», – думает он про себя. Мастер Слышащий со вкусом затягивается, лукаво косится на своего собеседника. – Не только тебе интересно, откуда на наши головы свалился этот мальчик. Сэр Шурф молчаливо соглашается. Жаль только, что ответ на данный вопрос не услышишь в трактирных сплетнях и не вычитаешь в Университетской библиотеке. – Спасибо за камру, Кофа, – Лонли-Локли вежливо кивает и поднимается. – Не за что, – кивает Кофа, а потом добавляет. – Иногда мне кажется, что Джуффин притащил его сюда, чтобы нам не было скучно. Лонли-Локли смотрит на своего собеседника с некоторым интересом. По его мнению, скучной их работу назвать довольно сложно даже в Конце Года, когда приходится заниматься нескончаемой бюрократической волокитой. Он решает все же спросить, что именно Мастер Слушающий имеет в виду, но не успевает ничего сказать, потому что из коридора доносится невероятной силы вопль: – Пощади меня, о грозный сэр Макс, изрыгающий смерть из недр огнедышащей пасти! Кофа хохочет, закрывая лицо газетой, потом задирает голову, глядя на стоящего рядом высоченного коллегу: – Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? – Я понимаю, что в Тайном Сыске и раньше не было скучно, а теперь он вовсе похож на низкопробный бродячий цирк, – недовольно цедит не выносящий шума и криков Лонли-Локли. – Ну-ну, коллега, уж больно ты суров. Кофа поднимается, бросает на стол газету, несколькими движениями ладоней меняет лицо и направляется к выходу. «Зато некоторым этот гвалт явно доставляет удовольствие», – нарочито отчетливо думает Шурф. – Исключительное, но дела, увы, зовут, – отвечает сэр Кофа с непередаваемой серьезностью и исчезает в коридоре. Лонли-Локли еще почти минуту слушает вопли Мелифаро, разносящиеся по Управлению. Судя по топоту ног, доблестная полиция Ехо решила, что им невероятно повезло, и работу начали доставлять непосредственно в Дом у Моста. Наконец Мастер Пресекающий не выдерживает и выглядывает в коридор. Мелифаро паясничает вовсю, а новенький пытается натянуть улыбку на не слишком слушающееся его лицо. Шурф искренне сочувствует этому самому сэру Максу: когда в твоем распоряжении имеется превосходное эффективное оружие, иногда бывает очень сложно не пустить его в ход. Но служащий Тайного Сыска не может позволить себе нарушать закон. К сожалению. Кажется, сходные мысли посещают и новоиспеченное Ночное лицо: он влетает в их половину Управления с такой скоростью, будто идет по следу, и незамедлительно осведомляется, что с ним будет в случае убийства коллеги. Мастер Пресекающий с известной долей сочувствия объясняет ему тонкости судопроизводства Соединенного Королевства, хотя больше всего ему хочется сказать, что если уж он сам за столько лет не изыскал достойной лазейки, чтобы избавить Тайный Сыск от этого колористического кошмара, то новенькому, не отягощающему свой разум изучением законов, это тем более вряд ли удастся. К тому же Лонли-Локли все-таки считает, что, будучи одним из первых работников этой организации, он не имеет права дискредитировать ее в глазах молодых сотрудников подобными высказываниями, поэтому ограничивается некоторым осуждением в адрес Мелифаро. Сэр Макс еще какое-то время плюется ядом, к счастью, в фигуральном смысле, потом просит исключить из Белого Списка тех полицейских, что высыпали в коридор наслаждаться спектаклем, а потом столь же молниеносно исчезает из Управления – мириться со своей дневной половиной. Лонли-Локли возвращается в кабинет с твердым намерением отгородиться его стенами от удручающе шумных коллег, постоянно занимающихся какими-то детскими играми вместо работы. Несколько дней он вполне успешно реализует это благое намерение, избегая шумных сборищ и так