Майкрофт удивленно посмотрел на Грегори.
Впервые в жизни его встречали с улыбкой. Чаще всего, первое лицо, которое он видел после пробуждения, это было мрачное и каменное лицо дворецкого, который приходил доложить Майкрофту о том, что завтрак готов и пора бы спуститься.
А когда он приходил к Шерлоку, он обязательно видел кривоватую усмешку на губах молодого человека, сквозь которую светился люфт безмолвного соперничества и надменности, смешанной с ядреной порцией крепкой насмешки.
Но вот улыбок… Улыбок, настолько широких и искренних он не видел давно. Нет, конечно он видел встречи обычных людей, мимолетом, и наблюдал эти счастливые, полные веры в «прекрасное завтра», улыбки. Искренние, счастливые, неосторожные. Майкрофту было трудно понять и принять это, но он искренне завидовал этим людям, которые могут широко и не задумываясь улыбаться. Или в моменты истинного счастья одаривать этой самой улыбкой даже незнакомцев, которые идут по улице, рассматривая асфальт у себя под ногами.
Обычным людям не нужно прятать эмоции, не нужно учиться тысяче и одной «вежливо сухой» улыбке, рукопожатиям. Они просто живут. Просто радуются, расстраиваются, плачут, смеются, падают, поднимаются, взлетают и разбиваются вдребезги. Жизнь идет своим чередом.
А Майкрофт завидовал тому, что он не мог быть настолько неосторожным. Что он не мог засмеяться, когда ему было смешно, или просто улыбнуться своим мыслям, отчего эти самые мысли разбегались, как мыши от резкого звука.
А улыбка Грегори была самая что ни на есть настоящая. Широкая, открывающая два ряда, слегка пожелтевших от бешеной дозы табака и кофе, зубов, и мелкие морщинки вокруг глаз, которые тоже слегка прикрылись. И Майкрофт неожиданно для себя осознал, что слегка, совсем незаметно, прикусил свою нижнюю губу, оцарапав ее своими зубами.
— Ваша улыбка пугает меня, инспектор, — Майкрофт слегка подался вперед, окидывая Грегори обеспокоенным взглядом. Все таки его эмоции находятся под замком. Талант не пропал.
Грегори вдруг, словно очнувшись, сменил выражение лица на более сухое, и, прислонившись плечом к косяку входной двери, уставился на Майкрофта.
— Ваше лицо меня забавляет, Холмс. Зачем вы пришли? Хотя знаете, меня это не интересует. Уходите, — и он попытался закрыть перед Майкрофтом дверь. Но как мы знаем, сэру Англии не нужно было приглашение, чтобы заходить в дома, а потому уже на середине реплики Грегори он прошел через большую гостиную и уселся в кресло. После он извлек конверт из внутреннего кармана пиджака и бросил его на кофейный столик. Конверт с громким стуком упал на поверхность, а Грегори от этого стука лишь вздрогнул, словно мимо его уха только что пролетела пуля. Майкрофт заметил это, но не стал заострять на этом внимание. Грегори зарыл дверь и, резко развернувшись, посмотрел сначала на мужчину, а потом на конверт.
— И что это?
— Без понятия, инспектор. Нашел утром на столе, -пожал плечами Майкрофт, а Грегори затуманенным взглядом смотрел на него, словно углубившись в себя. Глаза, хоть и были слегка мутноватыми, бегали по одежде Майкрофта, изучая.
Серый с голубым оттенком костюм. Как всегда — тройка. В маленьком нагрудном кармане на жилете — часы с цепочкой, на шее черный галстук, прикрытый воротничком белой рубашки. Безупречно. Идеально. Выверено.
Грегори ухмыльнулся, вспоминая в чем он. Длинные черные штаны, заляпанные пятнами и растянутая донельзя футболка. Поверху — махровый халат с не вынутым поясом, который, будучи раза в 2 длиннее с левого края, волочился по полу.
Идеальность и неряшество. Строгость и распущенность. Холодность и эмпатия.
Они явно не соответствовали друг другу, но ни первый, не второй отступать не собирался, а потому Грегори уселся на диван и, оперевшись одной рукой на подлокотник, второй взял конверт, повертев его в руках.
— Как думаете, что там? — задумчиво протянул Грегори.
— Без понятия, — повторил Майкрофт скучающим голосом, хотя ему, не меньше Грегори, было интересно, что внутри.
Грегори потряс конверт с одного края, заставив предмет чуть съехать вниз, и начал отрывать с одной стороны полоску белой бумаги.
Майкрофт поморщился: обычно он использовал специальный нож для вскрытия конвертов, но…
— Не возмущайтесь. У меня его нет, — словно прочитав мысли Майкрофта задумчиво произнес инспектор и, заглянув в конверт, запустил туда руку.
Он извлек из конверта… коричневую записную книжку, сильно потертую, с золотистыми металлическими уголками на обложке, тоже сильно потертыми и поцарапанными, перетянутую бечевой и завязанную на хитроумный узел, которого Майкрофт раньше не видел.
— Что это? — нахмурился Майкрофт. Как не странно, эти уголки казались ему знакомыми, только где он видел их — он не мог вспомнить, хотя ответ, в одно которое слово, так и вертелся на языке, — Грегори, вы…
Грегори молча уставился на книжку, провел по ней пальцами. Лицо его выглядело до ужаса… изумленным. Пробежавшись пальцами по бечеве, он ухватился за узел и аккуратно потрогал его.
— Папа, — тихо сорвалось с его губ и он удивленно посмотрел на Майкрофта, лицо которого так же вытянулось от изумления.
Роджерс? Эрл Роджерс? Но как. Он же умер в 2010 году, как…
— Майкрофт, откуда это у тебя? Откуда? -одними губами произнес Грегори, забывая обо всех формальностях и впиваясь глазами в глаза Майкрофта, заставляя того слегка поежиться — глаза Грегори казались черными и даже слегка напуганными.
— Я же объяснил…- попытался сказать Майкрофт.
— Ты хочешь сказать, что Эрл Роджерс прислал нам свою записную книжку с того света?! Черт тебя бы драл… — проговорил Грегори, повышая тон, — И ты хочешь сказать, что ты не знаешь этот узел и не знаешь, как его развязать?
— Нет. Такого узла я не видел. Возможно при ближайшем рассмотрении… Дай, — он протянул руку к Грегори, но тот не спешил отдавать книжку, глядя на Майкрофта, и тот подчинился, — Пожалуйста.
Грегори без колебании отдал книжку и Майкрофт попытался потянуть за один из концов, отчего узел только туже затянулся.
— Нет, я определенно не видел ничего подобного, — Майкрофт отдал книжку Грегори, который будто просиял, — Почему ты так сияешь?
Майкрофту было трудно признать, что он чего-то не знает, тем более такой мелочи, как устроен этот узел и как его развязать.
— Мы с папой придумали этот узел, когда мне было пять лет. Мы завязывали так мне шнурки, чтобы никто не мог их мне развязать… Смотри.
Он, с лицом как у маленького ребенка, улыбаясь во все 32, наклонился к Майкрофту. Просунув мизинец под узел, пройдя несколько скреплений, он подцепил какую-то небольшую петельку, слегка потянул… и узел сам собой распался на три свободно висящих конца.
— Ага! Я так и знал, Майкрофт, что папа этого тебе не показывал! Я знал, что ты не можешь быть на него так похож! — засмеялся Грегори, а Майкрофт с легко читающейся нежностью на своем лице смотрел на Грегори, так по-детски радуясь тому, что Грегори считает себя победителем. Да он и был им. Сегодня.
Грегори открыл записную книжку и с удивлением уставился на сложенный вдвое, единственный лист. Остальные листы из блока были вырваны, и вырывались с особой силой и явно в плохом настроении.
На листе ровным угловатым почерком значилось «Грегори Роджерсу».