называемых «совещаний во время обеда». В Ехо, к счастью, ничего особенного не происходит, так что Тайный Сыск даже начинает расследовать какие-то убийства, которые по всем параметрам подпадают под ведомство Генерала Полиции. Впрочем, Мастер Пресекающий вполне понимает логику сэра Халли – подчиненным, особенно таким беспокойным, нужно непременно придумывать задания, иначе они, пожалуй, Дом у Моста с Хуроном сравняют исключительно от скуки. Хотя Джуффин и сам с удовольствием принимается за это дело, патетически заявляя, что оставляет на сэра Лонли-Локли Управление. Можно подумать, что без этого предупреждения Шурф вывесит на дверь табличку «Все ушли на ташерские пляжи Темным Путем» и станет злостно предаваться безделью. Под вечер, разобравшись с чередой мелких, но необходимых дел, Лонли-Локли ощущает нарастающую тревогу. Он привык доверять своим инстинктам – всегда лучше перестраховаться, верно? Но сейчас никак не может понять, какого рода опасность может ему грозить. Все то же неясное ощущение вытягивает его из кабинета и заставляет спускаться вниз. Это не похоже на заклинание Призыва, не похоже вообще ни на что, собственно, никакого магического воздействия нет вообще, это Мастер Пресекающий проверяет сразу. А проверив, решает покориться судьбе. Судьба приводит его в одну из уборных, из которой доносится шумный плеск. Штатная Истина королевства, чувствуя себя крайне неловко, осторожно заглядывает в помещение. Не хватало еще, чтобы по Управлению гуляла какая-нибудь очередная байка про его пристрастие к подглядыванию в сортирах. Впрочем, по сравнению со всеми прочими байками, которые про него уже ходят, эта может показаться вполне невинной. Отчасти успокоив себя таким образом, Шурф все-таки заходит в помещение, едва освещенное слабо синеющим шаром, и видит сэра Макса. Тот уткнулся лбом в стену над ревущим краном и вздрагивает, время от времени пытаясь то ли умыться, то ли утопиться в раковине. Несколько минут Лонли-Локли созерцает его напряженную спину в Мантии Смерти, потом подходит ближе и даже не спрашивает, а утверждает: – Что-то случилось. Макс шмыгает носом, последний раз плещет себе в лицо и поворачивается. Он без тюрбана, волосы вокруг лица потемнели от воды, мантия перекошена набок и такая мокрая, словно в ней ныряли в бассейн. На кончиках ресниц повисли капли, и Лонли-Локли понимает, что новенький плакал. В целом, он не испытывает никакой тяги к вытиранию сопливого носа последнему приобретению начальства, однако взмахом руки высушивает мантию и подает сухое чистое полотенце из лежащей рядом стопки. Макс крутит полотенце в руках, словно забыл, как применяется этот полезный в хозяйстве предмет, усмехается, глядит на Шурфа с каким-то жалким подобием вызова и говорит: – Я только что убил человека. Голос у него надтреснутый и охрипший, а интонация примерно такая, какая бывает у послушников, силящихся доказать, что уже достойны стать Младшими Магистрами. «Он боится, что я буду смеяться над ним», – вдруг осознает Мастер Пресекающий. На его бесстрастном лице, как и всегда, не мелькает даже тени улыбки. Он кивает и очень серьезно и тихо спрашивает: – Вы убили безвинного человека? – Нет, – говорит Макс, морщится и сглатывает. – Я должен был его убить, и он теперь никого больше не убьет, но... я убил человека. «В первый раз», – договаривает про себя Лонли-Локли. Ну да, весьма подходящая деталь биографии для варвара из Пустых земель, где дети учатся владеть оружием с того самого момента, как оказываются способны его поднять. – Если Вы поступили правильно, значит не за что упрекать себя, – спокойно говорит Шурф. Он возвышается над своим коллегой, сложив руки на груди, и на самом деле не слишком понимает, как