Грегори отложил обложку и, взяв листик в дрожащие руки, развернул его, впиваясь глазами в сильносъезжающие строчки, написанные мелким почерком.
***
26 августа 2010 года
15.13. по местному времени.
Амстердам.
Нидерланды.
Сегодня мне наконец поставили диагноз. К сожалению, он вовсе неутешительный — рак головного мозга. Кто бы мог подумать, что мой лучший друг и лучший помощник откажет так скоро. Мне всего лишь 47, а я уже умираю. Точнее уже умер — 4 стадия мультиформной опухоли. 7,5 дюймов, которые не поддаются лечению, даже оперативному из-за возможности кровотечения. Остался месяц. Я уже не вижу правым глазом, а поле зрения в левом уже становится все меньше и меньше. Все больше я сижу в кресле и думаю о своей жизни. Все таки я был неплохим человеком, но все-таки тяжело принять то, что ты умираешь и умираешь один.
Моя жизнь была полна всего. Взлетов, падений, работы, радостей, депрессий… Всего было много. Были и талантливые ученики, такие как Майкрофт Холмс. Я пару раз слышал о нем. Все складывается так, как я и думал. Я успел спасти этого разгильдяя от того, чем сам страдаю.
Героин был моей слабостью. Вот так мне слабость и отплатила — смертью в 47. Завтра я улетаю в Англию, в свой дом, где меня и найдет моя сиделка, где меня похоронят. Я знаю, что никто не придет на мои похороны. Может быть Эмилия с мужем. Может Майкрофт.
Я жалею в своей жизни только о двух вещах: что не смог бросить иглу и что бросил моего Грегори.
С 1989 года, только я от них ушел, я думал, что теперь семья не будет тащить меня вниз. Что теперь не будет этого маленького мальчика, который требует моего внимания, отвлекая от главного.
Как я был слеп и глуп, отвлекаясь и оставляя то, что на самом деле было главным в моей жизни. А теперь я даже не могу ответить ему на письмо о его помолвке, потому что не хочу его пугать. Как бы я хотел вернуться обратно на 20 лет. Но увы… увы.
С того года я ни на день не переставал думать о своей ошибке, но гордость не позволяла мне вернуться. Моя гордость… Глупая, необоснованная ничем гордыня и напыщенность.
Как я хочу, чтобы Грегори простил меня. Как я хочу его увидеть, но я не смею просить его о том, чтобы он приехал. Он откажет. И я понимаю его. На его бы месте я бы поступил точно так же.
Старый глупец.
После моей смерти я попрошу Аманду сжечь этот дневник. Хотя нет. Я сам его уничтожу, оставив только одну, эту страницу.
Я должен сказать Грегори то, что не успел сказать за 20 лет после его рождения.
*далее шли уже еще более неровные, едва читаемые буквы*
Грегори, мальчик мой. Если ты читаешь это, значит Майкрофт поступил верно и ты вспомнил, как развязывается наш с тобой узел.
Грегори… Мне трудно это писать, но я прошу тебя простить меня. Я знаю, что тебе уже за 30, ты живешь с Эммой в браке… Но скорее всего ты разведешься с ней, потому что я знаю эту девушку. Эмма училась на одном курсе с Майкрофтом и тогда я уже знал, что она из себя представляет. Но не об этом.
Грегори, прости меня. Я знаю, что я опоздал, но…
Никогда не поздно сказать о том, что ты чувствуешь.
Грегори, сын, я тебя люблю. И горжусь всеми твоими достижениями и тем, что ты поступил в полицейскую академию. Твое сердце и честность помогут тебе. Я уверен, из тебя выйдет замечательный старший инспектор.
Прости меня, если ты сможешь.
Прощай.
Эрл Роджерс. 17 сентября 2016 года.
Лондон. Англия.
***
Грегори отложил листок и откинулся на спинку дивана, не мигая глядя в потолок. Майкрофт, заметив такую реакцию инспектора, понимал, что спрашивать не стоит, но все-таки не удержался:
— Можно?
Грегори, который стремительно покраснел, лишь едва заметно кивнул, сильно, до побеления, закусил нижнюю губу.
Майкрофт осторожно взял листик и впился в него глазами, а после посмотрел на Лестрейда. Молчаливые, скупые слезы, смешанные еще и с болью, которую он перенес совсем недавно, застыли в его глазах.
Майкрофт встал и подошел к Грегори.
— Грег, — тихо обратился он к нему, стоя сзади и глядя в полные слез карие глаза.
— Свари кофе, — хрипло ответил Грегори и, поставив локти на свои колени, уронил лицо в ладони, стараясь спрятаться от взгляда Майкрофта.
Мужчина понимающе кивнул и отправится на кухню, предоставляя инспектору время побыть наедине с собой.
Честно говоря, такое трогательное, честное письмо и Майкрофта выбило из колеи, и его защита разрушилась, словно кто-то подул на одуванчик. Он чувствовал, что нужен Грегори, но признает ли это он сам? И признает ли это Майкрофт?
Мужчина решил не забегать вперед, а просто сварить кофе.
Он осмотрелся на кухне. Рядом с плитой стояла грязная большая турка. Но сейчас Майкрофт был не в том состоянии, чтобы брезговать чем-то. Он снял пиджак, галстук и закатал рукава, сразу почувствовав себя более свободно.
Вымыв турку, он сварил две порции крепкого кофе. В холодильнике нашел дешевый, но очень крепкий виски и слегка плеснул его в кружку к Грегори. После, чуть задумавшись, налил и себе. Взяв кружки, он вышел в гостиную, где сидел Грегори, уже чуть успокоившийся.
— Ты как? Вот, — Майкрофт уселся рядом с инспектором и протянул ему кружку, — Только аккуратнее, я туда виски налил.
— Спасибо, сейчас это кстати, — тихо ответил Грегори, замолчав и грея руки о горячую кружку. Сейчас ему было холодно. Очень холодно, как будто его, как два года назад, закрыли в морозилке преступники и только благодаря Шерлоку, который появился вовремя, он выжил, получив сильное переохлаждение. Замерзший, но живой. И он молчал, будто ждал чего-то.
— Что думаешь? — тихо спросил Майкрофт, изучая взглядом дверь и отхлебнув кофе. Поморщился. Переборщил с виски.
— Ничего. Представляешь, сейчас так пусто… Все, во что я верил даже то, что меня не любит отец, но любит Эмма, оказалось ложью. Отец любил, а Эмма… — он тяжело и прерывисто вдохнул, отпив кофе, — Скатился. Сижу и разговариваю со старшим Холмсом «за жизнь» вместо того, чтобы набить ему рожу.
Майкрофт широко улыбнулся, сам не ожидая от себя этого. Посмотрев на Грегори, заметил слабую полу-улыбку на его губах.
— Я тоже хорош. Я! Само правительство, варю кофе какой-то букашке из Скотланд Ярда. Замечательно! — буркнул он. Теперь уже, слабо, но рассмеялся Грегори.
Майкрофт посмотрел на него.
Он явно немного расслабился, хотя взгляд до сих пор оставался напряженным.
— Он был прав? — тихо спросил Холмс.
— На счет чего?
— На счет Эммы. Что у вас произошло? — Холмс слегка наклонил голову влево.
Грегори тяжело вздохнул, будто набираясь смелости, и, прижав указательный и большой палец к глазам, потер их, жмурясь.
— Она мне изменяла. Уже два года, — после паузы произнес он.
— Мда… Выходит он был прав, — Майкрофт отпил кофе, Грегори повторил за ним.