именно должен себя вести. Утешать? Уйти? – Все равно это ужасно: знать, что убил человека. К счастью, у сэра Макса хватает ума и деликатности не добавить что-нибудь вроде «впрочем, для Вас это смешно звучит» или «ну Вам-то меня не понять», хотя Лонли-Локли подсознательно ждет от него именно такой реакции. И даже готов объяснить, что убийство и казнь по закону весьма отличаются друг от друга. Тем более, что он сам очень давно не испытывает угрызений совести при мысли об отнятии чьей-то жизни. Что, конечно же, не слишком удивительно, если учесть его прошлое. И тут сэра Шурфа посещает догадка сродни наитию: в понимании новенького ценность человеческой жизни куда более важна, нежели в понимании кого-либо из угуландцев. По позвоночнику снова пробегает холодок, как в первый день знакомства с этим странным парнем. – Я думаю, что понимаю ваши чувства, сэр Макс, – говорит наконец Лонли-Локли после затянувшейся паузы. – По крайней мере, я могу попытаться их понять. Макс кивает и вдруг утыкается лбом в идеальные складки белоснежного лоохи на его левом плече. Шурф замирает, даже, кажется, не дышит. Хочет сказать от неловкости что-то вроде того, что всегда считал, что вытираться полотенцем удобнее, чем чужой одеждой, но молчит. К счастью, молчит. Потом, набравшись решимости, сжимает плечо новенького рукой в защитной рукавице, не зная, как еще проявить сочувствие. Макс приходит в себя быстро – улыбается виноватой благодарной улыбкой, вытирается и выскакивает из уборной первым. Когда Лонли-Локли поднимается в Управление, все его коллеги уже сидят за столом, а сэр Халли как раз ищет штатную Истину. – Вы еще не нашли этого убийцу? – справляется Шурф, садясь за стол. Коллеги начинают хохотать как одержимые, и из этого хохота Мастер Пресекающий понимает, из-за чьей отнятой жизни сейчас рыдал один из сотрудников Тайного Сыска. Воистину, его нелепейшая догадка о глубине базовых этических отличий, кажется, подтверждается. Из общего смеха, больше похожего на коллективную истерику, и невнятных возгласов Лонли-Локли все-таки составляет картину происшедшего и искренне изумляется: – Макс, но почему Вы сделали это сами, да еще и столь примитивным способом? «И Вам не пришлось бы так мучиться после содеянного», добавляет он про себя, радуясь, что новенький не читает мысли так же легко, как Кофа. Впрочем, Макс, кажется, понимает это невысказанное и коротко усмехается. – А я очень кровожадный. Иногда прямо не могу удержаться. – Но это же очень плохо! – с искренней тревогой говорит Лонли-Локли. Макс изумленно вздергивает бровь, пытаясь понять, что на самом деле имеется в виду. – Если позволите, я покажу вам несколько упражнений, помогающих сохранению внутреннего спокойствия. «Потому что Ваша должность предполагает, что время от времени Вам все-таки придется убивать, сэр Макс», – договаривает Шурф на Безмолвной речи. Смерть на королевской службе вскидывает на Лонли-Локли прямой и тревожный взгляд. Глаза у него сейчас темные, как грозовое небо над Хуроном, и такие же беспокойные. – Спасибо, Шурф. Мне бы это действительно не помешало. «Хотя мне хотелось бы, чтобы Вы ошибались». – «Поверьте, Макс, мне тоже». – Я потом расскажу Вам все, что случилось, – говорит вслух новичок, разбивая готовую повиснуть паузу. – По крайней мере, то, что смогу. – Если это имеет отношение к тайне, то лучше не надо, – вежливо отказывается Лонли-Локли. – Поскольку разглашенная тайна оскорбляет истину. Однако правда состоит в том, что эту тайну штатной Истине хочется разгадать самому. Хотя какое-то смутное предчувствие подсказывает ему, что есть тайны, которые лучше оставлять вообще неразгаданными. Шурф гонит это предчувствие прочь и наливает себе камры.