— Угум. Сколько помню его, он всегда был мудрым, хоть и слишком холодным. Всех моих друзей насквозь видел, представляешь. Я когда-то ходил в садик с одним мальчишкой, ну мы и сдружились. А отец запретил мне с ним общаться. Я долго психовал, а потом я услышал, как он рассказывал матери, что он наверняка ввяжется в криминальщину, и наверняка с наркотиками. Я не верил. А после того как папа нас бросил, Дэниел и правда ввязался в эти махинации. Ему было тогда 13. Оказывается, у него отец поставлял героин… И, видимо, папа был его клиентом, — он помолчал, — Знаешь, я сам тогда чуть не попался в сеть.
— Роджерс был далеко не глуп. Ты употреблял?
— Нет. Какими-то путями, всеми уловками я умудрился остаться чистым и выйти из этого дерьма, — усмехнулся Лестрейд.
— Понятно, — протянул Майкрофт, а потом добавил: — Ты простишь его? — Майкрофт не отводил глаз.
Грегори посмотрел в кружку и отпил, зажмурившись, а потом поднял глаза на Майкрофта.
— Знаешь, я думаю что да. Не смотря ни на что, я всегда ждал, что он вернется. Потом я попытался внушить себе, что я его ненавижу, а потом появился ты… Такой похожий. Даже манеры такие же, — он отставил кружку на стол и посмотрел на Майкрофта пристально, — Но сейчас, ты совсем другой. Кто же ты, Холмс?
Мужчина отвел глаза и отпил.
Он не знал что ответить. Зря он пил виски — слишком многое теперь крутилось на языке.
— Ты контролируешь себя… Я знаю. Я вижу это, Майкрофт, — прозвучал голос Грегори рядом с ним и он повернулся. Грегори сидел недалеко от него, сложив ноги по-турецки и рассматривал его, — Вот! Ты снова стал Роджерсом. Холмс! Ты неприлично похож на Роджерса! Даже больше чем его сын! — он рассмеялся и легко пихнул Майкрофта кулаком в плечо, но Майкрофта это жест не растопил и Грегори это почуял.
Он, так же как и Джон Ватсон, чувствовал. Он не знал, не читал. Он просто чувствовал.
Грегори вздохнул.
— Майкрофт, я знаю, что таким людям как ты очень тяжело…
— Вовсе нет! Намного проще жить без эмоций, не пропуская эту всю ерунду через себя. Это отвлекает! — возразил Холмс, допивая остатки кофе, в котором виски было чуть больше, так как жидкость немного осела на дне.
— Ты говоришь как мой отец, Май, — ответил ему Грегори. Майкрофт удивленно вскинул брови: никто и никогда не сокращал его имя так, да и Майкрофт бы не позволил. А такое сокращение звучало даже… органично. Грегори продолжил:
— Но кто ты? Кто ты, Майкрофт. Что ты прячешь?
Внезапно Майкрофт осознал, что на Грегори так действует виски, с которым он явно переборщил. Грегори пристально посмотрел ему в глаза.
— Майкрофт Холмс, кто ты?
— Если бы я знал, Грегори… Если бы я знал. Я всю жизнь бегу от себя Я не знаю, кто я. От меня осталась лишь тень… Я неприлично похож на Роджерса. Даже больше,чем он сам. Хорошая фраза, надо запомнить… — Майкрофт опустил голову.
— Не увиливай, — настойчиво произнес Грегори.
— Я не знаю, что тебе ответить, Грег. Я не знаю, кто я…
— Знаешь. Только говорить и признать это боишься, — ухмыльнулся Грегори.
— О Господи, Грег, заткнись! — поморщился Майкрофт. Только приема психолога ему тут не хватало. Хотя… Может действительно не хватало?
— Нет, это ты заткнись и послушай меня, — сказал Грегори и, взял Майкрофта за щеки одной рукой, таким образом, что внутренняя сторона ладони держала ему подбородок мешая говорить. Зрелище было смешным, потому он слегка хрюкнул от смеха, но быстро принял серьезное выражение лица, — Ты это ты. Все мы меняемся, заимствуем что-то у друзей, преподавателей, родителей. По сути, мы смешение в разных пропорциях нашего окружения. Но имея одних и тех же людей в окружении мы разные, потому что только мы сами решаем, какие черты заимствовать, а какие нет. И ты решил взять моего отца в пример, но ты потерял себя, Майкрофт. Сейчас, глядя на тебя вот так, сверху вниз, я вижу тебя настоящего… Ты словно напуган тем, что я так близко, что я прикасаюсь к тебе, — он задумался, — Над тобой издевались, да?
Майкрофт резко убрал руку Грегори и отшатнулся.
— Не надо. Не трогай, — Майкрофт не узнавал себя. Старые воспоминания полились рекой, снова, словно кнутом, полосуя и без того раскромсанное сердце и душу.
— Майкрофт…
— Пожалуйста, не трогай меня, — тихо проговорил он и не понял, как оказался в кольце рук Грегори, который уложил его себе на плечо, баюкая.
— Прости, — тихо проговорил Грегори, а Майкрофт был почти на грани, чтобы все полилось потоком, а потому он молчал, пытаясь собраться снова.
— Все в порядке!
— Май, — Грегори отстранился и посмотрел Майкрофту в глаза.
Майкрофт тихо вздохнул, а Грегори, неожиданно для него, растрепал Майкрофту волосы, вызывая легкую щекотку.
— Ну вот что ты наделал, -зло проговорил Майкрофт, тщетно пытаясь уложить наэлектризованные волосы назад.
Грегори улыбнулся, а потом, взяв Майкрофта за руку, которой он приглаживал волосы, подтянул к себе и, прикрыв глаза, поцеловал.
Ток прошелся по губам и лицу Холмса, заставляя того слегка покраснеть. Он в нерешительности, в испуге смотрел на Грегори, но тот не собирался отстраняться, прижимай Майкрофта к себе ближе. От него не пахло алкоголем, а карие глаза были прикрыты. Губы мягко двигались, требуя ответа, а руки сжали его в объятиях.
И Майкрофт поддался.
Подавшись вперед, он обнял Грега в ответ, неумело, слегка торопливо и слишком жадно отвечая на поцелуй.
— Тише-тише… Повторяй за мной, — проговорил Грегори, оттянув нижнюю губу Майкрофта и заваливая его на спину. Тот подчинился.
Грегори продолжал целовать Майкрофта, а левая рука пробежалась по груди, заставляя тело под жилетом и рубашкой отзываться легкими покалываниями.
Поцелуй набирал обороты, и Грег проник языком в рот Майкрофта, требуя больше, действуя грубо, жадно…
А Майкрофт, растерянный обильностью ласки и нежности, отвечал, пытаясь впитать все в себя, чтобы сохранить этот образ в своей душе.
Грегори стал груб и слишком жаден. Слишком настойчив и теперь эти действия пугали Майкрофта. В груди всплыло чувство беззащитности, которое он испытывал перед Краучем, когда тот выловил его тогда в школе и исполосовал ремнем. Они начали на равных, а теперь Грегори желал подчинить Майкрофта любой ценой.
— Подожди… Подожди, стой! — Майкрофт оттолкнул Грегори и встал.
Он был снова напуган, растрепан и смотрел на Грегори, который смотрел на Холмса пьяно. Кофе заглушил запах алкоголя, а он теперь был явно слышен. Грегори просто хочет оттого что пьян… Чувств нету.
Перед глазами все поплыло, что-то щелкнуло в голове и не осталось ничего, только пустота и тоска.
— Ты пожалеешь… Пожалеешь, если это случиться сейчас, Грегори, — тихо вздохнул Холмс и, накинув пальто, вышел на улицу, под обжигающую прохладу. Увидев за фонарем машину, он нырнул в нее и прошептал, — В загородную резиденцию. Мне снова нужен отдых.
Грегори не попытался остановить Майкрофта. На секунду он поверил в то, что он действительно пожалеет, но после того как дверь за Холмсом закрылась, он уронил тяжелую пьяную голову на подлокотник дивана и уснул, словно ему вкололи в шею лошадиную дозу успокоительного.
